Владимир Алексеевич Колганов
Уйти или остаться?
Глава 7. Я зомби
?
Трудно поверить, но это факт: я – зомби! Эта мысль пришла мне в голову неожиданно, как озарение. Хотя какое уж тут озарение – скорее, тьма! С чего бы вдруг? И вот после долгих размышлений пришёл к такому выводу – во всём виновато телевидение. Понял это после того, как прочитал откровения Даниила Дондурея, в то время главного редактора журнала «Искусство кино»: «ТВ – главный инструмент производства национальной культуры, создания образцов поведения. Институт объединения живущих на одной территории людей в нечто целое. Это невидимые секретные службы по управлению страной, экономикой, человеческим капиталом, обеспечению национальной безопасности. Это "картины мира" для миллионов граждан. По своему воздействию на них телевизор вполне сопоставим с семьёй и школой, влиятельнее церкви и многих других институций». Вот оно как! Да уж, с Дондуреем не поспоришь – всё потому, что прав.
Возьмём, к примеру, женщину средних лет, домохозяйку. Почти весь день она тратит на просмотр того, что предлагают ей телеканалы. Остальное время уходит на приготовление еды и прочие заботы по дому. Подумал, а что, если таким образом происходит построение другой реальности? Да так оно и есть! И в этой реальности все мы действуем как зомби – бежим покупать лекарства, которые по сотне раз в день втюхивает нам телевизионная реклама, либо продукты, хотя под завязку забит ими холодильник, либо новый смартфон, хотя и старый в общем-то вполне устраивал. Но что поделаешь, если уже набекрень мозги, то есть своих как бы уже нет, а им на смену приходит телевидение – всё расскажет, всё подскажет, но только в пределах той, другой реальности.
Однако с чего бы вдруг, с какого перепугу нормальный человек поверит в те небылицы, которые нескончаемым потоком обрушиваются на наши головы? Конечно, не поверит! Поэтому и стараются создать из каждого из нас некое подобие зомби, которое действует по указке и ничуть не сомневается в том, что это делается для его же блага. Первейшая роль принадлежит в этом деле телесериалам, производство которых поставили на поток. Незатейливые, не требующие умственны усилий, они приводят к тому, что в голове телезрителя происходят необратимые процессы. Та часть мозга, в которой заложена способность к самостоятельному анализу того, что происходит в реальной жизни, по сути, отмирает, а вместо неё как бы работает привнесённая извне программа, диктующая нам: не забивай себе голову сложными, глобального характера проблемами, тебе всё разжуют, а ты радуйся тому, что есть, и не сомневайся ни в чём, что за пределами житейских забот, вне узкого семейного круга и общества твоих приятелей, подруг.
Вот и Пётр Авен, председатель совета директоров компании «СТС Медиа», признавал успешность внедрения такой программы: «С точки зрения качества телевизионного продукта, мы пошли вверх, потому что у нас сформирована вполне разумная и большая аудитория». Ну да, вполне разумная, если оценивать её с позиции бизнесмена, для которого главное в жизни это прибыль. Поэтому ничуть не удивляет признание театрального режиссёра Кирилла Серебренникова, сделанное лет десять назад: «Если говорить о телевидении и о той сфере, с которой я общаюсь каждый день, о театре, могу сказать: от уровня публики, приходящей к нам от телевизоров, можно упасть в обморок». Ныне режиссёр живёт во Франции, но вряд ли ситуация там гораздо лучше.
Анатолий Лысенко, один из основателей ВГТРК, сожалел о том, что произошло: «Я начинал, когда ТВ было творчеством, потом ТВ стало на какой-то короткий период творчеством и политикой. Сегодня это прежде всего бизнес и политика, творчество опустилось на третье место. А бизнес – это цифры, рейтинг. Конечно, я тоже стремился добиться популярности, чтобы наши передачи смотрели больше, но всё подчинять рейтингу – нет. Я не сумел бы уже работать на таком телевидении. Это для другого поколения». Ну да, для тех самых зомби, которых воспитали руководители телеканалов, для кого на первом месте прибыль, рейтинг и т.п.
