Владимир Алексеевич Фадеев
Я человек советского модерна

Завязшие в снах отчизны

Завязшие в снах отчизны,

Не армией, а гурьбой

Мы заблудились в «измах»

И не пришли на бой.

Стыдно отцам до жженья,

До зАворота в мозгу:

Дети, вместо сраженья

Клянутся в любви к врагу!..

Растерзана и разбита,

Слышит сквозь плачь страна

Хрюканья из корыта:

«А разве идёт война?»

Пир вместо братской тризны!

Пьяны и мы с тобой,

И всё копошимся в «измах»,

И всё не идём на бой…

Какие б из моей земл

Какие б из моей земли

Чужому овощу не поднимали грядья,

Я вылезу стручком из междурядья,

Из грязи, из асфальтовой щели,

Пусть ростом мал, пусть с виду неказист и плох –

Но чтобы знали дутые бобы, шпинаты, сельдереи

И прочие фруктовые евреи,

Что в этом царстве царь один – Горох!

Стройотрядные .Тува

Друзей старинных имена

Заблещут, выстроившись в ряд.

Мы будем долго вспоминать

Далёкий этот стройотряд,

Где у виска на волосках

Дрожит усталости печать,

Где зной разносит по пескам

Твою московскую печаль.

Но ты посмотришь мне в глаза –

Печали не было и нет,

И вдруг захочется сказать,

Что ты одна на целый свет,

Что на земле – одна Тува

Из миллиона добрых мест

Из тысяч слов – твои слова,

И ты – одна из всех невест.

И пусть за стрелками часов

Летят года, как облака,

Давай с тобой без лишних слов

Друг в друга верить навсегда.

Давай запомним этот взгляд

Из-под смеющихся бровей,

И этих искренних ребят,

И день рождения в Туве.

Шушенское

«Скажи мне, кто строил этот большой Город?

Кто поселил Счастье в самом простом доме?

Кто на листах улиц нарисовал Радость?

Сказал, что жить – будем, сказал, что жить – надо.

Любой ночной странник, вдруг проходя мимо,

увидит свет в окнах сквозь пелену дыма,

увидит, как щедро себя навек дарит такой чудной Вере

такой чудной парень,

как на губах милой рисует он счастье,

как ночь идёт мимо, как сон крадёт страсти.

Я расскажу людям про этот Сад Правду,

скажу, что жить будем, скажу, что жить – надо.

Скажу себе тоже, что уж конец лета,

что год не зря прожил, сажая Сад этот,

что рисовал Радость на рукавах улиц

и говорил Правду взволнованным людям».

Контрамарка

Мы любили, жаждали, искали,

Нас терзала зависть цвета «блонд» -

Но не горизонта к вертикали -

А к посмевшим плыть за горизонт.

Счастье – на галёрку контрамарка,

Два антракта (пьеса в трёх частях),

И пиджак – не модный, а немаркий

С кожаной заплатой на локтях.

Или лучше – супер-люкс-обновку –

Эй, завидуй, абитуриент! –

Нацепить отрядную штормовку –

Ни цены ей и не сноса нет.

И в буфете мы шикуем – пиво!

(Эти, в смокингах – шампанского бокал)

На спине – пускай немного криво:

«Агидель», «Тува» и «Абакан»

По спине завистливые взгляды –

Словно ветром тронуло струну:

Мы всего вчера из стройотряда,

Мы всё лето строили страну.

Мы к хозяйской роли привыкали…

И терзала зависть цвета «блонд» -

Но не к горизонту вертикали -

А к посмевшим плыть за горизонт…

Картина «Возвращение великанов»

«Когда великаны, размахивая зонтиками, отправились на прогулку, в их дом пробрались карлики»

            И. Ильф

Картина нарисована маслом.

Нефтью. Лесом. Газом. Урановой рудой.

У гномиков, у карликов несчастных

Переполох: свет!

«Шухер, тараканы!

Великаны

Возвращаются домой».

Настрой простой: последняя халява:

В зоб, в брюхо… Ср…ть! Жрать! Брать!

Сюжет простой: клубок больных пиявок

Сосёт шестую часть земли

С названьем кратким – Мать.

На первом плане… скажем так – едальня,

Россия, Родина – странноприимный… стол.

И самый ближний лес, и берег дальний

Трещит от явств… ну, то есть – сир и гол.

