Виталий Пенской
Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в.
Для сравнения можно привести цитату (просим прощения у читателей за ее размер, но это место из жалованной грамоты стоит того, чтобы привести его полностью!) из другого, более позднего аналогичного акта, который выпросили у только что выбранного царем юного Михаила Федоровича монахи Николо-Угрешского монастыря. «Монастырским людем и крестьяном не надобе моя, – жаловал своих богомольцев государь, – царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии, данная, и ямъская, и полоненичные, и подможные денги, и плавные казаки денег не дают, и за емчюжное, и за городовое дело, и за засечное денег не дают же, ни тамги, ни мыта, ни явки, ни перевозу, ни померу, ни посошных людей ни в которые городы не дают. И в наших селех дворцовых и в подклетных, и в конюшенных дворов наших, и конюшен, и притонов стадных, и прудов, и намесничьих и волостелиных, ни ямских, ни охотничьих дворов и на ямех с подводами не стоят, и на ями охотников не выбирают и не дают, и городов не делают, и не кроют, и рву не копают, и острогов и надолоб не ставят, и к ямчюжному делу сору и дров не дают, и ямчюги не варят, и амбаров ямчюжных не делают, и в судовую во всякую поделку не дают. И к пушечному делу на пушечной запас волоков, и колес, и саней, и канатов, и лну, и поскони, и смолы, и холстов, и всяких запасов не дают и не делают, и к зелейному и к пушечному делу уголья и никаких запасов не возят и не дают. И тюрем не ставят, и у тюрем сторожа их не стерегут, и целовалников к тюрмам и к губным делам и к ямчюжному делу, ни к тамге, ни к денежному збору, ни к секам, ни к пороховой казне, ни на кабак, ни в ценовщики, ни з дозорщики, ни в дозор, ни к замолоту, ни к сноповому, ни к пятинному, ни к опалному хлебу, ни х которым делам они не дают».
Но это еще не все. Далее Михаил Федорович своей царской милостью жаловал монахов освобождением от следующих повинностей: «И к моему, цареву и великого князя, объезду по станом моих столовых и боярских запасов и конских кормов не дают, и с подводами не стоят, и по дорогам мостов нигде не мостят, и каменья и извести и лесу не возят, и ядер каменных не делают, и хлеба моего не молотят и не возят, и сен моих не косят и не возят, и закащиком пошлин их не дают, ни нивиц наших, ни взгонов не пашут и семен на нивицы и на взгоны не дают, и в наших опалных селех не стерегут, и коня моего не кормят, ни туковово и ни засечных, ни покопенных денег не дают, и пятенного и подымного не дают, и ягод и рыжиков и цветов не берут. Ни посолских кормов по станом столовых и подвод и подводников не дают, также и татарских кормов столовых и конских, ни подвод, ни проводников, и казачьих кормов, и стрелецкаго хлеба и денег не дают, и в кормленья вотчину их не отдавают. И наши послалники в их монастырскую вотчину ни пошто не въезжают, и крестьян их не наряжают, ни подвод, ни проводников, ни кормов своих и конских не емлют… И наши всякие послалники и кормовщики в их монастыръские вотчины и на дороге и по торгом у их слуг и у крестьян и у всяких монастырских людей подвод и кормов своих и проводников не емлют, и посланникам судов и гребцов не дают. И канатов к московскому живому мосту не делают и не дают, и на лоси, и на медведи, и на волки, и на лисицы не ездят, и собак моих не кормят, и подвод не дают…»
Наконец, в грамоте четко и недвусмысленно прописывалось, что «ратные люди и проезжие в их монастырской вотчине не ставятца и кормов силно не емлют. А станут ратные люди или проезжие, и оне корм себе и лошадям купят по цене»[129].
