Владимир Филиппов
Русь и варяги

Глава 9
Гостомысл

Книга эта, как вы уже наверняка поняли, посвящена не только варягам и русам, но мудрым правителям славян, ведь именно они создали государство. Поэтому пришла пора рассказать и о первых правителях славянского народа. Одним из них был славный северный славянский князь по имени Буривой. Князь этот любил войну. Основными его противниками были именно скандинавы, или викинги. Войны эти шли периодически и с разным успехом, но большая часть заканчивалась успешно, расширяя владения Буривоя.

У В.Н. Татищева мы находим по этому поводу следующую информацию: «Буривой, имея тяжкую войну с варягами, неоднократно побеждал их и стал обладать всею Бярмиею до Кумени». Несколько некорректно прерывая цитату известнейшего историка, хочу заметить, что река Кумень, где являл свою храбрость Буривой, является крупнейшей рекой Южной Финляндии. Она вытекает из озера Коннивеси, которое находится в центральном районе страны. Длина реки составляет 204 километра. Это, как вы понимаете, совсем не ближняя волость. Буривой со своей дружиной уже достаточно далеко забрался от дома. Но продолжим…

«Наконец при оной реке побежден был, всех своих воинов погубил, едва сам спасся, пошел во град Бярмы, что на острове стоял, крепко устроенный, где князи подвластные пребывали, и, там пребывая, умер. Варяги же, тотчас пришедшие, град Великий и прочие захватили и дань тяжелую возложили на славян, русь и чудь».

Итог, как вы видите, получился печальным.

Плата дани славянами (кривичами) и чюдью варягам, а полянами, северянами и вятичами – хазарам. Радзивилловская летопись

Поражение сломило Буривоя. Пока он упивался своими страданиями, отгородившись от всего мира, его отчизна была порабощена, ибо враги возжелали его прекрасных земель, а защищать их было некому. Пришельцы из Швеции, это были викинги опасной породы; профессиональные вояки, грубые, жестокие, они осмелели, а потому рискнули и с мечом пришли в земли славян именно затем, чтобы захватить их. А захватив, обложили их данью тяжелой. Таким образом шведы пытались распространить власть своих королей на берега земель на Востоке и наложить лапу на торговые пути.

«Людие же терпяху тугу велику от варяг». Или: «Люди же, терпевшие тяготу великую от варяг», – с горечью записал летописец и поставил дату – 859 год.

По дате вопросы возникают, но ее мы разберем отдельно. Сейчас нам важно понять суть происходившего.

Есть еще одна похожая запись: «Варяги брали дань с чуди и со словен». Как видите, к племенам, склонившимся под напором викингов, она добавляет еще чудь.

Простая трактовка летописного текста устроила не всех. Даже тут оказались возможны иные толкования. Например: «Штриттер в своей Российской Истории пишет, что Славяне в 859 году изгнали Варягов: так сказано единственно в Никонов. Лет.; но во всех древних списках Нестора: “в лето 6367 (то есть, в 859 году) имаху дань Варяги изъ заморья”. Славяне отказались платить сию дань уже в следующие годы. Слова Несторовы: “въ лѣто 6368, 6369, 6370, быша Варязи изъ заморья, и не даша имъ дани, и почаша сами собѣ володѣти”. Откуда взял Штриттер, что Варяги, обложив данью Славян, “частію возвратились домой, частію остались въ землѣ побѣжденныхъ, чтобы властвовать надъ ними?”» Такой справедливый вопрос возникает у Н.М. Карамзина.

Что можно сказать? А сказать можно одно. Это еще тот период русской истории, где точные даты – скорее не правило, а исключение. Что же касается трактовки, то тут каждый волен сам себе выбирать, как подойти к любому факту, и ничего тут не попишешь. Остается только удивляться. И в нашей истории мы столкнемся с подобным еще не один раз.

