Владимир Бешанов
Танковый погром 1941 года
Предисловие
Один из самых живучих мифов, до сих пор пронизывающий многие публикации о событиях 1941 года, – миф о подавляющем превосходстве вермахта над Красной Армией в танках, самолетах, артиллерии и других видах вооружения. Его суть известна любому нашему читателю: «немец давил техникой». Тучи германских самолетов, закрывавших крыльями небо над головой и гонявшихся буквально за каждым пехотинцем, стальные лавины танков, заполнивших все дороги, – вот картина, знакомая каждому, кто более или менее регулярно ходил в кино смотреть советские фильмы «про войну». Кроме того, Сталин и его преемники прочно вдолбили послевоенным поколениям тезис о «полной внезапности» фашистского нападения на СССР, прервавшего мирный труд советских граждан.
Версию о тотальном превосходстве немцев в количестве и качестве вооружения, о неожиданности их нападения, помешавшей «привести советские войска в боевую готовность», об исключительно оборонительном характере советской военной доктрины охотно поддержали в своих мемуарах все маршалы и генералы. Еще бы! Ведь это они отдали под власть оккупантов 40 % населения страны. Вместо того, чтобы вразумительно объяснить причины своих сокрушительных поражений в 1941–1942 годах, они проявляли чудеса изобретательности, доказывая на тысячу ладов версию «о внезапности и превосходстве».
В воспоминаниях Жукова и Еременко, Баграмяна и Мерецкова, Ротмистрова и Сандалова непременно подчеркивается, что у противника были «самые лучшие в мире танки» и что их было очень много, а вот советские боевые машины, которые до войны с гордостью демонстрировали на всех парадах, также внезапно оказались устаревшими, пожароопасными, небоеспособными, их пушки годились только «по воробьям стрелять». Именно поэтому красноармейцам приходилось совершать чудеса героизма, забрасывая бронированные чудовища фашистов бутылками с горючей смесью, кидаться под гусеницы со связками гранат и даже истреблять вражеские экипажи топором.
Во все школьные учебники вошли слова о том, что накануне войны в западных округах СССР «насчитывалось всего 1800 тяжелых и средних танков (в том числе новейших КВ и Т-34— 1475). Кроме того, имелось много легких танков устаревших типов с ограниченным моторесурсом. Самолетов новейших типов – 1540 и значительное количество машин устаревших конструкций». Таким образом, остальные 14 тысяч (!) танков и почти столько же самолетов «не насчитались».
Сей пассаж, несомненно, является шедевром марксистской «научно-исторической» мысли. Ведь десятком страниц раньше тот же самый источник, повествуя об успехах социалистического строительства в годы 3-й пятилетки, сообщает, что только в период с 1 января 1939 года по 1 июня 1941 года советская промышленность выпустила 17 754 боевых самолета.
Между тем Гитлер бросил на СССР армаду в составе всего лишь 3909 летательных аппаратов, среди которых были транспортные или связные. Вместе с ВВС союзных ему стран – 4642 самолета, т. е. в 3 раза меньше, чем их имелось в западных округах СССР. Что же касается танков и самоходных орудий, то их в немецких войсках, устремившихся 22 июня через границу, было 3855 единиц – в 4 раза меньше, чем в противостоящих им советских войсках! Причем на две трети танки противника были легкими, а на четверть еще и, безусловно, устаревшими.
В июне 1941 года Красная Армия, готовившаяся «освободить» всю Европу, обладала огромным количественным и качественным превосходством над вермахтом в военной технике. Разумеется, после страшных поражений начального периода войны оно значительно уменьшилось. Но тем не менее немцы в течение всей войны никогда не превосходили РККА по числу танков и самолетов.
Почему в этой книге речь идет о танках? По той причине, что Вторая мировая война была «войной моторов», а танки повсеместно являлись главной ударной силой сухопутных войск. И еще потому, что именно в этой области вооружений преимущество Советского Союза было особенно впечатляющим. В целом РККА имела в своем составе больше танков, чем все армии мира, вместе взятые – 25 000!
