Владимир Блецко
Элиминация
V
Тишина продолжалась пять-семь минут. Синей птицей пролетел звонок по квартире, выведя из оцепенения взрослую половину населения, точнее, половину взрослого населения Каригубовых, потому что женщина только вздрогнула и продолжила пребывать в бессознательном состоянии, детская же часть осталась лежать неподвижно-скрючено-сопящей в лужице остывающей воды.
Осип рванулся к дверям, ему вообще в этот прекрасный праздничный рождественский вечер приходилось всё делать порывисто и быстро, в отличие от его обычного состояния, и в этом новом амплуа он чувствовал себя кометой в открытом космосе. Даже, если кто спросил бы его супругу, не видела ли она хвоста, развевающегося позади мужа, вероятно, она и припомнила бы нечто похожее, даже если бы была в сознании, но, увы, никто из посетителей не догадался задать бедной женщине этот невинный вопрос, посетители пришли действовать, действовать и действовать!
Итак, Каригубов-старший открыл дверь и увидел на пороге дюжего медицинского сотрудника, почему-то с чёрной милицейской дубинкой в руках. Из-за плеча этого молодца выглядывало около полудюжины сотрудников помельче. «Пятеро», – пересчитав, отметил для себя Осип. Дюжий сотрудник просипел:
– Псих?
– Там, – в тон ему ответил папаша и указал рукой по направлению коридора в спальню. Сотрудники мелкими частыми шажочками проскакали мимо хозяина и остановились возле супруги Каригубова, лежащей к ним поближе, вопросительно обернулись на Осипа.
– Дальше, – кивнул тот. Группа пропрыгала в том же темпе до Ванюши, свернувшегося в позе эмбриона, и остановилась, вновь косясь на хозяина квартиры. Получив подтверждение, верзила приподнял голову Вани и коротким ударом чёрной дубинки по темени огрел юношу, сопровождая действие словами:
– На всякий случай! – сотрудники накинули на ребёнка смирительную рубашку, бережно положили его на носилки и выбежали за дверь. Верзила, проходя мимо госпожи Каригубовой, спросил:
– С этой всё в порядке или тоже успокоительное прописать?
– Всё хорошо, правда, – пробормотал Осип.
– Уверен? – поинтересовался ещё раз, видимо для пущей уверенности, заботливый врач.
– Уверяю Вас, причин для беспокойства нет никаких, так что спасибо за всё и… До свидания! – вдруг твёрдо и уверительно скороговоркой пропел Осип, беря «гостя» за локоть и выпроваживая за дверь. – Я зайду на днях, может даже завтра, если нужно будет, где расписаться, описать течение болезни, документально подтвердить, поговорить с лечащим врачом и тому подобное. Видите, жене плохо? Я зайду, зайду.
Остановившись в дверях, «врач» подозрительно нахмурился вдруг, обернулся, осматривая Осипа.
– Что? – выдавил из себя хозяин.
– Да вот смотрю, бледный Вы какой-то и размышляю…
– Нет, нет! Успокойтесь, не размышляйте, всё нормально. Я слишком возбуждён от всего произошедшего?
– Интересно, очень интересно. Возбуждены, говорите? Вы довольно забавная особь.., – окончания Осип не услышал, шагнув назад и резко захлопнув дверь перед носом столь ответственного сотрудника. Немного успокоившись и придерживаясь одной рукой за стену, другой держа на почти остановившемся почему-то сердце, Осип, было, двинулся по направлению к лежащей супруге, как в дверь кто-то осторожно постучал.
– Нет! – заорал хозяин. – Сейчас, сейчас! Сейчас я тебе открою! Подожди, – он рванул на кухню, схватил подвернувшийся под руку топор и кинулся открывать. – Частное владение! – проорал Осип, срывая замок, распахнул дверь и всадил топор в косяк, всего на миллиметр промазав мимо черепной коробки старушки-соседки смотрящей на него с явным недоумением.
– Я тут соли хотела попросить, Осипушка, – прокряхтела она.
– Нет соли, нет! И сахара нет! И хлеба, и… чего там ещё тебе надо, ведьма старая? А? Ничего нет! Ни-че-го! – визгливо закончил хозяин, вырывая заклинивший топор из дверного косяка.
– Так мне что, у кого другого идти просить? – удивилась соседка и добавила скромненько, участливо, – Ругаетесь, да?
