Влада Медведникова
Предвестники Мельтиара
7
Я во сне.
Знаю об этом, ведь я не в обычном сне.
За спиной ветер, он сумеречный и легкий, он говорит со мной как человек. Я слушаю его, отвечаю ему, и мир меняется, течет, показывает мне то, что я должен увидеть. Я внутри видения.
Внутри нашей с Нимой тайны.
Нима близко, я слышу ее смех, различаю слова, но они ускользают и теряют смысл – ветер заслоняет ее от меня.
– Смотри, – говорит ветер. – Здесь причалили первые корабли.
Я высоко в небе, воздушные реки струятся сквозь меня, не касаясь. Подо мной земля – сумеречно-серая, как небо, как ветер, как я. Черные горы тенью вырастают из земли, движутся и разбиваются о берег. На море шторм, волны бушуют и пенятся, рвутся к скалам. Море сильнее гор, оно сокрушает их. Воздух теперь полон соли.
Я хочу петь, я хочу лететь туда.
Но это сон.
– Нет, – отвечаю я. – Первые корабли причалили южнее Атанга.
– Здесь. – Ветер держит меня за плечи, заставляет смотреть вниз. На серебристой земле вырастает селение, полузаброшенный пограничный пост. Я сплю в одном из этих домов и помню об этом. – Здесь жили люди звезд, здесь была первая битва.
– Нет, – повторяю я.
Ветер указывает вниз.
Подо мной вспыхивают звезды. Они сияют осколками хрусталя, разгораются ярче, земля становится темней. Ветер течет между ними, превращается в свет, застилает все ослепительной сетью.
Сеть звенит, поет звуком ветра и голосом металла.
Песня флейты, голос раненой птицы – зовет меня и тонет в грохоте шторма.
Я лежал, глотая воздух, пытаясь вспомнить все, что я увидел во сне, повторить каждый миг и каждое слово. Меня выбросило в явь, швырнуло обратно в пыльный барак, в оковы тела.
Обычный сон рассеивается постепенно, но я вернулся не из обычного сна.
Я мысленно повторил сон трижды – слово за словом и мгновение за мгновением – и только тогда открыл глаза.
Потолок нависал надо мной слишком низко – я спал на двухъярусной кровати. Не удержавшись, я протянул руку, коснулся досок над головой. На ощупь они были шершавыми и теплыми. Пыль плясала в воздухе, колыхалась в утренних лучах.
Солнце уже высоко. Нима, наверное, вернулась домой, развешивает пучки трав над крыльцом. Или сидит с учителем возле ручья. Или…
Я собрался с силами и слез с кровати.
Сны-видения не дают отдохнуть ни душе, ни телу. Я всегда чувствую себя потом так, словно не спал, а ходил где-то много часов. В каком-то смысле это правда.
Я хотел рассказать свой сон, но Нима была в Атанге, за стенами Рощи. На лодке туда лететь несколько часов, а скакать верхом – гораздо дольше. И мои слова не могут преодолеть этот путь – сколько мы с Нимой ни пытались, у меня не получалось говорить с ней мысленно. Я всегда без труда касался безмолвной речью учителя, и другие волшебники меня тоже слышали. А до названной сестры дотянуться не мог. В Роще считали, что на это волшебство у Нимы не хватает сил.
Нимы здесь нет, а больше я никому не могу рассказать свой сон.
Когда я наконец вышел из дома, солнце уже пересекло зенит.
– Я думал идти будить тебя, – сказал Джерри. Он сидел на ступеньках; дым сигареты таял в пыльном воздухе.
Я опустился рядом, нашарил в кармане сверток, наугад вытянул сигарету. Джерри щелкнул зажигалкой.
Мне попался желтый дым – с каждой затяжкой мысли становились все спокойнее, все яснее.
Чтобы понять сон, мне не обязательно рассказывать его кому-то.
– А где… – Я запнулся, вспоминая имя. – …Тин?