Матерь белая залита виной,

Клопы, с оглядкою на свет, жируют,

Клещи не видят света – с головой

Всосались, паразиты, в плоть живую.

И от Москвы до самых до окраин,

И с южных гор до северных морей

Человек – проходит. А Хозяин,

Набивает пасть мошны своей,

Понимает: свет! Скорей, скорей!

Недра – снеговые горы! – тают.

Не до сна, повсюду ах, да ох.

Стол большой – а места не хватает,

Задний план: там драка мелких блох -

Свет? Плевать! Отдай нам пару крох!

Справа снизу – кровососы-воры,

Отлетев от нефтяных котлет,

Второпях задёргивают шторы,

Им ведь гибель – великаний свет.

Слева снизу – жирненькие черти,

(Бесы, тати и иная мразь)

Дань гребут – натурою, в конверте,

Им, чертям, куда страшнее смерти

Если шабаш прекратится враз.

Великанов еще нет. Картина -

Как бы ожидание: вот-вот

Громыхнёт тугой засов ворот,

Двери настежь! рвутся паутины!

И обещанные (справа сверху – звёзды),

Хлынут на Россию свет и воздух!

Правда, так сказать, непобедима.

Но в картине есть ещё мотив:

Ножками берёзку обхватив,

Сразу не поймёшь: он мёртв ли, жив?

Карлик у раздачи – в жесте мима

Мощь руки (удар или заслон?),

Напряжённо заклинает он:

«Великаны! Мимо, мимо, мимо!..»

Двадцатый век

Столетье пса.

Столетье красного – по рёбрам – колеса.

Столетье счастья.

Столетье лжи.

Столетье по сердцу кровянящей межи.

Столетье правды.

Столетье тьмы.

Столетье, молотом дробящее умы.

Столетье света.

Столетье зла.

Столетье совести в гордиевых узлах.

Столетье чуда.

В мире выровненных гор

-

Мы – орда. Орда-Россия

Поперёк продольных горл.

Мелко плаваешь, Европа!

Низко стелешься, Восток!

Нам от ваших тлений копоть

Зашершавила глоток.

Что под мухой, что на мушке,

Что в ярме, что налегке…

Засыпаем на подушке,

Спим всегда на кулаке.

Нам и холодно, и душно,

Нам и страшно, и темно,

Нам заплечно и наушно,

Нам невыносимо. Но

Перед Богом – отвечаем!

Мы не с Ним, как вы, мы – в Нём

Не количеств мелочами -

Мы космичеством живём!

Старый валенок латаем -

Не зазорно нам латать,

Но пространствами летаем,

Коль приспичит полетать!

Кирпичами чистим ружья,

Зато штык горит огнём!

А варяжье и ворюжье –

Видит Бог – переживём.

По линиям прямым

По линиям прямым,

По лабиринтам слов

Зовут, а мы – немы

Откликнуться на зов.

Похвал приятный душ

Дороже, чем стихи.

Ладони наших душ

В занозах чепухи.

В реке пустых минут,

Как в сумраке густом,

И нас перевернут

Прочитанным листом.

За окнами гроза,

А мы сидим в тепле,

Лишь наших душ глаза

Опущены к земле.

Потом года с ленцой

Следы от нас сотрут,

Мы были не пыльцой,

А пылью на ветру.

Но всё играют туш,

Несут венцы из трав,

А спины наших душ

Согнулись от неправд…

В паузах гимнов – невнятные вскрики

В паузах гимнов – невнятные вскрики:

С пеньем духовным вышли калики

Слепоглухие.

В городе грустном под кожей атласной

Ночью пустынно и утром неясно –

Кто мы такие?

Ток междометий и междоусобий,

Буйные травы над буквой надгробий,

Годы лихие.

Прямо под куполом – тьма подземелий.

Трусы, герои иль пустомели –

Кто мы такие?

Чёрная – в доме корявая гостья.

Белая – гладкой бильярдною костью –

Щёлкнута кием.

Надпись сворована с траурной ленты…

Нищие, сволочи, интеллигенты –

Кто мы такие?

В памятном крайнем тысячелетье

Мало ль плясали по памяти плети

Зла и стихии?

А мы – вот судьба наша истинно злая! –

Дышим друг другу в лицо и не знаем,

Кто мы такие?..

Молчанье – золото, а слово – серебро

Молчанье – золото, а слово – серебро,

Куда ж мудрее.

Неслышно делайте добро,

Добро неслышное – добрее.