Дверь захлопнулась.
– Нету, видно и впрямь, соли, – старушка перекрестилась и пошла обратно к себе домой, еле слышно шаркая тапочками.
Осип, наконец, добравшись до своей жены, наклонился над ней и убедился, что его супруга всё ещё без сознания. «Хорошо!» – подумал он. «Спокойно!» – ещё раз подумал он. Принёс воды, окропил лицо жены, позвал:
– Валя! Валя, очнись. Валя! – супруга зашевелилась, открыла глаза, огляделась, схватив мужа за руку.
– Где Иван? – спросила.
– Увезли Ивана, – Осип отвернул от неё своё лицо, тут же намокшее от слёз.
– Неправда! Я его чувствую! Вот здесь! – жена погладила рукой, вдруг ставший быстро набухать, живот
– Здесь? Честно? – Осип утёр глаза, радостно смотря на что-то надувающееся под платьем жены, умилённо бормотал. – Радость-то, какая! Радость-то! Какая… Какая радость?– вдруг взвизгнул он. – Ну-ка спусти это немедленно! Ты что, с дуба рухнула? Я ж врачам отдал!
– Кого? – испугалась жена.
– Кого, кого! Ваню! Кого же ещё?
– Да здесь он! Вот потрогай, – она схватила руку Осипа и попыталась положить себе на живот. Муж вырвался.
– Нет, не бывать этому! Его забрали врачи, понимаешь? – резковато, но нежно принялся втолковывать жене Осип. – Валя, ну не путай ты меня! Я же всё видел собственными глазами!
– Ничего ты не видел, ясно? – спутница жизни, решительно схватив мужа за руку, приложила его ладонь к своему животу. – Слушай! Слышишь?
– Слышу, – поник Осип. – Это Ваня, – обречённо пояснил он сам себе и тут же, закатив глаза, грохнулся на пол рядом с женой. Через пару минут с опрысканным водой лицом, он всё же пришёл в себя, и первым делом спросил. – Ты врачей видела?
– Нет.
– А я видел! Белые такие, как ангелы. Особенно один: высокий, сильный, с пылающим мечом. Добрый, у-ух! Обо всех хотел позаботиться. – Осип завздыхал, лёжа головой на руках у жены. Устроился поудобнее и ехидненько поинтересовался. – И как же мне объяснить это всё?
– Сон, милый. Просто, сон.
Осип удовлетворённо зевнул.
– Сон, значит? А я-то думал… – жена гладила его по волосам, стало хорошо, спокойно. – А дуб? Дуб-то был? – вдруг занервничал снова Осип.
– А как же! Конечно, был. Высо-окий. Я ещё с него рухнула, забыл что ли? Ты спи, хороший мой, спи, родной. – Осип, более уже ни в чём не сомневаясь, уснул.
VI
На следующий день Осип, наблюдая томно-ленивые движения своей беременной жены, радовался, сам не зная чему. Как всякий молодой отец, он скакал вокруг своей супруги, как козлик по весне восторженно, услужливо, и заботливо старался разделить бремя тяжести, работая по дому за двоих, а то и втихаря пытаясь самостоятельно, конечно не показывая своей второй половине, что он что-то там старается и справляется сам. Не хотелось ему так же давать ей задуматься о своём положении, почувствовать себя «не у дел домашних», поэтому тактичность оставалась в голове мужа первым правилом.
Так вот, когда Осип носился в фартучке от плиты к утюгу, конечно, не попадаясь при этом на глаза жене, ещё «не дай Бог, что подумает!», раздался звонок в дверь.
– Гости! – обрадовался Каригубов и бросился отворять дверь.
На пороге стояли малознакомые люди – не совсем знакомые, но кого-то смутно напоминающие хозяину квартиры…
– А! Ангелы! – завопил радостно Осип. – Из сна! Милости просим, заходите! Будьте, как дома! – радушнее хозяина медицина не встречала за всё время своего существования вообще, но на этот раз мед-персонал не воспользовался гостеприимством хозяина, а жалобно во все пять глоток запричитал:
– Это не мы, мы не виноваты! Вы же видели, что это всё товарищ Лапочкин учудил. Мы совершенно тут не причём, у нас дети! Ваш в коме, но наши то бегают! Что с нами будет? – хором закончили пять белоснежных и красноносых от волнения и уличного мороза ангелов.