Ночью, когда мы вернулись, ополченцы обступили лодку. Факелы трещали и бились на ветру, Аник расспрашивала, а всадник отвечал. Я ушел спать, а они все еще говорили.
– Поехал с ними. – Джерри стряхнул пепел. – Вроде как дневной патруль.
– Аник согласилась его взять?
«Вы вылетели в первый раз и сразу привезли неизвестно кого!» – эти слова я хорошо запомнил.
– Ну, – усмехнулся Джерри, – она ругалась, что у него дырявые крылья. Но ему даже дали коня.
Я взглянул на небо. Оно было почти чистым, лишь с востока тянулись облака, прозрачные и легкие, как обрывки тумана. Первые знаки осени – наверное, в столице они ощутимей, чем здесь.
При свете дня пограничный пост уже не выглядел заброшенным: я видел дорожки, протоптанные от барака к бараку, и лошадей, пасущихся вдалеке. Слышал неразличимые обрывки разговора где-то рядом, чувствовал запах армейской кухни, перемешанный с запахами пыльной земли и диких трав.
Не так уж сильно пограничный пост отличался от казармы в Атанге.
Я затянулся и спросил:
– Где у них кухня?
– Там.
Джерри указал налево. Тропки скрещивались, и одна из них вела к стоящему на отшибе дому. Из трубы поднимался полупрозрачный дым и таял в чистом небе. Глупо думать, что здесь все как в Атанге. Здесь топят деревом – газа едва хватает на светильники. И вода не течет по трубам от водонапорной башни, нет, здесь ее приходится таскать ведрами.
– Ты лучше поторопись, – продолжал Джерри, – а то сейчас этот дневной патруль вернется и сметет там все.
Я кивнул и затоптал сигарету. Вкус желтого дыма еще не угас, теплом отзывался в кончиках пальцев, окутывал мысли, вел их легко и плавно.
– А почему они днем патрулируют? – спросил я. – Говорили, что все нападения были по ночам?
Джерри засмеялся, махнул рукой в сторону гор.
– Я сам все проспал, – сказал он. – Но вроде наблюдатель заметил что-то в небе, и они решили проехать по деревням, проверить.
Я почти знал, что хотел рассказать мне сон. Если останусь здесь, если буду петь и слушать отзвуки давнего волшебства, сотни лет назад занесенного пылью, заросшего травой, – то пойму. Если первые корабли причалили неподалеку, значит, я найду здесь что-то.
Но какая бы магия ни таилась тут, невидимая и забытая, – она подождет. У нас сейчас есть более важные дела.
Я поднялся и сказал:
– Найди Рилэна, пусть готовит лодку.
– Слетаем посмотрим сверху? – спросил Джерри.
– Да, – кивнул я и отправился на кухню.
8
Рэгиль заставил меня пойти спать, но сон долго не шел ко мне, я лежала и смотрела в темноту. Напряжение и тревога дрожали в каждой мышце, а в памяти звенели наши голоса, снова и снова вспыхивали слова и фразы.
Мы вчетвером полночи просидели в комнате Лаэнара, говорили о том, что нужно делать: спорили и соглашались, решали, как лучше поступить. Было темно, нам светил лишь красный ночник над дверью, и все жесты казались особенно резкими, каждое слово вспарывало воздух. Мы словно снова стали детьми, играющими в скрытых. Но мы уже не дети. И я в самом деле отправляюсь к врагам, пусть и ненадолго.
Лаэнар пытался возразить мне, говорил: «Нет, пойду я». Но Лаэнар как обнаженный клинок, он не сможет скрыться. Из нас четверых лучше всех это удалось бы Амире, никто не усомнился бы в ней. Но Амира и Рэгиль должны чинить машину.
«Я пойду с тобой», – говорил Лаэнар. Мне хотелось, чтобы он был рядом. Мы могли бы назваться братом и сестрой, сказать, что потерялись на горных тропах, – но мы уже слишком взрослые для этой сказки. Я должна идти одна.
Спорили долго, но все согласились со мной. Даже сон наконец согласился со мной, отдалил голоса и мысли, погрузил в темноту.
