Владимир Алексеевич Колганов
Что делать?
Глава 11. Мы так не договаривались
Когда Иван Лукич вышел из подъезда, водитель «ауруса» открыл перед ним заднюю дверь, а сам, видимо, решил проветриться, дав возможность пассажирам обсудить кое-какие вопросы без свидетелей.
Борзунов начал разговор с упрёка:
– Иван Лукич, дорогой! А ведь мы с вами так не договаривались.
– Что-то не припомню, о чём и когда мы с вами говорили.
Тогда глава Высшей избирательной комиссии включил аудиозапись. Иван Лукич никак этого не ожидал – а вдруг что-то там наговорил, отчего теперь станет очень стыдно? Но оказалось, что это запись беседы с какой-то неизвестной личностью, причём женского, а не мужского пола. Вот что она говорила: «Иван Лукич, я как представитель высшей государственной власти обязана вас предупредить, что разглашение обстоятельств недолгого вашего пребывания в Зимнем дворце может повредить имиджу нашего государства. Надеюсь, вы это понимаете?» А кто-то в ответ невнятно промычал, что при желании можно интерпретировать как «да». Поняв, что ему подсунули полную «туфту», Иван Лукич решил перейти в атаку:
– Странная у вас логика. Рокировка с двумя Иванами, к тому же Лукичами – это для вас вполне нормально и ничуть не противоречит нашему законодательству…
Борзунов сразу перебил:
– Всё делается в интересах государства.
– А может быть, в интересах других лиц?
На лице главы ВИК появилась лукавая улыбка:
– Так ведь это не противоречит конституции.
«Ну до чего ж дотошные, всё предусмотрели! Только меня голыми руками не возьмёшь».
– Там много чего понаписали. К примеру, гарантируется свобода слова и распространения информации.
– Если информация не угрожает интересам государства…
– Или других лиц…
Борзунова такое уточнение не смутило:
– Допустим. Но если это так, компетентные органы вправе запретить её распространение.
– Чем же моё обращение вам помешало?
– Там содержался призыв к свержению действующей власти.
– Однако эти люди свергли законно избранного президента, подменив его какой-то невзрачной, посторонней личностью.
– Это ещё надо доказать.
– А и доказывать, по сути, ничего не надо, потому что доказательством является моё лицо и кадры киносъёмок накануне президентских выборов.
Борзунов не нашёл, чем возразить, а Иван Лукич вдруг спросил, как бы из простого любопытства, между прочим:
– У вас какой чин?
– Полковник…
Поняв, что нечаянно проговорился, Борзунов, что называется, сменил пластинку:
– Ладно, поговорим начистоту. Если бы не наши люди в Останкино, передача могла пойти в эфир и тогда… Страшно представить себе, что могло случиться!
– Что именно?
– Да посмотрите, чем заканчиваются протесты в Европе и в Америке. Витрины бьют, грабят магазины и банки.
– Принцип «грабь награбленное» никто не отменял, он даже есть в вашей конституции. Представьте, что осудили невиновного, а имущество конфисковали.
– Это имущество изымается в доход государству.
– Ну да, автомобили, драгоценности и загородные дома по дешёвке распродают «своим», ну а деньги… Кто их считал, тот и о себе мог позаботиться.
– Послушайте! Нельзя же в каждом чиновнике видеть потенциального ворюгу!
– Ну так и вы каждого работника секретного предприятия готовы подозревать в шпионаже.
Борзунов немного помолчал – видно, собирался с мыслями.
– Вот смотрю я на вас, Иван Лукич, и удивляюсь. Неужели не понимаете, что эту систему, называемую демократией, не удастся сломать ни вам, ни мне и никому другому?
– Я думаю, что народ поднимется…
Но Борзунов не дал договорить:
– Народ одурачен. Интеллектуалов скупили, как залежалый товар на барахолке. Так на кого же вы рассчитываете – на маргиналов с красными флажками?