Вернемся к нашей истории. Славянам не потребовалось много времени, для того чтобы понять одну простую истину: ждать помощи от Буривоя бессмысленно, ибо он стал настоящим затворником и не помышлял о возрождении своей воинской славы. Тогда, не тратя силы на уговоры Буривоя, они отправили выборных людей к его сыну, прося, чтобы тот возглавил их борьбу против иноземцев и чтобы княжил в Великом граде. Звался сын Буривоя Гостомыслом.

Началась первая битва варягов с славянами за обладание Ладогой. Но, как вы уже поняли, из тех времен даже память народа сохранила немногое, да и то, что сохранено, не дает настоящего представления о том, что было. Мало говорится и о подвигах тех дней.

Память, оставшаяся лишь в песнях да преданиях, донесла до нас известия о том, что Гостомысл убил варягов и вернулся в Ладогу.

862 год. Под такой датой можно найти интересующую нас надпись: «Изгнали варяг за море и начали сами собой владеть».

Попробуем восстановить былое, пользуясь доступными нам обломками.

Гостомысл уже давно наблюдал за тем, что происходит дома, планировал, копил ненависть. Ждал. И дождался.

Выбрал наиболее удобный момент и ударил. Гостомысл атаковал варягов внезапно, он собрал свое воинство и повел в безлунной ночи, под холодными звездами на Ладогу. Застигнутые врасплох, викинги хоть и быстро оправились от неожиданности и попытались оказать сопротивление славянским бойцам, но у них не получилось. Остальное же окружено глухим молчанием.

Славяне с радостью встретили родичей изгнавших варягов «за море».

После победы Гостомысл «заключил с варягами мир, и стала тишина по всей земле». Так говорит летопись. Но это был настороженный мир, окруженный со всех сторон страхом и опасностями. Основным условием этого мира являлась военная сила, на которую мог опереться славянский князь.

Сама дата, 862 год, вызывает резонные сомнения, кстати, как и дата захвата варягами Ладоги. Скорее всего, и то и другое действо были совершены много раньше, а даты, проставленные летописцем весьма условны: ими он просто обозначал последовательность происходящих событий. Ведь если через два года после описываемых событий Гостомысл уже умирает, то к этому моменту он уже должен был быть довольно старым человеком, имеющим взрослых внуков, которые и сами могут за отчизну постоять в случае необходимости. Во- вторых, сколько же лет на тот момент должно было быть самому отцу Гостомысла Буривою, и какой был смысл славянам так долго ждать, да еще спрашивать разрешение у отца Гостомысла, который к тому моменту был просто дряхлым старцем?

Может быть, именно сомнительность этой даты поставила под вопрос для Н.М. Карамзина само существование Гостомысла.

Кстати, не он один посчитал Гостомысла легендой или вымыслом. Первым усомнился в существовании Гостомысла историк немецкого происхождения, академик Миллер. Но Миллер усомнился во многом, в том числе и самой русской истории, поэтому приложил руку к тому, чтобы ее по возможности поправить. У него на первом месте были свои ценности. Многое из того, что не укладывалось в его «разумные» построения, он попросту вычеркивал за ненадобностью.

В противовес ему крупнейший исследователь летописания А.А. Шахматов, основательно подошедший к изучению данного вопроса, доказывал, что Гостомысл упоминается уже в древнейшем Новгородском своде 1050 года. С тем, что Гостомысл – лицо не придуманное, согласились и другие знаменитые русские умы: Татищев, Костомаров и Щербатов. Они так же не сомневались в достоверности рассказа Иоакимовской летописи о Гостомысле и были полны уверенности в том, что сей славянский князь бесспорно существовал.