Сновидения пролетели мимо, не коснувшись, и я проснулась до того, как прозвучал сигнал побудки.
Мы собрались в зале скрытых.
Я знала то, что знают все, – то, что повторяют каждому с раннего детства. Скрытые живут в городах врагов, дышат одним с ними воздухом, едят одну пищу, работают бок о бок с врагами – ничем не выдают себя, но выведывают тайны, одну за одной. И когда начнется война, откроются, ринутся в бой. Враги знают об этом, сотни лет знают об этом, но ничего не могут сделать, только боятся и подозревают каждого.
Враги не могут проверить, кто перед ними, – ведь, даже дотрагиваясь до нас, они чувствуют лишь тепло кожи. Не могут в прикосновении ощутить чувства другого человека, не могут понять, правда в его словах или ложь.
Я знала все это, как знала и язык врагов – его слова опавшими листьями кружились позади моих мыслей, и я надеялась, что не запнусь, не позабуду чужую речь. Но в зале скрытых я была впервые.
Мы звезды Мельтиара, мы воплощение атаки. Когда придет время, мы вспыхнем над столицей врагов, уничтожим все на своем пути. Нам незачем скрываться.
Незачем – но я могу, и у меня получится.
Лаэнар, Амира и Рэгиль ждали меня у входа.
– Я все нашла, – сказала Амира.
Она провела меня по лабиринту столов и стеллажей. Здесь было много людей – они смеялись и разговаривали, переодеваясь. Лишь некоторые замолкали – я чувствовала их удивленные взгляды.
Одежда, которую нашла Амира, пахла дымом. Я разделась, оставила только крылья и осторожно натянула чужие вещи, одну за одной. Ботинки стиснули хвостовые перья – те задрожали, готовые вспороть грубую кожу, вырваться наружу, но я не позволила им. Крылья были мне послушны – сложились, стали плоскими, прижались к спине. Никто не разглядит их под широкой крестьянской рубашкой.
Я застегнула накидку у горла и попыталась расправить складки. Ткань была шершавой, цвета песка и пыли, и то там, то тут – следы огня.
– Еще не поздно… – Амира запнулась, не договорила.
Ее пальцы скользили в моих волосах, вплетали серебряный шнур.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – пообещала я.
Амира обняла меня, стиснула так крепко, что я почувствовала, как вспыхивают и гаснут ее мысли. Ее крылья вздрагивали в такт ударам сердца, и позади каждого удара трепетал страх.
– Арца, я буду ждать, – прошептала Амира. – Каждую секунду буду слушать, я услышу, почувствую, мы успеем, если…
Ее страх проникал в меня, ледяными кристаллами падал на дно души. Поэтому я не позволила договорить – отстранилась, сжала запястья Амиры и ответила:
– Я обещаю. – Искры страха уже растворились в крови, но не исчезли. Холод поднимался от сердца, оплетал руки. Нужно было все сказать, прежде чем он коснется ладоней и достигнет кончиков пальцев. Прежде чем Амира поймет, что мне страшно. – Я все узнаю и вернусь сегодня, когда сядет солнце.
– А если ты не успеешь все узнать сегодня? – тихо спросила Амира.
– Тогда я вернусь с тем, что узнаю, – сказала я и разжала руки.
Амира вздохнула. Мгновение она стояла неподвижно, должно быть, готовилась возразить, убедить меня – а потом качнула головой и вновь принялась сплетать серебряный шнур с моими волосами.
– Он поможет тебе, – ответила Амира на мой молчаливый вопрос. – Это помощь для тех, кому трудно скрыться. Тебе будут верить, в тебе не будут сомневаться.
Да, Амира легко могла бы стать скрытой, она даже знает об этом больше всех нас. Но она нужна тут.
Пока мы возвращались через зал, пока шли по коридорам и поднимались по спиральной лестнице – я привыкала к чужой одежде, старалась идти легко. Но каждый шаг отзывался болью: я сжимала пальцы ног, не давала перьям шелохнуться. Я словно бы заново училась ходить – лестница, по которой я пробегала столько раз, стала бесконечной, ступени уходили в немыслимую высь.
