Влад Савин
Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит (сборник)
В нашей истории обе «королевы» отлично справились с этой работой, вдвоем перевезя больше трети всего личного состава экспедиционной американской армии. В оба конца – после войны они так же везли солдат обратно, домой. А затем было короткое торжество, когда младшая «сестра» получила наконец все ей положенное: и роскошную отделку, и славу, и деньги. Но Голубую ленту ей завоевать так и не удалось, а после жизнь снова оказалась к ней несправедливой. Уже в конце пятидесятых через океан полетели первые реактивные, и очень скоро большие лайнеры оказались не у дел. Но если «Мэри» была уготована почетная жизнь корабля-музея, пусть и не у себя дома, а в Калифорнии, в Лонг-Бич, то «Элизабет» была продана гонконгскому судовладельцу для переделки в плавучий то ли университет, то ли отель. Однако во время работ на борту вспыхнул пожар, и «Элизабет» сгорела дотла. А владелец честно получил страховку и продал металлолом.
Но история уже перевела стрелку. И судьба, по крайней мере, младшей «королевы» оказалась совсем иной.
Британский королевский флот, Роял Нэви, бесспорно, воевать умел. Но британские адмиралы никогда не встречались с противником, имеющим авианосцы, за исключением одного эпизода в апреле сорок второго, когда соединение Нагумо, то самое, «перл-харборское», вырвалось в Индийский океан и нанесло удар по Цейлону, попутно утопив в близлежащих водах авианосец «Гермес» и крейсера «Корнуолл» и «Дорсетшир». Британцы не имели тактических наработок против авиаударных групп. Впрочем, этим тогда грешили и американцы, новая тактика лишь зарождалась, проходила проверку опытом – чего стоит даже победоносный Мидуэй, когда два американских соединения, находясь рядом, так и не могли наладить взаимодействие, и победа пришла к ним скорее в результате невероятного везения, а не военно-морского искусства.
В данном же конкретном случае британцы сделали подряд три ошибки.
Первой ошибкой было то, что, получив сведения о выходе в море «Шарнхорста» и «Цеппелина», они приняли за цель немецкого удара очередной северный конвой. Очень удачно совпало по срокам, да и желание отыграться за прошлые разы выглядело со стороны немцев логичным. Ну что же, джерри, мы вас ждем – в охранении линкор, хоть и старый, «Ривендж», но с пятнадцатидюймовыми, и два авианосца, хоть и эскортники, типа «Арчер», но по десятку истребителей каждый выпустить может. И конечно, конвойная мелочь – но гуннам здесь сильно прищемили хвост, даже их субмарины боятся заходить далеко на север, бог знает как русским это удалось, но нам спокойнее, больше не надо бояться быть потопленными. Так что штаб уже связывался с командованием русского Северного Флота, готовясь делить славу в счет будущей победы. Головко улыбался, стараясь не показывать беспокойства. Это надо было немцам вылезти в море, когда К-25 ушла! Однако же и без потомков кое-что у нас есть – в море были развернуты подлодки с новыми торпедами, авиаполки на аэродромах Банак и Хебуктен подготовились к удару, к Ту-2 подвешивались торпеды, авиаразведчики просматривали заданные районы. Отобьемся – не сорок первый, чай!
Второй ошибкой британцев было, что они не обеспокоились, потеряв связь с патрульным «Сандерлендом». Летающая лодка, тихоходная и слабовооруженная, не имела никаких шансов против Ме-109, поднятых на перехват с палубы «Цеппелина». А адмирал Тиле, за последние полгода имевший кучу неприятностей от русской радиовойны, своевременно озаботился отдать приказ о глушении всех в диапазоне, используемом воздушными разведчиками. Лишь через шесть часов в эфир ушло распоряжение, патрульному самолету из соседнего района сместить свой маршрут и посмотреть, но германская эскадра уже успела выйти из зоны обнаружения, и к тому же наступила темнота.