Однако вермахт с поразительной легкостью окружал и громил в 1941–1942 годах советские дивизии, корпуса и целые армии. Несоответствие между гигантскими параметрами советской военной машины и мизерностью достигнутых ею результатов порождает два основных вопроса:
1. ПОЧЕМУ ЭТО СТАЛО ВОЗМОЖНЫМ? Ведь сказки о «полной внезапности» нападения, о лучшем качестве германского оружия, о превосходстве немцев в его количестве совершенно несостоятельны.
2. КАК ЭТО ПРОИЗОШЛО? Конкретно, как случилось, что выведя из строя всего около 800 тысяч германских солдат, мы потеряли 8-миллионную армию? При этом на каждого погибшего красноармейца пришлось десять попавших в плен либо дезертировавших. Сражения 1941 года – не столько война, сколько массовая капитуляция Красной Армии.
Данная книга – попытка ответить на эти КАК? И ПОЧЕМУ? а заодно выяснить: КУДА ПОДЕВАЛИСЬ те 28 тысяч советских танков, которые были в РККА в 1941 году.
Часть 1
До войны
Советско-германское военное сотрудничество (1922–1933)
Если принять за аксиому, что цель любой войны – добиться лучшего состояния мира, чем довоенный, то придется признать, что Первую мировую (1914–1918) проиграли все ее основные европейские участники.
Страны Антанты, по определению «выигравшие» этот мировой конфликт, не получили от победы ничего, кроме ухудшения своего положения. Например, Великобритания затратила на войну 8 миллиардов фунтов, что было в десятки раз больше стоимости всего ее флота. В конечном итоге она заплатила за победу цену, неизмеримо превышающую все реальные или мнимые потери от немецкой конкуренции. За четыре военных года мировые финансово-кредитные потоки, ранее замыкавшиеся на лондонское Сити, переориентировались на Уолл-стрит. Следствием этого стало быстрое перетекание английских капиталов за океан. Великобритания, вступившая в войну мировым кредитором, к концу ее стала страной-должником.
Бельгия и Северная Франция лежали в развалинах. Правда, французы могли иметь моральное удовлетворение от того, что поквитались с заклятым врагом и стали сильнейшей в военном отношении нацией в Европе.
Но сколь бы ни были разнообразны последствия войны, над всем преобладало одно – разочарование. Конфликт 1914 года воспринимался всеми, как непоправимая катастрофа, приведшая к психологическому надлому европейской цивилизации, крушению великих идеалов. «У нашего поколения не осталось великих слов», – обращался писатель Д. Лоуренс к современникам. В сознании миллионов людей течение истории разделилось на два независимых потока – «до» и «после» войны. «До войны» – свободное общеевропейское юридическое и экономическое пространство, непрерывное развитие науки, техники, экономики; постепенное, но неуклонное расширение личных свобод.
«После войны» – развал Европы, превращение большей ее части в конгломерат мелких полицейских государств с примитивной националистической идеологией; перманентный экономический кризис; поворот к системе тотального контроля над личностью.
Кому общеевропейская бойня пошла на пользу, так это Соединенным Штатам и Японии, добившимся наконец официального статуса «великих держав».
А Европа раскололась на «победителей» и «побежденных». Последних заставили заплатить за все. Версальский мирный договор 1919 года был не актом установления мира, лучшего, нежели довоенный, а инструментом для наказания проигравших, в первую очередь Германии, запрограммировав все кризисы и конфликты последующего двадцатилетия. И не только потому, что был излишне суров, ной вследствие того, что он нарушал условия перемирия от 11 ноября.
5 октября 1918 года германское правительство обратилось к президенту США Томасу Вудро Вильсону с нотой, в которой принимало его «Четырнадцать пунктов» и просило о мирных переговорах. После оживленной переписки президент 5 ноября дал немцам окончательный ответ, в котором указывалось, что союзные правительства «заявляют о своем желании заключить мир с германским правительством на условиях, указанных в послании президента конгрессу от 8 января 1918 года («Четырнадцать пунктов»), и на принципах урегулирования, изложенных в его последующих посланиях».
