Владимир Александрович Шубняков
Тайна последнего командора
– Да, в прошлый раз было совсем плохо. Как вспомню, так вздрагиваю! Помню, «очухался» я, чуть в себя пришел, все тело болит страшно, но особенно, голова болит и как будто кол мне в горло загнали. Кое – как напрягся, повернул голову, на соседнем постаменте баба лежит голая, старуха какая-то. Б-р-р! Темно. Свет чуть через окно проходит, вот тут я и увидел, что ей не двадцать лет. Легонько, через боль, себя ощупал. Тоже голый! Лежу на каком-то столе каменном. Ничего понять не могу! Правда, организм, вроде бы, весь на месте, но … холодно. Замерз ужасно! Вижу, блуждающий свет фонарика появился, я ему рукой слегка помахал, как смог, а он, вроде бы, как и упал и по полу катается, бликами светит. Ну, думаю, все – конец! Я хотел еще шею повернуть, посмотреть, что случилось. Но, как головой дернул, вдруг боль резкая, я и отключился. Когда очнулся, вижу – палата больничная, кровать как кровать и белье постельное белое. Так я и не понял тогда – сон это был или что? Это уже потом, позже мне рассказали историю моей смерти. Короче, вытащили с «того» света, спасибо сторожу, этому бедолаге. Я потом еще ему передачи в больничку носил, у него с сердцем что-то, вроде инфаркта через меня приключилось.
– Про прошлый раз – все понятно,– перебил его Петр,– а сейчас-то что произошло?
– Парни, не поверите! Еще хуже история приключилась. Я, после моей мнимой смерти, три года про байки с женой даже слова не говорил. Потом, вроде бы, все успокоилось. Я решил жену не напрягать и купил бэ-ушный «Кавасаки», типа «эндуро».
– Типа – чего?– поинтересовался Петровский.
– Ну, это класс мотоциклов такой – «Эндуро», на «Дакаре» на таких мотиках гоняют. Короче, купил втайне от Катьки. Договорился с одним кентом, он в двух кварталах от меня живет, взять напрокат у него сарай. Знаете, при старых домах такие сараи двухэтажные отдельно от домов во дворах строились раньше. Ну, все получилось как нельзя лучше. Утром иду на работу, вернее не на работу, а в сарай этот. Беру «Кавасаки» и как человек, еду на работу. После работы погоняю по городу, по делам и потом в сарайчик опять байк поставлю и домой прихожу. Катька ничего и не замечает. Год, с лишком, я так шифровался. И вот еду недалеко от дома, по проспекту, впереди перекресток и светофор. Зеленый горит.
– Опять перекресток?– удивился Петровский.
– Ну да, опять. Так вот. Я газку прибавил, думаю – проскочу! Желтый загорелся. Ну, я почти проскочил, только в это время выезжает на перекресток катафалк, такой старый, знаете с носом спереди, на базе ГАЗ-51. Скорость сбрасывать поздно, тормозить тоже. Ну, я еще газу добавил, думал, проскочу перед ним.
– Ну и, проскочил?– вставил вопрос Петр.
– Нет, не проскочил! Как раз ему в переднее колесо и влепился. Зад моего байка подбросило вверх силой инерции, а я как из катапульты вылетел через капот катафалка. Шлем слетел. Он в одну сторону, я в кусты, что по краю поребрика росли. Приземлился. Лежу. Себя ощупал, вроде бы все цело, только ободрался об кусты эти. Тихонько ветки раздвинул, смотрю, народ стал собираться. Водитель катафалка вышел, дедок такой, «божий одуванчик». Ходит, как лунатик, вокруг машины, головой качает. Его спрашивают подошедшие зеваки: «Дед! Что случилось?», а он им: «Не знаю,– говорит,– я и разглядеть ничего не успел, видел только, что мотоцикл с разгону моей машине в бок саданул, да голова его, мотоциклиста этого оторвалась, да куда-то в сторону полетела. А его самого что-то и не видать!
– Он, наверное, уже на небеса улетел,– «сморозил» шутку кто-то из зевак, – так что, угрохал ты его, дед!