Нетрудно заметить, что и в первом, и во втором (здесь список существенно расширенный) случаях перечень повинностей, имеющих прямое отношение к «делу государеву» и которые «земля» обязана была нести, весьма и весьма внушительный. Здесь и снабжение войск провиантом и фуражом, и строительство укреплений («городовое дело»), и дорожные работы, и производство столь важного для изготовления пороха компонента, как «ямчуг»-селитра, и даже такая необычная повинность – изготовление каменных ядер для государева наряда по присланным из Москвы меркам-кружалам, и многое другое. Исполнялись они преимущественно «натурой» (хотя в актах встречались упоминания о том, что иногда разрешалось тяглецам заменить «натуру» деньгами, причем, похоже, что тенденция к «монетизации» повинностей во 2-й половине XVI в. нарастала), почему и сложно перевести их в звонкую монету. При этом вся эта колоссальная и дорогостоящая работа казне не стоила ничего или почти ничего, ибо она тяжким грузом ложилась на плечи крестьян и посадских людей. Они расходовали на ее выполнение и свое время, и свои деньги, и свои силы (впрочем, зачастую только деньги, ибо в обычае было не самим идти в посоху, мостить дороги, делать мосты или заниматься городовым делом, но нанимать за деньги, и достаточно серьезные по тем временам, для этого дела всяких «казаков», «гулящих людей» и «захребетников»). Формально эти траты, не проходящие по соответствующим статьям расходов казны и приказов, никак нельзя отнести к военным расходам, а на деле?
Понятно, что при таких раскладах структура военных расходов Русского государства при том же Иване Грозном была несколько иной, чем, к примеру, в Испании при Филиппе II. Но значило ли это, что Ивану III, его сыну и внуку война если и не стоила ничего, то, во всяком случае, обходилась дешево? Безусловно, нет. Конечно, точное, до копейки или хотя бы до рубля, исчисление, во что обходилась война и отдельные кампании и походы Русскому государству в «классический» период его истории, произвести невозможно. Однако, на наш взгляд, представить относительный порядок цифр расходов «на дело государево и на земское», ординарных и экстраординарных, из государевой казны и казны приказной все же можно. Конечно, эти расчеты будут носить очень приблизительный характер, но все же они позволят составить примерное представление о том, сколько стоила война Ивану Васильевичу.
Для начала попробуем прикинуть размер ординарных расходов, понимая под ними в первую очередь денежное жалованье служилым людям всяких чинов (хлебное жалованье, можно предположить, выплачивалось натурой из царских закромов или, позднее, со времен царя Бориса Годунова, за счет так называемой «десятинной пашни»). И здесь мы снова сталкиваемся с определенными противоречиями и неувязками. Прежде всего отметим: что бы там ни писали иностранные наблюдатели о том, что-де московские ратные люди, дети боярские в первую очередь, служат своему государю из чести, довольствуясь малым, однако же из документов следует, что определенное жалованье от казны им все же выплачивалось. На это обстоятельство, кстати, указывал все тот же имперский дипломат и мемуарист барон С. Герберштейн, оставивший весьма подробные и объемистые записи о своем пребывании в загадочной Московии. Он отмечал, что Василий III детей боярских средней руки и тем более бедных «ежегодно принимает к себе и содержит, назначив им жалованье, но не одинаковое. Те, кому он платит в год по шести золотых (в латинском варианте текста использован термин aurei, а в немецком gulden. – В. П.), получают жалованье через два года на третий; те же, кому каждый год дается по двенадцать золотых (что имел в виду Герберштейн, говоря о «золотых», – неясно, можно лишь предположить, что речь шла о рублях, которые тогда на Руси существовали лишь в виде счетной единицы. – В. П.), должны быть без всякой задержки готовы к исполнению любой службы на собственный счет и даже с несколькими лошадьми…»[130].
