Владимир Алексеевич Колганов
Москва Михаила Булгакова
Однако какие могут быть сомнения? Смотрите, что за чудные окна на фасаде – типичнейшая готика. А что касается второго этажа, то кое-кто поленился взглянуть на особняк со стороны двора – там двухэтажная пристройка с трёхстворчатым окном. Конечно, Булгаков не обязан был описывать в своём романе какой-то конкретный дом. Желание поселить Маргариту именно в готическом особняке могло быть вызвано тем, что её прообразом стала княгиня Кира Алексеевна Козловская – её дед по материнской линии, Карл Герике, был из прибалтийских немцев. Впрочем, последняя жена Булгакова тоже имела немецкую фамилию.
Глава 3. От Патриарших до Остоженки
Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» начинается у Патриаршего пруда. Это один из трёх прудов, заложенных при патриархе Иоакиме. Вскоре после войны с Наполеоном Бонапартом, когда пришлось практически заново отстраивать Москву, у Патриаршего пруда появился «кофейный дом для продажи чая, кофе и лимонада, окромя всякого рода напитков». С конца девятнадцатого века Русское гимнастическое общество устраивало на Патриарших зимний каток, а летом там функционировала лодочная станция, которая располагалась на северо-западной стороне пруда. Во второй половине 30-х годов прошлого столетия, как раз ко времени несчастья с Берлиозом, на противоположной стороне пруда появился изящный павильон.
1907 г. Зимний каток на Патриаршем пруду. На заднем плане – дом Вешняковых на Малой Бронной (№ 32).
В доме № 32 по Малой Бронной жили дети Януария Сергеевича Вешнякова, выпускника Михайловского артиллерийского училища. Служил он в Петербурге, в 1908 году получил чин полковника, а в 1915 стал командовать лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригадой, имея уже чин генерал-майора. В 1912 году на месте старого дома Вешняковых был построен большой доходный дом – в справочнике «Вся Москва» на 1916 год его владельцами значатся «наследники Вешнякова».
В начале 1920-х годов в бывшем доме Вешняковых жила семья Крешковых, друзья Надежды Земской и её мужа. Частыми гостями в квартире Крешковых были Михаил Булгаков и его первая жена Татьяна Лаппа. Глава семейства, Иван Павлович Крешков, служил в Академии Воздушного Флота, где преподавал аэронавигацию.
В 1933 году Лаппа встретилась с братом Ивана Павловича Крешкова, Александром Павловичем, и в 1936 году уехала с ним в Иркутскую область, где Крешков работал педиатром.
Татьяна Николаевна признавалась:
«Второй муж Крешков ревновал меня к Булгакову; порвал его рукописи, кричал: «Ты его до сих пор любишь!» … Однажды, когда я ездила к сестре, Крешков открыл стол и всё, что было связано с Булгаковым, уничтожил. Документы, фотографии… всё».
1913 г. Павильон лодочной станции на Патриаршем пруду. На заднем плане – дом № 7 по Ермолаевскому переулку. Правее, за деревьями – перекрёсток, где Берлиоз попал под трамвай.
1927 г. Патриарший пруд. Вид в сторону Малого Козихинского переулка. Слева на заднем плане – бывший дом Вешняковых.
На Патриарших Булгаков бывал с Татьяной Лаппа, навещая Крешковых. Здесь же он встречался с Еленой Сергеевной Шиловской. Вот и Любовь Белозерская в своих воспоминаниях подтвердила важное, почти мистическое значение этого уголка Москвы для Михаила Афанасьевича: «Все самые важные разговоры происходили у нас на Патриарших прудах (Михаил Афанасьевич жил близко, на Большой Садовой в доме 10)».
1925 г. Новый павильон лодочной станции на Патриаршем пруду.