Водитель от этих слов за сердце схватился и, вроде как, плохо ему стало. Народ всей толпой к нему – участие проявить. Ну, я в этот момент вылез из своего укрытия, мотик в руки и укатил под шумок, пока все дедом этим занимались. Вот и вся история.
– А дальше-то что?– спросил Петровский.
– А что дальше? Дальше – самое смешное началось. Оказывается моя Катерина, в это время, стояла на автобусной остановке, на противоположной стороне улицы и все это представление созерцала от начала до конца. На автобусе, конечно, никуда не поехала, ради такого зрелищного спектакля. Короче, докатил я свой байк до сарая и домой мигом. Прихожу, Катька меня спрашивает, откуда я такой ободранный, да поцарапанный прибыл. Я ей вру, что, мол, в техникуме ветки у деревьев обрезали, весенняя обрезка, в общем. Вот я и упал с дерева, но, вроде бы, все цело. Она говорит: «Ну и, слава богу, что все цело, а то, ведь мог, и ноги и руки поломать». Короче, такая вот дипломатка. Вроде бы, ничего и не знает про мой кульбит через катафалк. Вид такой сделала. Ну, я раны зализал, выждал паузу, недели в две, чтобы страсти улеглись. Вроде бы, все спокойно, прихожу, открываю сарай, а там – пусто! Нет байка! Это же она меня выследила как-то заранее и куда-то сбагрила, молчком, мой «Кавасаки». Чего делать? И ничего, в упрек, не скажешь – только себя выставишь идиотом и обманщиком в Катькиных глазах, и смолчать, вроде бы, нельзя.
– Ну и что ты сделал?– осведомился Петр.
– Что сделал? Завязал свою мотоциклетную деятельность. С Катериной теперь на машине езжу. Во как бывает! Ладно! Что мы все обо мне, ты, Сергеич, что намерен теперь делать?
– Да вот смотрю, выборы у вас тут, в Питере наклевываются. Думаю, может быть в депутаты какие-нибудь податься, как думаешь?– съязвил в ответ Малета.
– В депутаты – это бы хорошо. Место доходное. У нас в стране вообще им красота: заводы военные строят – говорят, за мир борются, лагеря восстанавливают и расширяют – они же поборники правды и закона, к политическим противникам нетерпимы – это они за справедливость.
– Это ты к чему, Серега?– спросил Петр Сергеевич.
– А к тому, Сергеич, – продолжил свою тираду Сергей,– что политические гангстеры прикидываются благодетелями страны, у них свобода – красивый лозунг. Фальшивые финансы, фальшивый патриотизм, лживая пропаганда. А в результате всей идеологии – ложь. В руках подонков светлые идеалы прошлого.
– Что-то ты расфилософствовался , Серега. Я понимаю так: как только у человека начинаются проблемы на работе или в семье, так он начинает на подпитии ругать власть и философствовать. А ты, Серый, просто попробуй заниматься любимым делом, да люби жену. Вот и власть и цена на нефть тебя станут устраивать, – наставлял друга Петр,– а то, все начинают проблемы страны решать, а у самих на кухне бардак и туалет, извини, весь засран.
– А я – чего, я – ничего!– стал оправдываться Желток,– просто любимое дело редко кому-то еще бывает нужно, кроме меня, а жена считает, что мой супружеский долг – это не пить. А как тут не пить, я же теперь без руля.
– Вот поэтому депутаты у тебя во всем и виноваты, а ты Николай Палыч , что про все это думаешь?
Молча слушавший разговор двух «политических противников» профессор, изрек:
– Я ничего по этому поводу не думаю, я просто не хожу на выборы. Причем, не из диссидентских соображений, а скорее из-за ненависти к бессмысленным действиям. Реформируют уже двадцать лет страну, а между тем, я как историк вам скажу, что даже в свои смехотворные эпохи, в России болтовня о патриотизме не доходила до такой степени казнокрадства и дранья взяток со всего живого и мертвого. Да, что тебе, Петр, объяснять, ты сам столько лет в этом котле варился.
– Вижу, в Питере ничего не меняется, какая-то вечная перманентная революционная ситуация,– подытожил Петр Сергеевич.– Ребята, просто надо деньги зарабатывать. Будут деньги, и власть ругать вам будет без надобности. Поверьте, я знаю!
