Владимир Фёдорович Власов
Олимпийские игры
Эпиграф
Вода прекрасна на земле
И злато, как огонь, блистающий во мгле,
Средь горной роскоши сияет.
Но если состязанья воспевать
Твой глас, о сердце, призывает, —
Днем не пытайся ты искать
В пустынной области эфира
Теплее солнца звезд других,
И краше Олимпийской наша лира
Пускай не славит игр иных.
Пиндар "Первая Олимпийская ода"
От автора
Когда уже была написана эта книга, со мной произошла история в городе Ниигата, где я работал переводчиком на VII международных соревнованиях по Экидэну района Японского моря, и где я еще раз убедился, что наша жизнь ярче и непредсказуемей самой гениальной фантазии. Я был свидетелем, как наш спортсмен, боровшийся за второе место, потерял сознание и вошел в состояние клинической смерти за 195 метров до финиша. Находясь с ним в машине "скорой помощи", я думал, что большой спорт – это риск, приводящий жизнь человека на грань смерти, ибо, стремясь к победе, человек совершает трансценденцию за черту невозможного, пытаясь стать богом. Так делали древние греки на своих Олимпийских играх, так же ведут себя и наши современные спортсмены.
Говорят, были времена, когда люди за пределами своих физических сил соперничали с богами, и даже иногда наносили им раны в поединках. Возможно, древние боги прокляли нас за это и обрекли на вечные войны. Глядя на спортсмена, которого старались вернуть к жизни японские врачи, я вдруг подумал: "Кто знает? Может быть, этот герой вошел в общение с богами?" И еще я думал о той роли, которую женщина играет в нашем обществе, стараясь не отставать от мужчин даже в спорте. Хорошо ли это? Нужно ли женщине заниматься спортом?
Несколько раз я ездил переводчиком с делегациями по художественной гимнастике в Канадзаву на праздник "Рэнэсанс фую-мацури", где любовался искусством наших гимнасток, и пришел к мнению, что только этот спорт подходит больше всего женщине. Впрочем, это не спорт, а танец, искусство грации и красоты женского тела. В нем нет места мужчинам, так же как не должно его быть женщинам в тяжелой атлетике, классической борьбе, боксе, футболе. И пусть мужчины будут лидерами в спорте, а женщины останутся богинями в искусстве танца. И если нет такого положения вещей, то возникает БОЛЬШАЯ ПРОБЛЕМА.
Только избегая ее, наша жизнь может быть гармоничной, и многое, придуманное не нами, останется на своих местах. Женщины перестанут стремиться стать мужчинами, а мужчины женщинами. Ведь Бог нас создал такими непохожими друг на друга по каким-то своим соображениям, и не всегда следует преодолевать границы недозволенного в нашем физическом мире. Стоит задаться вопросом, почему наше общество последнее время так быстро наполняется гомосексуалистами, лесбиянками, трансвеститами и прочими монстрами вроде "мистер-леди".
Как бы там ни было, но в этой книге я хотел бы изложить свою точку зрения на природу вещей, угадать, откуда мы приобретаем наш характер, и как мы связаны с небом, где боги лепят и обжигают нас подобно горшкам, а все возможные схожести с определенными лицами прошу считать случайными, и не судить меня строго.