Наконец они кончились.
Мы стояли на дне колодца. Он был распечатан до нашего рождения или не запечатывался никогда – гладкие стены поднимались вертикально вверх. Над головой сиял крохотный круг неба, оно казалось ослепительно-белым отсюда.
Восторг вспыхнул в сердце, слился с моей силой и хлынул наружу, смывая страх. Крылья дрогнули, готовые раскрыться, разорвать чужую одежду, поднять меня ввысь, выбросить в дневное небо. Но я удержала их – я не могла сейчас лететь.
– Я проверил плоскодонку, – сказал Рэгиль. – Полетал на ней утром, поставил экран. Даже если ее заметят, то не успеют разглядеть, что это.
Плоскодонка, наша первая машина, мы летали на ней еще детьми. Я почти забыла про нее, но Рэгиль и Амира помнили – навещали ее в ангаре, будто чувствовали, что однажды она понадобится. Небесные ворота не открываются днем, но Рэгиль вылетел затемно, и теперь плоскодонка ждала нас наверху, возле колодца.
На ней я отправлюсь к врагам.
– Ты уверена? – спросил Рэгиль.
Я знала, о чем он.
– Уверена, – кивнула я. – Отвезите меня, но возвращаться за мной слишком опасно. Я вернусь сама.
Амира взглянула мне в глаза и сказала поспешно, почти глотая слова:
– Помни, Арца, ты обещала.
Она шагнула в сторону, распахнула крылья и в тот же миг понеслась вверх – все быстрей и быстрей, по невидимой спирали, черная искра в сияющем колодце.
Лаэнар и Рэгиль обняли меня с двух сторон и рванулись следом, в ждущее нас небо.
9
В вышине, среди ветров, внутри звука полета – легко забыть о земле и городах, о людях и цели. Стоило закрыть глаза, и сон вспыхивал сотнями осколков, чужая песня пробивала навылет душу. Я пытался не думать об этом, хотел забыть, но голос флейты-видения звучал сейчас рядом со мной. Он был тише дыхания, но громче следов магии, над которыми мы пролетали. Неизъяснимый звук – но я почти понимал, откуда он струится.
Я потянул весло на себя и велел:
– Вверх!
Лодка рванулась. Не открывая глаз, я чувствовал, как борется в ней вера в мой голос и покорность рычагам управления. Но она жила моей песней – и потому развернулась к небу, помчалась против встречных потоков.
Я слышал, как гремит что-то на дне, как ругается Джерри.
– Эли, что ты делаешь? – крикнул Рилэн. Его слова пролетели мимо меня обрывками ветра. – Мы не…
– Вверх! – повторил я, и мой крик почти стал песней, окатил лодку, вытолкнул ее из сплетенья ветров.
Пошатнувшись, она выровнялась, движение стихло. Казалось, мы уже не летели, а качались на волнах прибоя. Внизу воздушные реки подхватили следы волшебства, увлекли его прочь, к горам и морю.
Я открыл глаза.
– Ну ты и дурак, – сказал Джерри. Он все еще держался за борт.
Рилэн сжимал рычаг высоты и вопросительно смотрел на меня. Но я не стал ничего объяснять.
Звук флейты, пришедший из видения, был по-прежнему близко – но все так же недостижим, развеян в небесах. Даже если поднимусь над вершинами гор, я не коснусь его.
Я сжал весло обеими руками. Светлая высь, солнце, уже повернувшее к западу, черные скалы. Внизу, в неразличимой дали – земля. Ни селений не видно, ни дорог, все слилось в единый узор. Холод проникал в тело с каждым мигом, с каждым вздохом. Еще немного, и кровь остынет, пальцы закоченеют.
Мы слишком высоко.
Я погнался за видением и забыл обо всем. Я знаю, так сходят с ума.
Почему Нима не ушла из Рощи вместе со мной? Она всегда знала, о чем говорят мне сны.