Размеры этого денежного жалованья (ранжированного в соответствии со статусом сына боярского, его «дородством» и личными заслугами. В «Повести о победах Московского государства» описано такое «ранжирование», учиненное якобы Василием III после взятия Смоленска в 1514 г.: «Разобрав их (смоленских «бояр». – В. П.) на три стати против их чести, и повеле им особной список учинити. От того бо времени уставися чин во граде Смоленске. Егда бысть смотр, первое повеле государь своих государевых дворян града Смоленска по их дворянскому списку кликати: первое – первую статью, потом же – среднюю и потом – меншую. После же дворянсково списку повеле государь земцовский список кликати: 1-е – первую статью, потом же – среднюю и меншую»[131]) могли достигать весьма существенных сумм. Так, в знаменитой «Боярской книге» 1556 г., книге раздачи денежного жалованья выборным детям боярским, занесенным в список государева полка, служивые, в зависимости от статьи (сохранилась та часть книги, в которой были расписаны дачи жалованья по 11-й – 25-й статьям), получали от 50 рублей до 6, не считая доплат за «передаточных» против Уложения о службе людей. Однако это выборные дети боярские, элита, лучшие из лучших, «кутазники и аргумачники», а провинциальные дети боярские не могли рассчитывать на столь же крупные суммы выплат, хотя определенное государево денежное жалованье им все же полагалось. По мнению исследовавшего этот вопрос М. Г. Кротова, в XVI – начале XVII в. за время своей службы дети боярские сперва, будучи поверстанными на государеву службу, сперва получали небольшой оклад, так называемые «новичные деньги». Затем, по прошествии определенного срока службы после очередного «верстания», они получали новый, повышенный оклад (если заслужили, конечно), «другие деньги» (максимум – 12 рублей). И, наконец, на закате своей карьеры они получали новую прибавку, и эти «свершеные деньги» (не более 14 рублей) получали всю оставшуюся жизнь[132].
Мы бы осторожно предположили, что повышение положенного жалованья было (на первых порах?) кратно 15 годам (то есть соответствовало принятому в Византии счету лет по индиктам, составлявшим именно 15 лет и отражавшим принятую в поздней Римской, а потом и в Византийской империи практику раз в 15 лет проводить перепись населения). Впрочем, нельзя исключить и того обстоятельства, что соответствующие «верстания» (со временем) проводились и чаще. Так, к примеру, М. Г. Кротов отмечал, что за полстолетия, с 1556 по 1608 г., было проведено не меньше 14 общегосударственных смотров детей боярских[133], многие из которых, судя по всему, сопровождались пересмотром ставок государева денежного жалованья. Но вот что касается регулярности выплат «первых», «других» и «свершенных» денег – тут остаются вопросы. По причине крайне неудовлетворительного состояния архивов мы не знаем достоверно, насколько регулярно выплачивалось детям боярским государево денежное жалованье. И снова осторожно мы бы предположили, что на первых порах оно носило по отношению к поместным окладам вспомогательный характер, и дети боярские служили изначально «с земли». Однако, по мере дробления вотчин, усиливающегося расхождения между номинальным и реальным поместным окладом и аграрным кризисом, захватывавшим все больше и больше уездов и волостей Русского государства[134], нести государеву службу «конно, людно и оружно» дети боярские могли все чаще и чаще лишь при условии более или менее регулярной (ежегодной? Во всяком случае, в летописной выписке из царского приговора «з братиею и з бояры» «о кормлениях и о службе» 7064, то есть 1555/56 г. сказано, что государь «бояр же и велмож и всех воинов устроил кормлением, праведными урокы, емуже достоит по отечеству и дородству, а городовым в четвертой год, а иных в третей год денежьным жалованием»[135]) выплаты им причитающихся от казны денег. Само собой, не стоит забывать также и о разного рода разовых «дачах» и государевом пожаловании за заслуги.