Часть первая. (FISIO)
ОЛИМПИЙСКИЙ ДНЕВНИК ОДНОГО МАРАФОНЦА
1. В постели у богини
Болван! Какой же я болван! И как меня угораздило сюда забраться! В постель к олимпийской чемпионке! Где же мои клятвы, что я никогда не спутаюсь ни с одной спортсменкой. Вот так я придерживаюсь своих принципов. И сна нет ни в одном глазу, как же мне дождаться утра, ночь такая длинная. Может быть, тихонько встать и уйти на цыпочках. Но нет. Это невозможно. Она не поймет. А, в конце концов, мне на все наплевать. Подожду еще немного, пока она уснет крепким сном. У входа на стуле я оставил свою одежду, свалил все в кучу, раздевался в темноте, второпях, спешил. Куда, спрашивается, спешил? Сейчас будет трудно разобраться, где что лежит. Ведь и вломился я к ней, когда в гостинице погас свет. Вероятно, грозой выбило где-то трансформатор. Молния блеснула, и враз все потухло. Это я хорошо видел, так как стоял у окна в коридоре около лифта. Молния ударила в землю, и сразу же везде погас свет. А потом громыхнуло, и я пошел по коридору в свой номер, а тут она, видимо, испугалась. Открыла двери и почти силой затащила меня в номер. Нет, конечно, я преувеличиваю, никакой силы не применялось, просто она сказала: "Молодой человек, мне страшно, вы не побудете со мной пару минут?" Эта пара минут растянулась уже на добрые три часа. Какое там, на три, уже на все четыре. Черт, в темноте на циферблате не видно часов. А еще говорят, часы фосфоресцирующие. Делают у нас всякую дрянь. Какой же сейчас час? Не знаю. И зачем я к ней пошел? Спал бы себе в номере сейчас спокойным сном и видел сны, как все нормальные люди. Она, наверное, вдвое старше меня. Говорит, что была чемпионкой Олимпийских игр двенадцать лет назад. Сейчас ей, по-видимому, уже за тридцать. С такой старухой у меня впервые в жизни. Я даже лица ее не рассмотрел в темноте, может быть, уродина, каких еще свет не видывал. Вот уж верно говорят, что в темноте все кошки серы. А сейчас мы лежим оба голые в одной кровати. Чужая женщина, у нее, наверное, и муж есть. Что-то об этом она мне ничего не сказала, хотя я ее и спрашивал. Как-то она ловко ушла от этого разговора. А тело у нее стройное, и мужиков, видимо, у нее перебывало видимо-невидимо. Спит, как ни в чем не бывало, свернулась калачиком, ноги подогнула, ладонь положила под щеку, лежит, ну, совсем как маленькая девчонка. А ноги у нее сильные и длинные, ягодицы упругие. Сразу видно, что каждый день занимается зарядкой. Руки мускулистые, как у мужика, а грудь пышная. Когда она забралась на меня, то мне показалось, что лежу под стальной опорой, так напряглись ее мышцы, а вот груди было приятно сжимать, они мягкие. Искусная в сексе, зажигательная, не то, что мои сверстницы, развалятся, как бревна, и еще чем-то недовольны. Не скажу, что мне с ней не понравилось. Женщина – что надо. Все разнообразие для практики. Но сколько же сейчас времени? И как мне уйти, чтобы она не проснулась. Мне самому не мешало бы выспаться перед стартом. После такой ночки, как пить дать, проиграю. К финишу ноги нальются свинцом, если вообще не сойду с дистанции. Марафон – это не шутка, а бесконечно тянущаяся дорога, и чем ближе подходишь к ее концу, тем меньше остается сил порвать грудью заветную ленточку. Вечером черт дернул меня еще почитать на сон грядущий "Одиссею" Гомера. Ну, как же, попасть в Грецию на Олимпийские игры и не знать Гомера, это же непростительно для нормального человека. Обычно такие книги в стихах навевают на меня только скуку, а тут весь сон как рукой сняло. Завтра побегу по дорожке, ведущей на Олимп. Как это говорят? Все дороги ведут в Рим. Но не все дороги приводят на Олимп. Как же это там было сказано? Ах, вот:
"…Путь к водоемам от стен городских утомительно долог".
Так вот сказав, светлоокая Зевсова дочь полетела
Вновь на Олимп, где обитель свою, говорят, основали
Боги, где ветры не дуют, где дождь не шумит хладоносный,
Где не подъемлет метелей зима, где безоблачный воздух
Легкой лазурью разлит и сладчайшим сияньем проникнут;
Там для богов в несказанных утехах все дни пробегают.
Давши спортсмену совет свой, туда улетела Афина.
Вот что, значит, иметь хорошую память. В такие минуты можно прекращено коротать время. Стоит только вспомнить какой-нибудь отрывок из стихотворения. Интересно, моя ночная подруга похожа на Афину Палладу? Она – тренер. Тренирует нашу сборную по художественной гимнастике. Уж, конечно, для своих девчонок она – Афина Паллада со своими ценными советами. Уверен, что на этих играх одна из ее гимнасток станет чемпионкой мира. Наверняка, ею будет серебряная медалистка. Как же ее фамилия? А вот на фамилии у меня память плохая, парадокс. А зовут ее, кажется, Екатерина. Видел по телевидению ее выступление, такая длинноного-черноокая, ничего себе девочка, симпатичная красотка, но я бы не стал с ней ложиться в одну постель. К тому же, кажется, что она еще несовершеннолетняя. С ней потом греха не оберешься. Зачем мне неприятности? Уж лучше с такой, как эта, по крайней мере, она сама затащила меня в свою постель. Как это там?