– Ты-то бизнесмен «липовый», чем думаешь, все-таки, заниматься?– спросил Желток, уже успокоившись и опрокинув под шумок пару рюмочек коньяка.– Ведь то, что у тебя есть – проешь быстро.
– Это вопрос уже серьезный и я с нетерпением жду ваших предложений и советов.
– Если тебе интересно,– вступил в разговор Петровский, тоже закусывая,– я могу поговорить с руководством по поводу выдвижения тебя на освободившуюся должность директора исторического архива.
– А что, я историю люблю. А с директором бывшим, что приключилось? Не потянул, что ли или заболел?
– Просто от старости нет лекарства, на пенсию ушел. А, вообще, дедок он классный и помочь всегда готов. По край ней мере обещал, когда уходил на пенсию.
– Я согласен. Тем более, тут ведь первоисточники всегда под рукой. Тишина. Покой. В общем, полная библиотека.
– Зря иронизируешь,– возразил профессор,– хозяйство там не малое, да и порядок навести не так просто, как кажется. Так что, Петр Сергеич, попробуем?
– Я же сказал, согласен я! Если посчитают мою кандидатуру достойной для этой должности, так я согласен, хоть завтра, засучив, так сказать, рукава.
– Ладно, хватит вам о серьезных делах разглагольствовать,– перебил Желтов,– мы ведь выпить собрались. Ну, так и давайте выпивать, как взрослые и культурные люди, а то все бы вам разговоры разговаривать.
– И то – правда,– согласился Малета,– время уже к ночи, а мы ни в одном глазу. Предлагаю выпить за тех, кто в море, в сапогах и в роддоме… им тоже тяжело!– произнес он незатейливый тост и поднял рюмку.
Далее друзья вспоминали былые молодые годы, разные смешные случаи из своей жизни. В общем, засиделись далеко за полночь.
– Сергеич, а как твоя семейная жизнь, наладилась? – снова затронул больную для Малеты тему Желтов.– Со Светланой своей, помирился или может быть какая, другая зазноба появилась?
– Зазноб- то много, но вот с той, с которой каждый день хотелось бы просыпаться по утрам, не довелось пока встретиться.
– Это плохо. Надобно тебе определяться. Без семьи мужик нынче долго не живет.
– Это тебе, наверное, твоя Катерина нашептала, когда ты из под ее каблука решился выглянуть,– подключился к беседе ироничный Петровский.
Он и Малета громко рассмеялись.
– Зря гогочите!– возмутился Желтов.– Я вот вам сейчас расскажу, что бывает, когда человека не обременяет семейная жизнь.
– Ну, расскажи.
– Один мой знакомый – Толик Береснев, заядлый спортсмен – мотогонщик и такой же заядлый холостяк, жил в районном центре на границе Смоленской и Московской областей, недалеко от деревни Клушино. Это где наш первый в мире космонавт родился – Юрий Алексеевич Гагарин. Ну, Толик был в районе личность известная, не так уж там много спортсменов всесоюзного уровня. Короче имел он почет и уважение своих земляков. Когда закончил Береснев с мотокроссом этим, по «выслуге лет», предложили ему местные власти должность начальника районного коммунального хозяйства. Должность вроде бы не великая, но всем нужная. Кому воду нужно подвести, кому газ, а кому, сами понимаете, и канализацию. Но, у нас ведь как? Видит начальство – человек нормально справляется со своей работой, так надо его еще поднагрузить. Поручили тогда Толику еще и за охотничьи хозяйства и за рыбные просторы отвечать. В то время зачастили в район этот космонавты из Звездного городка приезжать. «Музей Гагарина» открыли, и стал райцентр, вроде бы как, центром сбора космонавтов на просторах родной природы. Места красивые, рыбные – чего не отдохнуть. Ну а там где космонавты, сами понимаете, с ними начальников разных стало приезжать – пол Москвы. А кому встречать? Приезжают то гости, в основном, по выходным, а у всех местных начальников семьи, дети, да тещи. Без жены, без семьи только один Толик Береснев, тем более должность его больно уж к природе подходящая. Вот он и стал заниматься с приезжим начальством. Охоту им или рыбалку – пожалуйста, хотите шашлыки – получите. Каждую неделю с пятницы до понедельника – «дым коромыслом, а водка – рекой». Всем от этого хорошо. Местное начальство побудет с гостями часок – другой, поприветствует московскую элиту и домой, к семьям. Приезжим тоже хорошо – «халявная» выпивка да закуска плюс охота и рыбалка, организованные на приличном уровне. Ну и Толику вроде бы не плохо. Его еще больше местные уважать стали – «Вон, с какими начальниками каждые выходные якшается». Даже побаиваться стали. Свяжись теперь с ним – пожалеешь.