В еще большей степени, чем дети боярские, служилые люди «по отечеству», зависели от регулярной выплаты государева денежного (и не только) жалованья служилые люди «по прибору». К ним относились стрельцы, пушкари, служилые казаки, воротники и иные прочие ратные люди «всяких чинов», не вышедшие «породой» и не поверстанные в дети боярские. Не имея земельных дач, они служили, как правило, за денежное и кормовое жалованье (не считая разовых выдач сукна на служилое платье, а также оружия, пороха и свинца). О размерах этого жалованья могут свидетельствовать некоторые сохранившиеся цифры в актах 2-й половины XVI в. и свидетельствах современников. Так, в известном летописном отрывке о создании корпуса стрельцов в 1550 г. молодой Иван Грозный жаловал их своим денежным жалованьем в размере 4 рублей в год[136]. На Соловках монашеская братия, нанимая на службу стрельцов, в первый год обещала платить им сперва 1,5 рубля, а спустя четыре года – уже по 4 рубля человеку, не считая того, что на время несения службы в самом монастыре стрельцы питались с монастырской кухни и получали из монастырской казны оружие и «зелье»[137]. Согласно же Дж. Флетчеру, московские стрельцы получали в год по 7 рублей деньгами и вдобавок к ним по 12 мер ржи и овса (надо полагать, что под мерой имелась в виду четверть, которая составляла тогда 4 пуда ржи или примерно 6 – овса)[138]. Примерно о том же писал и французский авантюрист-наемник на службе Бориса Годунова и Лжедмитрия I Ж. Маржерет. По его свидетельству, стрелецкие «капралы» «императорской гвардии» (надо полагать, пятидесятники и десятники московских стрелецких приказов. – В. П.) ежегодно получали от царской казны до 10 рублей, а рядовые московские стрельцы – 4–5 рублей и еще по 12 четвертей ржи и ячменя (скорее всего, речь шла все же не о ячмене, а об овсе. – В. П.)[139].
Это жалованье выплачивалось им обычно частями, раз в полгода («жалованье имати годом на два срока») или же ежегодно (например, летом, на Петрово заговейно, то есть в июне, или в октябре, на Покрова Святой Богородицы)[140]. Кстати, порядок выплаты жалованья был строго регламентирован во избежание злоупотреблений и воровства. Так, в 1549 г. Иван IV наказывал сыну боярскому Ивану Голохвастову, отправленному в Козельск с казной для раздачи кормового жалованья служилым татарам, чтобы сын боярский, прибыв на место, «тех татар по списку пересмотрил и людей их по имяном переписал, сколко с ними их людей и их лошадей», после чего раздал бы жалованье, «а розход бы еси тем денгам велел писати у собя сыну боярскому, да те бы еси книги татарского розходу, приехав в Москву, отдал диаку нашему Постнику Путятину»[141].
Вместе с тем необходимо упомянуть еще и о наемниках, которые пусть и в небольшом числе, но водились на службе у московита. Начало практике привлечения иностранцев на русскую службу положил Иван III, при котором в России осело немало иностранных технических специалистов – пушечных дел мастеров, инженеров-фортификаторов и других. При Василии III практика привлечения иноземцев на службу существенно расширилась – наемники, пешие и конные, участвовали в составе ратей Василия III в войне с Великим княжеством Литовским в 1512–1522 гг., а часть из них осталась на постоянной службе и после окончания войны (для них была возведена под Москвой специальная слобода[142]).
Сын Василия Иван продолжил эту практику, особенно на завершающем этапе Войны за ливонское наследство. Правда, наемники, по преимуществу поляки и выходцы из Великого княжества Литовского, составляли меньшую часть московского войска. Тот же Флетчер писал, что при Федоре Иоанновиче списочный состав русского войска составлял более 90 тыс. пеших и конных, тогда наемников, с оружием в руках служивших московскому государю, насчитывалось тогда немногим больше 4 тыс[143]. И поскольку поместными окладами служилых иноземцев тогда старались не жаловать, то главным источником их существования оставалось государево денное и кормовое жалованье.
О размерах этого жалованья в конце правления Ивана Грозного можно судить по царской грамоте, датированной июлем 1582 г. Согласно ей, расквартированные в Коломне «литовские люди» (всего 91 человек и еще 47 «служебников» – слуг или пахолков) рот ротмистров Т. Севрюцкого и М. Мизина должны были получить «на корм» «против прежнего вполы» (то есть половинное жалованье – не потому ли, что на южном фронтире было в это время спокойно? – В. П.) почти 40 рублей. И это половинное месячное жалованье составляло самим ротмистрам по алтыну (3 копейки) в день, «товарищам их, в первой статье по четыре деньги на день человеку (то есть по 2 копейки. – В. П.), другой статье по получетверте денге человеку на день (то есть по 3,5 деньги. – В. П.), третьей статье по три денги человеку на день, четвертой статье по полутретье денге человеку на день, пятой статье по две денги человеку на день, а служебником их по полуторе денге человеку на день…»[144].