«Умеет эфэсбэшник уговаривать, однако меня не сможет переубедить».
– Тогда будет бунт…
– И в результате на место нынешних вождей придут другие. Но вот ведь какая штука – ничего толком не изменится. Снова одни будут в шоколаде, а другие как-то выживать. Снова будут воровать, возможно, не в таких масштабах, как сейчас, и снова станут убеждать, что только они приведут Россию к процветанию, и затыкать рот тем, кто попробует их обвинить во лжи. Уж такова природа человека! В основе его существования инстинкт самосохранения и инстинкт продолжения рода, а всё остальное от лукавого.
– А нравственность, любовь к ближнему?
– Это выдумки философов.
– Вы циник!
– Нет, я реалист.
В сущности, не о чем больше говорить – каждый ясно изложил свою позицию и не намерен отступать. Остался лишь один вопрос, на который Иван Лукич хотел бы получить ответ:
– Ну а со мной что будет?
– Вы заслуживаете сурового наказания, но мы не звери. На пару месяцев отправим вас в закрытый санаторий, там немного подлечитесь. А когда снова отрастут и усы, и борода, получите шанс оправдать наше доверие…
«Неужели снова выдвинут кандидатом в президенты? Нет уж, это без меня».
Иван Лукич приготовился к тому, что вот сейчас наденут на него наручники и повезут на лечение к мозгоправу, но тут раздался телефонный звонок. Борзунов приложил мобильник к уху, потом побледнел, грязно выругался и посмотрел на Ивана Лукича:
– Зачем ты это сделал?
– Вы о чём?
– Это ты выложил видео в интернет?.. – потом, уже глядя в сторону, пробормотал: – Впрочем, это мог сделать любой сотрудник телецентра, – а завершил мыслительный процесс истошным воплем: – Вот ведь мрази! – затем позвал водителя, а Ивану Лукичу сказал: – Выметайся! Завтра продолжим разговор.
«А вот это вряд ли!»
Глава 12. Молчание ягнят
Слова эфэсбэшника про то, как кого-то одурачили, а кого-то подкупили, не давали покоя Ивану Лукичу: «Неужели он прав? Неужели и впрямь ничего невозможно изменить?» Но прежде, чем сделать окончательные выводы, надо позаботиться о себе. Иван Лукич удалил из ноутбука то злополучное видео и следы ночного бдения: «Борзунов, конечно, докопается до всего, но зачем же ему работу облегчать, если ноутбук вдруг в его руках окажется?» Напоследок глянул, есть ли реакция в СМИ на видео, но ничего так и не нашёл. Теперь нужно отправить письмо начальству, чтобы предоставили отпуск за свой счёт по семейным обстоятельствам, обналичить деньги с банковского вклада, пока не заблокировали, купить новый смартфон и накладную бороду, а затем отправиться, куда глаза глядят. Иван Лукич пока что не решил, куда, ну разве что тянуло под Шатуру – там богатые леса и даже в октябре можно получить удовольствие от грибной охоты. А снять комнату на месяц-другой в ближайшей деревеньке – это не проблема.
Жаль, конечно, если Ляля пострадает, но тут уж ничего не поделаешь – сама предложила сбрить бороду в прямом эфире. Даже, если Иван Лукич явится с повинной на Лубянку, ей как автору программы это нисколько не поможет – обвинят в попытке распространения недостоверной информации, в подстрекательстве к бунту и ещё бог знает в чём. Хорошо, если всё закончится только увольнением с работы…
Но вот устроился на новом месте, днём бродил по лесу, собирал грибы, а ближе к вечеру включал ноутбук и пытался найти хоть какие-то признака возмущения действиями властей. Увы, только единичные случаи, но ведь и раньше это было. Как-то разговорился с хозяином дома, работником Шатурской ГРЭС. Тот недоволен был сокращением поставок продовольствия – конечно, помогал свой огород, но в последние годы привыкли питаться более разнообразно, а сейчас, в основном, овощи, яйца да грибы.