Зевса отца посетив на высоком Олимпе, в то время
Дома одна, отдыхая, сидела богиня. Арей, подошедши,
За руку взял и по имени назвал ее, и сказал ей:
"Милая, час благосклонен, пойдем на роскошное ложе;
Муж твой Гефест далеко; он на остров Лемнос удалился,
Верно, к суровым синтийям, наречия грубого людям".
Так он сказал, и на ложе охотно легла с ним Киприда.
Мало-помалу и он, и она усыпились…
И все же меня начинает одолевать сон. Это, наверное, все же от стихов. Вот что значит стихи. Действуют как усыпляющее средство. Сосну-ка часок возле своей Афродиты. Так кто все же она? Афина Паллада или Афродита Киприда? Ладно, утром разберемся. Я даже ее имени не знаю. Нет, кажется, она что-то говорила. Ах да, вспомнил. Ее зовут Татьяна Викторовна. Да, Викторовна, это точно, от слова Виктория – Победа. Значит, она и есть Афина Паллада… Не ошибиться бы… А я, значит, Арей, бог войны… Нужно было ей сказать, что завтра у меня соревнование… Нет, уже сегодня… Набраться бы мне сил перед завтрашней, нет, уже сегодняшней битвой…
"…Спи, ни о чем не тревожась; несносно лежать на постели,
Глаз не смыкая; твои же напасти кончатся скоро",
С сими словами богиня ему затворила дремотой
Очи, потом на Олимп улетела. И всех усладитель
Наших тревог, разрешающий сладко усталые члены,
Сон овладел им…
Какое чудо! Я сплю, даже вижу сон. Что же это за сон такой? Блещет все златом, сребром, янтарями, слоновою костью; Зевс лишь один на Олимпе имеет такую обитель. Что за богатство! Как много всего! С изумленьем смотрю я… Неужели я попал на Олимп? Уму непостижимо! Похоже на декорации в театре. Такой роскоши я в жизни не видел… Что происходит? А-а, понимаю. Сейчас поднимется занавес и начнется спектакль. А что я делаю на сцене? Я же не артист, а спортсмен, и мне нужно завтра выступать за сборную России. Марафон, это вам не шутка в деле. Какая роскошная кровать стоит в конце сцены, покрывало на ней выткано золотыми нитями. Может быть, это и есть кровать Зевса, владыки Олимпа. Надо же такому присниться. Что-то меня колотит. Что это еще за волнение? Боюсь подойти к ней ближе. Такое предчувствие, как будто что-то должно произойти. А, может быть, все же развалиться на ней и хоть раз в жизни почувствовать, как спит сам Зевс, властитель Олимпа. Вот так сон! Во сне вижу, как я сплю. Это получается сон во сне. Присяду-ка я на краешек этой постели. Вот что значит устал. Не нужно мне было входить в комнату той женщины. Ба! Да я вижу, что она и здесь лежит на этой постели. Как я ее раньше не заметил? Неужели у меня все с ней повторится с самого начала? Но нет уж, спасибо! У меня больше нет сил, и так она меня измахратила до потери чувств, выжала, как спелый лимон, всего. Может быть, мне спрятаться за занавеску и со стороны понаблюдать, что будет происходить дальше, если к ней, конечно, кто-то придет. Вот будет забавно наблюдать сцену любви Зевса с Викторией-Победой. Но что это? Открывается занавес? Ах! Поздно уносить ноги… Вдруг сети хитрой Гефеста работы, упав, их схватили с такою силой, что не было средства ни встать им, ни тронуться членом; скоро они убедились, что бегство для них невозможно… Занавес поднялся… Оказывается, все боги Олимпа собрались за ним. Не пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Вот влип в историю.
