Владимир Дараган
Недосказанность

На берегу

Мы потеряли интерес к громоздким вещам, ко всему, что приковывает к одному месту.

Меня спросили: «почему я не хочу купить моторную лодку?» Я сначала даже не понял вопроса. Потом понял, но пожал плечами, – ведь на ней придется плавать по одним и тем же озерам.

За последние годы мы купили только одну бумажную книгу – каталог коллекции доктора Барнса из Филадельфии. И только потому, что в Интернете все очень скупо и плохого качества.

С каждым прожитым годом все отчетливее понимаешь, что все главное у тебя в голове. Это первично.

То, что на жестком диске и на пластиковых картах – это вторично.

А остальное – на третьих ролях. Или вообще неважно. Я это понял однажды в больнице. В больнице вообще много чего понимаешь.

Конечно, есть безделушки, подаренные любимыми и родными. Конечно, есть старые фото с обломанными уголками. И письма, написанные шариковой ручкой на пожелтевшей бумаге. Конечно, есть старая тетрадка со строчками: «Я хочу счастливым самым быть, я хочу любить тебя сначала». И есть старая пепельница, которую ты помнишь с детства. И первые рисунки дочек.

Но для всего этого хватит маленького чемоданчика.

Я помню, как из Филадельфии уезжал в другой штат молодой мужчина. Уезжал из большой квартиры, заполненной очень приличной мебелью. Мы с приятелем пришли к нему, чтобы купить стол и стулья.

– Берите все даром, – сказал он.

– Почему даром? – спросили мы.

– Даром вы больше возьмете.

– А что, тебе там ничего не понадобится?

Мужчина открыл «дипломат» и показал нам четыре толстых тетради.

– Вот это понадобится, а остальное – пыль и дым!

Однажды мы ехали по Монтане и остановились в маленьком отеле. Одна ночь, но нам с женой понадобилось много вещей. Чтобы долго не думать, я стал перетаскивать из машины все наши сумки и коробки. На третьем заходе я остановился у входной двери, чтобы выкурить сигарету и перевести дух. Тут около меня притормозила машина, из нее вышла молодая девушка и пошла в отель. В руках у нее была книжка и зубная щетка.

И все!

Я посмотрел на свои сумки, вздохнул и потащил их в номер. У нас было хозяйство, которое было для нас тогда важно.

Я ничего не хочу сказать конкретного. У меня нет далеко идущих планов. И давно уже не было. Внутри есть некая линия, которой я иногда придерживаюсь. А иногда нет.

Мы стали похожи на осенних гусей, которые бродят по берегу холодного озера и поглядывают на серое небо. Но в отличие от гусей мы собираем с земли бурые листья и убираем в дом летнюю садовую мебель.

Ведь впереди длинная и холодная зима.

Любить не просто

Она всегда была готова улыбаться. Но только в ответ. Только когда видела, что я на нее смотрю правильно. Смотреть правильно – это смотреть с любовью.

А как смотреть с любовью?

Надо любить, даже когда у тебя все болит.

Надо любить, даже когда ты безумно устал.

Надо любить, даже когда у тебя одни неприятности.

И еще надо любить, когда у нее все болит.

И еще надо любить, когда она безумно устала.

И еще надо любить, когда у нее только неприятности.

И тогда тебе улыбнутся. Пройдет боль, уйдет усталость, отступят неприятности.

Об этом просто писать.

Любить не просто.

Ветер

В ветре есть что-то мистическое.

Ты сидишь под деревом с закрытыми глазами, думаешь о сущности бытия, а ветер рассказывает тебе, что творится вокруг. Ты узнаешь, что где-то рядом есть полянка, на которой стоят елки, нагретые солнцем. И на этой полянке растут высокие желтые цветы.

А на большой поляне туристы разожгли костер и обжаривают на палочках кусочки белого хлеба.

И где-то совсем рядом растут грибы. А шум ручья тут стихает потому, что он попадает в небольшое болотце.

Вот рядом прошла женщина, любящая духи, которые нравятся и тебе.

Ты открываешь глаза, пытаешься увидеть рассказчика, но он, пошумев листьями у тебя над головой, уносится дальше по своим делам.