Я повернул весло, и лодка скользнула вниз. Мы опускались медленно, круг за кругом. Стужа отступала, знакомые ветра возвращались, становилось легче дышать.
– Ты бы хоть предупредил, – пробормотал Джерри. – По-моему, у нас что-то вывалилось…
Под скамьей громыхали опрокинутые ящики, цилиндры с патронами перекатывались по дну лодки. Я мотнул головой и объяснил:
– Мне показалось.
– Вот поэтому вам и не разрешают курить, – сообщил Джерри. – Вы и так все тронутые.
Я хотел ответить, но Джерри вдруг указал в сторону:
– Смотри!
Лодка разворачивалась, снижаясь, и я успел увидеть лишь черный росчерк на небе, слишком быстрый для птицы. Только что он был и тут же исчез – так невидимые чернила тают на бумаге, пока пишешь слово.
– Ты тоже видел? – спросил Джерри.
Я кивнул.
Звон флейты кружил рядом, и мне было страшно искать чужую магию. Поэтому я высвободил жезл – вытащил из перевязи, поднял над головой. Запах грозы коснулся меня, крохотные разряды кольнули кожу. Та же магия, что прошлой ночью, мое оружие запомнило ее.
– Летим туда, – сказал я.
Мы опустились уже очень низко, под нами петляла тропа, бежала среди черных скал, к сгоревшей деревне. Ветер донес вкус гари – но эхо грозы в моем жезле вспыхнуло с новой силой, затмило все ощущения и звуки.
Я перевесился через борт, взглянул вниз.
– Мы тут вчера подобрали этого всадника, – сказал Рилэн.
Сегодня здесь был кто-то другой. Крохотная фигурка жалась к земле, закрывала голову руками.
– Приземляйся! – приказал я Рилэну и лодке.
И пожалел, что сказал это вслух. Подступающее безумие еще не схлынуло, держало душу в небе, выше теплых ветров. Голос меня не послушался – пробил песню полета, как брошенный камень разбивает гладь воды.
Лодка ударилась о землю, подпрыгнула, опустилась снова, скользя по обрывкам песни. Я с трудом разжал ладони – не заметил, как бросил жезл и вцепился обеими руками в весло.
– Ты точно здоров? – спросил меня Рилэн.
Я отмахнулся и выбрался наружу.
Здесь мы подобрали Тина? Ночью это место выглядело иначе. Было лабиринтом темноты, черных скал и отблесков пожара, а стало тропой среди валунов на склоне. Земля и камни неподалеку почернели, словно их опалил огненный смерч, – но вчера или сегодня?
На тропе не было никого, кроме нас.
Джерри остановился у меня за спиной и спросил еле слышно:
– Кого ты видел?
– Не знаю, – ответил я.
Я отбросил страх.
Ни за что не испугаюсь магии, никогда. Безумие не коснется меня, это сказки для слабых духом. Любое волшебство можно почувствовать – я должен это сделать, прежде чем заговорю или шагну вперед.
Песни, мои и чужие, зазвучали вокруг, в воздухе, в камнях, в глубине земли.
Лодка дрожала от полета, плакала о моем видении, хотела вернуться туда, где звенит флейта. Голос этой тоски стенал, но не смог заслонить дымный след – сумеречный шелест, голос не-волшебства Тина. А выше, над головой, звучала и сплеталась петлями незнакомая песня.
Других отпечатков здесь не было, ни одного.
Я обернулся к Джерри и сказал:
– Я видел человека. Надо поискать.
– Если б на меня сверху что-то падало, – откликнулся Джерри, – я бы тоже убежал!
Я оглядел тропу. Здесь было не так много укрытий: обломки скал, гигантские камни, обтесанные водой и ветром.
Джерри кивнул в сторону одного из валунов, и я увидел тень и край одежды, почти сливающийся с землей. Я осторожно подошел.
Тот, кто прятался среди камней, был совсем крохотным – сжался за валуном, накрылся обожженной накидкой, едва приметно вздрагивал, как загнанный в ловушку зверь.