Спектакль начался, а я, значит, вместо артиста. Нет, мы так не договаривались. Я пытаюсь высвободиться, но напрасно, связан по рукам и ногам. А она еще лежит со мной рядом совсем голая… Скоро и сам, не свершив половины пути, возвратился в дом свой Гефест многоумный, на обе хромающий ноги: Гелиос зоркий его обо всем известить не замедлил. В дом свой вступивши с печалью милого сердца, поспешно двери Гефест отворил… Как я ошибся, думал, что лег на кровать Зевса, развалился, как ненормальный, и попал в ловушку самого Гефеста, а с ним шутки плохи, руки у него все в буграх от мускулов, сразу видно, занимается кузнечным делом, с таким лучше не связываться, не успеешь и глазом моргнуть, как он шею тебе свернет. …и душа в нем наполнилась гневом; громко он начал вопить, чтоб его все услышали боги:
"Дий вседержитель, блаженные, вечные боги, сберитесь
Тяжкообидное, смеха достойное дело увидеть…"
Но они итак уже все собрались, стояли за занавеской и ждали только момента, чтобы я, пинтюх, недоразвитый, уселся на эту проклятую кровать. Видно, решили позабавиться. Скуки ради. Все равно им на своем Олимпе делать нечего. Но мне-то, положим, не до смеха. Хотелось бы увидеть кого-нибудь из них на моем месте…
"Как надо мной, хромоногим, Зевсова дочь Афродита
Гнусно ругается, с грозным Ареем, губительным богом,
Здесь сочетались…"
Так значит, она все же Афродита, а я вначале думал, что она Афина Паллада. Вот влип. Это ж надо такое отмочить, улечься с замужней женщиной и быть застуканным мужем. Со мной такого еще не случалось. Как же выпутаться? А что если мне их обмануть, уверить всех, что это не жена Гефеста, а Виктория-победительница, с которой я лег переспать, чтобы в завтрашних соревнованиях она принесла мне удачу. В конце концов, если они будут настаивать на своем, скажу, что просто ошибся дверью и лег в постель не с той женщиной, я даже ее лица не видел, не разглядел в темноте. Это выход. В этом мое спасение. Итак, буду утверждать, что она Афина Паллада…
"…Конечно, красавец и тверд на ногах он;
Я ж от рождения хром – но моею ль виною? Виновны
В том лишь родители. Горе мне, горе! Зачем я родился?
Вот посмотрите, как оба, обнявшися нежно друг с другом,
Спят на постели моей. Несказанно мне горько то видеть.
Знаю, однако, что так им в другой раз заснуть не удастся;
Сколь ни сильна в них любовь, но, конечно, охота к такому
Сну в них теперь уж пропала…
– Но позвольте! Вы утверждаете, что я лежу здесь с вашей супругой? Но вы в лицо загляните ей, чтоб не ошибиться, – как умея, стал я подыгрывать обманутому мужу, пытаясь попасть в такт его интонации. – Я ж утверждаю, что это не ваша супруга Киприда. Нет ей здесь места. Лежу я с Афиной Палладой.
Боги воззрились на нас, как на новые врата бараны, только во сне им способно такое присниться, чтобы Арей, отрицая так нагло бесстыдство в постели, нос им нахально утер своим замечанием. Мне уж теперь ничего терять не осталось, я ведь и так предстал пред их очи своей наготой, где там, стыдливо просить у них к себе снисхождения, лучше уж сразу боднуть их своими рогами. Тут мне Гефест отвечает с тайной надеждой:
"Воля твоя, посмотрю ей в лицо, если хочешь,
Только запомни, сетей не сниму я доколе,
Не убедюсь, что не спишь ты с моею женою".
Снял покрывало с лица ей Гефест дрожащей рукою, глянул, и враз лицо просияло его, озарилось улыбкой, боги ж все подняли на смех его своей дерзкою шуткой:
Это ты так хранишь верность своей дорогой Афродите?
Как оказаться смогла в постели твоей Афина Паллада?
Или твоя хромота не мешает уж больше твоим похожденьям?
Как отнесешься, ревнивец, теперь ты к своей Афродите,
Если застукаешь вновь ее с нашим бесстрашным Ареем,
Самым быстрейшим из вечных богов, на Олимпе живущих?"