О том, что Гостомысл – лицо не вымышленное, говорят и другие русские летописи. Для пущей наглядности приведу летописные тексты, которые Гостомысла упоминают. Львовская летопись: «А инии шедъ з Дуная Словены седоша по озеру Илмерю, иже Наугородцы зовутца, зделаша бо град и старейшину Гостомысла поставиша». Новгородская IV летопись: «Словене же, пришедше съ Доуная, седоша около озера Ильмеря, и прозвашася своимъ именемъ, зделаша градъ и нарекоша и Новгородъ, и посадиша и старешиноу Гостомысла». То же самое дословно – в I Софийской летописи. «В Степенной новгородской и Стрыковский, гл. 3, кн. 4, согласно сказывают: “Новгородцы избрали среди себя князя благоразумного, именем Гостомысл, и сей, долго в спокойности правя”», – пишет В.Н. Татищев.

Думаю, довольно.

Единственное, с чем летописи ошиблись, так это с Новгородом. Он на ту пору еще не был построен. Новгород заложили и перенесли туда столицу уже при Рюрике. Или, как говорит В.Н. Татищев, «…видимо, что некто нерассудно после внес, тогда Новгорода не было, а если и был, то не престольный и не знатный тогда престол не в Новгороде, но в Ладоге был».

Именно при Гостомысле Ладога становится значимым международным торговым городом. Он же первый из славянских князей, кто понял преимущества торговли с Западом и перехватил инициативу у варягов. Сделал он это неслучайно.

Обратимся к географии. Мы уже поняли, что для развития сельского хозяйства и земледелия выбранное славянами место жительства не совсем подходило. Условия были крайне неудобны. Новгородская земля всегда была до крайности бедна на урожаи. Именно поэтому новгородцы во все времена зависели от привезенного с того же Ополья хлеба. Вывод первый. Рассчитывать на расцвет сельского хозяйства не приходилось, а жить и кормиться чем-то было нужно. Оставалось лишь два пути развития благосостояния: война и торговля. Иначе было не выжить. Первым шагом была война. Но встать на путь викинга Гостомыслу не улыбалось, да и смысла особого не было. Вести войну с такими же славянскими племенами, как и то, каким он управлял, Гостомысл не собирался, а война с викингами и так шла постоянно, но огромных богатств не приносила. Все больше героев.

Но что делать, жизнь в постоянном ожидании вражьих нападений продолжалась для восточных славян даже тогда, когда они уже находились под властью Рюрика.

«С одной стороны, мы видим эффектные и яркие черняховскую и пшеворскую культуры с богатейшим ассортиментом разнообразнейших форм посуды: серой гончарной в черняховской, чернолощеной лепной в пшеворской (миски, кувшины, вазы, причем миски составляют значительный процент). С другой – славянские культуры с их исключительно лепной грубой керамикой, представленной лишь высокими слабопрофилироваными горшками да иногда сковородками. Мисок, ваз и кувшинов практически нет вовсе». Это неудивительно: в таких условиях сложно разбогатеть.

Иностранные писатели говорят, что славяне жили в дрянных избах, находящихся на далеком расстоянии друг от друга. Результаты археологических исследований свидетельствуют о крайней бедности материальной культуры ранних славян. Все эти беспрестанные столкновения с чуждыми народами, то есть постоянные военные действия накладывали свой отпечаток на и без того пока небогатый славянский быт. Привычка довольствоваться малым и всегда быть готовыми покинуть жилище в случае необходимости, поддерживала в славянине отвращение к чуждому игу, о чем заметил Маврикий. Все это было следствием постоянной опасности, грозившей славянам как от своих родовых усобиц, так и от нашествий чуждых народов. Это все сказано ни в уничижение славян, а простая констатация факта. Здесь, на окраине земель русских, царили жестокие законы.

Хотя что касается самой Ладоги, то археология дает нам иные известия. Дома там строились один к одному, и, когда один дом разрушался, другой возводился в сжатые сроки над ним. Тип строения, который использовали жители Старой Ладоги, сначала представлял собою большой дом с двумя комнатами, в то время как для более поздних слоев характерно строительство небольших квадратных однокомнатных помещений с печью в углу, подобных более поздним русским крестьянским избам. Так что Ладога действительно развивалась бурными темпами. С момента перехода власти к Гостомыслу появились все предпосылки к тому, чтобы Ладога не как бедная родственница, а с позиции силы включилась в мирное экономическое соревнование между народами и племенами.