– Эй. – Джерри опустился на землю, перевесился через камень. – Ты кто?
Из-под накидки на миг показалась рука – тонкое запястье, быстрые пальцы – и тут же исчезла, стиснула края грубой ткани. Неразборчивый всхлип – и снова тишина.
– Ты из деревни? – спросил Рилэн. – Не бойся.
– Пожалуйста… – Прерывающийся, едва слышный шепот. – Не надо…
– Не бойся, – повторил я за Рилэном и опустился на корточки. – Что случилось?
Накидка соскользнула – из-под нее показалась девушка, почти еще ребенок. Она выпрямилась, цепляясь за края валуна, взглянула на меня. Глаза у нее были темными и расширенными, как от страха или внезапной боли.
– Вы вернулись… чтобы убить меня? – Ее голос срывался, то звенел, то падал до шепота.
– Нет. – Я старался говорить как можно спокойней – но как убедить испуганного ребенка? – Мы сражаемся с врагами. Не бойся.
– Вы прилетели по небу. – Она опустила голову, обхватила себя руками. Волосы у нее были еще темнее глаз, серебряная ленточка среди них мерцала, как ручей в горах. – Разве не вы… сожгли все вчера? Вернулись сегодня… Я спряталась, но вы вернулись еще раз…
Она всхлипнула, прижалась к земле.
Я закрыл глаза, попытался собрать слова.
Легко думать о войне, пока живешь в Атанге. Даже пролетая над сожженной деревней, я ничего не понимал. Не мог себе представить, каково это – лишиться крова, в ужасе прятаться среди скал и ждать смерти.
– Мы не враги, – сказал я. – Мы сражаемся с ними. Мы тебе поможем.
– Правда? – Она снова взглянула на меня.
– Конечно! – подтвердил Джерри. – Где твои родители?
Она зажмурилась, мотнула головой. Я боялся: сейчас она расплачется, и никто из нас не найдет нужных слов, не сумеет ее успокоить. Но она сказала:
– Никого нет.
Рилэн тронул меня за плечо и тихо спросил:
– Куда же нам ее отвезти? Аник говорила, что все, кто выжил, разъехались по соседним деревням и в крепость…
– Отвезем на наш пост? – предложил Джерри. – Раз Аник тут всех знает, должна найти ее родных.
Я осторожно взял девушку за руки и помог подняться. Ее ладони были ледяными. Сколько времени она провела здесь, на холодной земле? Все утро, весь день? Мы прилетели вчера слишком поздно, и всадник тоже. Никто не пострадал бы, если бы мы успели, если бы остановили их.
– Все будет хорошо, – сказал я. – Мы тебе поможем.
Я усадил ее рядом с собой на корму. Она уже не дрожала, сидела неподвижно, вцепившись в край скамейки.
– Как тебя зовут? – спросил я.
Она подняла глаза и еле слышно ответила:
– Арца.
10
Амира была права.
Они верили мне, они не сомневались.
Пока мы летели в их машине – открытой и хрупкой, движимой только магией, – я молчала, старалась запомнить все.
Сила, наполнявшая машину, была незнакомой, неслась неуклонно – горькая на вкус, как штормовой ветер. Эта сила принадлежала магу, сидевшему рядом со мной. Его звали Эли, и это имя казалось таким же сумеречно-серым, как цвет его волос и глаз. Пока Эли вел меня к машине, пока поддерживал и помогал забраться внутрь, я чувствовала его тревогу и знала: он поверил мне и хочет помочь. Но как только он отпустил мою руку, его чувства скрылись, остались только слова.
Враги редко дотрагиваются друг до друга – ведь они не умеют через прикосновения читать душу. Всегда разговаривают так, словно между ними стоят стены. Но даже сквозь стены можно многое узнать.
Маг был двигателем машины. Я не могла понять, сумеет ли эта пропитанная силой скорлупка взлететь без него – магия текла между ними кругами, ясная и стремительная, как ветер. Но откуда у врагов магия? Они ведь ненавидят ее, мечтают уничтожить.