– Какой товарищ Лапочкин? О чём это Вы? – удивился Осип. – Какая кома? И что же это Вы без старшего своего прилетели? – вспомнив, что во сне чуть не набросился на «старшего» с топором, Каригубов с отчаянием во взоре обратился к медикам. – Обиделся, да? Расстроился, да? Валя! – вспомнив про жену, вскричал Осип. – Валя! Иди сюда быстрее, ангелы из сна прилетели! Иди, поздоровайся, а то они влетать к нам в квартиру отказываются. Сама убедишься – есть они! Тут они! Хорошие! – он нежно улыбался опешившим гостям.
– Сколько их? – послышался из спальной комнаты голос жены.
– Если у меня от радости в глазах не троится, то ровно пять ангелочков! – ответил Осип, пересчитав стоящих в дверях для приличия и точности, добавил, вздохнув. – Сподобил Господь!
Конец первой части.
Часть вторая
Теория
I
Я проснулся заново.
Взгляд тот же, но привычные очертания носа выглядят иначе. Хоть я всегда знал, что косить глазами нехорошо, первым делом принялся косить к центру – любопытно. Откуда я вообще опять взялся? Ощущения не очень отчего-то. Руки не поднимаются, ноги прилипли к поверхности мягкой, сами мягкие. Раздражение от всего: от деревянной спины, закостеневших щёк и ровной пульсации по площади, которую я отчего-то не особо воспринимаю – большевата. О! Мир уменьшился! точно! На лице мочалка. Что они вообще со мной делали? А мир жалко – большой мне нравился. А вдруг я в него не помещусь? Хотя помещаюсь, вроде. Надо как-то подняться. Не по себе… Наверно ещё не до конца проснулся. Интересно, почему моя комната не со мной? Это не моя комната. Это комната не была моей. Моя ли эта комната сейчас? Почему комната, которая не моя, находится вокруг меня, включая меня в свою площадь? Сколько вопросов при пробуждении… Я обычно проще ко всему отношусь. Но не сейчас. Как относиться ко всему опять проще? Почему я не прост? Я всегда был прост. Я был простейшим? Откуда я знаю про простейших? О, чёрт возьми, мне поменяли мозг! Это всё объясняет. А может и меня поменяли? Нет, вроде тот же самый, только уже не простейший. Скорее, более похож на настоящего млекопитающего! М-да…
Как тихо-то вокруг. Совсем прям тихо. Прям вокруг! Нет, по периметру комнаты не моей. Только стрелка часов плавно жужжит. Шесть… Я умею определять время? Шесть утра или вечера? Наверно, не умею. Откуда-то цифры, правда, знаю. Наверно приснились. Обучение во сне – штука мало изученная. Гипнопедия, если не ошибаюсь. Зачем было учить меня во сне определять время, ума не приложу. Видимо, кто-то ставил на мне эксперименты. Безумные медики. Крыс им мало!
За стенами какая-то возня происходит, кто-то живёт… Странная штука – жизнь! Ты не отвечаешь ни за какие функции, ни за какие действия от самого рождения. Ты можешь планировать, но мгновенно меняешь планы в зависимости от ситуации. Ты безумная составляющая безумия всеокружающего хаоса, пытающегося упорядочить свою бесконечную природу в маленькие отрезки контролируемого существования… А-аа! Это не мой мозг. Это не мой мозг. Это умный мозг. Это странный мозг! Заберите этот мозг, Вы перепутали мой мозг с каким-то чужим мозгом, когда я посыпался! Стоп! Мне поменяли голову! точно! Я не вижу радугу, когда желаю! Желаю видеть радугу! Сологуб! А, его нет, это была проекция больного воображения, нянька чёрного мессии рода человеческого. То есть… Меня? А моя кошка? Спать. Срочно! Точно. Сплю.