А вот мнение анонимного телезрителя, которое я нашёл тоже в интернете: «Что касается политических программ, то они просто убивают. Кажется, что все каналы вместе и заранее определяют темы, которые будут обсуждаться. На всех каналах одно и тоже. Эксперты, по-моему, не всегда успевают перебежать с одной передачи на другую. Я понимаю, что новости – они и есть новости, но их тоже можно рассматривать с разных точек зрения, есть разные нюансы новостей. Но каналы и их редакторы не хотят, очевидно, заморачиваться, и делают всё как под копирку. Сначала без остановки обсуждали Украину, как будто в огромной стране говорить больше было не о чем, теперь только о коронавирусе. Это очень важный вопрос, вопрос жизни и смерти, но жизнь не стоит на месте. Создаётся впечатление, что задача таких политико-информационных программ создать напряжение в среде зрителей и поддерживать его как можно больше. Плохие новости и отрицательные эмоции дольше удерживают внимание. Положительные эмоции нужно создавать, материалы для них нужно разрабатывать, а негатив сам за себя работает».
Не могу не согласиться – в нашей стране есть множество нерешённых проблем, которые следовало бы обсудить в политических ток-шоу, но, как правильно отметил Пётр Авен, мы не имеем возможности влиять на телевидение. Словно бы это некое государство в государстве, игнорирующее основы демократии.
А вот ещё один пассаж, причём весьма эмоциональный: «Но еще больше раздражают развлекательные программы. Это просто паноптикум какой-то! Программы либо переделаны из иностранных аналогов или придуманы очень ограниченными людьми для ещё более ограниченных зрителей… Постоянная публичная стирка грязного белья просто шокирует. Я, во-первых, не понимаю как можно [публично] обсуждать свою личную жизнь, рассказывать о своих секретах, даже за огромные деньги, а во-вторых, как можно изо дня в день смотреть все эти откровения».
И в завершении слова́, под которыми готов подписаться: «На нашем большом телевидении деньги и рейтинги оказались несовместимы с интеллектом, истинной увлеченностью и профессионализмом. Пока "пипл хавает" можно гнать пошлятину, тупизм, неприкрытую глупость, враньё, грязь во всех видах».
Увы, этому не стоит удивляться, поскольку процесс превращения людей в послушных зомби продолжается, идёт «опережающими темпами» и вот-вот успешно завершится…
Только бы мне повидаться с Осей и больше не нужно ничего! Даже после той, несостоявшейся его попытки использования в наших общих интересах достижений современной хирургии с целью обозрения моих внутренностей. Эх, зря я тогда, пожалуй, отказался! Теперь бы не пришлось блуждать в потёмках в поисках выхода из тупика. Что ж, напросился в гости…
За бежевыми шторами сгустилась ночь с одиноко торчащим посреди неё шпилем сталинской высотки на Кудринской, бывшей площади Восстания. Ося, одетый, как и положено в столь поздний час, в чёрное, с огненно-рыжими дракончиками кимоно, развалился в кресле, а ваш покорный слуга, совсем без сил, примостился подле него на мягком пуфике. И вот что я сказал:
– Ах, Ося! Если бы ты знал, как тяжко сознавать, что я всего лишь марионетка в чьих-то недобросовестных руках. Особенно вот сейчас, когда понял, зачем существует телевидение, – я сидел, обхватив голову руками и, как полагается в таких случаях, раскачивался из стороны в сторону.
– Да ладно тебе, Вовчик. Пройдёт время, и всё понемногу образуется. А я со своей стороны помогу тебе, чем можно, только ты не дрейфь. Не хочешь смотреть российские программы, так я тебя к европейским каналам подключу, есть такая уникальная возможность.
– Добрая ты душа, Ося! Удивляюсь я, глядя на тебя. Если бы не ты, даже и не знаю, чем бы заняться вечером, когда уже не работают мозги после того, как целый день просидел над новой книгой.