Не мудрено, что на Патриарших начинается и действие «закатного романа» Михаила Булгакова. Вот отрывок из четвёртой главы:
«Иван сделал попытку ухватить негодяя за рукав, но промахнулся и ровно ничего не поймал. Регент как сквозь землю провалился. Иван ахнул, глянул вдаль и увидел ненавистного неизвестного. Тот был уже у выхода в Патриарший переулок, и притом не один. Более чем сомнительный регент успел присоединиться к нему. Но это еще не всё: третьим в этой компании оказался неизвестно откуда взявшийся кот, громадный, как боров, чёрный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами. Тройка двинулась в Патриарший, причем кот тронулся на задних лапах. Иван устремился за злодеями вслед и тотчас убедился, что догнать их будет очень трудно».
Дом архитекторов в Гранатном переулке, рядом со Спиридоновкой.
Прямое отношение к роману имеет и Гранатный переулок. В июне 1937 года в Колонном зале Дома Союзов проходил первый съезд архитекторов СССР, однако московские архитекторы обычно предпочитали встречаться в Гранатном переулке. Там же был ресторан, где Арчибальд Арчибальдович предложил Коровьеву и Бегемоту копчёную осетрину:
«Арчибальд Арчибальдович уже шептал тихо, но очень выразительно, склоняясь к самому уху Коровьева:
– Чем буду потчевать? Балычок имею особенный… у архитекторского съезда оторвал…
– Вы… э… дайте нам вообще закусочку… э… – благожелательно промычал Коровьев, раскидываясь на стуле.
– Понимаю, – закрывая глаза, многозначительно ответил Арчибальд Арчибальдович».
Дом Армянских на углу Спиридоновки (справа) и Гранатного переулка. Выход на Малую Никитскую – за спиной фотографа.
Впрочем, Гранатный переулок остаётся в стороне, если строго следовать маршруту, по которому шёл Иван Бездомный, преследуя Воланда, Бегемота и Коровьева – от Патриаршего пруда до Никитских ворот, следуя сначала по Большому Патриаршему переулку, а затем по Спиридоновке:
«Тройка мигом проскочила по переулку и оказалась на Cпиридоновке. Сколько Иван не прибавлял шагу, расстояние между преследуемыми и им ничуть не сокращалось. И не успел поэт опомниться, как после тихой Cпиридоновки очутился у Никитских ворот, где положение его ухудшилось. Тут уж была толчея, Иван налетел на кой-кого из прохожих, был обруган. Злодейская же шайка к тому же здесь решила применить излюбленный бандитский прием – уходить врассыпную. Регент с великой ловкостью на ходу ввинтился в автобус, летящий к Арбатской площади, и ускользнул».
1910-е гг. Дом Степана Рябушинского на углу Спиридоновки и Малой Никитской.
Прежде, чем оказаться у Никитских ворот, Иван должен был со Спиридоновки повернуть на Малую Никитскую, проследовав мимо дома, где в разное время обитали люди, известные далеко за пределами Москвы. Строительство этого роскошного особняка началось летом 1900 года на углу Малой Никитской и Спиридоновки по заказу Степана Павловича Рябушинского. Один из членов семейного клана фабрикантов Рябушинских увлёкся собиранием и реставрацией старинных икон, для чего оборудовал в своём доме мастерскую. Было намерение основать музей икон, но помешала война, а затем и революция. В 1931 году особняк перешёл в распоряжение только что вернувшегося в СССР Максима Горького. Рядом, в доме № 4 на Спиридоновке, жил и другой маститый писатель, Алексей Толстой, но он поселился там уже после смерти Горького.
1910 г. Малая Никитская улица. Слева, на углу Спиридоновки и Малой Никитской – дом, связанный с именами известного фабриканта и не менее известного писателя. Справа – храм Вознесения, где венчался Александр Пушкин. На заднем плане – Никитские ворота.