– Раньше-то мы не очень этим увлекались, а нынче полпогреба заставили банками с грибами, две бочки заполнили опятами, а скоро и рядовки пойдут.
– Как думаешь, кто виноват в этой ситуации?
– Так ведь известно, Дума что-то начудила.
– А президент, правительство?
– Да вроде пытаются что-то сделать.
Вот и весь разговор. Иван Лукич понял, что обсуждать события февраля, когда случилась подмена президента, совершенно бесполезно – что сказано с экрана телевизора, тому и верят.
Гораздо продуктивнее оказались беседы с местными выпивохами. Нельзя сказать, что совсем уж алкаши, да нет, просто так здесь принято – обсуждать текущие события за распитием бутылки. Тут каждый сам себе философ со своей оригинальной концепцией бытия, хотя и то верно, что словарный запас у них невелик, да и сквернословить не стесняются даже при столичном госте. Начиналось всё с вопроса:
– Вот ты скажи, Лукич, почему так жизнь устроена?
Дальше излагались претензии к местным властям, пересыпанные отборным матом, а потом Иван Лукич должен был представить объяснение, изложить свою версию развития событий, так мол и так, с упоминанием конкретных действий и фамилий тех персон, которые несут ответственность за то, что происходит. Однако не для того же он решил составить компанию местным резонёрам, чтобы «за советскую власть их агитировать», поэтому старался уйти от прямого ответа на вопрос, объясняя свою неосведомлённость тем, что всегда был далёк от политики. А в итоге сам становился объектом нападения:
– Из-за таких, как ты, мы и оказались в жопе! Вам, столичным, по фигу, что народ еле выживает, всё гребёте под себя, а когда страна развалится, скажете: «Мы тут ни при чём!»
Тут уж Иван Лукич не смог сдержаться:
– За всех не стану говорить, но я никогда не снимал с себя ответственности. Каюсь, виноват! Надо было раньше обо всём об этом призадуматься, а теперь вот локти приходится кусать.
– Да уж, просрали вы Россию!
– Нет, ну так нельзя! Что ж вы всё на москвичей валите? Интернет у вас тут есть, до Москвы всего сто двадцать километров. Вы когда-нибудь участвовали в акциях протеста?
– А зачем?
– Что значит зачем? Чтобы власть имущие знали, чем вы недовольны.
– Всё-то они знают! Только им на нас нассать с высокой башни.
Из этих «задушевных бесед» Иван Лукич сделал один вывод: чтобы сдвинуть мужиков с насиженного места, нужны такие средства, которых у него нет. Тут одними воззваниями не обойтись – они сами кого угодно сагитируют, но даже пальцем не пошевельнут, пока их не ударят по самому больному месту. «Ну в самом деле, не бить же каждого сапогом промеж ног! А если водку запретить?.. С сахаром теперь проблемы, однако голь на выдумку хитра – найдут, из чего спиртное гнать. Даже голод им не страшен, когда в лесу грибы, а в усадьбе огород. Совсем другое дело – это жители крупных городов, да и те восстанут, если только их совсем припрёт».
В середине ноября, когда заново отросли и усы, и борода, а грибная диета до жути надоела, Иван Лукич возвратился в Москву. Ещё на вокзале заметил, что пассажиров стало заметно меньше, а на площади трёх вокзалов и вовсе запустенье – ни автобусов, ни такси. Хорошо хоть метро работало – на нём и добрался до своего КБ. Опасался, что уволят за прогул, но обошлось – ценные работники в этой сфере нужны и в мирное время, и когда идёт война. Только кто с кем воюет, уже непонятно – по телевизору молчок, а в интернете домыслы и мнения, противоречащие одно другому, так что картинку в стиле фэнтэзи можно составить на любой вкус.
Но было и радостное событие – оказалось, что для Ляли всё обошлось без огорчительных последствий, муж за неё похлопотал. Как Эдику это удалось, Иван Лукич узнал, когда Ляля заявилась к нему и прямо с порога заявила:
– Не беспокойся, Эдик на дежурстве, его не будет до утра.