* * * * *
Чёрт! ничего не изменилось. Видимо сплю до сих пор. Время – шесть ноль пять. Либо я в продолжении сна над собой издеваюсь, либо выспался и это не сон. А мочалка на лице? Чешется же подбородок и щеки деревянные чешутся. Забыл – мне же голову поменяли! Шея не болит, впрочем. Должна болеть, раз голову поменяли – место среза хотя бы. О, это же невозможно! Или возможно? Тайные разработки? Эксперименты под грифом "секретно"? Что о них известно? Опять вопросы… А может я стал умнее себя? Взял и стал! Чем я хуже себя? Не могу я, что ли, стать умным? Может, у меня позднее развитие или резкий скачок когнитивного развития, и случайным образом мгновенно сформировано представление о реальности в её практическом воплощении вокруг. Думаю, моё понимание реальности было не вполне осознанным вне плоскости точных понятий и определений фактического положения вещей, с наложением выдуманного мира, для более простого и удобного, ребенку с нарушенными функциями восприятия, существования в нём. До сегодняшнего дня. Сейчас я мыслю точно, чётко, логически. Строю умозаключения, с упором на факты, о которых понятия не имел, но знаю, что выводы правильны. Даже доволен собой в какой-то мере. К дьяволу сон, надо проверить свои способности в полном объеме! Для начала решить вопрос с ощущением мелкого мира. Ну и пошевелиться для начала. Вырос! Закоулки преисподней – я вырос! Я взрослый самец мужского пола, половозрелый гомо сапиенс. Да, мочалка, это – борода. Вот тебе и восемьдесят четвертый круг ада – лёг спать ребенком, проснулся 32-х летним мужчиной. Если быть точнее, мой возраст 32 года 7 месяцев, 14 дней и 8 часов. Вот это здорово – мои внутренние часы знают скорость старения моего организма до минуты! Или не здорово? А так вообще бывает? Нет, до сегодняшнего дня данного факта наукой не было зафиксировано. Я – уникум! Сам себя не назовешь красиво – никто не назовёт. Хех. Куда же я столько своих лет дел? Кома… Грустно. Вышедший из комы девственник 32-х лет. Хотя… Ни ошибок молодости, ни гиперсексуальности и беспорядочных связей, помутнения рассудка влюбленности, ни брака на фоне бесполезной привитой обществом ответственности мне не помешают быть полноценным человеком сейчас. Это плюс. Я – идеальный экземпляр с превосходным здоровьем и не обременённый политикой ложных ценностей. Остаться бы таким навсегда! Параллельно со мной мыслит второе я. Надо отменить одного из нас. Отключусь и очнусь заново. Пуск.
II
В комнату вошёл врач, но не один, а в сопровождении ещё одного серьёзного доктора в годах и любопытной девушки. Я был спокоен. Сидя под раковиной, можно понять многое. Понимание пришло неоткуда. Понимание, что я велик и мудр. Слёзы выпустили из глаз, вместе со всеми лишними эмоциями, того, кем я был раньше. Всё видимое мной само обретало смысл, имя и значение. Это было похоже на точку доступа к любой информации, на которую я обращал своё внимание. Я понял, что пожилой врач, Мирон Матвеевич Хромов – лидер делегации, считающий себя мозгом, а сопровождающих он разделял на две дополнительные, но разные субстанции. Моего «знакомого» Валерия Евпатьевича – подручным средством и, если будет нужда, щитом для самозащиты, девушку – приятным дополнением, к слову сказать, мысли главного делегата лезли этой девушке глубоко под прилегающую к её телу одежду. Игривый Миронов мозг… Я решил начать беседу, без выслушивания глупых вопросов о моём самочувствии:
– Мирон Матвеевич, почему Вы не трахаете Марию Семёновну, а только про себя откровенно думаете об этом сейчас, поглядывая на её колени? Шалун Вы, Мирон Матвеевич! Вас ведь отвлекает данное не совершённое действие, и Вы не можете спокойно сосредоточиться на моей ситуации в связи с этой маленькой, но очень Вас занимающей проблемой!
Пожилой врач замер. Девушка с недоумением уставилась на меня. Видимо ждала моей реакции на её пристальный взгляд. Я отреагировал, вот трудность то:
– Мария Семёновна! Я не брежу, это факт. Как и Ваши мелькнувшие мысли, что Вы впопыхах с утра надели вчерашние трусики, которые возможно, немного испачканы, меня совершенно не волнуют. Хотя эти новые факты, озвученные мной, сейчас уже взволновали Мирона Матвеевича, – мне стало весело. Они почему-то молчали. Мне стало скучно. – То есть Вы все пришли поинтересоваться, почему я вышел из комы, а теперь интересоваться уже не желаете? Что же Вы за специалисты такие? Нет, успокоительное средство мне не поможет! – Я отреагировал на изменение в глазах посетителей. – Скорее это Вас успокоит моё молчащее тело на кушетке и можно будет весь мой монолог обозвать бредом психически не здорового человека. Но, уверяю Вас, это будет очень не профессионально для вас, и обидно для меня лично.