Татищев дает славянскому князю следующую характеристику: «Сего ради все близкие народы чтили его и дары и дани давали, покупая мир от него. Многие же князи от далеких стран приходили морем и землею послушать мудрости, и видеть суд его, и просить совета и учения его, так как тем прославился всюду».

Ключевые моменты в этой цитате таковы: что соседние народы предпочитали платить ему и его людям за защиту, и то, что Гостомысл не только храбр, но и мудр.

Итак, Ладога в правление Гостомысла набирала силу и вскоре сама стала основным торговым узлом Севера.

Славяне были отважны, быстро учились и перенимали новое. Теперь они сами активно везли отсюда на торговые рынки Бирке востребованный товар: мягкое золото (меха соболей, куниц, выдр, бобров), льняные ткани, лес, мед, воск, кованую и керамическую утварь, оружие, кожи, смолу. Теперь все отсчеты шли от него. С этого момента благосостояние Новгорода стало опираться единственно на торговлю.

Личная жизнь любого правителя на ту пору поневоле сплеталась и переплеталась с международной политикой. Не было на тот момент, по крайней мере на первый взгляд так казалось, уз, связывающих крепче, чем узы родства. А породниться можно было только через свадьбу. Сам на всех, кто мог оказаться полезен, не переженишься: для этого нужны близкие родственники. Желательно дети. И тут (на начальном этапе) запас у Гостомысла имелся неплохой: у него было 4 сына и 3 дочери.

Первым ребенком мужского пола короля Ладоги Гостомысла был Выбор. В честь Выбора Гостомысл «град при море построил». Про остальных нам ничего не известно. Единственная на этот счет запись в летописи гласит лишь о том, что «сыновья его или на войнах убиты, или в дому умерли, и не осталось ни единого его сына».

Из его сестер мы знаем только имя старшей, Умила, имен двух других мы уже не узнаем. С уверенностью можно сказать только то, что одна из них была матерью князя Вадима Храброго из Изборска.

У тех, кто знает историю Отечества с древних времен, возможно, брови поднялись от удивления, когда я назвал Умилу старшей дочерью славянского князя. Это не ошибка и не опечатка, чуть позже я объясню, из чего вытекает такой вывод, более подробно. От этого нам все равно не уйти.

У В.Н. Татищева на сей счет другая информация. «Дочери Гостомысла за кого были отданы, точно не показано, но ниже видим, что старшая была за изборским, от которой Ольга княгиня; другая – мать Рюрикова, а о третьей неизвестно» (В.Н. Татищев).

За кого вышла замуж дочь Гостомысла Умила, мать Рюрикова (как ее называет Татищев), от которого, как считается, позже произошел род королей русских, известно довольно точно. Он сам же, кстати, об этом и сообщает.

У правителя Ладоги Гостомысла был сильный интерес до своего соседа, не менее, по меркам их региона, могущественного предводителя по имени Витислав. Он был довольно сильным князем и, судя по всему, прочно держал в руках большую территорию Финляндии, то есть соседнюю землю, и к славянам отношение имел весьма слабое. У этого самого Витислава были два сына, так что уладить интерес, который оказался обоюдным, удалось без труда. В итоге этого союза на свет и появился Рюрик.

Но есть историки и исследователи, чье жгучее желание провести параллель между этим Витиславом с Витцаном, или по-иному Выша́ном, перевешивает здравый смысл. Само желание понятно. Вышан – первый из ободритских, то есть славянских, князей, упоминаемых в современных ему исторических источниках. Это был верный союзник Карла Великого. Он погиб в 795 году при Люне, где попал в засаду, устроенную саксами. По времени это достаточно близко. Однако его наследниками были Дражко, Славомир и Годлав (в котором любители лингвистики и всеми силами пытаются увидеть Годелайба, играя на созвучии имен). Но никакого сына Тразика у того же Витислава не было и в помине, да и детей он имел на одного больше.