Третьим обстоятельством, даже, пожалуй, не ошибкой, было то, что британцы полагали поведение противника обычным рейдом. В то время как немцы быстро шли на конкретную, определенную цель, зная график движения «королев» и рассчитав приблизительно место и время встречи. Никто в штабе не удосужился послать на «Элизабет» предупреждение. Оно и не потребовалось бы, будь в паре с «Шарнхорстом» его близнец «Гнейзенау» или даже хоть сам «Тирпиц». От надводного противника «Куин» легко уйдет, это правило казалось незыблемым. Что с того, что номинально ход «Шарнхорста» тридцать один узел (на приемных испытаниях, в процессе службы – меньше), равен или чуть больше, чем у «Мэри» или «Элизабет»? Дело в том, что военные корабли способны развивать такую скорость на ограниченное время (чтобы не остаться без топлива посреди океана), лайнер же держит тридцать узлов весь рейс, все пять суток через океан! Так что шансов сблизиться практически нет, а с предельной дальности обнаружения линкор может расстрелять по быстроходной цели весь боезапас, не добившись ни одного попадания. Вот только от самолетов кораблю не уйти никак…
Жаль, что не удалось совершить все это в день рождения фюрера! Катапульта «Шарнхорста» выплюнула три бортовых разведчика «Арадо», один за другим, для поиска по вееру, чтобы компенсировать возможную ошибку. На борту «Цеппелина» уже готовили авиагруппу. Адмирал Тиле знал про опыт японского союзника, когда именно катапультные самолеты крейсеров искали цель, чтобы не ослаблять ударные эскадрильи. К тому же оставался шанс, что гидросамолет в удаленном районе океана случайный наблюдатель примет за свой, британский или американский, – а хорошо узнаваемые силуэты палубных «Штук» сразу укажут: авианосец рядом.
Адмирал не сомневался, что по возвращении его на берегу встретит гестапо. Странным образом это делало его решительным, развязывало руки – не надо было бояться что-то потерять, так как он уже потерял все. И оставалось лишь погромче хлопнуть дверью на прощание. Если уж не удалось добраться до русского «змея», так пусть за все ответят британцы. И даже если вверенная ему эскадра повторит судьбу «Бисмарка», это будет лично для него все же лучше подвала на Принц-Альбертштрассе, допросов, пыток и пули в затылок (а еще ходили слухи, что арестованных заговорщиков там насмерть забивают сапогами – нет, лучше уж умереть на мостике, войти в анналы героем, а заодно и обезопасить семью, ведь тогда ее не посмеют тронуть). Сейчас адмиралу казалось, что он понимает русских, которые, по утверждению пропагандистов, в каждый свой поход идут именно так, чтобы не быть по возвращении казненными НКВД. Впрочем, и японцы говорили что-то похожее о пути самурая? О возвращении не думать, выполнять задачу. А повезет остаться живым – хорошо.
И когда один из разведчиков доложил по радио: «Вижу цель, это она», – уже через четверть часа был отдан приказ о взлете ударной эскадрильи – поставлена задача, штурманы вычислили курс, самолеты и экипажи полностью готовы. Две девятки «юнкерсов» ушли к цели. Без истребительного сопровождения, за ненадобностью. Тысячи километров до берега, вражеских истребителей здесь не было и быть не могло.
На борту «Куин Элизабет», совершающей обычный рейс Нью-Йорк – Лох-Ю (в Шотландии), никто не подозревал о приближающейся угрозе. Даже когда вахтенные увидели вдали быстро приближающуюся группу самолетов. У восточного побережья США точно так же совершали учебные полеты эскадрильи палубной авиации – правда, до берега было уже далеко, но кто знает этих летунов, какие у них задачи? Никто не думал, что здесь может быть враг в небе. И никто из молодых американских солдат не видел вживую Ю-87.