Кстати, союзники прекрасно понимали, на чьи деньги делалась Октябрьская революция в России и на чьих штыках держалась Советская власть. Пункт шестой выдвигал требования освобождения немецкими войсками всей русской территории и такое урегулирование «русского вопроса», которое гарантирует России «самое полное и свободное содействие со стороны других наций в деле получения… возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики и обеспечение ей радушного приема в сообществе свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберет». Здесь у Вильсона голова болела напрасно: большевики уже избрали для России образ правления, и меньше всего их интересовало мнение «сообщества свободных наций». Однако территориальных претензий к Германии, за исключением возвращения Франции Эльзаса и Лотарингии и уступок в пользу возрождаемой Польши, в «Четырнадцати пунктах» не было.
Таким образом, мирные условия должны были согласовываться с обращением американского президента, а предметом занятий мирной конференции являлось «обсуждение деталей их проведения в жизнь». Одним из условий перемирия было фактическое разоружение и капитуляция Германии. Но как только она это сделала и оказалась совершенно беспомощной, союзники ввели свои войска в Рейнскую зону и первым делом разорвали условия перемирия, отказавшись от данных обязательств.
Представители Германии даже не были допущены на Парижскую мирную конференцию (18.01.1919— 21.01.1920). На всем ее протяжении союзники не прерывали блокады Германии, все их войска были наготове. Подписание мирного договора предполагалось проводить под дулом наведенного пистолета. Теперь условия мира были совершенно другие, из двадцати трех условий президента Вильсона только четыре были включены в договор. Франция, вынесшая на себе основную тяжесть этой войны, не смогла отказать себе в удовольствии сплясать на костях поверженного противника. Премьер-министра Жоржа Клемансо обуревала лишь одна идея: наказать Германию и навсегда превратить ее во второразрядную страну.
Условия договора состояли из трех блоков вопросов: экономического, территориального и военного. Первым делом Германию заставили принять на себя целиком вину за войну и на ее счет записали всю ее стоимость. Немыслимые выплаты по репарациям должны были окончательно подорвать и без того уже истощенные экономические ресурсы страны. Во-вторых, помимо колоний Германия должна была отдать и собственные территории, в том числе часть Пруссии. Эти земли достались частью победителям – Франции, Бельгии, а частью – вновь созданным на обломках европейских империй государственным образованиям: Польше, Чехословакии, Литве. Сотни тысяч немцев оказались вдруг неизвестно кем, и эти немцы вскоре с энтузиазмом будут приветствовать Гитлера.
Наиболее дальновидные западные политики предвидели гибельные последствия этих решений. Так, премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж 25 марта 1919 года направил мирной конференции меморандум, озаглавленный «Некоторые соображения для сведения участников конференции перед тем, как будут выработаны окончательные условия». В документе говорилось:
«Вы можете лишить Германию ее колоний, превратить ее вооруженные силы в простую полицию, низвести ее военно-морской флот на уровень пятистепенной державы, однако, если в конце концов Германия почувствует, что с ней несправедливо обошлись при заключении мирного договора 1919 года, она найдет средства, чтобы добиться у своих победителей возмещения… Несправедливость и высокомерие, проявленные в час триумфа, никогда не будут забыты и прощены.
По этим соображениям я решительно выступаю против передачи большого количества немцев из Германии под власть других государств, и нужно воспрепятствовать этому, насколько это практически возможно. Я не могу не усмотреть причину будущей войны в том, что германский народ, который проявил себя как одна из самых энергичных и сильных наций мира, будет окружен рядом небольших государств. Народы многих из них никогда раньше не могли создать стабильных правительств для самих себя, а теперь в каждое из этих государств попадет масса немцев, требующих воссоединения со своей родиной. Предложение комиссии по польским делам о передаче 2 100 000 немцев под власть народа иной религии, народа, который на протяжении всей своей истории не смог доказать, что он способен к стабильному самоуправлению, на мой взгляд, должно рано или поздно привести к новой войне на востоке Европы».