Кроме того, летописи недвусмысленно говорят о том, что Гостомысл выдал дочь замуж за князя финского, и ни слова – об ободритах.

Но для лингвистов-славянофилов здравый смысл не преграда! Играя на созвучиях имен, они смело пытаются пришпандорить одно к другому. У них даже не возникает вопроса, с чего бы это ободритский князь-славянин вдруг решил назвать своих детей чисто скандинавскими именами: Трувор, Синеус и Рюрик.

Н.М. Карамзин пишет по этому поводу: «…сыскали, что Рурик жил около 840 года после Рождества Христова, то потому и принцев, процветавших у вагров и абартритов, сыскивали. И поскольку у Витислава короля два сына были, один Тразик, которого дети ведомы были, второй Годелайб, которого дети неизвестны, то оному Рюрика, Трувора и Синава причислили. Что же кроме этого имени в сей догадке Герберштейну понравилось, что вагры славянского народа с россиянами родственники были». Вот и вся разгадка.

Неувязок в этом предположении, по-иному его не назовешь, намного больше, чем разумности и логики. Дальше углубляться не будем, ибо это пока ни к чему. Тем более что к происхождению Рюрика мы еще вынуждены будем вернуться.

Поговорим еще немного о Гостомысле. Годы шли. Он старел. Наследников по мужской линии, кому передать власть, не осталось. Его сыновья погибли и тем принесли ему великую печаль, ибо горячо любил он их, и сам был любим ими. Мертво стало сердце отца, и не заботила его больше благость народа, и не мог никто ни развеять его горя, ни отвлечь от воспоминаний о былых днях. Всю дорогу он горевал и бормотал про себя: «Горе мне, несчастному, злая мне выпала судьба».

Ситуация усложнилась тем, что сыновья сложили головы, не оставив после себя внуков, а значит, и тут не оставив Гостомыслу прямого наследника по мужской линии. Нужно было что-то придумывать. Сам он уже детей иметь в силу возраста не мог, а значит, трон должен был занять кто-то из наследников по женской линии. Он ведь и им приходился родным дедушкой.

Тогда Перун вложил в его сердце думу, и, подняв голову, сказал славянский князь: «Я призову внука».

Таково было желание Гостомысла, высказанное им в последний год его жизни, и партия, к которой принадлежала большая часть родственников, сочла своим долгом непременно исполнить его волю.

Гостомысл должен был передать власть как дар одному из внуков, Рюрику, рожденному славянской женщиной.

Глава 10
Выбор наследника

Несколько глав уже начинались у нас с вопроса. Так же начнем и эту. Почему выбор Гостомысла пал именно на внука Рюрика, а не кого-то другого? Ведь, как мы понимаем сейчас, альтернатива была. Для начала нужно вспомнить, какая ситуация была у Гостомысла с внуками. Что по этому поводу говорят нам ученые книги?

Как хотите, но мне придется еще раз вставить в текст цитату В.Н. Татищева, которую я уже приводил раньше. Она будет тем краеугольным камнем, от которого мы и будем отталкиваться. «Дочери Гостомысла за кого были отданы, точно не показано, но ниже видим, что старшая была за изборским, от которой Ольга княгиня; другая – мать Рюрикова, а о третьей неизвестно» (В.Н. Татищев). Я к этому заявлению отношусь весьма скептически. Вот мы и снова вернулись к пункту, который мне так хочется прояснить.