Попробуем, исходя из этих цифр, прикинуть нижнюю планку ординарных расходов, имея в виду ежегодные выплаты денежного жалованья служилым людям всех чинов, исходя из сохранившихся в актовых материалах сведениях о размерах выплат и их регулярности (примем за аксиому установившийся во второй половине правления Ивана Грозного ежегодный характер выплат – не только стрельцам и пушкарям, но и детям боярским, которым без денежного государева жалованья было все сложнее «подняться» на службу).
Проще рассчитать стоимость «кормовых» денег, полагавшихся наемникам. Взяв за основу роспись жалованья людям ротмистров Т. Севрюцкого и М. Мизина, мы выходим на цифру около 14–15 тыс. рублей (и это, напомним, половинное жалованье) в год. Еще около 80–90 тыс. рублей (если брать за основу приведенные Дж. Флетчером цифры) уйдет на жалованье стрельцам, а если взять казаков, пушкарей, затинщиков и пр., то сумма потребных на выплату им государева денежного жалованья средств легко перевалит за 100 тыс. рублей. Еще около 100 тыс. (95 тыс., согласно Флетчеру, и из его рассказа следует, что это половинное жалованье) рублей уйдет на выплаты детям боярским. Однако нам эта сумма представляется, скорее всего, заниженной. В том же Полоцком походе 1562–1563 гг. участвовало около 18 тыс. детей боярских, и это явно не все служивые, занесенные в соответствующие списки Разрядного приказа. И если предположить, что они получали, как новгородский помещик Семен Пестриков в 1556 г., «по шти рублев» государева денежного жалованья, то и тогда выходит в год более 100 тыс. рублей. Детей же боярских было, вне всякого сомнения, существенно больше 18 тыс., и оклады у них были также в среднем явно не 6 рублей. Поэтому, если мы посчитаем, что на выплаты служилым людям «по отечеству» казна ежегодно расходовала порядка 250–300 тыс. рублей, то вряд ли мы сильно погрешим против истины. И общая сумма ежегодных ординарных военных расходов (только денежное жалованье служилым людям) в 350–400 тыс. рублей в мирное (относительно, конечно) время вовсе не выглядит чрезмерной. Скорее наоборот, это как раз и будет та самая нижняя планка этих расходов, которые на деле были, видимо, выше.
Прикинув приблизительно минимальный размер ординарных расходов (подчеркнем, что речь шла только о денежных выплатах служилым людям), попробуем рассчитать размеры экстраординарных, понимая под ними в первую очередь расходы на проведение одной кампании или крупного военного предприятия. Можно ли сделать такие расчеты? Пожалуй, на этот вопрос мы ответим утвердительно, хотя, конечно, наши расчеты будут иметь достаточно приблизительный характер и, касаясь преимущественно затрат из государевой казны, денежных и натуральных, покажут опять же вероятную нижнюю планку расходов. Сохранилось несколько достаточно подробных походных росписей 2-й половины XVI в. – «разряды» Полоцкого похода 1562–1563 гг., Молодинской кампании 1572 г. и Ливонского похода Ивана Грозного 1577 г. Взяв за основу сведения, что сохранились в разрядных книгах относительно последнего похода, и попробуем рассчитать, во что обошлось казне Ивана Грозного его «бранная лютость», обращенная против непонятливых ливонских «немцев».
Согласно разрядным записям, царское войско в том походе насчитывало несколько больше 7 тыс. детей боярских всех статей (точнее, 7279 чел.), 1280 государевых стрельцов и 5190 стрельцов земских, 1440 казаков, татар и прочих инородцев 4229 чел. Кроме того, при обозе и при наряде была многочисленная посоха – 8193 пешей и 4237 «коневой» (то есть с повозками)[145]. Еще при войске было некоторое количество послужильцев детей боярских, но для наших расчетов их численность не принципиальна, поскольку в любом случае государево денежное жалованье, «подъемные», для похода получали дети боярские в зависимости от той статьи, в которую они были записаны, но не их боевые и кошевые слуги. Таким образом, округляя, можно полагать, что с собой Иван взял «строевых» (без учета всякого рода послужильцев) 19,4 тыс. «сабель и пищалей», «нестроевых» (посохи) – 12,3 тыс. и порядка 40–50 тыс. лошадей (минимум).
