Владимир Алексеевич Колганов
Из жизни мухоморов
– Отказаться от лечения.
– Нельзя! На бизнесмена мне, по сути, наплевать. Не огорчусь, если не смогу ему помочь. А вот что делать, если государственный чиновник? Он такого наворотит с этим раздвоением, что потом нескольким поколениям придётся разгребать. Вот я и пытаюсь эти половинки примирить, найти приемлемый консенсус.
– И что, получается?
– Да если бы! – Шура от огорчения махнул рукой, а потом прищурил глаз и спрашивает:
– Вот ты, Сеня, учёный человек, по образованию физтех, то есть аналитик, каких мало. Что бы ты сделал на моём месте?
Семён Кондратьевич задумался. Приятно слышать, когда о тебе такое говорят, но ведь где физика, а где психиатрия… Попытался сформулировать некий общий подход к решению проблемы:
– В нашей науке принято двигаться от простого к сложному, не то, что в нынешней медицине, там всё наоборот. А потому я так тебе скажу, попробуй с ним поговорить начистоту…
Шура аж подскочил на месте:
– Да если я скажу, что думаю, он тут же выгонит взашей. Всё бы ничего, обиду как-нибудь переживу, но это же удар по репутации! Навесят ярлык недоучки-проходимца и ни один болящий ко мне уже не обратится.
У Семёна Кондратьевича возникла новая идея:
– А что, если взять за основу несколько примеров из мировой истории? Ведь было же такое, когда спаситель угнетённых мог превратиться в злобного тирана…
Шура не дал договорить:
– На Ивана Грозного намекаешь, на Сталина? Это не аргумент, их до сих пор в народе почитают несмотря на казни и репрессии. При Грозном Россия прирастала землями, а Сталин всю Восточную Европу под себя подмял, показав американцам фигу.
– Я не о том. Вряд ли твоему пациенту понравится мысль, что люди будут плевать на его могилу.
– Нет, Сеня, и это не пройдёт! Одни ненавидят, а большинству такие грозные правители по нраву.
– Если только их самих это не коснётся. Я имею в виду не только тиранию, но и грубые ошибки, которые могут повлиять на жизнь каждого из нас.
Шура промолчал, не желая уж очень глубоко вторгаться в область внешней и внутренней политики. Снова выпили по чуть-чуть, и вдруг у Семёна Кондратьевича возникла мысль:
– А что, если не он, а люди виноваты?
– То есть как? – не понял Шура. – Не станешь же ты упрекать невольников ГУЛАГа в том, что они сами подняли Сталина на щит, позволив ему единолично управлять страной и в итоге превратив вполне достойного правителя в тирана? – потом, не дав собеседнику ответить на вопрос, вдруг говорит: – Конечно, не совсем так, но очень близко к истине, – и после паузы: – А помнишь, я тебе сказал про зомби? Так вот, зомбированные, одураченные люди такого могут натворить, что самому злобному тирану не по силам. Припомни, что Адольфа Гитлера носили на руках, преклонялись перед прозорливостью Бенито Муссолини. Если бы не было такой поддержки, никогда бы у них ничего не получилось.
Семёну Кондратьевичу это умозаключение понравилось, однако не удержался от того, чтобы кое-что добавить:
– Ты, Шура, безусловно прав, но я бы обратил внимание на тех, кто всё понимает, и тем не менее они готовы поддержать потенциального тирана ради личной выгоды. Это те самые мухоморы, что мне снились, серые, красные, зелёные. А недавно был на заседании президиума академии наук, так там те же, только чёрные.
Шура с опаской посмотрел на друга – вроде выпили немного, но при такой жаре… Потом улыбнулся, что-то вспомнив, и предложил:
– А давай-ка примем душ на брудершафт, в честь нашей дружбы! Смоем с себя все эти мухоморные споры, всю ядовитую заразу, наведём на теле чистоту, чтобы хоть тут не размножались.
Семён Кондратьевич с радостью эту идею поддержал, предупредив:
– Ты подожди, я только сбегаю за плавками. Ты-то холостой, а меня дражайшая супруга непременно обвинит…
Уточнять не стал, но Шура к этой просьбе отнёсся с пониманием: «Эх, сколько людей, столько и диагнозов. Без работы уж точно не останусь».
Глава 11. Знамение в летнюю жару
Бывает так, что человеческая мысль опережает время. Такого человека называют пророком, провидцем, прорицателем, и невдомёк людям, что провидение возникает не само по себе, а под влиянием никем не предусмотренных событий, обстоятельств. Первый вопрос, с которым пророк обращается к самому себе: что способно изменить мир, в котором мы живём? Что даст толчок к глобальным переменам? «Только Солнце! Это источник нашей силы, недаром говорят: ученье – свет, а неученье – тьма. Не зря же индейцы майя строили пирамиды во славу Солнца, праздник Солнца отмечают в Индии, а у древних славян было аж четыре бога, символизирующих могущество дневного светила – возможно, потому и выжили».
К такому выводу пришёл Семён Кондратьевич, когда проснулся. Подумал: «А ну как и нам, грешным, повезёт?» Быстренько оделся и чуть ли не бегом в лес! С трудом нашёл поляну, где был когда-то ведьмин круг. Смотрит, вокруг всё те же мухоморы, словно бы вросли навечно в эту землю, никак их отсюда не прогнать… И тут случилось нечто странное, непостижимое: какое-то внутреннее чувство заставило Семёна Кондратьевича встать на колени, воздеть руки к небу, туда, откуда льются на Землю обжигающие солнечные лучи, и прошептать заветные слова:
– Господи, спаси!
Прошло несколько мгновений, и что же видит: мухоморы на поляне засыхают, корни сгнили, шляпки превращаются в труху.
– Выходит, я был прав. Это знак, знак величайшего благодеяния, предвестник грядущих перемен, на что способно лишь могучее Светило.
Вдруг слышит голос своего соседа Шуры:
– Ты бы сперва опохмелился или квасу выпил, а то несёшь какую-то чепуху! Ещё немного, и сам превратишься в мухомора.