Главное в приведенной выше цитате – утверждение, что Умила не являлась старшей дочерью Гостомысла, а значит, и Рюрик не мог считаться старшим из внуков. Это в том случае, если Василий Никитич ничего не напутал в родословной. А он именно напутал. Только упрек этот не к нему относится. Он ведь не сам это выдумал, а взял из рукописей древних, в которых сомневаться у него не было ни времени, ни смысла. Он просто положился на знания летописца, который сам плохо разобрался в ситуации, а из-за его ошибки многое из того, что произошло тогда на берегах Волхова, становится путаным и непонятным. Да и кто бы мог тогда подумать, что от этой ошибки пойдут сквозь ряд столетий все несуразицы в описании русской истории. Теории норманизма и антинорманизма, теория «призвания варягов», как и теория основания ими государства – все явились следствием этой несуразицы. И бьются, и ругаются историки и исследователи, не щадя себя, растрачивая последние нервы и теряя последние волосы в споре, где не может быть правильного ответа.

Одна ошибка. Ошибка главная, очевидная и все меняющая. Ошибка, может быть, просто описка переписчика, не имеющая ни малейшей исторической достоверности, и достоверности вообще, так глубоко укоренилась уже в наших представлениях, что весьма затрудняет трезвый ход мысли.

Ответ на этот вопрос начнем тоже с вопроса.

Насколько можем мы доверять генеалогии, как и счету времени (что проявляется в постоянно перепутанных датах) в те эпохи, когда человечество еще не обладало чувством истории, когда прошлое представлялось людям забытой эпохи неким монолитным единством?

В большинстве случаев доверять можно этим записям лишь отчасти. Их нужно проверять. Вот когда они проходят проверку в сопоставлении с другими источниками, а заодно логикой и здравым смыслом, зачастую к этому списку неплохо бы добавить географию, то тогда на эту информацию можно положиться. Сейчас перед нами не тот случай, когда можно верить на слово.

Вернемся к назначению Рюрика любимым внуком.

Перед нами еще один весьма резонный вопрос: почему назначили именно его, за какие заслуги?

Мы видим, что вслед за ними подтягиваются и другие и выстраиваются в цепочку предположений. Так за что? За заслуги? Отвагу? Связи? Богатство? Личные качества? Ни то, ни другое, ни третье.

Рюрик в ту пору не совершил, по-видимому, ничего исключительного, хорошего или дурного, что как-то выделялось бы из обыденного. Ничего такого, чего не помнить нельзя.

«Сокола» Рюрика пригласили не за личные дела и заслуги, не за отвагу и доблесть в боях, не за ум и опыт в делах государственных. И даже не за то, что Умила была любимейшей дочерью Гостомысла.

Тогда что?

Найти отгадку и определить, что по весомости своей сыграло существенную роль при выборе будущего правителя, легко. Есть единственно правильный ответ на этот вопрос.

Мать Рюрика была старше матери того же Вадима. За изборского князя как раз была отдана младшая дочь, у нее и родился сын, названный в летописях Вадимом Храбрым и ставший князем Изборским. Именно потому, что был Вадим моложе Рюрика, он эту власть и не получил. То есть по праву наследования.

Вот и весь сказ.

Такое утверждение вполне правдоподобно.

Знали в Ладоге, кого именно приглашают на княжение? Вне всякого сомнения, поэтому по праву старшинства он эту власть и получил.

С чего начнем обоснование? Начнем с цитаты. «Старший брат обыкновенно заступал место отца для младших. К старшинству последнего родичи привыкали еще при жизни отца: обыкновенно в семье старший сын имеет первое место по отце, пользуется большею доверенностию последнего, является главным исполнителем его воли; в глубокой старости отца заступает совершенно его место в управлении семейными делами; отец при смерти обыкновенно благословляет его на старшинство после себя, ему поручает семью. Таким образом, по смерти отца старший брат, естественно, наследует старшинство, становится в отца место для младших. Младшие братья ничего не теряли с этою переменою: старший имел обязанность блюсти выгоды рода, думать и гадать об этом, иметь всех родичей как душу; права его состояли в уважении, которое оказывали ему как старшему» (С.М. Соловьев).