Теперь, зная примерный порядок цифр, показывающих численность выставленной Иваном Грозным полевой армии, попробуем вычислить, сколько государева казна должна была израсходовать средств на выдачу денежного жалованья ратникам и посошным людям. С последними проще всего – в псковских летописях сохранилось немало сведений о том, сколько и в каком порядке посошные получали денег за свою службу. Кампания 1577 г. длилась примерно с апреля по сентябрь, то есть полгода, а по «полоцкому» счету посоха получала в месяц на пешего по 2 рубля, а на конного – 5 рублей[146]. Следовательно, выплаты жалованья посошным в месяц составляли около 37 тыс. рублей, а на полгода – около 220 тыс. рублей. Остается вопрос: откуда брались деньги на посошных, оплачивали ли их труды казна или же «земля»? Ранее мы предполагали, что жалованье посохе выплачивала казна, однако, проанализировав сведения псковских летописей и актовые материалы, сегодня мы склоняемся к тому, что расходы на содержание посохи брала на себя «земля». Характерна жалоба псковского летописца на возложенную на «землю» Иваном Грозным «тягость», когда государь «повеле правити посоху под наряд и мосты мостити в Ливонскую землю и Вифлянскую, и зелейную руду збирати; и от того налогу и правежу вси люди е новгородцы и псковичи обнищаша и в посоху поидоша сами, а давать стало нечево (выделено нами. – В. П.)…»[147]. Из этой летописной фразы следует, что «земля» выставляла от себя на государеву службу нужное количество людей и коней, нанимая всевозможных «охочих» людей-добровольцев из числа «казаков» и всякого рода «захребетников», со всем необходимым или соответствующий денежный эквивалент, ну а когда это стало невозможным, то была вынуждена являться на службу сама. Впрочем, полностью исключить вариант с тем, что содержание посохи брала на себя казна, видимо, нельзя – во всяком случае, тогда возникает вопрос о предназначении пресловутых «посошных денег», от взимания которых освобождались те же крестьяне, жившие на землях, принадлежавших Чудову монастырю.
Теперь о стрелецком жалованье. В аналогичном случае, когда в 1591 г. 500 конных стрельцов были вызваны из Астрахани на северо-запад, для участия в походе на шведов, по царскому указу велено было выдать стрельцам «сверх годового нашего жалованья по полтине человеку, а годовое денежное и хлебное жалованье велели дати сполна» (любопытно, но и в конце 1555 г., во время «Немецкого» похода, стрельцам и казакам, откомандированным в «действующую» армию, также выдавали «подъемных» по полтине на человека, «пересмотря на лицо»)[148]. Если взять встречающиеся в актовых материалах суммы в 2–3 рубля[149], что выдавались стрельцам и казакам, выступающим в поход, и добавить к этой сумме полтину, то выходит, что расходы казны на денежное жалованье стрельцам и казакам в Ливонском походе составили бы в среднем около 25 тыс. или более рублей.
Теперь о жалованье детям боярским. Накануне похода, весной 1577 г., был устроен смотр детям боярским с их разбором по статьям и выплатой государева денежного жалованья в качестве своего рода «подъемных» для того, чтобы служилые люди могли снарядиться на государеву ратную службу как положено, «конно, людно, оружно и збройно». По аналогии с разбором детей боярских Ряжска, что был осуществлен в 1579 г. и сопровождался постатейной денежной выплатой[150], будем исходить из того, что в среднем сын боярский получал «подъемных» по 5–6 рублей. И в таком случае выплаты для 7 тыс. детей боярских обошлись бы царской казне примерно 35–40 тыс. рублей, не меньше, а то и более.