Главарь – бандит, горлан – урод,

Беда в мошне их.

Неслышно делайте добро,

Добро неслышное – слышнее.

Всё в жизни – иерАрхия зубов

Всё в жизни – иерАрхия зубов.

Жуть-человек приделал зубы вере.

Мы – боги. Но в компании богов

Покуда мы враги, мы – звери.

Да, мы – ловцы. Но более – улов.

Из нас свою уху Всевышний варит.

Мир тварный – иерАрхия врагов.

Покуда мы враги, мы – твари.

Две дороги

– Далёко ль до неба?

– Не знаю, сын – не был.

– А всё же? Ну, батя!..

– Верст ходу? Далёко. Не счесть.

– А сколько до Бога?

– До Бога не в небо. Бог рядом. Бог – здесь.

Прибавь лишь от этой пропашины ратной

Дорогу домой и дорогу обратно.

– А были б уже после сечи мы дома?

– Ну, дома!.. Кто дома, тот в Боге…

Прибавь только, сынка, две эти дороги.

Сидя пО чести честь

,

Сидя пО чести честь,

Мне твердили:

У каждого линия есть.

Поминали Судьбу,

Говорили при ней:

Путь достойней,

Чем линия эта прямей!

Но когда прямизну

По линейке чертил,

Палец всё подставлял

Кто-то мне из Чертил.

Я спасал прямизну -

Ведь не знал, что почём -

По мирам собирался

Промчаться лучом,

И уже полетел,

Да у чёрной дыры

Мне открылось:

Кривые и сами миры.

Я углы не любил.

Я овал презирал,

Но кривую свою

Всё искал и искал.

В круг хотел заглянуть -

По рисунку он свой,

Потому что в нём суть -

Возвращенье домой.

Возращенье. Но вдруг

Попадёшь здесь впросак?

Круг, он – замкнутый друг,

Мне же – вырваться! Как?

Мне ведь нужен ответ,

Как бы ни был он плох.

Крутит тьма, крутит свет,

Крутит чёрт, крутит Бог,

Крутят так, что держись,

А в сумятице той

Непостижно витой

Получается жизнь.

Никогда на неё

Не найдется лекал.

Понимаю. Но всё ж…

Я б ещё поискал.

Решено всё. Обговорено

Решено всё. Обговорено.

Всё известно наперёд.

Двери тайные отворены,

Да никто в них не идёт.

К пьескам песни понаписаны,

К сказкам сны сочинены,

Драки просто компромиссами

На сто лет заменены.

Поступь шире, и, могучая,

Крепнет кремневая власть!

"Правда" злободневно-жгучая

На год правдой запаслась.

Мудро старцами прочерчена

Суть – назло другим векам!

Ну а нам? Нам делать нечего -

Нам опять по кабакам.

Выпьем новоморе досуха.

Не допьем – поищем брод.

Или полетим по воздуху.

Мы – летающий народ.

Как я долго рос из-под асфальта!

Как я долго рос из-под асфальта!

В стороне от лёгких клумбных роз,

От цветной газонной смальты -

Как я долго рос!

Как шурша сушили ветры

Лужи надо мной,

Как считал я миллиметры

Скрюченной спиной.

Как полдневными ночами,

Бледнолист и вял,

Синежилыми плечами

Чёрный панцирь рвал!

Улицы подкожный Улисс,

Дыбил толщь и твердь,

Зная, что с лица у улиц -

Смерть.

Слышал придорожных альтов

Шепотки – мол, трушу.

А я рос из-под асфальта,

Горбил душу.

Пусть – на смерть. Но вся мораль там

Из простых пружин:

Когда рос из-под асфальта -

Жил.

Предатели отеческих могил

,

Тоску-оглядку дюжа через силу,

В ту злую ярь нехоженой тайги

Какая нас звезда манила?

Буравь буран навылет грудь и лоб!

Сбивай с седла, гни гордость, рви подпругу!

Какие кони в гибельный галоп

Пустились с нами по шальному кругу?

Нам сизые всё снятся города -

Вам цвет такой не выдумать нарочно! -

Какие черти нас несли туда,

Где им самим потом бывало тошно?

Был век коряв и груб

Был век коряв и груб,

Что утро ноября,

Я угодил в игру,

Где каждый за себя.

Где правила просты,

Как мерный волн набег:

Для всех – противник ты,

И все – враги тебе.

Будь зол, а не заядл,

Ведь бой, а не балет!