Только когда «штуки» свалились на крыло, заходя в пикирование, на «Элизабет» поняли, что что-то не так. Но было поздно. Капитан успел отдать приказ «право на борт», сбивая бомбардировщикам прицел. Но лайнер в восемьдесят три тысячи тонн – это не эсминец. А по цели без противодействия немецкие летчики умели бомбить очень хорошо. Каждый Ю-87 нес по одной полутонной бомбе и паре стокилограммовых. Попало больше десятка (сколько точно, установить не удалось). На борту было свыше четырнадцати тысяч американских военнослужащих, не считая почти девятисот человек экипажа (не лето, чтобы брать людей на палубу, но и не та политическая и военная обстановка, чтобы не напихать пассажиров во все внутренние помещения и даже коридоры). Многие погибли, даже не поняв, что случилось, возникли пожары. Но самыми опасными бомбами оказались две. Одна, всего лишь «сотка», разворотила радиорубку, лайнер не успел ничего сообщить. Вторая, полутонная, даже не попала в корабль, а взорвалась у самого борта. Но лайнер не линкор, не имеет ни брони, ни ПМЗ. Обшивка разошлась, и вода стала поступать внутрь. Повреждение не было смертельно опасным само по себе, но из-за него уже нельзя было дать полный ход, хотя котлы и машины не пострадали, так как бомбы взрывались выше, пробивая самые верхние палубы надстройки.
Ад продолжался, когда самолеты улетели. К чести молодых американцев, жаждущих скорее сразиться в Европе с сумасшедшим фюрером, паники не было. Многочисленные добровольцы пытались помочь экипажу пробиться через месиво, где только что были каюты, забитые людьми, найти живых и перенести вниз, в санчасть. По палубам и переборкам текла кровь, и продолжались пожары. Но страха не было – было лишь желание драться и отомстить.
Этой возможности им не дали. Когда через три часа на горизонте возник военный корабль, о чем поспешили доложить сигнальщики, многие на борту решили, что это их приключение закончилось, «большие хорошие парни» уже здесь и сейчас все возьмут под контроль. «Шарнхорст» не стрелял, пока не сократил дистанцию (жалко было тратить боекомплект, и ответного огня можно было не бояться), и лишь с двадцати кабельтовых дал залп всем бортом, из главного калибра и шестидюймовых, фактически прямой наводкой. Снаряды рвали «Куин Элизабет» на части, и даже те, которые не попадали, а взрывались рядом, осколками и взрывной волной сметали людей с открытых палуб. Кто-то бросался вниз в надежде спастись и сталкивался на трапах с теми, кто рвался наверх, не желая быть замурованным в отсеках и надеясь хотя бы увидеть, что происходит. Мостик был уничтожен одним из первых залпов, капитан лайнера погиб. Кто-то из уцелевших офицеров приказал спускать шлюпки, это удалось сделать лишь на правом, противоположном от врага, борту, все шлюпки левого борта были уже уничтожены или изрешечены осколками. И шлюпок, и плотов никак не могло хватить на пятнадцать тысяч человек. А вода в Северной Атлантике в апреле холодна, как зимой.
Глядя на костер вдали, адмирал Тиле испытывал чувства древнего викинга, поразившего врага. Ведь сегодня не ему отправляться в Валгаллу, а нескольким тысячам еврейских плутократов в ад! Огромный лайнер горел уже весь, с носа до кормы, страшно было смотреть, но на нем еще оставались живые. На палубе было заметно какое-то шевеление, и вдруг ожила одна из зениток, но снаряды легли с большим недолетом. Это обозлило адмирала, и когда горящая «Королева» наконец скрылась под водой, Тиле приказал продолжить огонь из стапятимиллиметровых по скоплению шлюпок и плотов. А затем «Шарнхорст» прошел через то самое место, рубя винтами плотики и тела, и все свободные от вахты, приказом вызванные наверх, смотрели на торжество германского оружия, на плавающих недочеловеков, это вам, унтерменши, за наш страх, за гибель тысяч из нас в проклятом Норвежском море, за череду необъяснимых поражений! Германию и ее флот еще рано списывать со счетов!
– Домой? – с видимым облегчением спросил капитан цур зее Хюфмайер, командир линкора. – Курс норд-ост!