Предостережение не было услышано. Франция стремилась к расчленению Германии, создавая блок независимых католических государств от Австрии до Нижнего Рейна. Особенно болезненным был вопрос о Польском коридоре. Как писал в 1929 году М. Фоллик, «чтобы дать Польше морской порт, было совершено другое преступление против Германии: у нее отобрали Данциг… Но из всего наиболее немецкого в Германии Данциг является самым немецким… Рано или поздно Польский коридор стал бы причиной будущей войны. Если Польша не вернет коридор, она должна быть готова к самой гибельной войне с Германией, к анархии и, возможно, к возвращению в состояние рабства, из которого только недавно освободилась».
Еще через десять лет все предсказания сбудутся, но пока… пока в разгаре «пир победителей». Первым делом Германия возвращала Франции Эльзас и Лотарингию, Бельгии – округа Мальмеди и Эйпен. Часть Поморья и территории в Западной Пруссии передавались Польше, Данциг объявлялся «вольным городом», Мемель (Клайпеда) перешел в ведение победителей и в 1923 году был присоединен к Литве. Кроме того, в 1920 году к Дании отпала часть Шлезвига, а в 1921 году Польше досталась часть Верхней Силезии. Небольшой участок силезской территории нарезали и Чехословакии. Саар на пятнадцать лет отдавался под управление Лиги Наций, а его угольные шахты были переданы в собственность Франции. Германия лишалась всех своих колоний, которые позднее были поделены между Великобританией, Францией, Бельгией и Японией.
Конечно, сами составители договора сознавали его несправедливость и потому в блоке военных условий стремились навсегда искоренить немецкую военную мощь. Они уничтожили или конфисковали большую часть вооружения и средств для его создания, лишили Германию новых видов оружия, которые появились в годы войны: самолетов, танков, подводных лодок и отравляющих газов, а также сократили до максимума немецкие вооруженные силы. По договору 14 тысяч самолетов были переданы союзникам либо пошли на слом, производство или покупка военной авиатехники были запрещены. Военно-морской флот сократили до символической численности: 15 тысяч личного состава, 6 устаревших эскадренных броненосцев, 6 легких крейсеров и 24 миноносца. В дополнение к этому большинство кораблей торгового флота конфисковали в качестве платежей по репарациям. Ввоз в Германию оружия и другого военного имущества запрещался, большинство укреплений подлежало уничтожению.
Довоенная армия Германии насчитывала два миллиона человек. Теперь она не должна была превышать 100 тысяч, причем офицерский состав ограничивался 4 тысячами человек. Службу пришлось сделать добровольной, так как воинскую повинность запретили. Для того чтобы предотвратить создание обученного резерва, мужчинам приходилось служить длительные сроки (офицерам 25 лет, остальным – 12 лет). Генеральный штаб распускался, а военные академии закрывались.
Наблюдение за выполнением договора Германией должна была осуществлять смешанная комиссия союзников по военному контролю, в состав которой входили группы, предназначенные для промышленности и каждого рода войск. Инспекторами являлись военные специалисты из пяти держав, которые готовили договор: Великобритании, Франции, Италии, Бельгии и Японии. Американская делегация, возглавляемая президентом Вильсоном, принимала участие в заседаниях в Версале, но сенат США отказался ратифицировать договор, и американцам не пришлось участвовать в работе инспекционной комиссии. «Это не договор о мире, – предостерег один из членов американской делегации. – По меньшей мере, я вижу в нем одиннадцать войн».
Условия Версальского договора стали известны 7 мая 1919 года, и их суровость ошеломила немецкий народ. Люди почувствовали, что над ними надругались и предали. Немцы отрицали коллективную ответственность за развязывание войны; они полагали, что их вынудили к этому Франция и Россия. Более того, они надеялись, что радикальная смена формы государственного управления – монархии кайзера на парламентскую демократию – смягчит условия мира. Выйдя на улицы в знак протеста, немецкие граждане заявили, что Версальский договор – «договор насилия».