– Что уж тут удивляться? Привязанность к братьям нашим меньшим это естественное свойство всех нормальных людей, – сидя на диване, Ося поглаживал голову любимого пса и, глядя на меня, щурил правый глаз и снисходительно улыбался.
– Ах, если бы все так рассуждали! – по-прежнему не унимался я. – Однако то, что происходит сейчас, просто не укладывается ни в какие привычные для меня морально-этические рамки. Дошло до того, что я даже боюсь сегодня дома появляться. А вдруг опять включу этот проклятый телевизор?
– Не надо было неразделённую любовь к искусству превращать в своё политическое кредо. Чувства, как тебе должно быть известно, в делах только вредят, – Ося повернулся лицом к компьютеру, где, как всегда, маячило озлобленное личико незабвенной Лёли. – Ему, видишь ли, не по душе рыночные методы в создании телевизионного контента, – И обращаясь снова ко мне: – Тут ты, Вовчик, что не удивительно, явно перегнул, так сказать, подменил несоизмеримые масштабы. Действительно, бывают на свете и хорошее кино, и правдивая информация, но это совершенно из другой оперы. А наша задача, как я её понимаю, не потакать вкусам таких ценителей искусства, как ты, а следовать заданным путём, не отступая от ранее намеченной нами линии буквально ни на шаг и ни в какую сторону…
– Но Ося! Я, можно сказать, всей душой готов тебя понять, но ведь и ты… – тут я запнулся, так и не решившись Осю в чём-то обвинить.
– Вот ты опять перебиваешь! – Ося оттолкнул пса и указательный палец освободившейся руки направил прямо в центр моего лба, словно бы обнаружил там подлежащего уничтожению комара или какую-то другую живность. – В иных обстоятельствах я бы наказал тебя именно за постоянный переход на личности и назойливую демонстрацию неуважения к нашим идеалам. Однако в данном случае мною руководит не разум, но всего лишь чувство сострадания. И оно не находит возможным оставить тебя вот в этом состоянии просто так, – тут Ося оглядел меня с головы до ног и, судя по всему, пришёл к неутешительному итогу. – У тебя неважная динамика, Вовчик. По моим многолетним наблюдениям, ты склонен к сползанию в беспредел путем вхождения в раж, то есть в запой, с последующим длительным выползанием из оного. Вот и сегодня ты скулишь и жалуешься на неустроенную жизнь, а завтра напьёшься и провалишь порученное тебе дело. Честное слово, Вовчик, так нельзя! Даже и не знаю, как нам быть.
– Но Ося, я только изредка выпиваю, по праздникам или с друзьями. Вот и с тобой тогда, в «Савое», – я попытался оправдаться перед Осей, но он меня уже не слушал.
– Или возьмём тот эпизод, когда ты нанёс неизлечимую душевную травму Лёлечке и дал дёру прямо с операционного стола, попутно обвинив меня в применении методов сигуранцы и гестапо, – Ося до предела поднял густые брови, выпучил глаза и как бы в полнейшем недоумении развёл руками. – Ну скажи на милость, откуда что взялось? Разве не я поддерживал тебя советами, пытаясь направить на путь истинный? А если к этому добавить то, что был вынужден выслушивать твоё нытьё уже и не помню сколько раз, тогда ты должен признать, что у меня просто ангельское терпение, – при этом вопреки произносимым словам на лице Оси явственно обозначились признаки нарастающего раздражения.
– Я же и говорю, что ты мой Альхен… – я всё никак не мог сообразить, какими бы словами успокоить благодетеля.
– Вовчик! Ты мог бы стать интересным собеседником, но вот беда, срываешься на брань по самому пустяшному поводу. Уровня дискуссии, ну никак не держишь. – Ося вскочил с дивана и теперь быстрыми шагами расхаживал по комнате. – У тебя начисто отсутствует чувство меры. Это касается и твоих личных выпадов против меня. Пойми же, наконец, что есть вещи, которые просто нетерпимы в приличном обществе. Ты однозначно нуждаешься в одёргивании, иначе тебя периодически заносит.