– Отставить! – бросил Тиле. – Мы не до конца выполнили приказ нашего великого фюрера максимально нарушить судоходство англичан! Где противник, от которого вы спешите убежать? Сейчас мы спустимся на юг, до основной трассы их конвоев, и будем охотиться там, пока позволяют топливо и боезапас. Герр кригс-комиссар, вы со мной согласны? Вахтенный офицер, запишите в журнал!
«Ну а после вернемся уже не в Норвегию, а в Брест, – подумал герр адмирал. – Английские бомбежки, еще один прорыв через Ла-Манш? После русского полярного ужаса нас этим не испугаешь!»
И никто на мостике «Шарнхорста» еще не предполагал, что выбранный ими курс через какие-то полторы тысячи миль (что это, по морским меркам, трое суток не самого полного хода?) пересечется с курсом покалеченной «Айовы». Расшифрованную радиограмму от лица U-181 передадут адмиралу только через час.
Через сутки Тиле прочтет еще одну радиограмму. Лодка U-195, по пути из Бордо в Индийский океан приняв радиограмму «камрада Люта», сумеет найти американскую эскадру. Восемь эсминцев с сонарами – это страшная сила, и корветтен-капитан Хайнц Бушшел благоразумно решил стрелять со слишком большого расстояния, на пределе дальности хода торпед. Но линкор, едва ползущий восьмиузловым ходом и почти не управляемый, никак не мог уклониться. Одна торпеда взорвалась в носовой оконечности, сразу позади броневого траверза. Будь это японское «длинное копье» с полутонной взрывчатки, все было бы кончено, поскольку ПТЗ «Айовы» рассчитывалась на семьсот фунтов (чуть больше трехсот кило) тротила, и скорее всего, рванул бы расположенный прямо за местом попадания погреб первой башни. Вес боеголовки стандартных немецких торпед составлял всего двести восемьдесят кило, но это был не тротил, а смесь с добавкой алюминия, так что возникло множество крупных и мелких неприятностей. В наружном борту образовалась пробоина размером семь на четыре, что отнюдь не способствовало улучшению ходкости. Все четыре переборки ПТЗ оказались пробиты, вода затопила погреб, лишив линкор трети боезапаса главного калибра. Вышла из строя антенна радара из-за разрыва кабеля и нескольких сварных швов в решетке. Башня номер один могла стрелять лишь в случае крайней необходимости, даже при подаче боеприпасов из второго погреба, через «бродвей». Броневая защита в этом месте (район погребов!) значительно ослабла. Было потеряно свыше четырехсот тонн топлива, зато принято через пробоину девятьсот тонн воды, корабль осел «свиньей», с дифферентом на нос (еще минус ходкость и управляемость). На фоне этого гибель семи человек из команды погреба была самой мелкой неприятностью (двое погибли при взрыве, пятеро были оглушены, ранены или контужены и не сумели выбраться из затапливаемого отсека).
А самое главное, что U-195, пережив яростную, но недостаточно умелую бомбежку, передала в эфир о встрече с американцами, указав состав эскадры, координаты, курс, скорость и факт вероятного повреждения главной цели. И это было лишь начало охоты.
Капитан Джон Мак-Кри, командир линкора «Айова».
Атлантика, 40° северной широты, 32° западной долготы, примерно 200 миль на запад от Азорских островов. 1 мая 1943 года
Господи, позволь нам быстрее унести ноги!
А как это сделать, если полный ход моей красавицы всего восемь узлов? И больше никак не дать, потому что, чтобы держаться на курсе, мы вынуждены работать левым внешним валом, единственным полностью исправным, назад. А вся тяга вперед, от левого внутреннего, с вибрацией, едва держим треть возможных оборотов, и от этого еще вычет реверса на левый внешний! И поступление воды через дейдвуд усиливается, пока успеваем откачивать, благо мощности хватает, но стрелять кормовой башней категорически нельзя. И радаров у нас больше нет, накрылись магнетроны, что уцелело после первого попадания торпеды, не пережило второго.