Дальнейший путь Ивана и преследуемой им троицы описан в главе «Погоня»:
«Кот оказался не только платежеспособным, но и дисциплинированным зверем. При первом же окрике кондукторши он прекратил наступление, снялся с подножки и сел на остановке, потирая гривенником усы. Но лишь кондукторша рванула веревку и трамвай тронулся, кот поступил как всякий, кого изгоняют из трамвая, но которому всё-таки ехать-то надо. Пропустив мимо себя все три вагона, кот вскочил на заднюю дугу последнего, лапой вцепился в какую-то кишку, выходящую из стенки, и укатил, сэкономив, таким образом, гривенник. Занявшись паскудным котом, Иван едва не потерял самого главного из трёх – профессора. Но, по счастью, тот не успел улизнуть. Иван увидел серый берет в гуще в начале Большой Никитской, или Герцена».
1922 г. Площадь Никитских ворот. Налево, за бывшим домом Колокольцева, начинается Тверской бульвар. Справа, за домом, который до революции 1917 года принадлежал князю Григорию Григорьевичу Гагарину, – Никитский бульвар, ведущий к Арбатской площади. На дальнем плане – улица Герцена, бывшая Большая Никитская улица, которая ведёт в сторону Александровского сада и Кремля.
1933 г. Арбатская площадь. Ресторан «Прага» на углу Арбата и Поварской улицы. Справа, за домами – церковь Симеона Столпника.
И вот уже, миновав Никитский Бульвар, Иван оказался на Арбатской площади:
«Как ни был расстроен Иван, всё же его поражала та сверхъестественная скорость, с которой происходила погоня. И двадцати секунд не прошло, как после Никитских ворот Иван Николаевич был уже ослеплён огнями на Арбатской площади. Ещё несколько секунд, и вот какой-то тёмный переулок с покосившимися тротуарами, где Иван Николаевич грохнулся и разбил колено».
Наверняка его внимание привлекли известный всей Москве ресторан, и церковь Симеона Столпника, и наземный вестибюль станции метро «Арбатская», поэтому и упустил профессора.
В начале той части Поварской улицы, которая сохранилась до нашего времени, недалеко от ресторана «Прага» до сих пор стоит церковь Симеона Столпника. Здесь в 1918 году Елена Нюренберг, будущая жена Михаила Булгакова, обвенчались со своим первым мужем Юрием Неёловым, сыном знаменитого артиста Мамонта Дальского и адъютантом начальника штаба 16-й армией красных, Евгения Александровича Шиловского. В конце 1920 года Елена Сергеевна бросила адьютанта и вышла замуж за начштаба.
1929 г. Арбат и ресторан «Прага».
В 1872 году на углу Поварской и Арбата в доходном доме Ивана Григорьевича Фирсанова открылся трактир «Прага». Фирсанов разбогател на торговле лесом и перепродаже недвижимости с большой для себя выгодой, а после смерти старшего брата получил в наследство усадьбу на Никитском бульваре и ещё несколько домовладений. В 1881 году всё его состояние досталось единственной дочери, Вере Ивановне. Позже дом на углу Поварской улицы перешёл во владение другого торговца дровами, Ивана Юрасова. Однако инициатором перестройки трактира под ресторан считается купец Тарарыкин. Только к 1915 году здание на углу Поварской и Арбата, выходящее фасадом на Арбатскую площадь, приобрело тот облик, который знаком многим москвичам и гостям столицы. После Октябрьской революции ресторан был закрыт, а в здании разместились Высшие драматические курсы и книжные магазины «Букинист», «Книжное дело» и «Слово». Затем здесь обосновались столовая спецназначения, кинотеатр, и только в 50-х годах вновь открылся ресторан «Прага».
1929 г. Вид на Арбатскую площадь и Гоголевский бульвар.
Каким-то непостижимым образом проскочив Гоголевский бульвар, Бездомный резко свернул направо и оказался на Кропоткинской улице:
«Опять освещенная магистраль – улица Кропоткина, потом переулок, потом Остоженка и еще переулок, унылый, гадкий и скупо освещенный. И вот здесь-то Иван Николаевич окончательно потерял того, кто был ему так нужен. Профессор исчез. Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что вдруг сообразил, что профессор непременно должен оказаться в доме № 13 и обязательно в квартире 47».