– Ося! – взмолился я, – Ося, больше этого никогда не будет!
– Остается лишь опровергнуть твой идиотский постулат о том, что наше телевидение предназначено для того, чтобы превращать людей в послушных зомби. – Ося в изнеможении плюхнулся на диван и, уже не глядя на меня, замахал перед моим лицом руками. – И не перебивай! Так вот, ты мне уже неоднократно заявлял, что считаешь себя свободным художником, фрилансером, которому дозволено всё, даже написать сатирический пасквиль на члена нашего правительства. В сущности, это твоё личное дело – о чём писать. Однако даже ты обязан когда-нибудь решиться на признание в том, что тут есть явная несправедливость по отношению к тем, кто выбивается из сил, пытаясь обеспечить людям процветание, – Ося снова смотрел на меня и его вылезающие из орбит глаза выражали одновременно злость, нестерпимую муку и что-то очень похожее на робкую надежду. – Запомни, что первый признак разложения личности, будем здесь точны, это ни что иное, как злоупотребление своим талантом. Я имею в виду использование во зло того, что тебе дано от Бога, по причине искаженного восприятия окружающего мира и преувеличения собственной значимости. Ты упиваешься своей властью над читателем, то есть возможностью втюхивать ему всё, что в голову взбредёт, однако подумай при этом о других. Неужели до сих пор не понимаешь, что им предстоит читать твои россказни о власть имущих и делать соответствующие выводы. А результатом станет угнетённое состояние, снижение производительности труда и сокращение уровня зарплаты. Зачем ты явно не чужих тебе людей на это обрекаешь?
Ну вот! Стоит только завести с Осей о чём-то разговор, как непременно всё сводится к деньгам, словно бы кроме них нет ничего более достойного нашего внимания в этом мире. А так хотелось поговорить о чём-нибудь прекрасном. И ещё очень хочется, чтобы он защитил меня и приласкал – ну не так, как пса, но тоже было бы приятно.
Даже и не знаю. Наверное, я напрасно затеял этот разговор, однако куда же мне деваться? Ведь если он по собственной инициативе пожелал стать для меня «вторым я», тогда к кому же мне ещё пристало за советом обращаться? Но согласиться с тем, что способствую обнищанию своих читателей, я никак не мог – ведь книги распространяются бесплатно! А Ося тем временем уже подводил итог нашей затянувшейся беседе:
– Вовчик, дорогой, что у тебя было по истории? Не сомневаюсь, что твёрдая арифметическая единица. Пора бы знать, что после идеологической победы захваченная территория всегда отдаётся на разграбление войскам. Так что у тебя весьма ограниченный выбор вариантов, – видя моё отчаяние, Ося протянул носовой платок и уточнил задачу: – В общем, или перестань писать книги, или компенсируй читателям снижение их зарплаты, которое неизбежно случится по твоей вине. И нечего тянуть кота за хвост, тем более что предложение тебе сделано, на мой взгляд, более чем гуманное и вполне приемлемое.
Да, судя по всему, неважные у меня складываются перспективы. И главное, что, в сущности, не из чего выбирать, потому как ни то, ни другое совершенно не приемлемо. Неужели придётся бежать туда, где уже никто не запретит мне «нести просвещение уму и сердцу»?
Глава 8. В меня вселился бес
За последние тридцать лет немало людей покинуло Россию. Уезжают по разным причинам – кто-то едет за деньгами, за «длинным рублём», кто-то уезжает потому, что уже потерял надежду на то, что Россия станет европейской страной, конечно, в его понимании. Ну а представителям непримиримой оппозиции на родине уже ничего не светит, поэтому надо искать другое место, где поймут и приласкают.
А вот у меня никогда не возникало желания уехать и жить в другой стране. Всё потому, что здесь родился, здесь могилы моих предков и только исключительные обстоятельства могли бы заставить меня принять решение уйти, уехать и никогда не возвращаться. Какие? Вот об этом и пойдёт речь.