Хотя я боялся большего. Что немецкие лодки сейчас навалятся на нас слаженной командой, взаимодействуя друг с другом. Неужели нам повезло выйти из зоны действия той, самой первой стаи? Последующие атаки все же носили черты импровизации, в них не было мастерства того ганса, который незаметно проник внутрь ордера, выбрал цель и демонстративно ушел под бомбами, как под обстрелом в полный рост. Вторая атака была опасна, будь на месте этого гунна японец, мы бы, наверное, взорвались. И плохо было то, что пострадал именно правый борт, теперь нас еще больше заваливало с курса вбок, пришлось увеличить обороты назад на левом внешнем, скорость упала с восьми узлов до шести, а про управляемость вообще молчу: сделать левую циркуляцию мы, наверное, не могли бы в принципе, вправо было легче, достаточно перевести левый внешний на полный вперед.
Слава Господу, к нам уже идет помощь. Сразу две противолодочные группы, одна во главе с авианосцем «Санфи» из Балтимора, вторая – авианосец «Кард», была снята с сопровождения британского конвоя. Когда мы достигнем базы и «Айова» наконец встанет в док, я позабочусь, чтобы у политиканов, которые послали в бой фактически еще не готовые к нему корабли, были очень большие проблемы. Надеюсь, старина Фрэнки не забыл еще своего помощника по военно-морским делам?[14]
А каким простым все казалось! Как отнять кошелек у старого калеки. Испания не имела в этих краях сколько-нибудь серьезной вооруженной силы – и чем Канарские острова хуже Кубы ли Филиппин? Кстати, операция не отменена, повернувшие было назад транспорта с десантом в сопровождении своего эскорта, четырех эсминцев, по требованию из Вашингтона продолжили путь. Что ж, теперь за эту авантюру отвечаю не я. Хотя угроза от немецких субмарин в этом случае даже меньше, поскольку острова ближе, а пятидюймовок эсминцев хватит, чтобы подавить испанское сопротивление. Но вот задницей чую, что у нас еще будут серьезные проблемы. Да, прав был мой дед, говоря: «Идешь охотиться на кроликов, на всякий случай приготовь заряд и на медведя». Когда мы наконец перейдем в Тихий океан – интересно, случится ли у нас там поход, столь же напряженный и опасный? Будет смешно, если окажется, что среди миссий «Айовы» за весь ее, без всякого сомнения, долгий и славный путь, самой жаркой окажется именно первая, учебная, когда мы и драться-то по-настоящему были не должны.
И очень мешали спасенные. Адмирал умер на второй день, его и еще два десятка несчастных, скончавшихся уже у нас на борту, похоронили в море, что не прибавило боевого духа остальным из экипажа авианосца – тысяча триста человек, и как вы думаете, куда их дели? Мало того, что в кубриках не повернуться… Казалось бы, лишние руки на борту, хоть для заделки пробоин и прочих ремонтных работ, но наш корабль был им незнаком, и те из них, кто был обожжен, не тяжелые, занявшие весь наш лазарет, но и легкораненые, которые могли бы нести службу, злостно уклонялись от работы, вели панические разговоры, что могло вредно повлиять уже на наш экипаж. Мой старший помощник вообще предложил «загнать это стадо куда-нибудь с глаз долой, чтобы не путались под ногами», на что я ответил: прекрасно, а знает ли он на корабле такое место, где поместить больше тысячи человек?
Безопаснее было бы идти противолодочным зигзагом, но для нас это, по понятным причинам, было невыполнимо. Так что вся надежда была на эсминцы. Они спасли нашу подраненную красотку, когда встретилась еще одна субмарина, на этот раз немец вообще не рискнул приближаться и стрелял по «Мобилу». Одна торпеда попала в левый борт перед первой трубой, машины, котлы и погреба не пострадали, но из-за пробоины нельзя было развить большой ход, и затопило централь – главный вычислитель СУО – хотя орудия остались целы, огневая мощь крейсера упала в разы. И вышел из строя радар, отныне мы во всем могли полагаться лишь на эсминцы.