– Серега, ты это к чему все рассказываешь?– не понял Малета.
– Скоро поймете! Короче, сдружился на этих раутах Береснев с одним могучим министром, потаскал его на результативную охоту и на удачную рыбалку. Министр видимо вспомнил свою юность деревенскую, ностальгия и взыграла. Он зачастил к Толику в гости, чуть ли не каждую неделю. Оба – министр и Толик ребята крепкие, оба бывшие спортсмены. Как в народе, про таких, говорят: «Косая сажень в плечах». Ну, конечно, и выпить «оба не дураки». Их одна выпитая бутылка водки, что называется, не берет. В общем, дружба до гроба на почве общих увлечений. Тут зима наступила, министр стал реже приезжать. Сами понимаете – то слякоть, то мороз сильный. Вот Толику, за какой-то надобностью по работе понадобилось в Москву ехать. Он, вместе со своим замом по коммунальному хозяйству Васей Рыжовым, в Москве все дела по работе к вечеру поделал и решил друга – министра навестить. Время тогда было тяжелое, хлеба не было, так что масло мазали прямо на колбасу. Шучу! Сотовых телефонов не было, а по простому телефону до министра дозвониться, понимаете, шансов никаких. Вот, Толик Береснев засунул в полушубок две бутылки припасенного заранее самогона-первача, захватил с собой Рыжова и отправился прямо на работу к министру, на выделенной ему по случаю командировки служебной «Волге». С огромным трудом прорвались в министерство, ведь к министру на прием все-таки идут, не к кому-нибудь. Пустили. Заходят в приемную, а там сидят, ждут своей очереди генералы, полковники, директора крупных заводов и прочее начальство. Толик идет прямо к столу миловидной секретарши министра и спрашивает, как им с Васей попасть к министру – Николай Иванычу, он их якобы, ожидает. Девушка-секретарь оторопела от напора такого здорового мужика и спрашивает:
– Как о вас доложить Николаю Ивановичу?
Толик искоса обвел взглядом присутствующих генералов, да директоров, возьми да ляпни:
– Доложите, что прибыл космонавт Береснев и бортинженер Рыжов!
Юное создание еще, больше растерявшись, зашла в кабинет к министру и доложила, как ей сказал мужик этот здоровый, она ведь живых космонавтов никогда не видела. Министр сразу понял, кто к нему пожаловал, усмехнулся шутке Толика и сказал ей:
– Пусть зайдут без очереди.
Та вышла и пригласила зайти Береснева и Рыжова. Присутствующие сидят, не ропщут – «Может и правда космонавты?». Эти два чудака зашли в кабинет министра, Толик сразу из-за пазухи достал две бутылки самогона и на стол. Министр сообразил, что к чему, друга обижать не стал, да и вечер уже, рабочему дню вроде бы как конец. Он по селектору секретарше и говорит:
– На сегодняшний день прием закончен. Все встречи перенесите на завтра, ко мне в кабинет никого не пускать!