У этой машины был один пилот и один нападающий. Пилот, едва сев на свое место впереди, слился с пультом, передвигал тяжелые рычаги, смотрел в небо и, казалось, позабыл об остальных. Встречный ветер трепал его светлые волосы.
Как можно летать в открытой машине без шлема?
Нападающий был очень смуглым – даже среди врагов такие встречаются редко. Он сидел слева и то и дело поглядывал на меня. Они с магом перебрасывались словами, но я почти не понимала смысла, так не связаны между собой были их фразы. Иногда нападающий говорил мне что-то утешительное, и я кивала или молчала в ответ.
Я много раз видела в чашах предсказателей войска врагов и теперь поняла без труда: эти трое из столицы захватчиков. Но никто из них не был всадником.
Но даже если я не найду всадника, я смогу узнать что-то о нем. Я думала об этом и готовилась, вспоминала и повторяла про себя слова чужого языка, пока мы летели мимо нашей вчерашней цели, потом над склоном и на восток – к предгорьям. Меня увозили все дальше. Смогу ли вернуться с заходом солнца? Крылья трепетом отзывались на эту мысль, но я крепко держала их, не давала распахнуться.
Я боролась со страхом, не позволяла ему вновь оплести сердце – и не заметила, как мы снизились, подлетели к селению врагов. Но едва взглянула на столпившихся внизу людей и сразу поняла: меня привезли прямо к всаднику.
Враги обступили машину; их было так много, они были так близко, что вряд ли я смогла бы уничтожить их, даже если бы держала оружие в руках. Я узнала одежду солдат, которых мы столько раз видели с высоты, на горных дорогах. Всадник был одет так же, но я ни с кем бы его не перепутала – его выдавали серые складки крыльев за спиной.
Я знала, что нужно делать.
Враги считают самой прочной связью узы крови. Для них потерять кого-то из семьи – все равно что потерять учителя или напарника для нас. Враги пожалеют меня и ни в чем не усомнятся.
Ведь я единственная уцелевшая, мой дом уничтожен, родных нет, и наконец-то я вижу тех, кто точно мне поможет.
Я приподнялась, держась за борт машины, обвела солдат взглядом, глубоко вздохнула.
– Вот видишь, все хорошо, – сказал мне нападающий. – Теперь ты в безопасности.
Я кивнула, глотнула воздух, словно собираясь заговорить, но только тихо всхлипнула.
Главной здесь была женщина. Все говорило о том, что она командир: ее короткие фразы, сдержанные жесты и темный взгляд. Маг уже стоял рядом с ней, объяснял что-то – я разбирала лишь отдельные слова. Я смотрела на них, хотя хотела смотреть на всадника.
Магия машины остывала, уходила все глубже в землю, и я начала различать другую силу. Она была похожа на густой липкий туман, шуршала, стелилась по земле, текла от всадника. Теперь, даже не глядя, я знала, где он.
В горле запершило, а мысли помутились, будто я и впрямь наглоталась дыма. Да, это та самая сила, что изувечила когда-то наш мир и задушила, почти уничтожила наш народ. Но я выдержу, не подам вида, сумею разговорить всадника и все о нем узнаю.
Девушка-командир резко развернулась, подошла к лодке и наклонилась ко мне.
– Мы найдем твоих родных, – пообещала она. – Есть у тебя родственники в соседних деревнях?
Я взглянула ей в глаза и сказала тихо, почти шепотом:
– Я одна.
– Видишь, она измученная совсем, – проговорил нападающий и помог мне выбраться наружу. Его беспокойство коснулось меня, как теплая волна. – Не соображает ничего.
Девушка кивнула и сказала мне:
– Пойдем.
Она повела меня прочь – с каждым шагом дымная сила всадника таяла, становилась неразличимой. Я обернулась на ходу. Нападающий улыбнулся мне, словно пытался подбодрить. Маг поймал мой взгляд и улыбнулся тоже.
Они верили мне, они ни в чем не сомневались.