У славян, как и у большинства других народов, был обычай давать княжения всегда старшему в роду. Так, муж старшей сестры считался старшим братом относительно младших шурьев, старший шурин – относительно младших зятьев. То же самое и с внуками.

Согласно негласному закону, наследником правителя становился ближайший родич мужского пола, в зависимости от того, происходит ли он от Гостомысла по мужской линии. В том случае, если он сам от этой власти не откажется. Таким образом, если бы Рюрик отказалась от скипетра, наследником Ладоги стал бы Вадим, сын сестры его матери.

Судите сами. «Славяне, как пришельцы и обладатели сих народов, имели древний обычай князей не по выбору, но по наследию возводить, потому и Гостомысл оный был наследственный, как Иоаким епископ сие утверждает, что он после отца наследовал» – так говорит летопись. Переведу для тех, кто не понял. Князей не выбирали. Княжеская власть передавалась по наследству, то есть по праву старшинства. И это не просто традиция, которую можно было так просто взять и нарушить, это было правило, по которому и жил род.

Законность и традиции – вот что в первую очередь заботило Гостомысла.

Гостомысл не какой-нибудь второразрядный правитель, он и сам разрешил целый ряд династических и пограничных споров и понимал, о чем идет речь. Разбирая часто и, судя по всему, умело самые сложные вопросы, князь вряд ли бы стал сам нарушать привычные для всех традиции. Он уже много пожил и, слава Богу, мог представить, чем это обернется в дальнейшем. Гостомысл заботился в первую очередь о законности, о своем народе и о своей земле. Если бы Вадим был старше Рюрика, то Гостомысл, не задумываясь, передал бы всю полноту власти ему. Тем более что этот внук был рядом, под рукой. Это было бы не только правильно, но и понятно каждому. Но вот в случае если Вадим был старше Рюрика, то тогда, назначая волевым решением вождем своего клана прибывшего из-за моря варяга, Гостомысл закладывал мину замедленного действия и поджигал фитиль междоусобицы, поощряя и провоцируя в недалеком будущем жестокую борьбу за власть между внуками. А жестокая борьба всегда заканчивается пролитием крови.

Куда же в таком случае девалась вся его хваленая мудрость?

Теперь поговорим о дочери Гостомысла по имени Умила.

Рюрик – основатель Русского государства.

Старинная гравюра

Если вам все же хочется поверить в красивую легенду о том, что Гостомысл из любви к своей дочери Умиле решил повздорить со здравым смыслом, то тогда стоит напомнить, что в те стародавние времена девиц выдавали замуж совсем еще юными. Так чаще всего случалось. После этого она отправлялась на житье к мужу, укрепляя тем самым политические отношения между соседями, становясь своеобразным голубем мира. Умила же отправилась не куда-нибудь, а в Финляндию. Что тут спорить, Финляндия, конечно, не дальний свет, но и не за околицей находится. Так что, скорее всего, свою любимую дочь Гостомысл надолго потерял из виду. А своего внука Рюрика он вообще ни разу не видел, а значит, что и о его мыслимых и немыслимых талантах даже представления не имел.

Летопись добросовестно подтверждает, что своего внука Гостомысл увидеть так ни разу и не сподобился. «И пришел после смерти Гостомысла Рюрик с двумя братья и их сородичами» (В.Н. Татищев).

А это значит одно. Во главу угла ставилось старшинство в роду. Речь шла о передаче права на власть старшему потомку мужского пола. И ничего более. Рюрик на тот момент был законным наследником Гостомысла, поэтому тот мудро рассудил, что надо найти внука и призвать на работу, а не потому, что славянам нужны были варяги. Но решить-то он решил, а вот провести свое решение в жизнь он совсем не торопился.