Министр быстренько сообразил, какую-никакую закуску из холодильника, там рюмочки-бокальчики и прочее. Хряпнули по паре рюмок, пошел разговор про охоту и рыбалку. Хорошо посидели часа полтора, так и выпили за разговором Толика самогон. Пора расставаться. Пожали руки, по-дружески обнялись. Береснев с Рыжовым выходят в приемную, а там фотокорреспонденты вспышками щелкают, телевидение снимает, к обоим узнаваемые люди из телевизора с микрофонами лезут. Толик с Васей оторопели, а что делать не знают. Растолкали всех и бежать! Быстро в машину прыгнули и водителю говорят испугано: «Гони домой, что есть мочи!». Дело к ночи, из Москвы выехали быстро. Километров сто отъехали, немного успокоились, даже стали секретаршу ругать, мол, дурочка малолетняя, собрала целую пресс-конференцию по глупости своей, совсем шуток не понимает. Тут звонок по «Алтаю», телефон такой, который в то время в служебных машинах начальства ставили. Говорят: «Звонок из приемной первого секретаря райкома КПСС. Бересневу и Рыжову по приезду на место, срочно прибыть в кабинет первого секретаря!».
– Ну, все! Попали!– сделал вывод Рыжов.
Береснев и его зам приехали в райцентр, вошли в здание райкома партии. Кругом никого, только в приемной главного начальника свет горит. С трепетом открывают дверь кабинета первого секретаря райкома, заходят. Несмотря на глубокую ночь, за столом сидит «Первый», и видно злой, как собака. Толик дрожащим голосом говорит:
– Вы нас в-вызывали. М-мы Береснев и Рыжов.
Тот резко, переходя на крик, отвечает:
– Выйдете! Войдите и доложите, как положено!
Бедолаги эти вышли, открывают дверь, снова заходят, Толик говорит, уже совсем поникшим голосом:
– Вы же нас сами вызывали, как нам нужно доложить?
– Доложите, как положено!– сурово произнес «Первый».– «Космонавт Береснев и бортинженер Рыжов – прибыли!». Вас же так теперь принято называть?
– Извините, товарищ «Первый»,– промямлил Рыжов. – Оно у товарища Береснева как-то само получилось.
– Да, простите. Всякое ведь бывает,– униженно добавил Толик.
– Вон отсюда пошли! – снова закричал «Первый».– Чтобы глаза мои вас больше не видели! Вы у нас больше не работаете.
Так и закончилась «блестящая» карьера Береснева. Как бы в насмешку, через день перевели Толика начальником кладбища в областной центр, а Васю Рыжова назначили директором районного морга. А что делать? Времена тогда были суровые, не поспоришь. Загрустил Толя, запил горькую. Семьи то нет, поддержать некому, не на кого опереться, а все друзья бывшие растворились, как весенний снег. Вот и стал он глушить ежедневно бутылки по три водяры, мужик то крепкий. Часто выпьет и за руль, «Волга» у него была своя, «двадцатьчетверка». Однажды поехал пьяный за рулем, ну и въехал в стадо коров, которых через дорогу перегоняли. «Двадцатьчетверка» его всмятку, и еще шесть коров положил насмерть. Ехал, видать, не медленно. У него права, естественно, отобрали, причем главный гаишник кричал своим замам: «Отобрать права у Береснева пожизненно!», а заодно, турнули Толика и с кладбища на все четыре стороны. Так и пропал мужик. Говорили, что с бомжами его видели, а потом дружки эти его и прибили из-за какой-то ерунды. А была бы жена, так глядишь и поднялся бы. А то и в историю ту министерскую не попал бы. У Васи вон Рыжова – жена, да трое детей. Поработал он в морге полгодика, потерпел, а потом его на должность Береснева и поставили, чего грамотными специалистами разбрасываться?
– Да. Серега! Вот, значит, ты мне какую судьбу предрекаешь?– полушутливо произнес Малета.
– Ты, Сергеич, не обижайся. Я тебя предостеречь хочу. Ты же уже пошел по наклонной плоскости. Был замгубернатора, а теперь кто? Безработный.
– Не переживай, Серега, не запью. Я же не ваш брат – мотоциклист. Все у меня хорошо будет.
– Ну, гляди. Мое дело предупредить по-дружески.
– Сергей, хватит чепуху всякую болтать. Посмотри ночь уже, нам с тобой завтра на работу, пошли спать. Это Малете некуда торопиться – он же безработный,– в свойственной ему, шутливой манере, прервал беседу Петровский.