Что же это за дом, и чем он мог привлечь внимание Бездомного?
1912 г. Остоженка. Слева – дом № 13. Справа – церковь Воскресения Славущего.
Со второй половины XIX века дома № 13 и № 15 на углу 1-го Зачатьевского переулка и Остоженки принадлежали купцу Семёну Петровичу Медведеву, торговцу колониальными товарами (чай, пряности), а после его смерти – сыновьям Сергею и Семёну. В трёх этажах доме № 13 размещался трактир Шустрова, описанный Владимиром Гиляровским. Но в 1912 году оба дома перешли во владение Марии Ивановны Кедровой, и в 1914 году на их месте был построен пятиэтажный доходный дом. Муж хозяйки дома, Сергей Сергеевич, принадлежал к дворянскому роду Кедровых. Его отец был редактором «Полицейских новостей», а позже писал статьи для московских газет. Другой сын потомственного дворянина, Михаил Сергеевич Кедров, ещё в 1901 году вступил в ряды РСДРП, а с 1919 по 1924 год был начальником Особого отдела ВЧК. Позже он работал на руководящих должностях в ВСНХ и других организациях. В то время Кедров жил в доме № 1 на Солянке, где после революции обосновались и другие ответственные работники. В 1941 году он был расстрелян.
Почему же Бездомный надеялся найти Воланда в доме № 13? Разгадка тут простая – для Булгакова дом с таким номером многое значил, поскольку его семья жила в доме № 13 по Андреевскому спуску. Поэтому и Турбиных из романа «Белая гвардия» Булгаков поселил в доме № 13 по Алексеевскому спуску. Поэтому для рассказа о доме Пигита, где он жил в 1922-1924 годах, придумал название «No 13. – Дом Эльпит-Рабкоммуна». Но с какой стати Иван Бездомный искал Воланда в квартире № 47? Тут можно только развести руками – скорее всего, Булгаков выбрал это число наугад.
Глава 4. Несчастная любовь
В ночь на 21 декабря 1924 года Булгаков написал в своём дневнике загадочную фразу, в которой упомянул о некой К., жившей недалеко от дома в Чистом переулке, где он квартировал в то время:
«Около двух месяцев я уже живу в Обуховом переулке в двух шагах от квартиры К., с которой у меня связаны такие важные, такие прекрасные воспоминания моей юности и 16-й год и начало 17-го».
Подробности этой истории описаны в книгах «Дом Маргариты» и «Булгаков и княгиня». Выяснилось, что таинственной К. была княгиня Кира Алексеевна Козловская, которая в 1913-1917 годах жила в доме № 6 по Обуховому, ныне Чистому, переулку. Кира Алексеевна была дочерью действительного статского советника, камергера Алексея Сергеевича Блохина и Елены Карловны Герике, дочери петербургского купца с немецкими корнями. В 1912 году она вышла замуж за князя Юрия Михайловича Козловского.
1911 г. Дом № 15 (одноэтажный с колоннадой) на Никитском бульваре – владение архитектора Александра Гребенщикова.
В доме № 15 по Никитскому бульвару княгиня Кира Алексеевна Козловская и её муж поселились сразу же после свадьбы в июле 1912 года. Поблизости, в доме № 19 в это же время жили свёкор и свекровь Киры Алексеевны – князь Михаил Ионович Козловский и княгиня Александра Михайловна Козловская, фрейлина из свиты государыни-императрицы, урождённая Лонгинова. Личность статс-секретаря Михаила Лонгинова невозможно обойти вниманием, коль скоро речь зашла о Воланде и его «бандитской шайке» из романа Михаила Булгакова. Вот какую характеристику дал Лонгинову известный артист и библиофил Николай Павлович Смирнов-Сокольский:
«Михаил Николаевич Лонгинов – библиограф и книголюб, автор множества заметок и статей о книжной старине. В круг литераторов он попал с детства. Его репетиторов по русскому языку был молодой Гоголь. В своё время в обществе его любили. Он был весёлый, общительный молодой человек, прославившийся как автор неприличных по содержанию стихотворений… К концу пятидесятых годов он резко порывает связи с демократическим и либеральным лагерями… По всему видно, что он делает это ради чиновничьей карьеры, которая быстрыми шагами идёт в гору… В 1871 году – начальник Главного управления по делам печати, главный цензор русской литературы. С яростью ренегата Лонгинов обрушил всю силу своего мракобесия на несчастную печать. Его свирепость удивляла даже видавших виды старых цензоров. Уничтожение книг стало его манией».