Я же лежать продолжал на постели с богиней Афиной, плотно привязанный к ней золотыми сетями, слушая шутки и смех несказанный богов-олимпийцев, глядя друг на друга, так меж собой рассуждавших: "Как не хромал наш Гефест, но сравнился с Ареем, самым распутным из всех нас богов на Олимпе живущих, вот и в постели его мы женщин находим, там, где должна возлежать золотая Киприда". К Эрмию тут обратившись, сказал Аполлон, сын Зевеса: "Искренне мне отвечай, согласился б ты дома, кроме жены, делить свое ложе с другою богиней, если б тебе довелось, как Гефесту, скрывать все?" Зоркий убийца Аргуса ответствовал так Аполлону: "Если б могло то случиться, о, царь Аполлон-стреловержец, то не позволил бы я поднимать вокруг ложа скандала, чтоб обнаружить в нем спящей другую богиню". Так отвечал он; бессмертные подняли смех несказанный. Но Посейдон не смеялся, чтоб выручить бога Гефеста, так он сказал, к кузнецу обратившись хромому: "Дай им свободу, раскуй их быстрей, и забудем то, что нашли мы в постели твоей ненароком, нам повезло, что богини остались дома, некому будет трепать твое славное имя, мы же все будем молчать, а твоя Афродита будет в неведенье впредь пребывать. Все согласны?" Боги кивками согласие свое подтвердили. С этим согласьем ослабила цепи Гефестова сила. Я и богиня Афина моя того только ждали. Быстро вскочив, улетела богиня на небо, нежно меня одарив приветной улыбкой…
…Зевсова дочь вознеслася к Олимпу,
В дом Эгиоха отца, небожителей к светлому сомну…
Я ж остался один, все как будто пропало в тумане.
В месте, защитном от ветра, я руки умыл и молитвой
Теплой к бессмертным владыкам Олимпа, к богам обратился.
Нежно из сна меня вывели боги Олимпа…
2. Советы богини
Вначале пытаюсь сообразить, где я. Сквозь задвинутые шторки на окне пробивают розовые лучики зари. Значит, гроза прошла, дорога подсохнет, бежать будет легче. Быстро восстанавливаю в памяти отрывки прошлого вечера и ночи. Я и Афина Паллада. Нет, не то. Татьяна Викторовна. Она лежит рядом со мной на спине, лицо ее повернуто в сторону окна. Я вижу мочку ее уха с золотой сережкой и завитки светлых волос на виске. Простыня облегает ее пышную грудь, подтянутый живот и стройные ноги. Непроизвольно мой "maître de plaisir" начинает расти и увеличиваться вширь. Все мои попытки с ним совладать напрасны, он и слушать ничего не желает, его головка превращается почти в стальной шлем. Мои движения не остаются незамеченными, женская рука, высвободившаяся из-под простыни, ложится на его головку:
– Это мне нравится, – произносит она и поворачивается ко мне.
У нее светлые глаза, как у Афины Паллады, и тонкие губы, на которых играет улыбка. Ее лицо до сих пор хранит следы былой красоты. Нет, она ничего, зрелая женщина, яблоко в соку. Жаль, что с вечера я не имел возможности видеть ее лица, наша любовь была бы более предметной и содержательной. А так, вслепую, получилось, как будто занимался сексом с абстрактной идеей.
– Ты ночью говорил какие-то стихи, неужели ты поэт?
– Да нет, начитался вчера всякой дури.
– Это какой же?
– Гомеровой "Одиссеи".
Ее рука скользит выше моего живота и задерживается на груди, от прикосновения к соску по всему моему телу пробегает дрожь.
– А ты забавный, – произносит она.
Не в силах больше себя сдерживать, я набрасываюсь на нее, как тигр на разомлевшую лань, и минут на тридцать номер наполняется ее стонами. Затем мы, пресыщенные и усталые, некоторое время лежим без движений, откинувшись на спину. Наши сердца мечутся так учащенно, что похожи на двух запертых в клетке птичек, готовых вырваться на волю и упорхнуть в открытое небо. Затем она гладит меня по прилипшим ко лбу волосам и говорит:
– Ты молодец, из тебя так и пышет потенция, а тебе-то со мной хорошо?