Сразу оговорюсь, что к непримиримой оппозиции никогда не принадлежал, хотя в конце 80-х идеи либералов и демократов были мне близки. Потом во многих из тогдашних кумиров я разочаровался – по разным причинам, из которых главная заключается ы том, что перестал верить в их искренность, в то, что на первом месте для них забота о своей стране, о благополучии всех её граждан, а не только о тех, кто полностью, беспрекословно разделял их убеждения. Все остальные для них холопы, быдло.
Вот что написал когда-то один из видных представителей оппозиции Борис Немцов: «На самом деле проблема России – это россияне. <…> Российский народ, по большому счету, разделен на две неравные группы. Одна часть – это потомки крепостных, люди с рабским самосознанием. Их очень много и у них есть лидер – В.В. Путин. Другая часть (меньшая) россиян рождена свободными, гордыми и независимыми. Лидера у них нет, но он им и не нужен». Тут можно обойтись без комментариев. Гораздо интереснее мнение историка.
В 2006 году в «Новой газете» была опубликована статья Юрия Николаевича Афанасьева, одного из самых ярких представителей демократического движения в конце 80-х и в начале 90-х годов. Вот к каким выводам пришёл историк, размышляя о том, что случилось с Россией в прошлом веке: «Столетиями пребывая в состоянии угнетения и духовного рабства, оно однажды (если не углубляться дальше ХХ в.) взбунтовалось, и в 1917 г. одних угнетателей сменили другие. Эти другие измывались над населением пуще прежних и уничтожали его десятками миллионов. Потом, в самом конце того же века, оно снова не то пробудилось, не то возбудилось. В результате – кратковременная, даже молниеносная по историческим меркам вспышка надежды и не вектор даже, а скорее намёк, некий абрис движения к свободе. А потом – олигархи, коррупция, вертикаль, диктатура закона. <…> И снова тишина. Благодаря лавине нефтедолларов это население, как и подобает рождённым в неволе, свыкшимся с ней, опять погрузилось в состояние молчаливой покорности». На самом деле процесс погружения всё ещё идёт, и надеюсь, далёк от завершения.
В начале января 2015 года в интернете появилась статья Сытина, в которой он подверг критике отношение властей к аналитикам, которые призваны «не только следить за текущими событиями, анализировать их, обрабатывать разнородную и зачастую противоречивую информацию, но и доносить её до власть имущих и принимающих решения людей». Смысл этого взволнованного обращения сконцентрирован в следующей фразе: «Страна, которая отказывается кормить своих политических аналитиков, рано или поздно будет вынуждена кормить чужих». Александра Николаевича можно понять – в октябре 2014 года он был уволен из Института стратегических исследований по «идейно-политическим мотивам».
Я тоже причисляю себя к аналитикам, однако на зарплату от власть имущих не претендую, поскольку не вполне согласен с их политикой. Это нельзя назвать внутренней эмиграцией – многое из того, что делает власть, я одобряю. Прежде всего, имеется в виду внешняя политика, а вот в экономике слабо разбираюсь, поэтому приходится верить тому, что говорят специалисты. Однако то, что происходит в культуре, особенно на телевидении и в книгоиздании – это я категорически не приемлю. Есть претензии и к медицине, и к судебной системе, и к социальной сфере – писал об этом в предыдущих главах. Всё это меня, что называется, «достало», поэтому в последнее время увлёкся написанием сатирических романов – понятно, что эти «жалкие потуги» ничего толком не изменят, но молчать уже не в силах. А временами возникает ощущение, будто в меня вселился бес – словно бы он диктует то, что я сейчас пишу. Есть подозрение, что он так и останется в моём сердце, в голове до тех пор, пока не покину этот мир. Жаль, если так, поскольку хотелось бы написать о чём-то светлом, «жизнеутверждающем», но мысли пока что о другом.
