В. Г. Белинский
Литературное объяснение (Письмо к редактору «Московского наблюдателя»)

Говоря о ввозе книг, г. А. М. с торжеством указывает еще на преимущественное употребление французского языка перед прочими. Опять не доказательство: французский язык у нас, как и везде, был и будет во всеобщем употреблении, преимущественно перед прочими, – правда; но это потому, что он преимущественно перед всеми прочими нужен для жизни: его должен знать и светский человек, и негоциант, и конторщик, и путешественник. И поэтому у нас, в России, найдется очень много людей, которые не читали ни одного французского писателя, а хорошо говорят и пишут по-французски. Но в воспитании, особенно у людей высшего круга, теперь этот язык играет равную роль с английским и немецким: всякий хорошо воспитанный высшего общества молодой человек равно хорошо знает все эти языки и их литературы. Кроме того, в высшем кругу английский язык и в жизни соперничествует с французским: XVIII век прошел и уже не воротится.

Наконец – слава богу – конец! Но конец венчает дело, говорит пословица, и г. А. М. славно увенчал свое дело: он сперва исказил мою мысль, а потом прехрабро напал на нее. Удивляюсь, как редакция «Сына отечества» и «Северной пчелы» просмотрела это: ведь начало моей статьи напечатано было в «Пчеле», так, кажется, за справкою недалеко было ходить. Впрочем – извините… виноват: я обещался ничему не удивляться… Г-н А. М. выдумал, что я сочинения Державина называю мишурою, и говорит, что это «не мысли, а болезненное порождение головы». Не спорим, что все это очень остроумно и забавно; но приписывать другому слова, которых он не говорил, – недобросовестно и невежливо – об этом мы поспорили бы с г. А. М. – Нет, не мишурою, а жертвою классицизма почитаем мы произведения Державина – этого богатыря поэзии, этого яркого и могучего явления русской жизни. Но об этом когда-нибудь, в другое время, и побольше… В самом деле, это такой предмет, о котором можно много и хорошо поговорить, только не с г. А. М.