Желтов и Петровский пошли спать, под видом того, что им завтра на работу, а Петру Сергеевичу в одиночку пришлось производить уборку со стола и мыть посуду. Очень уж он любил порядок, да и Екатерина утром зайдет, а у них тут как у свиней в свинарнике. Б-р-р! Некрасиво будет.
Утром следующего дня жизнь пошла своим чередом: Катя забрала Желтка, Петр и Николай позавтракали, слегка опохмелились и разошлись по своим делам. Петровский отправился на работу, а Петр поехал на такси к Анне. Она позвонила по телефону и попросила приехать помочь Виктору и Антону что-то подремонтировать на даче. Петр охотно согласился.
– 4 –
Не прошло и двух недель, как Малета, после недолгого собеседования с руководством, приступил к работе на новой должности в качестве директора исторического архива. Работа, вопреки его ожиданиям, действительно оказалась не самая простая. Несколько разбросанных по городу хранилищ, обязательное участие в различных семинарах и комиссиях, плохо решаемые вопросы с ремонтом помещений и реставрацией документов. Много времени отнимала работа по организации систематизации и учета документов. В конечном итоге, рабочие дни нового директор архива были насыщенными и пролетали незаметно. Одно обстоятельство не нравилось Малете на новом месте работы. Он привык жить с размахом, не считая тратить деньги, а в архивном деле с левыми доходами была явная проблема. Жить же на одну зарплату Петр Сергеевич не только не привык, но и считал это унизительным для себя. К тому же, его былые сбережения довольно быстро таяли, а новых поступлений, в ближайшее время, не предвиделось. По крайней мере, новый «архивариус» не видел их предполагаемого источника. О своих опасениях Петр Сергеевич, по вполне понятным причинам, ни с кем говорить не мог. Впрочем, имелось одно исключение из этого правила – Николай Павлович Петровский, который, по сути, его на это место и устроил. Они часто встречались, Петровский заходил в архив по служебной надобности и один или два раза в неделю обязательно виделся с директором архива. Во время очередной такой встречи, Малета сказал профессору:
– Слушай, Николай Палыч, а как вы вообще здесь выживаете, в вашем вымышленном мире. Что, только на выделяемые государством средства, в пределах вашей зарплаты?
– Да, Петр Сергеич, большинство в нашем ведомстве живут в этих, и только в этих пределах. Многие даже не задумываются о том, что существует какой-то вариант побочного заработка, да и не ищет его почти никто.
– Так! Вот что стоит за этим словом «почти», мне очень интересно.
– Почти все работники науки и культуры не являются бизнесменами, за редким исключением. К этим исключениям относятся или чиновники от культуры, кем собственно ты и был в свое время, или люди, имеющие «деловую жилку», склонные к предпринимательству. Но их в сфере истории и культуры мало, почти нет. Основная же масса работников нашей сферы деятельности, даже имея в руках возможный источник заработка, не может на практике этим воспользоваться. Тут ведь надо еще и закон не нарушить или так его нарушить, чтобы никто и никогда об этом не догадался и не узнал, – пояснил Петровский.
– Коля, а ты можешь привести примеры таких случаев, когда ваши служащие что-то подобное «держали в руках».
– Далеко ходить не надо. Не позже, как на прошлой неделе, я держал в собственных руках весьма интересный старинный документ, в котором возможно говорится о спрятанных в начале четырнадцатого века сокровищах. Но ведь я, умудренный опытом профессор истории, не буду, как мальчишка, бегать по Европе в поисках мифических сокровищ.