Судя по всему, Михаил Николаевич не знал, что рукописи не горят, и не догадывался, что когда-нибудь наступит время и тех, кого он унижал, помянут добрыми словами, ну а свирепый цензор заслужит всеобщее презрение.
1911 г. Вегетарианская столовая в доме № 15 по Никитскому бульвару.
Однако вернёмся к дому № 15. Прежде этот дом принадлежал вдове статского советника Марии Дюгамель. Известный проповедник ультрареакционных идей Иоанн Кронштадтский был частым её гостем. Затем земельным участком завладел архитектор Александр Гребенщиков, а дом некоторое время пустовал – так было до тех пор, пока вегетарианцы не устроили в нём свою столовую.
Вот как восторженно приветствовал единомышленников один из новоявленных членов этого сообщества:
«Я обыватель, я всего один год вегетарианец. Я стал вегетарианцем, когда познакомился с этой столовой, которая была на Никитском бульваре. Я пошёл сюда, нашёл здесь свет, нашёл здесь идею, нашёл здесь веру и благородное отношение к себе самому».
Однако вскоре любители здоровой пищи перебрались в Газетный переулок, и в дом въехала семья князей Козловских.
1927 г. Вид на Кропоткинскую площадь с храма Христа Спасителя. Налево, в сторону Садового кольца ведут Метростроевская улица, бывшая Остоженка, и Кропоткинская улица, бывшая Пречистенка. Направо – Гоголевский бульвар.
С Никитского бульвара семья княгини Киры Алексеевны Козловской перебралась на Пречистенку. Последовав за ними, мы не сможем пройти мимо ещё одного знаменитого дома, стоящего на углу Пречистенки и Обухова переулка – он стал прототипом калабуховского дома из повести «Собачье сердце». Однако есть основания считать, что внутреннее убранство калабуховского дома Булгаков «позаимствовал» из дома № 13 по Пречистенке – там есть мраморные ступени в вестибюле, там есть двенадцать квартир, которые упомянуты в повести, а в доме № 24 было только восемь квартир. Слово «Калабухов» могло образоваться из фамилии реального владельца дома, Семёна Калугина, и названия переулка. Впрочем, реальный Михаил Калабухов жил в ту пору на Кузнецкой улице в Москве. Это был ничем не примечательный купец, занимавшийся перевозками грузов.
1913 г. Пречистенская пожарная часть на углу Обухова переулка и Пречистенки. Напротив (справа, за кадром) – дом, где жили братья Покровские.
А в доме № 24/1, описанном в повести «Собачье сердце», жили Михаил и Николай Покровские, дядья Михаила Булгакова. Булгаков не раз бывал здесь ещё до переезда в Москву, навещая родственников. Один из дядьёв был гинекологом, другой – специалистом по венерическим болезням.
Как уже было сказано, в 1924 году Булгаков и Любовь Белозерская жили во флигеле дома № 9 по Чистому (Обухову) переулку, на углу с Большим Левшинским переулком. Здесь были написаны повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце». До 1913 года дом принадлежал княгине Анне Девлет-Кильдеевой.
1913 г. Справа – дом № 9, где Булгаков жил в 1924 году. Второй слева – дом № 8, где жил Михаил Кутанин, а за ним – дом № 6, где княгиня Кира Козловская и её муж жили в 1913-1917 годах.