Маленькие рассказы

Интересный собеседник

С ним было интересно. Он умел внимательно слушать, задавать вопросы, живо на все реагировать и с удовольствием рассказывать истории из своей жизни, перемежая их полупритчами. Но его хватало на несколько дней. Потом истории и притчи начинали повторяться, он это чувствовал, нервничал, и внезапно возникшая дружба начинала давать трещину.

Мечта

Он читал книги, потом ложился на диван, закрывал глаза и представлял, что идет по многолюдной улице, на нем черный плащ с поднятым воротником, он смотрит вперед, взгляд его грустен – он знает то, чего не знают окружающие. Перед ним все расступаются, на него оглядываются, позади о нем шепчутся красивые женщины…

Тут он встряхивал головой и шел на кухню пить чай с сушками.

Ночью

Луна в разрыве облаков. Серый свет на дорожке парка. Черные тени кустов. Он идет по аллее и думает, что день подходит к концу, но пока им не сделано ни одного доброго дела.

Вдруг – шорох и крик о помощи.

Он бесстрашно раздвигает ветки сирени и видит, как на небольшой полянке мужчина в черном пытается закрыть чемодан, наполненный пачками долларов.

– Надави коленом! – хрипит мужчина.

Наш герой бесстрашно надавливает двумя коленями, молния делает «вжик», чемодан закрывается.

– Спасибо, друг! – говорит мужчина, вытирая пот со лба.

– Не за что! – говорит он и продолжает свой путь, радуясь, что успел сделать добро в этот день.

Математика

Серый день в Санкт-Петербурге. По набережной идет пожилой профессор, специалист по уравнениям Фредгольма первого рода. Рядом идет его аспирантка Маша. Она юна, красива, чиста, от нее всегда пахнет хорошим мужским одеколоном.

Профессор молчит, он уже не первый год мучается, что неправильно живет, что его работа никому не нужна, что он устал от холостяцкого быта, что его годы подходят к концу и надо что-то решать прямо сейчас, пока еще есть немного времени.

Накрапывает мелкий дождь, Маша наступает в лужу своими красными туфлями и с ужасом смотрит на появившиеся грязные разводы. Она ставит ножку на гранитный парапет и вынимает бумажную салфетку.

– Помогите мне! – просит она.

Профессор начинает вытирать туфлю, его взгляд перемещается на Машину ножку, на ее обнажившееся бедро, такое красивое, такое влекущее… И тут он понимает!

– Маша, – говорит он. – Я всю жизнь делал не то, что хотел. Вернее, я не знал, чего я хочу. А теперь…

– Что? – спрашивает Маша срывающимся голосом.

– Я понял, что не надо было заниматься уравнениями Фредгольма первого рода. Надо было с самого начала начать решать уравнения второго рода!

Сан Саныч

Желтые цветы

Однажды Сан Саныч написал роман и стал ходить по Тверской в поисках женщины в черном пальто и с желтыми цветами в руках. В один весенний день его поиски увенчались успехом.

– Мне не нравятся ваши цветы! – сказал Сан Саныч.

– А мне нравятся, – сказала женщина и ушла.

Дождь

Однажды, когда в городе шел дождь, Сан Саныч пошел за хлебом в ближайший магазин. Ему не нужен был хлеб. Ему хотелось потом вернуться домой, чтобы целый вечер заниматься сушкой одежды и вытиранием обуви.

Лимон

Однажды в соседней с Сан Санычевой квартире появилась одинокая соседка. Сан Саныч долго думал, как с ней познакомиться. Он написал письмо, потом порвал его, решительно подошел к ее двери и нажал на кнопку звонка.

– У вас нет лимона? – спросил он.

– Нет, – сказала соседка, разглядывая Сан Саныча. – Но у меня есть клубничное варенье, и я вас приглашаю на чай.

– Варенья мне не надо! – сказал Сан Саныч и ушел к себе.

Рыбалка

Однажды Сан Саныча взяли на рыбалку. Его посадили на маленький складной стульчик, дали удочку и сказали, чтобы он сидел тихо и смотрел на поплавок.