Идёт игра за "я",

Другой программки нет.

Идёт борьба за яд,

За нож и за кастет.

Идёт игра за "я",

Иного смысла – нет.

Чужая боль – чужа.

Во весь иконостас

Спинной портрет ежа

С табличкой: "Бог. Анфас".

"Тот краше, кто крысей!

Раскидывай мозгой:

Ну, кто такие все?

И кто такой другой?

Один пароль – “моё!”

Забудь своё "люблю!"

Ты волк, шакал, койот,

Твой лозунг – улю-лю!"

Но, поднятый на смех -

На крест – на свист, на вой,

Шептал: "Один – за всех,

А все…"

Я рвал себя из сытой гущи

Я рвал себя из сытой гущи,

И, чистясь от последных глин,

Узнал – могущество ползуществ

Есть в притяжении земли.

А вырвавшись, вот что открыл я:

Когда упрямо из тебя растут,

Костяк и жилы раздирая, крылья,

То это мука, а не просто зуд.

И в этой муке, драке, смуте

Душа-пушинка обретает вес

И стропы рвёт, канаты, путы

От притяжения небес.

Хвала гонителям добра

Хвала гонителям добра,

Уснувшего на хуторах и в кущах!

«Вставай, сметайся со двора!

Тьма – видишь – всё сытей и гуще –

И это наша ночь!

Вон, недотрога, прочь!»

Вставай, иди, добро, пора!..

Нас бьёт и бьёт

Нас бьёт и бьёт.

Такое расписанье.

Глядишь, заменят нами двух небитых.

Красно!

И бьёт, и бьёт.

Гоняет в ринга пряслах.

Спасенья мёд

И практика спасанья

Разнятся не напрасно –

Bitte!

Пусть бьёт!

Хоть с бьющими не квиты,

Скисающим в покое назло,

Мы в человеческое масло

Да будем взбиты!..

Упрямо по небу ползём

Упрямо по небу ползём,

И я, и я – за всеми!

А ночи тучный жирнозём

Зубами медведиц засеян.

Пора распарывать пары

Законов ралом вечным.

Взойдут двупалые миры

По склонам грядок млечных.

Взойдёт двулапая родня –

Творцы и зверолюбы,

Узнает в облаке меня

И зацелует в губы.

.

Предчувствие

Пред-чувствую

Юность!

Вину лекал

Книжных.

Потолков-зеркал

(Верхнее? Нижнее!)

Дребезг!

Стон

Зеркал-стен

(Правое? Левое!)

Пред-чувствую

Конец дела Левия!

Пред-чувствую

Крик кривизн,

Плач лжей!

Как рост трав

Слышу возврат правд:

В квадрат – ромб,

Овал – в круг,

В узел – тромб,

Пепел – в снег.

Пред-чувствую

Освобожденье рек!

Пред-чувствую

Гул стрельб – в молоко,

В зенит

(Пара-цельсь!)

В омут небес Сальских,

В прокол! Неба – не жаль:

Обнажай сталь, скиф!

Мчись до закрайн, до нельзь!

Время – твоя тетива –

Звенит!

Небо – как ни смотри –

Темь, синь.

А меж тем

Все семь тем

Ближе – внутри.

Пред-чувствую

(Майн Гот!)

За ночью, мерой длиннот, –

Парад утр,

От пятого – к шестому – час.

Пред-чувствую

Поворот

Внутрь –

Глаз.

Пред-чувствую

Чутьём старшин

Сиротство (зовут!) вершин,

(Человек блед и наг).

Предчувствую

В злой тиши –

Тонких струн

Натяг.

Пред–чувствую

Возврат

Маятника –

Силой пружин –

Из лжи гермесовой.

Времён

Необратимый ход –

Враки и часу, и веку!

Пред-чувствую

Возврат имён,

Второй заход в реку!

Пред-чувствую

Скрип врат –

Отперты! –

Враг? – Враз –

Брат!

Пред-чувствую

С уст

Слов вкус –

Отмкнуты!

Глаз–

Отверзты! –

Бденье.

Пред-чувствую

Пробужденье!

Пред–чувствую

Твёрдым о твёрдое –

Без тренья.

Срез:

Четвёртое измеренье.

Поэтом меченое –

Поэтому – вечное.

Главное – стать явленною.

Сто лет минуло: решенье!

Пред–чувствую

Вос-кре-ше-ни-е!..