Девушка отвела меня в дом, где почти все оказалось деревянным: стены, скамейки, пол. В бочке была теплая вода. Стало ясно, зачем я здесь – должна умыться и переодеться, моя одежда в копоти и грязи.
Как мне скрыть крылья?
Я смогу убежать. Ударю ее, прежде чем она поймет, кто я, незаметно выскользну наружу, как тень проберусь между домами и убегу. Ничего не узнаю, но и враги ничего не узнают.
Мне не пришлось этого делать, потому что девушка сказала:
– Там в шкафу моя одежда, можешь взять. – И ушла.
Комната, куда меня привели позже, наполовину состояла из окон. Глядя в них, я видела осколок неба, дома неподалеку и протоптанные дорожки. Сквозь мутные стекла все это казалось безжизненным и серым. На пыльной земле распластались длинные тени – скоро солнце коснется гор. Даже если отправлюсь в путь немедленно, не успею к закату.
Но я должна успеть.
И не могу вернуться, ничего не узнав.
Я съела то, что передо мной поставили, – ломти хлеба, намазанные чем-то густым и сладким. Каждый кусок давался с трудом – напряжение все громче звенело внутри, я не могла есть. Но я голодная замерзшая девушка, спасенная из сожженной деревни. Я должна.
Пить чай было проще. Знакомый терпкий вкус напоминал о городе, будил решимость. На горячей кружке были нарисованы то ли мачты кораблей, то ли городские шпили – я рассматривала их, чтобы слишком часто не встречаться взглядом с врагами.
Девушка-командир уже ушла, и за столом со мной остались трое. Маг и нападающий курили, стряхивали пепел в потрескавшуюся плошку. От сигареты Эли поднимался синеватый дым – я старалась не вдыхать его, такой дым уводит в сны. Дым, обвивающий нападающего, был тускло-желтым, странным.
– Арца, ты их совсем не разглядела? – спросил Эли. Окутанный дымом, он казался сейчас почти бесцветным, словно сумеречная тень в глубине зеркала прорицателей. Он был совсем не похож на свою магию.
Я покачала головой.
– Мне казалось, я видела… – Теперь я не опускала глаз, смотрела на него. Он должен мне верить. – Но потом прилетели вы – я думала, они вернулись… Такие же, так же летят…
Маг кивнул и раздавил окурок в плошке.
– Мы их уничтожим, – сказал он. – Обещаю.
Он поднялся из-за стола, в дверях обернулся, махнул нападающему. Тот развел руками и вышел следом.
Мы остались вдвоем с всадником.
Я протянула руку и коснулась крыла. На ощупь оно было дерево и ткань, но окутывающая его сила жгла ладонь, стремилась проникнуть под кожу, скрывала чувства врага.
– Ты правда всадник? – спросила я.
– Да, – отозвался он и вздохнул. – Староста вашей деревни обо мне знал, но я просил не рассказывать никому… Мне очень жаль, Арца. – Он сжал мою руку, горячо и внезапно. Я едва сдержалась, чтобы не вырваться, не кинуться прочь. Но он продолжал: – Эли прав, мы сумеем их уничтожить. Сумеем хотя бы отомстить. Я подбил их машину и смогу это сделать снова.
– Почему… – Я на миг опустила глаза, но не остановилась. – Почему здесь нет других всадников? Вы вместе легко могли бы…
Он жестом остановил меня.
– Я изгнанник. Должен жить вдали от столицы, вдали от остальных. Но выбрал такое место, где все равно смогу помочь людям. – Он снова вздохнул и отпустил мою руку. – Я подвел вас, но я сделаю все, что в моих силах, клянусь.
– Спасибо, – прошептала я.
Тени за окном уже затопили всю землю, небо окрасилось закатом. Сколько пройдет времени, прежде чем Мельтиар позовет меня? Пора улетать, уже слишком поздно.
Я встала и сказала:
– Я сейчас вернусь.
Всадник кивнул, не поднимая взгляда, и я выскользнула за дверь.