Денежные выплаты полагались и служилым татарам – выше мы уже отмечали, сколько им полагалось «кормовых денег» от казны с тем, чтобы «крестьянству того для дорогою силы и грабежу кормового не было», но покупали они себе и лошадям своим корм по цене, по которой им провиант и фураж будут продавать. Из расчета на полденьги на человека на всю кампанию длительностью в полгода можно заключить, что на содержание служилых татар и прочих инородцев будет израсходовано около 2 тыс. рублей.
Подведем предварительный итог. Только на выплату денежного жалованья при подготовке и проведении Ливонской кампании 1577 г. как служилым людям всех чинов, так и посошным, пешим и конным, будет израсходовано из разных источников как минимум около 300 тыс. рублей. Остается решить вопрос о том, сколько денег уйдет на закупку провианта, фуража и всякой амуниции, включая сюда зелье, свинец, ядра и прочий необходимый для войны снаряд.
Из царских грамот следует, что и посоха, и дети боярские должны были являться на службу со всем своим запасом, рассчитывая как минимум на три месяца. Что же до остальных, то, по опыту организации снабжения государевых ратей в «Немецком» походе 1555–1556 гг. против шведов, ратные должны были получать провиант и фураж на почтовых станциях-ямах, где местные власти заблаговременно должны были собрать необходимые запасы. Любопытно, но из наказа, присланного воеводе князю М. И. Воротынскому перед началом Молодинской кампании 1572 г., следует, что этот провиант и фураж надлежало «собрать с сох, а платить велеть по цене; да сотцкого и целовальников учинить у збору у корму, чтобы даром не имать с сох корму»[151].
Полагая, что «корм» должны были получать все ратные люди – что стрельцы, что казаки, что татары с инородцами, что дети боярские со своими людьми (поход был дальний, и в полки собирали служилых не только с северо-западных городов), то будем исходить из того, что ежедневный расход провианта должен составить около 26,5 тыс. условных «рационов». Путь от Москвы до Новгорода, а оттуда до Пскова занимал в те времена в среднем около трех недель, то есть нужно было запасти провианта примерно на 550–560 тыс. «рационов». Минимальная норма выдачи нам известна – по опыту того же «Немецкого» похода «на восмъдесят человек яловица, по полъосмине круп, по полубезмена соли, или на десять человек по борану, круп и соли на денгу»[152]. В среднем выходит, что на человека в день полагалось выдавать примерно фунт мяса, полфунта крупы, 20 граммов соли и 2 литра пива. В сумме выходит, что на провиант казна должна будет потратить около 3 тыс. рублей и на фураж (из расчета примерно 50 тыс. голов под седлом и под вьюком) «на десять лошадей по четвертки овса да по острамку сена, на день» еще около 12,5 тыс. рублей. И, принимая во внимание, что войско должно еще вернуться обратно, эта сумма должна была составить в итоге около 25 тыс. рублей на «корм» и для людей, и для лошадей. Хлебное жалованье стрельцам и казакам даст еще около 3 тыс. рублей, и на фураж для их лошадей (ездящая пехота – по лошади на каждого стрельца и казака) понадобится еще примерно 3,5 тыс. рублей. Итого расходы на «кормовое» жалованье составят примерно (по минимальным оценкам) 30–35 тыс. рублей.
Осталось посчитать стоимость «зелья», свинца, фитиля для стрельцов и казаков. Точных данных на этот счет нет, но, согласно разнарядке, на сбор пищальников с Новгорода в преддверии первого Казанского похода Ивана IV новгородцы должны были выставить людей в полном снаряжении, включая по 12 гривенок (фунтов) свинца и столько же «зелья» на человека[153]. Вряд ли «норматив» выдачи боезапаса стрельцам и казакам сильно разнился, потому будем исходить из этой цифры и тогда получим (при расценках на свинец и порох в конце 70-х – начале 80-х гг. XVI в.), что на закупку боезапаса для пехоты казна должна была потратить примерно 2 тыс. рублей на свинец и еще около 2 тыс. рублей на «зелье»[154]. Добавим еще фитили (по 10 на каждую пищаль[155]) – еще 8 тыс. рублей, и получим в итоге, что расходы на всякий «вогненный» припас для стрельцов и казаков обойдется казне примерно в 12 тыс. рублей.