– Вот и зря, это очень интересное и увлекательное занятие,– заерзал в кресле Малета.– А что это за документ и о чем там говорится7
– В 1698 году, если мне не изменяет память,– начал рассказ профессор, – один из сподвижников Петра I, граф Борис Петрович Шереметьев с частным визитом посетил остров Мальту, который был в то время, и остается по сей день, последним оплотом основанного в средние века рыцарско – монашеского ордена иоаннитов, или, как их еще зовут – госпитальеров. Сейчас этот древний орден известен как Мальтийский орден. Собственно, и назван он так в честь своего последнего пристанища – острова Мальта. Так вот, во время визита, графу Шереметьеву были переданы в знак дружбы богатые дары от имени ордена. Одним из этих подарков был рыцарский меч, причем, это был реальный рыцарский меч, выкованный еще в тринадцатом веке. С тех пор эти дары находились или в Зимнем дворце или, позже, в Михайловском замке в Санкт-Петербурге. Меч этот я видел своими глазами в Эрмитаже. Он представляет собой довольно изысканную, по тем временам, работу. Клинок его сделан из отполированной великолепной стали, а рукоятка весьма искусно отлита и инкрустирована драгоценными камнями. В тоже время, меч этот имел довольно-таки странные для Мальтийского ордена особенности. Во-первых, на клинке была выгравирована надпись «Militaris templi», а во-вторых, эта надпись с двух сторон венчалась восьмиконечными крестами, по своей форме не совсем характерными для ордена иоанитов. Это символы, которые были ближе к соперничавшему в двенадцатом – тринадцатом веках с госпитальерами ордену Храма или, как их позже называли на французский манер – тамплиерами.
– А в чем парадокс-то? – уточнил Малета.– Ну, попал этот меч как-то к этим госпитальерам, ну и попал. Может в сражении как трофей достался. Ну, подарили его Шереметьеву, да и что? Что было тогда под рукой, чего не жалко, то и подарили.
– На первый взгляд, оно все так, и ты прав. Но, во-первых, госпитальеры и тамплиеры никогда друг с другом не сражались. Они были соперниками, но не врагами и скорее поддерживали друг друга, чем враждовали. А главное, не так давно было принято решение отправить этот меч на реставрацию, как-то он потускнел от времени за семьсот – то лет. Реставраторы обратили внимание на странную особенность в соотношении весов меча. Обычно их выковывали таким образом, чтобы рукоятка являлась как бы противовесом мощного и тяжелого клинка, то есть мастер, выковывая меч, строго выдерживал правила соотношения весов клинка и рукоятки. Ты, Петр, понимаешь, о чем я говорю?
– Конечно, понимаю. Они выковывали мечи таким образом, чтобы клинок не был слишком тяжел для рукоятки, то есть его было бы сложнее выбить из рук рыцаря.
– Абсолютно верно! Так вот, у этого меча, рукоятка оказалась необычайно легкой по отношению к клинку. Когда просветили рентгеном, оказалось, что рукоятка полая внутри. Причем, она была не просто, полой, а еще и разборной. Из всего этого был сделан вывод, что этот меч не предназначался для битвы, а служил каким-то другим целям.
– Каким таким другим целям?
– Да разным. Там мог быть какой-то ядовитый газ или просто яд в порошке, а может быть, меч служил секретным хранилищем драгоценностей или документов.
– Ну да! Верно! И что же оказалось в итоге?
– Было принято решение, соблюдая все предосторожности, разобрать рукоятку меча. Разобрали, а в ней нашли старинное письмо и карту. Оба документа были написаны на французском языке, а письмо было подписано командором Жераром де Вилье. Можно было разобрать и еще одно имя – Рено де Суассон. Я покопался в своих книгах и справочниках и выяснил следующее:
Жерар де Вилье – это последний командор Парижа тамплиеров в начале четырнадцатого века, то есть начальник парижского представительства ордена. Причем, не ордена госпитальеров, а именно тамплиеров, чьи символы и были на мече. Маркиз Рено де Суассон в начале четырнадцатого века управлял кипрским отделением этого же ордена.
– Это, конечно, все очень интересно, Палыч, но что в том письме- то написано было и что там за карта находилась?
– Ах! Да! Я немного отвлекся от сути. Так вот, письмо мы, конечно, перевели, и содержалось там примерно следующее:
На севере Кипра, за киренийским горным хребтом есть старинная крепость, перестроенная владыками Кипра де Лузиньянами. Указателем пути вам будет гора с пятью вершинами. Затем увидишь перевал, а за ним саму Кирению. Крепость эта, по виду, неправильный четырехугольник. По углам четырехугольника – бастионы. Найди бастион, где рядом церковь Святого Георга. Войди в нее, отсчитай десять камней на полу церкви. От последнего, отсчитай еще шесть камней на восток. Под седьмым найдешь тайник, в котором будет путь к последним сокровищам магистра ордена Храма. Писано командором Жераром де Вилье. Заложено при помощи маркиза Рено де Суассона 12 августа 1313 года от рождества Христова. На карте начертан путь от Амохостоса до киренийской крепости.