Сан Саныч долго смотрел на поплавок, пока не кончился день.

– Рыбалка окончена! – сказали ему, и все стали собираться домой.

Вешалка

Однажды Сан Саныч купил вешалку. Он прибил ее в коридоре, а потом долго вешал на нее все свои пальто и куртки. В одну ночь вешалка оторвалась от стены и упала на пол. От шума Сан Саныч проснулся и до утра вспоминал, где висели его куртки и пальто, пока не было этой вешалки.

Яичница

Каждое утро Сан Саныч готовил себе яичницу-глазунью из двух яиц.

– Так не годится, – однажды сказал Сан Саныч. – Надо что-то менять в моей жизни!

И в это утро он пожарил яичницу из трех яиц.

Гантели

Однажды Сан Саныч разделся, подошел к зеркалу, и то, что он увидел, ему не понравилось. Он оделся, поехал в магазин и купил гантели. Занимался с ними он два дня, но зато потом он никогда не подходил раздетым к зеркалу.

Икра

Однажды Сан Саныч пришел в магазин и стал спрашивать, сколько стоит черная икра.

– Вы пришли просто поговорить? – спросила его продавщица.

– А я, может, куплю! – сказал Сан Саныч.

– Кто может, тот сразу покупает, – сказала продавщица.

Сан Саныч обиделся и перестал ходить в этот магазин.

Выигрыш

Однажды Сан Саныч выиграл в лотерею миллион. Но он никогда не узнал об этом, потому, как выигрышный билет был потерян на следующий день после покупки.

Любовь

Однажды Сан Саныч включил телевизор и влюбился в ведущую одной из телепередач. Он долго думал, что ему делать с этим чувством: написать письмо на телевидение, узнать домашний адрес ведущей и попытаться встретить ее около подъезда? Наконец, он решился – посмотрел программу передач и решил никогда не включать телевизор, когда его любовь появляется на экране.

Блог

Однажды Сан Саныч купил компьютер и начал вести блог. В первой записи он написал, что у него ничего не происходит и что сегодняшний день очень похож на вчерашний. Потом подумал и написал, что и вчерашний день очень похож на сегодняшний. А сегодняшний день так похож на вчерашний, что и говорить тут не о чем… Тут он понял, что ему никогда не выбраться из этих предложений и перестал вести блог.

У врача

Однажды у Сан Саныча заболела голова и он пошел к врачу.

– А сколько вам лет? – спросил врач.

Сан Саныч подумал и сказал правду.

– Так что вы хотите! – возмутился врач. – Даже Пушкин в ваши годы уже давно умер!

Ботинки

Однажды Сан Саныч покупал зимние ботинки. Он никак не мог решить, какие ему покупать: со шнурками или на липучках. Он спросил совета у продавца.

– Нагнитесь вперед и коснитесь пальцами пола, – попросил его продавец.

Сан Саныч нагнулся, но, как ни старался, до пола дотянуться не сумел.

– Не нужны вам ботинки, – сказал продавец. – Вы их надеть не сумеете.

Подарок

Однажды Сан Саныч собрался на день рождения к знакомому и зашел в магазин за подарком.

– Купите ему французский одеколон, – посоветовала продавщица. – Вещь компактная и ценная.

– Так у него борода, и он не бреется, – сказал Сан Саныч.

– Ну и что, – сказала продавщица. – Бороду тоже можно одеколоном опрыскивать.

– Может лучше галстук? – спросил Сан Саныч.

– Зачем ему галстук, если у него есть борода? – удивилась продавщица.

Поразился Сан Саныч женской мудрости и купил одеколон.

В маршрутном такси

Однажды Сан Саныч ехал в маршрутном такси, где почти все входящие хлопали дверью.

– Не хлопайте дверью! – говорил каждому шофер.

– Вам надо говорить это до того, как люди начали закрывать дверь, – подсказал ему Сан Саныч.

Шофер подумал и сказал:

– А как я узнаю заранее, собирается он хлопать дверью или нет?

Тут Сан Саныч задумался. Да так, что проехал свою остановку.