Врачи продолжали молчать. Может их смущала моя «подумывальническая» позиция? Меня не смущала. Какие мелочи… Ну пусть будет более официально. Я встал и стал внимательно рассматривать забавную троицу. Почему они мне кажутся пустыми? Хотя нет, в девочке что-что есть, серьёзная мечта что ли? Почему бы не проверить это?
– Мария Семёновна! Докажите мне, что Вы не каменная статуя и помогите мне доказать, что я вполне здоров?
– Да, Иван Осипович. Я попробую.
– О, Вы прочитали мою историю болезни? Так мило!
– Здесь Вы всем интересны – поступили в психиатрическую клинику в коме. Никто не мог решить – переводить Вас в обычную или оставить здесь. Вы иногда выходили из комы, но не говорили, были пустым коконом. А сейчас поражаете видом полноценного человека!
– Да, задача ещё та, зачем туда-сюда катать больного… Но не будем отвлекаться. Я могу знать о Вас в какой-то мере всё и слышать наполненность Вашего сосуда разума, но не могу определить – нужны вы этому миру или нет. Это можете сделать только вы, открыть, так сказать, дверь Вашей жизни. – Я заметил, что Мирон Матвеевич насторожился и стал думать только обо мне. Валерий тоже внимательно смотрел на меня с особой готовностью уложить меня отдохнуть. Это неплохо – люди в обострении очень впечатлительны. – Итак, Мария Семёновна, скажите мне, что бы Вы выбрали для себя лично из всех возможных вариаций желаний связанных с направлением вашей жизни? Отнеситесь к этому очень серьёзно, я уверяю, вы не пожалеете в любом случае! Вы ведь заметили, что мы не знакомились официально, а я знаю Ваши имена, и, предположительно, мысли…
– Конечно, знаете, – не выдержал и вступил в диалог Валерий Евпатьевич, перебив меня на полуслове. Видимо, Валерия расстроил факт, что я выбрал для эксперимента Марию, а не его, такого эффектного молодого человека. Он возмущенно продолжил, рисуясь. – Вы наверняка, очнулись дня три назад, продумали всё заранее, порасспрашивали техничек про врачей, и теперь желаете сделать вид, что вы нормальны, ещё и в чём-то там гениальны!
– Валерий Евпатьевич! Как Вам не стыдно?– я улыбался мозгу этого индивидуума. – Тогда можно сделать вывод, что эти же «технички», как грубо Вы их пожелали назвать, помогли мне узнать в деталях и про тринадцатилетнюю соседку Ирину, которая бегает к Вам от пьющих родителей, а Вы заботливо утешаете её, обещаете взять замуж, когда ей исполнится 18, но, конечно, только в том случае, что она никому до своих 18-ти не будет рассказывать о Вашей хрупкой и нежной с ней связи. Кстати сказать, очень нехорошо обманывать девочку. Ведь Вы не собираетесь на ней жениться. – я почувствовал поднимающуюся во мне ярость, но сделать ничего не мог. Мирон Матвеевич и Мария замерли, вместе со мной смотря на Валерия.
– Что за глупости! Что за непонятные предположения! Мирон Матвеевич, дорогой, давайте поставим бедному Ивану Осиповичу укол, кажется, ему стало хуже, чем было в коме. Он возомнил себя чтецом мыслей, а то и кем похуже! – с пылающими ушами возмущался Валерий. – Какие-то нелепые наговоры на честного человека от больного только что вышедшего из комы! Кому они нужны?
– Видите, уважаемый Валерий Евпатьевич, вы уверились сейчас, что я только что вышел из комы, чем подтвердили мою историю. Я, как Вы знаете теперь, ничего не мог узнать от местных «техничек», спасибо, – я повернулся к девушке. – Ну, что, Мария Семеновна, Вы готовы мне ответить? Только искренне.
Девушка задумалась, поглядывая на поникшего Валеру и на озадаченного происходящей комедией Мирона Матвеевича. «Да, комедия ещё та планируется!» – мелькнуло у меня в голове. Потом я услышал чистый, искренний голосочек Марии, в нем не было сомнений, она поверила мне и на что-то надеялась:
– Я бы хотела найти возможность излечить одну из самых страшных болезней нашего времени!