И последнее – во что обойдется подготовка «наряда». Согласно разрядным записям, в поход было взято 57 разнокалиберных орудий, «36 пищалей да 21 пушка»[156]. Зная из источников, как актовых материалов, так и исторического нарратива, сколько и чего полагалось иметь при каждом орудии, можно попробовать рассчитать примерную стоимость того, во что обойдется подготовка «наряда» к походу. Так, зимой 1577 г., во время осады Ревеля, по сообщению перебежчика, московитская артиллерия имела боезапас от 250 до 500 ядер на ствол[157]. Пускай в Ливонском походе боезапас на ствол составит по 300 выстрелов (с запасом, на несколько осад) – в сумме на 57 орудий это составит приблизительно 17 тыс. ядер. К этому наряду полагалось немалое количество всякого имущества. Представление о его «номенклатуре» дает сохранившийся документ, датированный концом 1555 г. Согласно ему, на три полуторные и 5 девятипядных пищалей полагалось иметь «ядер по сту к пищали, а зелья противу ядер шестьдесят пуд сорокового, да три пуды ручного зелья, да на мехи десять десять холстов, да триста листов бумаги, да двадцать два пятка лну, на восм ужищ лняных, да на ядра восмь коробей, да осмеры возжи лычные, да восм овчин неделаных…»[158]. Зная примерные рыночные цены на эти предметы в конце 70-х гг.[159] и экстраполировав на число орудий наряда, сопровождавшего царя в Ливонском походе, мы получаем, что по очень грубому подсчету на эту артиллерию нужно «зелья» на 300–400 рублей и на всякие прочие материалы (холст, бумага, овчины, лен, веревки-ужища и пр.) – еще примерно 100–150 рублей, что в сумме составит не менее 400–500 рублей.
Само собой, отдельную статью составят расходы на выплаты жалованья и «командировочных» пушкарям и их помощникам-поддатням. На все время кампании (считая по 3 человека на орудие – итого 170 человек и еще 15–20 кузнецов и плотников) потребуется 350–400 рублей «на корм» и прочее, провианта на 600 рублей и фуража для их лошадей еще на 600 рублей. Итого на артиллерию, пушкарей и их лошадей потребуется еще примерно 1,5–2 тыс. рублей.
Подведем общий итог. В сумме (подчеркнем, что это минимальная цифра, нижняя планка расходов), с учетом рыночных цен на провиант, фураж и прочее, выходит, что затраты казны и «земли» (если посошные будут содержаться за ее счет) на подготовку и проведение Ливонского похода в 1577 г. должны были составить (по минимальным оценкам) около 350–400 тыс. рублей[160]. И это притом, что это военное предприятие Ивана Грозного было далеко не самым крупным и масштабным в истории его войн. В том же Полоцком походе 1562–1563 гг. участвовало около 50 тыс. ратных людей и никак не меньше, а, скорее всего, и больше, 100 тыс. лошадей. Кроме того, тогда было задействовано (если верить псковским летописям – цифра представляется на первый взгляд завышенной, однако, если принять во внимание колоссальный объем подготовительной работы – те же дороги, те же мосты и пр., то она вовсе не выглядит невозможной) до 80 тыс. посохи и значительно более могущественная артиллерия. И расходы на эту кампанию, соответственно, превосходили означенную нами сумму в разы. 1 млн рублей, 68 тонн серебряной монеты, потраченных при таких раскладах на взятие Полоцка, вовсе не представляется такой уж и невозможной цифрой (а скорее всего, сумма была существенно большей). Так что война обходилась московскому государю совсем не дешево, что бы там ни говорили иностранные наблюдатели. Пара больших государевых походов легко могли проделать в государственном бюджете немалую брешь, и, как уже выше говорилось, рать действительно «заедала казну», и не только ее.