В одну строчку

Осеннему листу так мало дней осталось.

Ты не грусти, ведь я почти ушел.

Смотреться в зеркало? Но только не при свете!

Я не забыл, я помнить не хочу.

Исправен телефон, но я не верю в это!

Писать тебе? Я все тебе пишу!

Читаешь между строк? Но там писал не я.

Я жду звонка, часы остановились.

Так счастлив я, но в строки грусть пролезла.

Встречать восход все легче с каждым годом.

Ты рядом, все часы спешат синхронно.

Уходишь ты… а я пойду с тобою?

Уж старость близится, а мудрости все нет.

Какой наряд! Ах, да… Какая ты сегодня!

Прости скорей, а то я тороплюсь!

Погоду знаю я, о ней мне говорили.

О галопе сферического коня в вакууме

В ночь полнолуния, да и во всякое другое время, когда тихо и тревожно, в голову залетают гениальные мысли. Нет, не те, о которых говорил мне друг, убежденный, что в секретной лаборатории Гугла решают проблему виртуального бессмертия. Такие мелкие проблемы я давно решил. Другое, величественное и одурманивающее, лезет в голову, терзает душу и мешает пропылесосить комнату.

Помните сцену пожара в фильме «Жертвоприношение»? Или последние кадры в фильме «Трудно быть богом»? Если не помните, то вам повезло. А вот в моей памяти они словно отлиты в бронзе, и она всегда услужливо готова представить все детали этих кадров. И еще этот дьявольский «Черный квадрат» Малевича. И синие стены «Спальни» Ван Гога. И зеленое небо в «Зимней охоте» Брейгеля.

Ничего лишнего, – вот, что объединяет эти кадры и картины. И еще сводящая с ума законченность.

И эта невозмутимая круглая луна. Она такая совершенная. Пусть на миг, но в этом миге она прекрасна.

Вы знаете, от чего страдают физики? Помимо любви и головной боли они страдают от несовершенства нашего мира. Я не о политике, о ней читайте в другом месте. Физики страдают от невозможности написать совершенное уравнение, которое выделит то главное, что, наконец, опишет этот мир. И чтобы там не было ничего лишнего.

Есть миф, что из физиков получаются хорошие инженеры. Это не так. Когда физика просят подумать над электрической цепью, то он пишет ax’'+ bx’ + cx+ d = 0 и говорит, что задача решена. А если физика попросят описать движение космического корабля, то он сходу пишет M/m = exp (v/u) и удивляется, что от него хотят еще чего-то.

А как же сопротивление воздуха, ветер, неправильная подача топлива в камеры сгорания? Физик вздыхает, страдает от несовершенства вселенной и начинает исписывать формулами пачки бумаги.

Если физик стал аналитиком, то его страдания утраиваются. Сотни таблиц, миллиарды чисел, терабайты текстов. Где те волшебные формулы, которые наведут порядок в этом хаосе? Где лаконизм Тарковского и Ван Гога? Где уравнения, описывающие галоп сферического коня в вакууме?

А если физика занесло в биологию, то уже через неделю он начинает безоговорочно верить в Создателя. Он не понимает, как эволюция могла сотворить рибосому, которая считывает информацию из ДНК и синтезирует белки, согласно ее кодам.

И тогда вечером, когда над морем восходит совершенная круглая луна, ему в голову приходит крамольная мысль, что физика с математикой не являются царицами наук. И не единицами с нулями описывается наш сумасшедший мир. И гармония чисел не есть гармония вселенной.

А что взамен? Что-то туманное, где нет уравнений, а есть чувства. Где не работает логика Аристотеля, где сумма 2 +2 зависит от стука капель дождя, падающих на подоконник. Где красота и совершенство важнее, чем уравнения Ньютона. Где нет энтропии, а есть беспорядок, с которым надо бороться.

Вот с такими мыслями физик берет пылесос и вспоминает, в каком углу комнаты находится розетка.

Немного лирики

Чтобы стать храбрым, надо сначала испугаться.

Чтобы почувствовать радость жизни, надо сначала пострадать.

А что делать, чтобы по-настоящему полюбить?