Слабым утешением было лишь то, что этому волку Дёница уйти не удалось. Сразу два эсминца, «Вадсворт» и «Хелфорт», последовательно зашли в атаку, сбросив глубинные бомбы. Как донесли с эсминцев, картина была впечатляющей: море вспучилось, и с глубины вылетели огромные пузыри воздуха, соляр и обломки. И эта субмарина хоть не успеет донести остальным о наших координатах, курсе и скорости.
Несмотря на все усилия, наш курс все больше отклонялся вправо, немного, по чуть-чуть, но постоянно. Так как для поворота влево на десять градусов пришлось бы сделать циркуляцию вправо на триста пятьдесят, то я решил скорректировать курс, когда он перейдет нулевое направление, чистый норд.
Было утро первого мая. Мы шли курсом 355, шесть узлов, при волнении три балла, слабая облачность, умеренный юго-западный ветер. «Мобил» теперь не шел впереди во главе завесы эсминцев, а держался правее нас, как раньше несчастный «Белью Вуд». Признаюсь, я приказал ему быть там, чтобы прикрыть наш пробитый правый борт от возможной атаки, но его скорость была выше, и он все время уходил с нашего траверза вперед, что было нежелательно, при возможной нашей потере управления и циркуляции вправо возникала опасность столкновения. В одиннадцать часов с «Хелфорта», идущего крайним левофланговым, передали о двух целях на радаре, по пеленгу 275, очень скоро они были обнаружены визуально, сначала мачты над горизонтом, затем обрисовались силуэты на предельной для дальномеров дистанции двенадцать миль.
Проклятые британцы! Как я узнал много позже, о возможном выходе в море «Шарнхорста» с «Цеппелином» они сообщили нам через несколько дней, среди прочего! А так как они уверяли, что цель выхода немцев – это очередной русский конвой, то штаб нашего Восточного военно-морского округа совершенно не был обеспокоен. И никто не озаботился сообщить нам, находящимся в зоне ответственности Североатлантического командования Британских ВМС! Оттого мы не могли подозревать даже о теоретической возможности встретить немецкий линкор в этих водах! И никто еще не знал о трагедии «Куин Элизабет».
Заметив нас, один из неопознанных кораблей резко повернул вправо, курсом на юг, сохраняя и даже увеличивая дистанцию, второй же продолжал идти курсом где-то 135, быстро сближаясь. Мы могли наблюдать его в ракурсе где-то под сорок пять, поэтому опознание по силуэту было затруднено. Кому-то на мостике он показался похожим на «Уичиту», но ведь она вроде в Тихом океане? Расстояние было слишком велико, чтобы можно было разобрать цвета его флага. А его ответ на наш запрос по радио не удалось расшифровать. Что было вполне возможным – поскольку в то время мы и британцы имели общий шифр и код лишь при выполнении конкретной совместной задачи, а связаться с британцем, занятым своим собственным делом, мы могли только через вышестоящий береговой штаб.
«Хелфорд», один из эсминцев нашего левофлангового дозора, доложил, что на его сигнал ратьером чужак ответил: крейсер его величества «Ливерпуль». Позже меня упрекали, что я не открыл огонь первым. Господа, вы считаете, что я должен был, совершенно не имея оснований, расстрелять и утопить корабль союзника, присутствие которого в том районе было весьма вероятным? Тем более, подчеркиваю, он был классифицирован как легкий крейсер, то есть никак не могущий причинить нам ущерб даже в самом худшем случае! Он открыто, днем, не показывая никаких враждебных намерений, сближался с нашей эскадрой, в то же время казалось, направляясь мимо нее, будто желая пройти у нас за кормой. Силуэт его, с носового ракурса, действительно имел некоторое сходство с британским крейсером типа «Таун», две трехорудийные башни в носу, высокая надстройка. Его размеры – простите, но это невозможно определить с точностью при расстоянии до цели в десять миль!