Этот дом купил Павел Авцын, совладелец торгового дома «П.И. Авцын и К°» и директор электростанции фирмы «Феттер и Гинкель», монопольного поставщика электроэнергии на территории Ростова. После переезда в Москву Авцын стал председателем правления общества «Телефон» и членом правления американской фирмы «Глобтроттер», занимавшейся производством изделий из фибры. Понятно, что хозяин невзрачного двухэтажного дома жил не здесь – его квартира располагалась в доходном доме князя Горчакова на Страстном бульваре. Княгиня Девлет-Кильдеева и её дочь в 1924 году уже не числились в списках жителей Москвы. Поэтому предположение Любови Белозерской о том, что княгиня доживала свой век в одной из комнат дома № 9 в Обуховом переулке, не соответствует действительности.
Из воспоминаний Любови Белозерской:
«Мы живем в покосившемся флигельке во дворе дома № 9 по Обухову, ныне Чистому переулку. На соседнем доме № 7 сейчас красуется мемориальная доска:
«Выдающийся русский композитор Сергей Иванович Танеев и видный ученый и общественный деятель Владимир Иванович Танеев жили и работали в этом доме».
Мы живем на втором этаже. Весь верх разделен на три отсека: два по фасаду, один в стороне. Посередине коридор, в углу коридора – плита. На ней готовят, она же обогревает нашу комнату. В одной комнатушке живёт Анна Александровна, пожилая, когда-то красивая женщина. В браке титулованная, девичья фамилия её старинная, воспетая Пушкиным. Она вдова (графиня)».
В 1916 году в доме № 8 по Обуховому переулку квартировал некто Михаил Кутанин, врач, ассистент психиатрической клиники Императорского Московского Университета. Сын действительного статского советника и предводителя уездного дворянства, он дожил до преклонных лет, несмотря на кадровые чистки и репрессии.
Есть основания считать, что Булгаков был знаком с Кутаниным. В двадцатые годы Кутанин увлекался эвропатологией, изучением генетических корней гениальности и её связи с психопатологией, опубликовав по этой теме ряд статей: «Бред и творчество», «Гений, слава и безумие». Примерно ту же тему затрагивает и монография, написанная в послевоенные годы: «Синдром многописательства». Впрочем, анализ научных достижений основателя саратовской школы психиатрии – не наше дело. С другой стороны, эти понятия – гениальность, бред, слава и безумие – не они ли положены в основу истории Мастера в «закатном» романе Михаила Афанасьевича?
Михаил Кутанин мог сообщить Булгакову полезные сведения, которые были использованы при создании повести «Собачье сердце». Как известно, профессор Преображенский увлекался евгеникой – методами улучшения наследственных качеств человека и последующих поколений. А между тем, саратовское евгеническое общество, основанное в 1923 году, возглавлял тот самый Михаил Кутанин.
Дом № 6 в Чистом переулке (до 1922 года – Обухов переулок). Дом был построен по заказу наследников «железнодорожного короля» Карла Фёдоровича фон Мекк.
Знакомство Михаила Булгакова с Кирой Блохиной, будущей княгиней Козловской, могло произойти в городе Карачев Орловской губернии, откуда была родом его мать. Неподалёку от этого города располагалось имение Шаблыкино, принадлежавшее отцу Киры Алексеевны, камергеру Алексею Блохину. Булгаков мог приехать в Карачев, намереваясь составить свою родословную – вдруг среди его предков удастся отыскать дворянина?
Если в пользу этой встречи в 1908-1909 годах пока нет даже косвенных доказательств, то встреча Булгакова с княгиней Кирой Козловской в Обуховом переулке в 1916 году вполне могла произойти. Более того, есть основания утверждать, что Кира Алексеевна была прототипом Маргариты (см. книги «Дом Маргариты» и «Булгаков и княгиня»). Даже описание первой встречи Мастера с Маргаритой наводит на мысль, что это вполне могло быть в Обуховом переулке, где Булгаков не раз навещал своих дядьёв:
«Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души. Я мучился, потому что мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдёт, и я никогда её более не увижу…
И, вообразите, внезапно заговорила она:
– Нравятся ли вам мои цветы?