– Лучше не бывает.
– Спасибо. Между нами могли бы возникнуть хорошие дружеские отношения.
– Я не против. А как же твой муж?
По ее лицу пробегает судорожная тень – нечто среднее между досадой и зубной болью.
– Сейчас у меня нет мужа.
– Так значит, ты свободна?
– Да, мы можем встречаться. Что ты сегодня делаешь?
– У меня сегодня старт.
– Глупенький, что же ты молчал раньше, я хотя бы утром тебя пожалела. Как же ты побежишь?
– Как смогу.
– Тебе же нужно вырвать победу.
– Нужно.
– Иди, прими теплую ванну и ложись ко мне, я тебе сделаю массаж.
Я сбрасываю простыню, встаю с кровати и направляюсь в ванную. Там на полотенце-сушителе висят ее трусики, стеклянная полка вся заставлена косметикой, на раковине на боку лежит открытая бутылочка. Струйка лака, вытекшая из нее, затвердела подобно вулканической лаве и оставила розовый след до самой воронки. По-видимому, когда грянул гром и вырубился свет, она собиралась красить ногти. Значит, наше слияние и для нее было неожиданностью. Грянул гром, и два тела оказались в одной постели. Вот уж поистине любовь, как гром среди ясного неба. А ее можно любить, с ней просто и приятно…
Я навожу ванну и погружаюсь в теплую воду. Блаженство растекается по моему телу, на полке нахожу гостиничную одноразовую бритву и зубную щетку с маленьким тюбиком пасты. Брею щетину на щеках, тщательно чищу зубы, из ее флакона лью на голову душистый шампунь. Затем натираю волосы до образования пены, этой же пеной мою подмышками и вокруг своего "мэтра". Прикосновение к нему доставляет мне особое удовольствие, он опять растягивается до огромных размеров. Нет, все, с этим делом нужно повременить хотя бы до вечера. Зачем возбуждать себя понапрасну, так можно превратиться в раба своего "мастера удовольствий". Нужно укрощать свои страсти. Я встряхиваю головой, как мокрая собака, чтобы вместе с брызгами сбросить с себя наваждение, и опять сожалею, что не очень хорошо выспался. А впереди – старт. Но как здесь с ней укрощать страсти и пребывать в спокойствии? С этой зажигательной женщиной. И это происходит потому, что она все может. Таких я еще не встречал, она в постели подобна богине. Недаром мне приснился сон с ней, как с Афиной Палладой. Из комнаты слышится ее голос:
– Долго не лежи в ванне, а то это расслабляет. Я встаю из воды, быстро вытираюсь полотенцем и выхожу к ней голым, не ощущая никакого стыда, мне с ней очень просто. Она смотрит на меня оценивающим взглядом и произносит:
– Телом ты похож на Аполлона, но красотой – больше на Париса.
Мне приятно слышать эти слова, хотя они меня немного смущают.
Я ложусь рядом с ней на живот, но она просит меня перевернуться на спину, затем, не говоря ни слова, нагибается к моему "мэтру удовольствий" и целует его в макушку. От такого внимания он делает стойку и приводит меня в бешеное возбуждение. Я смотрю на ее склоненную над ним кудрявую голову и вдруг ощущаю, как он погружается во что-то мягкое и уютное, дрожь пробегает по всему моему телу, завитки ее волос приятно щекочут мне живот, несколько раз она проделывает потрясающие движения головой, затем я вижу ее смеющиеся глаза, и она говорит мне:
– На этот раз хватит. С ним у тебя все в порядке. Ты быстро восстанавливаешь силы и собираешь в себе энергию. Сейчас ее нужно разогнать по всему твоему телу, чтобы оно налилось силой. Ложись на живот и расслабься, сейчас я тебе сделаю массаж.
И ее нежные сильные руки начинают разгонять кровь по всем моим мышцам. Меня охватывает чувство такой легкости, как будто я воспаряю в небо и плыву среди теплых облаков. Я смыкаю веки и полностью отдаюсь этой неге. Так проходит четверть часа, после которой я ощущаю приток такой силы и легкости, что кажется, способен одним прыжком взлететь на этот божественный Олимп. Я переворачиваюсь на спину, и, подобно младенцу, только что появившемуся на свет, пробую потянуться. Никакой усталости, как будто и не было ночи, проведенной в любовных утехах. Она смеется.