Мы были к нему в ордере едва ли не ближе всех, если не считать «Хелфорда», находившегося практически у нас на траверзе. Второй эсминец левого фланга, «Сигсби», шел тем же курсом, что и «Хелфорд», но на милю впереди. «Мобил» снова убежал вперед и был сейчас в створе нас и чужака. Была ясная погода с хорошей видимостью, волнение не больше трех баллов. Многие из нашего экипажа, свободные от вахты, вышли на палубу, наслаждаясь погодой. Я не знал тогда, что почти никто из них никогда не увидит своего дома и родных.
Когда до чужака осталось меньше девяти миль, пришел ответ с берега, что британского крейсера в этом районе быть не может. Тогда, возможно, это испанец? И в свете недавних событий вокруг Канар его намерения могут быть нам враждебны? Что ж, нашей красавице будет полезно впервые в ее пока еще короткой жизни пострелять по реальной мишени! Ну а если этот испанец остановится и спустит флаг, мне будет положена боевая награда – не так часто в современной войне удается захватывать врага в плен, как во времена Нельсона. Пары залпов шестнадцатидюймовыми для легкого крейсера хватит в избытке. Играть боевую тревогу!
И тут чужак резко отворачивает вправо, приводя нас в сектор стрельбы всем бортом, и с дистанции восемьдесят пять кабельтовых открывает огонь, когда мы еще не были готовы отвечать!
Линейный корабль «Шарнхорст», это же время и место
Адмирал устал бояться.
Отчего он повел эскадру на юг после уничтожения «Элизабет»? Тому было две причины. Вид тысяч недочеловеков, беспомощно барахтающихся в воде, словно наполнил его силой, дал ощущение радости и покоя. Разве не эти жидо-американские плутократы были виновны во всех бедствиях, обрушившихся на бедную Германию? Разве не они, не решаясь вступать в открытый бой с германскими воинами, трусливо прячутся за спинами нанятых ими русско-азиатских орд? И разве не справедливо будет, если эти ублюдки наконец узнают на своей шкуре, что такое настоящая война? Потому что на карте, как-то добытой людьми Канариса (он последовал за Редером, но нельзя было заставить себя называть людей его ведомства иначе), были нанесены маршруты не только «королев», но и других атлантических конвоев. И уничтожить напоследок не один войсковой транспорт, а два-три, как повезет, было бы лучшим подарком судьбы, о котором адмирал не смел и мечтать.
Второй причиной было то, что адмирал категорически не хотел возвращаться в Норвегию. Британцы были противником знакомым, с ними все зависело от твоего умения, опыта, да и простого соотношения сил. А неведомый северный ужас, таящийся в глубине, был явлением иррациональным и непредсказуемым, он мог прийти за тобой в море в любой момент, внезапно, от него не было защиты. Адмирал помнил о своей клятве Ахава, и намерен был ее выполнить – но лишь когда у него будут знания и оружие, бросаться же сейчас в пасть неведомому русскому монстру было бы самоубийством, бессмысленным и бесполезным. И к своему счастью и спокойствию, адмирал не знал, что этот «ужас» и «монстр» сейчас мирно проходит в океане всего в тысяче миль.
Получив радиограмму с U-195, адмирал изменил решение. Конвой мог и не встретиться, а вот подбитый, израненный враг близко и идет навстречу. А в случае его потопления все лавры победителя, бесспорно, достанутся тому, кто нанес завершающий удар.
– Это безумие, – обреченно сказал Хюфмайер, командир «Шарнхорста», узнав, что новая цель похода – это поврежденный подводниками новый американский линкор. – Нас просто расстреляют раньше, чем мы сможем причинить им какой-то вред.
– У нас есть авианосец, у них нет, – ответил адмирал, – посмотрим, насколько хороши птенцы Геринга над морем: ударим издали, а дальше будем смотреть. И если повреждения будут фатальны, добьем.