Я отчетливо помню, как прозвучал её голос, низкий довольно-таки, но со срывами, и, как это ни глупо, показалось, что эхо ударило в переулке и отразилось от жёлтой грязной стены. Я быстро перешел на её сторону и, подходя к ней, ответил:
– Нет.
Она поглядела на меня удивленно…
– Вы вообще не любите цветов?
В голосе её была, как мне показалось, враждебность. Я шёл с нею рядом, стараясь идти в ногу, и, к удивлению моему, совершенно не чувствовал себя стесненным.
– Нет, я люблю цветы, только не такие, – сказал я.
– А какие?
– Я розы люблю.
Тут я пожалел о том, что это сказал, потому что она виновато улыбнулась и бросила свои цветы в канаву. Растерявшись немного, я всё-таки поднял их и подал ей, но она, усмехнувшись, оттолкнула цветы, и я понёс их в руках.
Так шли молча некоторое время, пока она не вынула у меня из рук цветы, не бросила их на мостовую, затем продела свою руку в черной перчатке с раструбом в мою, и мы пошли рядом…
Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!
Так поражает молния, так поражает финский нож!
Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя…
Так вот она говорила, что с жёлтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец её нашел, и что если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь её пуста.
Да, любовь поразила нас мгновенно. Я это знал в тот же день уже, через час, когда мы оказались, не замечая города, у кремлевской стены на набережной.
Мы разговаривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг друга много лет. На другой день мы сговорились встретиться там же, на Москве-реке, и встретились. Майское солнце светило нам. И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой».
Известно, что Обухов переулок имеет незначительный излом, впрочем, как и многие другие арбатские переулки. Длинная жёлтая стена здания, в котором размещалась Пречистенская полицейская часть, также подходит под описание, приведенное в романе. Этот дом стоит там и поныне, по правую сторону при входе в Обухов переулок со стороны Пречистенки. При взгляде на него, и впрямь, возникает ощущение скуки и уныния.
А вот ещё строки из романа:
«Постояв немного, я вышел за калитку в переулок. В нём играла метель. Метнувшаяся мне под ноги собака испугала меня, и я перебежал от неё на другую сторону. Холод и страх, ставший моим постоянным спутником, доводили меня до исступления. Идти мне было некуда, и проще всего, конечно, было бы броситься под трамвай на той улице, в которую выходил мой переулок. Издали я видел эти наполненные светом, обледеневшие ящики и слышал их омерзительный скрежет на морозе».
Вот и трамвайная линия была на Пречистенке в те времена.
Коль скоро речь зашла о княгине Кире Козловской, необходимо рассказать о её муже, князе Юрии Михайловиче Козловском и о его родителях – несколько адресов в Москве связаны с этой семьёй.
1911 г. Остоженка. Лицей в память цесаревича Николая. Здесь учился князь Юрий Михайлович Козловский.
Как и положено отпрыску древнейшего княжеского рода, Юрий Михайлович учился в Императорском лицее, в том, что был основан в Москве в память Цесаревича Николая, старшего сына Александра II. Дети из знатных семей, окончившие это привилегированное учебное заведение, получали те же права, что и выпускники университета: при поступлении на государственную службу им присваивались чины 14-12-го классов – от коллежского регистратора до коллежского секретаря. Конечно, в Императорском Александровском лицее привилегий было больше – лицеисты с высокими баллами получали чин 9-го класса, то есть становились надворными советниками. Однако и Александровский лицей, и Императорское училище правоведения, и Пажеский Его Величества Корпус располагались вдалеке от дома, в Петербурге. Князь отрываться от семьи не захотел. Тем более, что для представителя княжеского рода счастье вовсе не в чинах. Однако причина отказа юного князя от поступления в Александровский лицей, скорее всего, была в другом. В этом лицее с давних пор существовал обычай – при встрече лицеисты обменивались поцелуем, причём независимо от года выпуска эта обязанность оставалась с ними на всю жизнь. Скорее всего, Юрий Михайлович рассудил так – лобызаться с кем попало ему, сиятельному князю, не пристало.