Вообще, выбор темы для писателя – это мучительный процесс. Вот вроде бы написал уже обо всём, что интересно, в чём способен разобраться, однако сидеть без дела не могу. Поэтому и пишу, стараясь по возможности выйти за пределы, которыми ограничены действия большинства представителей культуры и средств массовой информации. Но вот смогу ли я уйти совсем? «Сухой закон» я как-нибудь переживу, но если будет продолжаться процесс деградации литературы, кино и телевидения, если заставят подписаться на газету «Правда» или на её нынешний аналог, если снова, как в начале 80-х, нас с высоких трибун будут учить уму-разуму впавшие в маразм начальники, а толпа народных депутатов устроит им овацию, тогда не останется другого варианта, кроме как уйти. Да просто потому, что ещё один раз я этого кошмара пережить уже не в силах…
Самое время пообщаться с Осей. Ну почему бы не поговорить о том, о сём, обменяться с ним жизненными впечатлениями. Что в этом зазорного, чем и кого тут можно обидеть или удивить? В конце концов, в каждом мало-мальски приличном человеке должно быть мощное «второе я», с которым он попросту обязан находиться в постоянном контакте, даже конфликтовать время от времени. Это ваш самый преданный советчик, который позволит избежать непростительных ошибок и на основе логических построений обрести душевную благодать, иначе говоря, столь необходимую устойчивость. Альтернативы этому не было и нет, потому как даже регулярные пробежки по утрам, тёплые ножные ванны на ночь и советы бывалых докторов не помогут вам выпутаться из очередного кризиса. Ну станете терзать себя и домочадцев, будете искать виновных в собственной бездарности где-то там, за пределами измученного неудачами своего сознания. В итоге же всё, что вам останется – это, присвоив себе некий псевдоним, чтоб ненароком не узнали, отправиться туда, где уже полным-полно таких же недоумков и слепцов, что бродят в поисках утерянного смысла жизни или же хотя бы вдохновения. Что это будет – виртуальное пространство или просто сон – не так уж важно…
Но вот опять всё та же знакомая картина – бежевые портьеры, ночь. И снова продолжается наш с Осей разговор.
– Вовчик! Ну почему ты этого стыдишься? Ведь это же самое милое дело, взять, да и предложить кому-нибудь себя. Спрос, как тебе известно, рождает предложение, – Ося сидел за массивным письменным столом и, напялив на нос очки, изучал биржевые сводки на экране своего компьютера.
– А вот если тебя об этом попрошу. Я к тому, пошёл бы ты к кому-то в услужение?
– И не проси! – последовал лёгкий взмах рукой, так примерно отгоняют назойливую муху. – Твои просьбы, кроме убытков, не приносят буквально ничего. А коли нет прибыли, так и не о чем тут говорить.
– Ося! Ты прямо-таки марксистом стал. Это же он утверждал, что ради прибыли капиталист готов пойти на любое преступление.
– Дурак он был, твой Маркс! – Ося оторвался от дисплея, сдвинул очки на лоб и устремил сердитый взгляд прямо на меня. – Преступление, Вовчик, оно от слова преступить. Переступи ту самую черту, и всё окажется не так, как тебе отсюда видится. – И словно бы не на шутку обозлённый тем, что отвлекли его от важных дел, вдруг прокричал: – Нет, ты точно не от мира сего, если говоришь такие вещи! – И затем, как бы спустив пар, уже более спокойно: – Да ладно, брось, Вовчик! Всё это пустяки.
– То есть как это пустяки? – теперь уже меня начинало раздражать это Осино всегдашнее и нескончаемое лицемерие. – Бросить любимое занятие, перестать писать книги и продаться с потрохами то ли власть имущим, то ли какому-то барыге… Это, по-твоему, пустяк?
– Нет, это не пустяк, Вовчик, – Ося отложил очки и, продолжая внимательно рассматривать меня, закурил сигару. – Это, мой милый, высокое искусство! Вызвать интерес у покупателя, такая задачка потруднее даже, чем книгу написать. Да и кто её у тебя купит, между нами говоря? Кто ты такой? Я бы так сказал, прежде чем своими книгами торговать, научись сначала продавать себя.