В сообщении с лодки противник значился как «линкор типа Вашингтон». Адмирал знал, что кроме первых двух, самого «Вашингтона» и «Норт Каролины», янки построили, по измененному проекту, еще четыре типа «Саут Дакота». А сейчас строят какие-то еще более мощные, те же сорокасантиметровые пушки, зато скорость тридцать пять узлов, как у эсминца, и бортовая броня сорок шесть сантиметров, за сведения спасибо демократической прессе[15]. Это был очень опасный противник, справиться с ним будет нелегко. И если командир и офицеры «Шарнхорста» наконец смирились, что им придется идти в этот бой, уверовав, что наш адмирал знает, что делать, то сам адмирал не был так уверен.
Полезность палубной авиации в морской войне не была для него секретом. Он не верил до конца именно в «птенцов Геринга», зная о долгих разногласиях между люфтваффе и кригсмарине[16]. Помня о роли, которую авиагруппа сыграла в потоплении «Элизабет», он намеревался использовать ее и в этом бою – но категорически отказывался сделать на нее главную ставку, надеяться исключительно на ее удар. Авиагруппа «Цеппелина» насчитывала сейчас десять истребителей Ме-109, две девятки пикировщиков Ю-87С, одна девятка более новых Ю-87Е, которые могли быть и пикировщиками, и торпедоносцами, и отдельной строкой, девятка «Физелер-167», эти архаично выглядевшие бипланы когда-то хотели сделать главным оружием «Цеппелина» (впрочем, похожие на них «Суордфиши» еще в прошлом году были основным палубным торпедоносцем у британцев), затем здравый смысл потребовал сделать торпедную версию «Штуки», все же более совершенного самолета, бипланы же, оставшиеся не у дел, были сведены в отдельную береговую эскадрилью в Голландии. Когда достроенный наконец «Цеппелин» уходил в норвежские воды, выяснилось, что нужное количество Ю-87Е сделать не успели, тогда и вспомнили о «Физелерах», оказавшихся под рукой, причем в составе слетанной эскадрильи с боевым опытом. Тем более у биплана было еще одно ценное качество: он мог взлетать с палубы с подвешенной семисоткилограммовой торпедой в штатном режиме, а Ю-87Е требовались пороховые ускорители, что было делом ненадежным и опасным. Сорок шесть самолетов (по проекту, сорок два, но четыре сверхштатных все же ухитрились погрузить) выглядели силой, но Тиле, по опыту японских союзников знал, что для потопления линкора с мощной ПВО этого мало. И вопреки тому, что говорил офицерам, укреплялся в мнении: в этом бою авиация окажет помощь, но ни в коем случае не сыграет главную роль.
Что же тогда? Тиле представлял, проигрывал в воображении бой с американской эскадрой, пытаясь придумать, как ему выиграть эту битву, не получив значительных повреждений. Потому что слишком далеко до дома, даже до Франции, боеспособный корабль может прорваться, подбитый же нет. Бой линкора с линкором – вот только, при равном числе стволов (девять) и примерно одинаковой скорострельности каждого (три выстрела в минуту, технический предел, два выстрела в практике), у американца калибр сорок сантиметров, при весе снаряда больше тысячи двухсот килограмм, а у «Шарнхорста» всего двадцать восемь сантиметров и триста килограмм! И американский линкор почти вдвое крупнее и лучше бронирован, он может без вреда для себя вынести и десятки попаданий немецких снарядов, а вот для «Шарнхорста» один американский снаряд означает тяжелые повреждения, девяти же таких попаданий хватило для потопления японскому линкору «Кирисима». Если коротко, то немецкая броня пробивается американскими пушками на любой дистанции и с убойным результатом, а вот янки будет уязвим лишь вблизи, и с много меньшим эффектом. И классическая дуэль линкоров на обычном расстоянии, скорее всего, на втором или третьем обмене залпами приведет к взрыву погребов «Шарнхорста» от прямого попадания или потере хода, и тогда эсминцы его добьют.