Вот, запомнил почти дословно!
– Молодец! А что за Амохостос такой? Я не слышал названия такого города на Кипре,– заинтересовался рассказом друга Малета.
– Это греческое название теперешнего города Фамагусты, города в 1974 году, захваченного турками. Впрочем город Кирения , ныне на турецкий лад – Гирне, также был захвачен турками. Невозможно сказать, что там за семьсот лет сохранилось, в этой крепости, если она вообще существует, да, тем более в церкви Святого Георгия. Я, так понимаю, что церковь эта была католической, а на Кипре, если я ничего не путаю, религия православная, а турки, в чьей власти сейчас находится эта территория, вообще мусульмане. В общем, как в той поговорке, полный хаос…, – пояснил Петровский.
– В какой поговорке?
– Хаос – это когда иудеи объясняют буддистам, зачем католики защищают мусульман от православных!
– Да, смешно! Ну а если ничего непонятно, нужно кого-нибудь послать в этот Гирне, тогда все и станет ясно, – предложил Петр Сергеевич,– только я не очень понял, что за сокровища имеются в виду? И кто это вообще такие тамплиеры или госпитальеры. Ты, Коля, мне проясни, чтобы я не выглядел полным профаном в этой области знаний.
– Про госпитальеров или мальтийцев я тебе уже сказал. Единственное, что надо добавить – этот орден был основан в Иерусалиме, очень давно, еще в четвертом веке нашей эры и первоначально ставил своей целью – лечение паломников, прибывавших в Святую землю поклониться гробу Господню. Орден храма появился гораздо позже, предположительно, после первого крестового похода, то есть где-то в конце одиннадцатого, в начале двенадцатого веков. Два рыцаря с юга Франции Гуго де Пейн и его товарищ Годфруа де Сент-Омер при содействии тогдашнего Иерусалимского короля Болдуина II, создали рыцарское братство для охраны паломников на их пути от порта Яффа до Иерусалима. Иерусалимский король поселил их близ храма Господня, в здании бывшей мечети Аль-Акса, стоявшей на месте легендарного храма царя Соломона. Это место и дало им название – «орден Храма» или храмовники, а по-французски – «тамплиеры». Уже через несколько лет, это была мощная военная сила. Орден, где рыцари не были пострижены в монахи, а были, как бы, рыцарями и монахами в одном лице. Орден был мощной военной силой, но местного значения, так как в отличие от госпитальеров они не имели признания римской курии, считай – папы Римского. Только в 1128 году, когда к ордену присоединился герой первого крестового похода Гуго Шампанский, орден был «официально зарегистрирован» во французском городе Труа, а его магистром стал Гуго де Пейн. Гуго же, Шампанский, передал ордену все свое огромное состояние и явился фактически связующим звеном иерусалимского рыцарского ордена с просвещенной Европой. С легкой руки монахов, во главе с Римским папой, был создан орден, фактически с рабскими внутренними порядками. Сейчас бы сказали – создали секту. Вступавший в орден давал три обета: послушания, бедности и целомудрия. Он должен был все принадлежащее ему имущество и деньги передать в орден, и даже нахождение у тамплиера денег или золота после его смерти приравнивалось к греху самоубийства. То есть, он лишался всех христианских посмертных привилегий и почестей. Любое прикосновение к женщине, даже к своей матери, объявлялось преступлением. Разрешалось поклоняться только деве Марии. Члены ордена разделялись в зависимости от происхождения на рыцарей и сержантов, причем, рыцарям было позволено иметь одного или, по специальному разрешению магистра, двух оруженосцев. В специальном реестре было расписано, сколькими лошадьми могли владеть братья – рыцари, какие доспехи и вооружение могли иметь и, даже, какую кухонную утварь они могли использовать. Те же правила касались имущества и вооружения сержантов.