Пройти через разочарования, боль, обиды?

Или достаточно длинной череды никчемных, незапомнившихся дней?

Чтобы разочароваться, надо сначала стать очарованным.

Чтобы разлюбить, надо сначала полюбить.

Разочароваться, разлюбить… Зачем тебе это?

Даже если от тебя ушли.

Вот так просто: скрипнула дверь, стихли шаги, ты теперь один.

Но ведь чувство никуда не ушло. Оно как будто ненужное теперь, но не спеши его выбрасывать.

У других и такого нет. Ни нужного, ни ненужного.

Ночью ветер шуршал сухими листьями и стучал ветками в окно.

Потом ветер улетел, его сменила тишина.

Приплыли тучи. Они спрятали луну, замедлили время.

Долго-долго ничего не происходило.

А потом наступило утро с серым небом и белой землей.

Ты не слышал, как перед рассветом падал снег.

Ты ждал, когда снова скрипнет дверь.

После покорения вершины

– Я помню, что ты не хотел лететь на Марс. Тебя устраивало общение с роботом, который бы выполнял твои команды и передавал ощущения полного присутствия. Может и на Земле нас исследуют инопланетные роботы.

– Возможно, но это временно. Потом уйдут и роботы. Везде одно и то же. У нас в Галактике атомы водорода, кислорода, азота… И у роботов из другой Галактики также. Ничего нового у нас они не узнают и будут заниматься своими планетами. Я тебе рассказывал историю о моем покорении вершины?

– Расскажи.

– Жил я тогда в Грузии и очень хотел залезть на огромную гору. И залез! Полдня карабкался по скалам.

– А потом встал в красивую позу и как Мефистофель стал смотреть в голубую даль?

– Нет, я стал искать место, где можно было бы стоять, не наступив на коровьи какашки! С другой стороны вершины был пологий травянистый склон, где паслись коровы.

– Вот это облом! И ты решил завязать с альпинизмом?

– Да, я понял, что коров я могу посмотреть и в долине. Так и роботы инопланетян. Полетают, посмотрят на коров и вернутся к себе.

Крыши

Чтобы я сейчас ни пытался написать, получается про политику или экономику. Даже сказка про зайцев получилась о международном положении, и ее пришлось отложить. Мои записи не для этого. В мире и без меня хватает экспертов по политике, истории, экономике и военному искусству. Такое чувство, что я один необученный остался. Остальные видят не только верхушку айсберга, но и те 90%, что скрыты под водой. Всем понятно «кому выгодно», а мне – нет. Я просто диву даюсь, где всему этому учат, что за курс я прогулял в свои золотые годы и над чем не ломал голову в серебряные?

Я тогда встретился со знакомым марсианином, чтобы расспросить, что было, есть и будет.

– Ха, – сказал марсианин, – мы все это уже проходили. Были у нас южные марсиане, северные, западные и восточные. И хотели эти марсиане жить счастливо, но вот воды на всех не хватало. Началась заварушка. Все собачились, воевали, мирились, угрожали, снова воевали – все, кроме восточных марсиан. Они уговаривали южных, северных и западных не ссориться, старались быть всем друзьями, а между делом строили у себя водохранилища и покупали по дешевке воду у всех остальных сторон. Вот они-то и вышли победителями.

– И что делать? – спросил я у марсианина.

– Крыши надо ремонтировать! – ответил марсианин.

Что он имел ввиду? Сижу, думаю.

Не торопись!

За желание жить расплачиваемся старостью.

За желание знать – лишними страданиями.

За желание любить – бессонными ночами.

За желание отдать – чужими упреками.

За желания спокойствия – серыми днями.

За отсутствие желаний – окончанием жизни.

Ты хочешь побродить по марсианским пустыням?

Ты хочешь посидеть на вершинах потухших вулканов?

Ты хочешь потрогать голубой марсианский лед?

Не торопись!

Ты еще не насладился скромными цветами земного июньского луга.

Старое и новое

В Вероне есть мост Понте Пиетре, построенный еще римлянами. Когда смотришь на его каменные арки, то кажется, что скорее весь город разрушится, чем этот мост через реку Адидже.