Почему? С чего такие сомнения, спросите вы. Да потому, что весь ход логической мысли просто восстает против этого.

Потянем за ниточку там, где нам сподручнее всего: начнем с информации, известной любому взявшему в руки школьный учебник и ни единожды не подвергавшейся сомнению.

Ни одна из летописей не говорит о том, что скончался Гостомысл внезапно, скоропостижно.

Кроме того, нужно учитывать еще один фактор – временной. А в те далекие времена особенно не любили ни спешки, ни суматохи. К тому же быстрых средств сообщения еще не существовало, не было бюро путешествий, не было гостиниц – даже если речь шла просто о поездке, приходилось основательно готовиться. Чтобы понять всю ситуацию и убедиться в максимальной достоверности моей реконструкции, стоит поразмыслить о том, что Рюрику, получившему призыв деда, нужно было еще добраться до него и до нового места службы.

А еще нужно учесть тот факт, что назад Рюрик Годиславич возвращаться уже не планировал. Значит, ему требовался не один день, чтобы собраться основательно.

Так почему же такой рассудительный и здравомыслящий человек, каким видится Гостомысл, не позаботился о том, чтобы призвать внука раньше?

В этом случае никто ни у кого власть из рук не вырывает, не перетягивает ее на себя. Кстати, так практически всегда и происходит в дальнейшем в русском государстве. Все практически великие князья держали при себе того из сыновей, кому и хотели передать власть. Святослав и Владимир Святой, Всеволод Большое Гнездо и Всеволод Ярославич, отец Владимира Мономаха. Можно продолжать перечисление, но я на этом остановлюсь. Странно было бы, если Гостомысл действовал иначе. Этот раз – какое-то исключение из правил.

Значит, все-таки были у Гостомысла на то серьезные причины, и причины эти видны невооруженным глазом. Куда я клоню, вдаваясь в эти рассуждения? В чем же здесь кроется подвох? А опять-таки все на поверхности.

Правильно было бы передать власть над Ладогой и славянами своему младшему внуку-славянину, Вадиму Изборскому. Тот и язык, и специфику знает, и сам одной крови с его народом. И находится под боком, и все, чему сам научился, без спешки передать можно, и последить, чтобы по молодости да сгоряча дел не наворочал. Власть переходит под контролем, к Вадиму народ привыкает еще при жизни Гостомысла.

И снова возникает вопрос: если все так правильно, то чего же тут думать? Призвал. Научил. Передал. Шут с ним, с Рюриком.

Все было бы здорово только в одном случае, если бы Рюрик сам лично отказался от власти. Но северный внук Гостомысла был не настолько глуп, чтобы отказаться от подарка, который сам приплыл в руки. Да и, скажем честно, кто бы на его месте отказался? Еще вчера Рюрик был никем, а по призыву из Ладоги сразу становился всем.

Так что было о чем Гостомыслу подумать. Закон есть закон, даже если в этом случае он противоречит здравому смыслу.

Сколько времени потратил он на эти раздумья, нам никогда не узнать, но внука с Севера он так при жизни и не вызвал. Видимо, скончался Гостомысл, так окончательного решения и не приняв.

Всем известно, что Рюрик оказался в Ладоге уже после смерти своего знаменитого деда.

Несомненно, именно так все и было. Несомненно. Это подтверждает и летописный текст. Выходит, что вживую им так ни разу повидаться и не довелось.

Из этого можно заключить, что Гостомысл как минимум задумывался о том, приглашать ли ему внука в Ладогу. И еще он задумывался, не передать ли свою власть младшему внуку, Вадиму, Изборскому по прозванию Храбрый.

Резонно возникает новое почему: почему именно такой вывод? Из каких таких размышлений он следует?

Ответить на возникший вопрос можно следующим образом. Из летописных сводов следует, а в этом они, эти самые летописные своды, практически единодушны, что на момент приезда Рюрика Вадим уже был в городе.