– Сторожем, что ли, подрабатывает?
– Бери выше! Обстановка в городе такая, что из внештатных агентов ФСБ формируют патрули, поскольку с грабежами не справляются.
Так прямо и выложила, но, видя недоумение Ивана Лукича, пояснила:
– А чего скрывать? У нас в Останкино таких полным-полно. Я Эдика давно подозревала, а после моего ареста он признался сам.
«Чем дальше в лес, тем всё непонятнее».
– А зачем тогда арестовали?
– Да не меня одну, а всю нашу бригаду. Если бы меня не тронули, стало бы ясно, что мой муж на них работает. Но теперь уж всё равно…
Иван Лукич припомнил тот вечер, когда Эдик чуть не выломал входную дверь, а потом плакался в жилетку, демонстрируя своё отчаяние. «И ведь как всё разыграл! С таким актёрским талантом далеко пойдёт».
Разговор продолжился уже в постели, но по известным причинам получился скомканным – не успеешь слово сказать, как снова просыпается страсть и тогда мир сжимался до размеров одеяла, под которым любовники прятались от холода. Топили кое-как, а что будет, когда начнётся настоящая зима?
Ляля успокоила:
– С отоплением и электричеством больших проблем не будет, а вот с продовольствием… Говорят, придётся ещё немного затянуть пояса, – тут она улыбнулась: – Но тебе, милый, худоба идёт.
– Поэтому и влюбилась?
– А кто сказал, что это так? Может, я нарочно была к тебе приставлена, чтобы контролировать?
Такая мысль возникала у Ивана Лукича, но некоторые поступки Ляли не укладывались в эту версию. «Вот ведь флешку с видео передала… Впрочем, идея с интернетом оказалась тупиковой».
– Даже если это так, мне не в чем тебя упрекнуть. Я благодарен судьбе за то, что ты здесь, со мной. А остальное… – Иван Лукич махнул рукой, полагая, что и без слов всё предельно ясно.
– Спасибо, милый!
Немного позже дело дошло и до политики.
– Эдик говорит, что правительство ведёт переговоры с регионами, но те выдвигают неприемлемые требования – одновременная отставка и Пеструхина, и Забродина.
– Нулевой вариант? Что ж, было бы неплохо.
– Проблема в том, что в конституции ничего такого нет.
– Да уж, много чего там понаписали, но всего не предусмотришь. А что Конституционный суд?
– Не могут прийти к единому мнению. Видимо, придётся сначала внести поправки в конституцию.
– У нас это просто! Всё сделают за пару дней.
– Ваня! Ты в своём лесу совсем одичал, перестал разбираться в тонкостях политических интриг.
Иван Лукич не стал возражать – споры с шатурскими мужиками не прибавили ему опыта в таких делах. А Ляля продолжала:
– Было бы согласие между ветвями власти, сделали бы за одну ночь. Но ведь они сейчас, что называется, по разные стороны баррикад.
– Видимо, без жёсткой руки тут не обойтись.
– Диктатура?! – вскричала Ляля. – Тогда нашей демократии конец. Нет, всё, что угодно, но только не это!
«Неужели предпочла бы интервенцию для наведения порядка?» Но вслух Иван Лукич ничего такого не сказал…
В конце ноября изрядно похолодало, выпал первый снег, прикрыв изъяны увядающей природы, нечищеные тротуары и прочие свидетельства бессилия коммунальных служб. Вроде бы чуть меньше стало поводов для уныния, не то, что в промозглом октябре, когда кругом грязь и целый день идут дожди. Однако Иван Лукич зиму не любил – эти белые покровы вызывали ощущение, будто бы снова оказался в больнице, и нет никакой уверенности в том, что останется в живых. Но где-то в глубине души ещё надеялся, что всё как-то утрясётся, устаканится… А потом настал декабрь.