– Ха! – сказали немцы при отступлении в 1945 году. – Нет таких крепостей, которые…

И мост был взорван.

Потом восстановлен. Кажется, что он простоит еще две тысячи лет, если, конечно, не придут умельцы с динамитом.

– Глупости все это! – сказали американцы. – Кто из нас собирается прожить две тысячи лет? Если строить жилые дома, то главное, чтобы квартиры были дешевыми, теплыми, светлыми и просторными. И чтобы было место для парковки автомобилей.

А сколько простоит такой дом? Лет сто простоит и хватит. Вот посмотрите на дома столетней давности. Ну кто захочет там жить? Все надо переделывать.

Мой друг покупал такой дом. На цокольном этаже стояла чугунная отопительная система размером с небольшой грузовик. Рядом с ней газовая печка размером с холодильник, которая прекрасно справлялась с миннесотскими морозами до -40 градусов.

– Как выкинуть этого чугунного монстра? – спросил друг у агента.

– Цена вопроса несколько тысяч долларов, – пояснил агент. – На эту сумму уже уменьшена стоимость дома.

– А как насчет центрального кондиционирования?

– Это дело вкуса, – сказал агент. – У вас в каждой комнате потолочные вентиляторы, что много экономнее кондиционеров.

– А два столетних вяза перед домом? – не унимался друг. – Небольшой ураган, и нам конец!

– Зато красиво, – парировал агент. – Пригласите художника, и он напишет картину «Дом под вязами».

– Может лучше назвать картину «Дом около вязов»? – забеспокоился друг.

– Отличная идея! – сказал агент. – Скидываю еще две тысячи и начинаем оформлять бумаги.

В центре Миннеаполиса стоят двенадцать башенных кранов – строятся новые дома. Сначала сломали кирпичные постройки 19-го века, затем выкопали котлован, забили сваи и начали сооружать каркас из толстых железных балок. Балки ржавые и некрасивые. Потом они закроются темными стеклами, пластиком и алюминием. Простоит такой небоскреб лет сто и хватит. Он устареет, его сломают. Так недавно сломали огромный крытый стадион, чтобы сделать новый – еще больше и удобнее. С огромной парковкой под землей.

Однажды в Москве мы переехали в большой «сталинский» дом на берегу Москва-реки. Ночью под окнами плыли грузовые баржи, заполняя квартиру низким тяжелым гулом. По длинному коридору можно было кататься на велосипеде, слегка подпрыгивая на выбоинах темного дубового паркета. Электрические провода, свитые в красивые косички, тянулись по стенам от ролика к ролику. Черные канализационные трубы украшали угол кухни. В деревянных перекрытиях кипела жизнь. Там по ночам шуршали мыши и еще какие-то неизвестные науке животные.

Однажды в дом пришли мастера. Они спрятали электропроводку в стены, сменили и замаскировали трубы, положили на старый паркет новый и собрались уходить.

– А что делать с перекрытиями? – спросил я. – Чем мне кормить мышей?

– Ломать надо этот дом, – сказал главный мастер. – Только место занимает.

А может так и надо? Ломать и не жалеть. Смотреть вперед, думать о будущем. Или об удобном настоящем. Чтобы было дешево, удобно, просторно и светло. Ведь мы без сожаления выкидываем старые компьютеры, телефоны, машины, холодильники, телевизоры, одежду. Много ли мы сейчас можем взять в свои квартиры вещей наших бабушек и дедушек? Мы такие ускоренные, подгоняемые прогрессом и постоянной неудовлетворенностью. Можно, конечно, построить домик в лесу и по утрам ставить в русскую печку чугунок с картошкой. И раз в неделю топить баньку, подготавливая к этому маленькому празднику холодный квас и березовые веники.

Да, можно. Если вам наплевать, что творится на шумной дороге, где идут все остальные. А тем, остальным, некогда по утрам растапливать печку и строить мосты, рассчитанные на две тысячи лет. Они придут и возведут дома, которых им хватит на всю жизнь. А их дети сломают эти дома и построят новые. Еще удобнее, светлее и уютнее.