– О, милая моя, это здорово. Вероятно, это в память о сестре?– она вспыхнула от моих слов. – Не расстраивайтесь, часто наши близкие спасают нас от бесполезности жизни, как вот сегодня, по истечении времени, погибшая когда-то сестра спасла Вас, случайно изменив в нужную сторону ход Ваших мыслей. Я немного разочарую Вас, сказав, что Вы не сможете найти возможность излечить эту самую болезнь, к сожалению, но Вы найдёте лекарство от другой, не менее неприятной заразы, изучая это направление. И, что самое приятное, это лекарство сделает Вас известной и ни в чём не нуждающейся.
– Я Вам не верю.
– Думаю, верите. Вижу, – я делал сейчас всё правильно. Девушка широко раскрытыми глазами смотрела на меня, пытаясь уловить фальшь.
– Ерунда всё это. Это какие-то надежды, дальние планы, предсказания. Зачем Вам это, Иван Осипович? – опять бесцеремонно влез в разговор Валерий. – Вы хотите сказать, что исполняете желания? Вот было бы прелестно! – он прищурился.
– Как вам объяснить, любезный мой друг, – я, кстати, ещё сам до конца не понимал к чему веду. – Можно предположить, что всё так. Я провожу опрос и, возможно, Ваше желание станет более очевидным и самореализуется благодаря мне, но так же, возможно, не совсем так, как Вы ожидаете. Более буквально – я стираю не нужное. Стираю грани предполагаемого. Какими могут быть грани – никому не ведомо. Но обычно это идёт на пользу – вы перестаёте отвлекаться на бесполезное и занимаетесь развитием только важного. Сказанное мной тоже точнее звучать не будет, – предвосхитил я его вопрос.
– Это ерунда.
– Думаете?
– Да. Исполните моё желание сейчас, Вам поверят все здесь присутствующие. Я могу сказать, что мне нужно. Остальные это увидят. Итог? Вы перестаёте быть пациентом, становитесь здоровым свободным человеком. Перспектива прекрасная. Все довольны. Исполните? – Валерий явно забавлялся.
– Ну, попробуйте, – я уже предвидел результат, соглашаясь. Часы на стене стали щёлкать точно и отчётливо, сливая счёт секунд со мной.
– Я хочу стать умным и затмить всех своими знаниями! – Валерий Евпатьевич верил в сказанное собой, он ухмыльнулся в последний раз и упал замертво. Его уже не было. Нельзя затмить остальных людей. Это неверное направление мысли, жизни, генофонду человека это не нужно. Я выключил Валеру. Стёр. Душу стёр. Личность. Он ошибался, думая, что я исполняю личные желания. Я избавляю от пустых людей общество, само оно с этим справиться не сможет. Говорил же ему, кто я. Жаль, что люди всегда пытаются играть с похожими на себя. Можно ведь и доиграться.
Мир настолько необычен и не познан, что нужно ожидать появления любого существа, особенно такого, как я. В профилактических целях. Природа знает, как ей лучше решать проблемы своих детей. Я представил, сколько ещё таких глупцов будет на моём пути, и какими эти глупцы будут. Почему человечество развивает в себе такое направление личностей? Не знаю. Не хочу знать. Право выбора будет у всех, этого достаточно.
Мирон Матвеевич склонился над телом Валеры, посмотрел на меня с опаской, схватил онемевшую Марию за локоток и выскочил, молча, из моей палаты. Щёлкнул замок. Я думал о первом своём сознательном дне своей жизни. Слегка мутило. Мария испугалась – два неожиданных результата за пять минут. Мирон умён. Он не произнёс ни одного слова за всё время посещения пациента. Он изучал мой случай. Мой случай ему не по зубам. Хотя, мне тут не очень долго находиться. Выйду. Мария работает над своим проектом уже пятый год, она получит лекарство через 18 дней. Там несколько месяцев на условности… Моя рекламная девочка. Одна из миллионов.
Снова щёлкнул замок. Зашли два санитара, вынесли до сих пор лежащее на полу тело. Зашли другие два санитара, положили меня на кровать, сделали то, что планировал сделать Валера – укол в руку. Я не сопротивлялся. Уже всё равно сегодня ничего менять не нужно. И делать тоже.