Президент Германии социалист Фридрих Эберт окрестил договор как «неосуществимый и невыносимый», однако у его правительства не оставалось другого выхода, как принять его. Морская блокада союзников привела к голоду в стране, а если бы немцы вздумали оказать сопротивление, они бы столкнулись с вторжением французских, английских и американских войск, стоявших в большом количестве вдоль Рейна. Лишь за девятнадцать минут до того, как истекал последний срок, установленный победителями, правительство уступило. Формально Германия подписала ненавистный договор 28 июня 1919 года. Присутствовавший при этой процедуре премьер-министр Италии Ф.С. Нитти написал в своей книге с характерным названием «Нет мира в Европе»:
«В современной истории навсегда останется этот ужасный прецедент: вопреки всем клятвам, всем прецедентам и всем традициям, представителям Германии не дали слова, им ничего не оставалось делать, как подписать мир; голод, истощение, угроза революции не давали возможности поступить иначе». Именно эти обстоятельства дали впоследствии возможность Гитлеру сплотить вокруг себя всю Германию и оправдать в глазах немецкого народа любое нарушение «грабительского мира».
Так под грохот артиллерийского салюта 28 июня 1919 года была погребена Первая мировая война и зачата Вторая. Непосредственной ее причиной был Версальский договор.
Потерпев военное поражение, Германия оказалась к 1920 году в состоянии экономического краха. Территориальные потери, передача победителям в счет репараций материальных ресурсов, инфляция, политическая нестабильность вели к постоянному спаду промышленного производства. Отсутствие механизма выплаты репараций вызывало постоянные кризисы, которые под давлением Франции разрешались силой. Так, в конце 1922 года германские руководители обратились к правительствам стран-победительниц с просьбой временно отложить выплаты по Версальскому договору. Французский премьер-министр Раймонд Пуанкаре отказался пойти навстречу и, когда Германия прекратила платежи Франции, приказал французской армии занять Рурский район, который на четыре пятых снабжал страну углем и сталью.
В результате январского кризиса 1923 года инфляция в Германии достигла такой высоты, что для покупки буханки хлеба требовалась тачка, нагруженная немецкими марками. Волнения и беспорядки охватили страну, в течение шести месяцев армии пришлось подавлять мятежи крайних левых и правых, включая путч, начатый в мюнхенском пивном зале Адольфом Гитлером и его национал-социалистами.
Поэтому желание вооружаться становилось в Германии все сильнее, и не только среди радикальных националистов. Так как договор сделал вооруженные силы едва способными обеспечить внутреннюю безопасность и совершенно неспособными защищать границы Германии в недружественной Европе, многие немецкие лидеры руководствовались обыденным патриотизмом и страхом перед иностранной интервенцией. Другие исходили из перспектив получения прибыли и восстановления международного влияния. Каковы бы ни были мотивы, но и кадровых офицеров, и политиков, и промышленников сплотил единый лозунг свободы вооружений. Ради его осуществления они готовы были нарушить условия Версаля.
В июне 1920 года военное ведомство Германии назначило командующим стотысячным рейхсвером генерал-майора Ганса фон Секта. «Беззащитный – неуважаемый», – таким был его основной принцип при организации новой немецкой армии. «Нейтрализовать яд» Версальского договора – в этом он видел свою первостепенную задачу.
Фактически с самого начала Сект нашел способы обойти ограничения Версаля и не уставал придумывать новые лазейки. Он сохранил генеральный штаб, упрятав его функции в невинное название Управление войск и маскируя его различные подразделения другими фиктивными названиями. Деятельность разведки штаба, например, происходила в двух мнимых агентствах, которые назывались «статистический отдел» и «служба благосостояния». Он обошел ликвидацию военных академий, создав программу «специальных курсов» в самой армии, которая выполняла те же задачи.
С целью увеличения офицерского корпуса Сект маскировал свой управленческий аппарат, скрытно замещая офицерами должности гражданского персонала, как в Министерстве обороны, так и в других правительственных ведомствах, добавив новый контингент для заполнения мнимых вакансий. Сект также содержал незаконные вооруженные силы для защиты восточных границ Германии против возможного вторжения вновь созданного польского государства. Эти войска (так называемый «черный рейхсвер»), насчитывавшие около 60 тысяч бывших участников добровольческих отрядов, были обучены, вооружены и замаскированы под штатских рабочих. Правда, «черный рейхсвер» позже все-таки пришлось распустить.