1896 г. Большая Дмитровка, дом № 8. Московская контора императорских театров.
После окончания лицея князь числился на службе в дирекции Императорских театров в ранге чиновника для особых поручений, не слишком обременяя себя обязанностями по службе.
В 1830 году казна выкупила дом № 8 по Большой Дмитровке у графа Толстого. Сначала здесь размещалась Московская театральная школа, а затем – Московская контора императорских театров, которой в начале прошлого века руководил Владимир Теляковский. Князь Юрий Козловский должен был улаживать конфликты, которые то и дело возникали между ведущими артистами и персоналом театров. В 1910 году после представления оперы «Русалка» Фёдор Шаляпин в привычной для него манере выразил недовольство действиями одного из капельмейстеров Большого театра, Ульриха Авранека, – тот будто бы не выдерживал нужный темп. У Авранека случилось нервное расстройство, а Шаляпин заявил, что навсегда уедет за границу. Князь Козловский посетил Авранека, успокоил его, а затем Теляковский убедил Шаляпина написать покаянное письмо Авранеку. На этом инцидент был полностью исчерпан.
1913 г. Угол Сивцева Вражка и Староконюшенного переулка. Слева – дом Силиной (№ 16), где до 1912 года жили князь Михаил Козловский и его жена.
Родители князя Юрия некоторое время жили по соседству с ним, на Никитском бульваре. Но вскоре настала очередь Большой Молчановки – туда, в дом № 18 переехали свёкор и свекровь Киры Алексеевны. В этом большом доходном доме доживал последние дни Михаил Ионович.
Дом № 18 по Большой Молчановке принадлежал Дмитрию Тихомирову. Сын деревенского священника известен как организатор первой вечерней школы для рабочих, автор и издатель букварей, учебников и других книг для народных школ. Его убеждения полностью разделяла жена, принадлежавшая к обедневшей ветви рода Оболенских и приходившаяся внучатой племянницей тому самому князю Оболенскому, что на Дворцовой площади решился нанести рану Милорадовичу.
1915 г. Дом № 2/3 на углу улиц Большая Молчановка и Малая Молчановка. Четырёхэтажное здание вдали, на правой стороне – дом Тихомирова, где жили свёкор и свекровь княгини Киры, князь Михаил Ионович Козловский и его жена.
Забота об образовании рабочих оказалась делом выгодным. Помимо доходного дома на Молчановке в Москве, было у Тихомирова имение «Красная горка» в Крыму, откуда он получал молодое белое вино. А в самом доме регулярно собиралась «культурная прослойка». Вот как об этих встречах, где выпивалось немало того самого вина, вспоминал знаток московских нравов Гиляровский:
«Это были скучнейшие, но всегда многолюдные вечера с ужинами, на которых, кроме трёх-четырёх ораторов, гости, большею частию московские педагоги, сидели, уставя в молчании «брады свои» в тарелки, и терпеливо слушали, как по часу, стоя с бокалами в руках, разливались В.А. Гольцев на всевозможные модные тогда либеральные темы, Н.Н. Златовратский о «золотых сердцах народа», а сам Д.И. Тихомиров, бия себя кулаками в грудь и потрясая огромной седой бородищей, вопиял:
– Мы – народ! Мы – служители народного просвещения!»
Кончались речи и неожиданными сюрпризами. Был случай, когда тишайший Н.Н. Златовратский вцепился в бородку благовоспитанного В.А. Гольцева, вцепившегося в свою очередь в широкую бороду Н.Н. Златовратского, так что их пришлось растаскивать соседям. Они ярко выразили своё несходство в убеждениях: В.А. Гольцев был западник, а Н.Н. Златовратский – народник.
Хозяин дома пережил своего сиятельного квартиранта всего лишь на полгода.