– Но это не все, – говорит она, – физически ты вполне подготовлен к победе. Ты собрал в себе достаточно энергии. Но этого мало. Тебе нужно психологически настроиться на победу. Мой муж занимался восточной философией и учил меня концентрации. Он многое дал мне, как участнице соревнований и как тренеру. Своих девочек я всегда настраиваю на победу по его методике, которая приносит нам всегда удачу.
– Вы давно расстались с мужем? – спрашиваю я.
И опять я вижу в ее глазах боль и уже раскаиваюсь, что задал этот вопрос.
– Пять лет назад, – отвечает она чуть дрогнувшим голосом, но потом берет себя в руки и продолжает:
– Он исчез после пожара на даче.
– Сгорел?
– Его труп не нашли. Не знаю, может быть, он отправился на небо. Все произошло как-то дико и нелепо.
Некоторое время она молчит. Ее взгляд, как бы тускнея, углубляется в свои неприятные воспоминания.
– Извини, – спешу я отвлечь ее от болезненного прошлого. – Я не знал этого. Иначе бы не спросил.
– Нет, ничего, – спокойно отвечает она и продолжает. – Он был непростым человеком, намного старше меня, умница. Своей ученостью походил на кентавра Хирона, считал себя неуязвимым. А в результате – такая глупая и жуткая смерть. Ты имеешь представление о трассе пробега?
– Относительно.
– Это плохо. Постарайся перед стартом ознакомиться с ней.
Мысленно пробеги этот путь. Для тебя он должен стать дорогой на Олимп. Ты меня понимаешь?
– Вполне.
– Представь себе дорогу, ведущую на Олимп, в небо, туда, где смыкаются земля и небо.
– Дорогу к горизонту?
– Вот именно. Как говорил мой муж, там земля не может быть широкой, а небо быть высоким, солнце и луна не могут не двигаться, потому что они получают движение от пути. Человек следует законам земли. Земля следует законам неба. Небо следует законам пути, а путь следует самому себе. Ты должен это помнить во время движения, и никогда не прекращать свой путь.
– А когда я устану?
– Мой муж в таком случае говорил, кто не соблюдает пути, гибнет раньше времени. Представь, что если ты остановишься, то умрешь в ту же минуту. Запомни, что движение – твоя жизнь.
Ее глаза осветились каким-то внутренним светом. В эту минуту мне казалось, что она не видит меня.
– Не стремись к победе, учил он меня, победа сама тебя найдет. Древние герои понимали, что путь нужно пройти с радостью. Поэтому они радовались и в беде, радовались и при удаче. Их радость не зависела ни от беды, ни от удачи. Поэтому победа их настигала неожиданно. Когда ты будешь бежать по очень длинной дороге (а я знаю, что длина ее составляет более сорока километров), представь себе, что ты маленький сгусток энергии, управляемый небом, ведь и сама земля управляется небом, так как небо создает форму, такую, как ты и как земля, и нет ничего сильнее небесного движения. Если ты почувствуешь себя частичкой неба, то никакие трения земли и ее законы тебя не остановят, ты просто взлетишь на Олимп.
– Но если я все-таки выбьюсь из сил, устану так, что не смогу передвигать ноги?
– Как-то мой муж открыл мне тайну, как из человека превратиться в бога, стать неуязвимым для усталости и неподвластным никаким законам земли. Зная ее, может быть, он стал олимпийским небожителем. В этой своей энергетической субстанции он живет сейчас и даже временами общается со мной.