Сект также смотрел сквозь пальцы на наращивание полицейских сил, превышавших ограничения по Версальскому договору, используя их как резерв личного состава армии. Закаленные в боях офицеры надевали полицейскую форму и проводили военную подготовку тысяч новобранцев. Только прусская полиция насчитывала 85 тысяч человек, которые имели на вооружении винтовки, пулеметы и даже бронемашины. Некоторые из специально подготовленных немецких полицейских в период Второй мировой войны возглавили дивизии и корпуса.
Сект решил, что ограниченный контингент рейхсвера в известной степени даже выгоден. Он позволял ему быть более разборчивым, чем если бы у него была огромная армия призывников. На каждую вакансию среди солдат и унтер-офицеров приходилось семь претендентов. Отобранные кандидаты отвечали самым высоким в мире физическим требованиям. Они получали необычно высокое жалованье: в семь раз больше, чем, к примеру, во французской армии. Сект создавал структуру рейхсвера как кадровой профессиональной армии с перспективой последующего расширения. Рейхсвер Секта был профессиональной армией. Именно поэтому он стал впоследствии источником подготовленных командных кадров для Вермахта.
Каждый солдат и офицер рейхсвера готовился таким образом, чтобы занять вышестоящую должность и взять ответственность немедленно. В случае мобилизации майоры становились полковниками или генералами, а лучшим из солдат и унтер-офицеров присваивалось звание лейтенантов. Так как договор не ограничивал процентное соотношение солдат и унтеров, необычайно высокий комплект сержантов и ефрейторов – один на двух рядовых – готовили к очередному повышению.
Однако ограничения арсенала не давали Секту возможности испытать появившиеся в ходе войны новые тактические принципы боя в реальном масштабе. Полевые учения и маневры приходилось осуществлять с имитационным оружием, таким как фанерные танки или пушки из деревянных бочек. «Вражеские самолеты» были представлены игрушечными надувными шарами, а массовые передвижения войск демонстрировал один солдат с плакатом, на котором было написано: «Я – взвод» или «Это – группа автоматчиков из семи человек».
В это трудное для Германии время немцы решили обратиться к старым своим друзьям и таким же изгоям мирового сообщества – российским большевикам.
Советское руководство в начале 20-х годов также столкнулось с рядом проблем. Ленин и его компания «профессиональных революционеров», совершив при активной немецкой помощи и поддержке Октябрьский переворот и залив страну кровью в Гражданской войне, завоевали-таки Россию. Теперь надо было «научиться Россией управлять». Поход в Европу не удался, разбитые красные конники откатились от стен Варшавы, по стране прокатился вал крестьянских мятежей. Все это заставило Политбюро отложить «мировую революцию» и объявить мирную передышку. Насущными задачами стало восстановление экономики и нормализация жизни в стране.
Однако, подписав с немцами Брестский мир, большевики за полгода до конца мировой войны сделали русских из победителей побежденными, а отказ от уплаты дореволюционных долгов и приверженность лозунгам типа «Даешь Париж!» привели к политической и экономической изоляции страны. Вокруг «Совдепии» создавался санитарный кордон для предотвращения распространения «бацилл большевизма» (эту болезнетворную характеристику своей идеологии дал сам Ленин на VIII съезде РКП(б). Снятие экономической блокады в январе 1920 года позволило начать контакты с европейскими странами, но они так и не стали достаточно прочными.
Россия полностью утратила завоеванные Империей позиции на международной арене и территории в Восточной Европе. По уровню своего влияния страна оказалась отброшенной на двести лет в прошлое. В этих условиях советское руководство могло либо согласиться с региональным статусом СССР, либо вновь начать борьбу за возвращение в клуб великих держав. Точнее сказать, не было даже и такой альтернативы, ибо большевизм агрессивен по своей сути, а «коммунизм не может существовать в отдельно взятой стране… окончательно победить можно только в мировом масштабе» – это хорошо понимали бородатые классики. Поэтому советское руководство взяло на вооружение концепцию «мировой пролетарской революции», совмещая новую идеологию с традиционной задачей внешней политики по усилению влияния страны в мире. Стратегической целью стало глобальное переустройство сложившейся системы международных отношений, что делало основными противниками Англию и Францию, а главным и естественным союзником – разбитую Германию.
16 апреля 1922 года, в период Генуэзской конференции, в итальянском местечке Рапалло советская и немецкая делегации подписали межправительственное соглашение, в соответствии с которым между Россией и Германией были восстановлены дипломатические отношения. По Рапалльскому договору оба правительства взаимно отказывались от возмещения военных расходов и невоенных убытков, причиненных им и их гражданам во время войны. Оба государства обоюдно прекращали платежи за содержание военнопленных. Были согласованы и вопросы экономического характера.
Подписанию договора предшествовали продолжительные секретные переговоры, начатые еще 5 мая 1921 года Леонидом Красиным и Карлом Радеком с сотрудниками Министерства обороны Германии. Немецкую сторону представляли генералы Ганс фон Сект, Курт фон Шлейхер, Йоганн Хасс и другие. Темой переговоров было укрепление российской военной промышленности с помощью Германии: для создания современной армии большевикам требовалось техническое содействие и финансовая помощь. С помощью немецких субсидий и специалистов советское правительство рассчитывало заложить основы авиационной и других отраслей военной промышленности.
У Германии были свои резоны. Русские не являлись участниками Версальского договора и не были заинтересованы в его поддержке. Огромные природные богатства России, а также полигоны, удаленные от любопытных глаз наблюдателей западных держав, давали идеальные возможности как для создания видов вооружений, запрещенных договором, так и для подготовки контингента для рейхсвера. Поэтому немцы проявили повышенный интерес к переговорам с советскими представителями. О ходе их Сект лично информировал рейхсканцлера К.Й. Вирта. В специальном меморандуме генерал формулировал: «Мы хотим двух вещей: во-первых, усиления России в хозяйственной и политической, т. е. Военной области и, таким образом, косвенно, собственного усиления, поскольку мы укрепляем возможного будущего союзника; далее мы хотим непосредственного собственного усиления, для чего поможем создать в России военную промышленность, которая может послужить нам в случае необходимости».
Итогом переговоров стали секретные соглашения, подписанные 11 августа 1922 года.
В целях расширения контактов между рейхсвером и РККА в феврале 1923 года Германия направила в Москву делегацию, возглавляемую генералом Хассом, руководителем войскового отдела Министерства обороны. В состав делегации был включен специалист по авиационной технике из отдела вооружения и технического оснащения. В декабре того же года в Москве было открыто представительство рейхсвера под скромным названием «Московский центр». Его возглавил полковник Герман фон дер Лит-Том-сен, работавший под псевдонимом фон Лиц. О характере деятельности этой организации говорят, в частности, материалы секретных переговоров, на которых были рассмотрены следующие проблемы:
– о реконструкции заводов подводных лодок в городе Николаеве концерном «Блом унд Фосс»;
– о создании в России самолетостроительных заводов «Юнкере» и «Фоккер»;
– о направлении на работу в советские конструкторские бюро (самолетостроительные, машиностроительные, артиллерийские, боеприпасов и танковые) немецких специалистов.
Принятые решения оперативно проводили в жизнь. Например, выполняя заказ рейхсвера, советская промышленность в 1926 году поставила Германии 400 тысяч снарядов для трехдюймовых орудий. Несмотря на версальский вердикт, Германия в союзе и с помощью России наращивала свою военную мощь. Этому способствовало заключение новых тайных и официальных соглашений. Так, 12 октября 1925 года был заключен советско-германский экономический договор. Спустя шесть месяцев, 24 апреля 1926 года, подписан «Договор о дружбе и нейтралитете между Германией и СССР».
Самая нежная дружба крепилась и между военными. С 25 по 30 марта 1926 года в Берлине состоялась строго секретная встреча руководителей военных ведомств. Они обсуждали меры, направленные на усиление сотрудничества между двумя странами в военной области. Ответственными лицами в деле решения всех вопросов военного сотрудничества были назначены: в Берлине – генерал-полковник Сект, в Москве – заместитель наркомвоенмора И.С. Уншлихт. Непосредственная организация контактов между двумя сторонами возлагалась на советского военного атташе в Берлине Лунева; в Москве – представителя рейхсвера полковника Томсена.