Я удивленно открываю рот от такого заявления и вначале думаю, что она меня разыгрывает. Но потом понимаю, что она говорит серьезно. Неужели она знает такое, что способно нас, простых смертных, вывести из всех земных измерений, освободить от законов тяготения, инерции и прочих физических явлений, превратить в богов или в подобие духа. В это самое мгновение я пугаюсь, боясь внезапно умереть, так и не познав секретов бытия и его перехода в другие состояния. Она смотрит на меня полунасмешливо-полусерьезно, поправляет взмахом руки прядь волос, упавшую на лоб, и продолжает:
– Тайна эта заключается в том, чтобы человек проник в свою энергию, как бы растворился в самом себе, ощутил пустоту самого себя изнутри и стал духом. Внутренняя пустота – это готовность человека к полноценному восприятию небесного движения, после чего само небо направит свой путь в эту пустоту. Человек прекращает быть человеком, он становится бессмертным небожителем. Его физическое тело превращается в духовную форму. И если ему удается сделать еще один шаг и сконцентрировать свою духовную форму в единую интеллео-субстанцию, то он превращается в настоящего бога и может очень легко покинуть свою земную оболочку и вознестись подобно ангелу в небесные чертоги.
– На Олимп?
– Если ты этого пожелаешь, то на Олимп.
Я еще ни разу не встречал такой умной женщины. В ней и в самом деле есть что-то от богини. Слегка ошарашенный, я сижу на ее постели и чувствую полную свою неполноценность. После физического и духовного подъема я вдруг испытываю неуверенность, как школьник, решавший во сне задачи по высшей математике и вдруг пробудившийся и неспособный понять простое уравнение. Видя мое обалдевшее выражение лица, она улыбается и подбадривает:
– Не дрейфь. Все у тебя получится.
– Но как мне войти в свою внутреннюю энергию? Как мне оказаться внутри самого себя?
– Хочешь, я пошлю тебе в помощь моего мужа? И он приведет тебя к победе.
– Как это? – удивляюсь я.
– Он будет сопровождать тебя к финишу. Я могу попросить его об этой услуге. Он мне еще никогда не отказывал.
По спине у меня пробегает холодок. Я уже не знаю, как мне на нее смотреть, как на пересмешницу или на сумасшедшую.
– А если ему не понравится, что я провел эту ночь в твоей постели? Что будет тогда?
– Ничего не будет. Мой муж, стрелец, и сам не всегда был мне верен.
Я начинаю ее побаиваться. Это, вероятно, становится видно по моему выражению лица.
– Да успокойся ты, – смеется она. – Я пошлю с тобой в путь не его самого, а только его душу. И он научит тебя всему.
– Но разве такое возможно?
– Еще как возможно. Он всегда помогает мне на соревнованиях. Стоит мне о нем подумать, как он начинает мне подсказывать, и я избегаю ошибок.
– Кто начинает подсказывать?
– Мой муж, олимпийский бог. Иногда на ментальном уровне мы ведем с ним целые диалоги.
– Но это же ненормально! – восклицаю я.
– Возможно. Но это помогает достижению цели. Когда страстно желаешь победы и видишь, что до нее осталось подать рукой, но в последнюю секунду она ускользает от тебя, то будешь готов пойти на сговор хоть с самим дьяволом, а тут всего-навсего мой муж.
– И чему же он тебя учит в такие минуты?
– Он учит тому, чему учат древние: прегради свой обмен, затвори свои врата, притупи свою остроту, освободись от своей разделенности, сгармонируй свой блеск и воссоедини свои пылинки.
– Так просто?! – с сарказмом восклицаю я. Она смеется.
– Все это не очень просто, – отвечает она. – Но главное – захотеть подняться на Олимп.
Легко сказать. Я ей благодарен за практические советы, но все же не могу отделаться от ощущения, что ее слова отдают какой-то мистикой, тем более, когда она, как помешанная, начинает говорить о своем покойном муже. Разве может человек проникнуть в самого себя и перейти в ничто? Это же фантастика. Превращение человека в бога. Ерунда какая-то.
По-видимому, она чувствует мои сомнения, потому, что с ее губ исчезает улыбка, и она замечает вполне серьезно:
– Нужно верить в то, что делаешь, иначе ничего не получится.
– Постараюсь поверить, – произношу я покорно.
– Вот и прекрасно. А сейчас нужно вставать и привести себя в божеский вид. До завтрака я должна еще провести с девочками тренировку. Вечером приходи ко мне.
Я вскакиваю с постели и быстро начинаю одеваться. В ворохе своей одежды, оставленной на стуле у двери, нахожу трусы. Натягиваю их и пытаюсь одну ногу всунуть в трико, но из-за спешки попадаю не в ту штанину. Она смеется.
