Виолетта Версадисс
Охота на ангела
И вот дёрнулась дверь, и сердце Татьяны подскочило к горлу. Первым в кабинет зашёл Рябой. Чиркнула зажигалка. Потом зашёл Кирилл, и уже Пухлый остался стоять в дверях.
– Ангел, я пришёл за тобой! – заговорил Кудимов, осторожно заглядывая в лабораторию.
И тут Татьяна резко выскочила из укрытия, и что есть силы, толкнула Кирилла. В дверях она так же сбила Пухлого, который не ожидал такой прыти от девушки. Татьяна выскочила из кабинета и рванула по коридору. Добежав до середины вестибюля, побежала по лестнице на второй этаж.
– Беги, милая, беги! – кричал ей в след Кирилл, – нагуливай аппетит. – Она слышала, как они бежали за ней по лестнице, как смеялись, глумясь над её попытками оторваться от них. Это всё забавляло новобранцев.
– Никуда она от нас не денется, – подбадривали они друг друга.
Добежав до конца коридора, Татьяна стала дёргать рамы окон, понимая умом, что если она выпрыгнет со второго этажа, то вероятнее всего переломает себе ноги, что в принципе, намного лучше, чем быть растерзанной тремя отморозками. Хотелось пить, горло першило, состояние на грани…
– Крошка, я иду за тобой. Я хочу тебя, милая! – голос Кудимова был пропитан мерзкой похотью. Этот парень давно вынашивал идею – ей отомстить. – Это судьба, дорогая! Так должно было случиться, твой батан всё правильно сделал, этот – лох затащил тебя сюда для нас.
Услышав это, Татьяна прокричала от гнева в себя, «этот – подонок с ними за одно, вот сволочь, теперь понятно – зачем он напился».
Татьяна забилась на лестнице под люком чердака, надеясь на то, что в полумраке, быть, может, её не заметят.
– Колесникова…, – выкрикнул Рябой, – не играй с огнём, найдём, хуже будет.
– Да, хорош орать, лучше ищите её, – скомандовал Кудимов.
Татьяна услышала, как шаги стали удаляться. Она перекрестилась, умоляя создателя, чтобы он её пощадил. Прошло минут десять, а может и больше, когда она услышала возгласы парней. Они ругались, потом снова смеялись, и материли её, на чём свет стоял…
Всё тело затекло, сидеть было неудобно. Решив поменять позу, Татьяна облокотилась на руку, (и тут – сработал закон подлости). Рука соскользнула, и Татьяна неожиданно вскрикнула, почувствовав резкую боль в пальце, которому бедному и так досталось. Казалось, она до конца снесла ноготь, боль ужасная. Стиснув зубы, Татьяна решается покинуть лестницу, в поисках нового укрытия.
– Тихо! – вдруг вскрикнул Кудимов, выставив руку вперёд. – Вы это слышали?
– Да вроде кто-то скулил!
– И кто же это мог быть?! – радостно заговорил Пухлый. – Я понял, где она! Пошли.
Татьяна уже спустилась вниз, когда на пролёте второго этажа столкнулась с троицей.
– Ну что Ангел, приплыли? – больше всех торжествовал Рябой. – Иди сюда моя хорошая, пора уже развлечься.
– Вам с рук это не сойдёт! – выкрикнула Татьяна, продолжая пятиться назад, подниматься по ступенькам снова наверх, таким образом, загнав себя в угол. – И если вы меня тронете, то вместо армии отправитесь в тюрьму! – Продолжала она выкрикивать, в надежде, отрезвить их угрозами.
– Ну, ну, детка! Что, ты? Может еще, и подружимся, да тебе ещё и понравится? Не теряя времени, Рябов бесцеремонно схватил её за талию, пытаясь свободной рукой поднять подол платья.
Татьяна ударила его по рукам, и влепила ему пощёчину.
– Ух, тигрица, заводишь меня, – рассмеялся Рябов, и вдруг схватив её за волосы, толкнул на Кирилла. Кудимов, тоже заливаясь смехом, сграбастал Татьяну в тиски и полез целоваться. Девушка кричала, брыкалась. Отчаянно отбиваясь, она угодила Кириллу локтём в живот.
Согнувшись пополам, он толкнул её на Пухлого. Татьяна продолжала кричать, пытаясь устоять на ногах.
– Да расслабься! Успокойся, твою мать! – выкрикнул Рябов. – С тебя что, убудет?
Пухлый больше ничего не придумал, как оттолкнуть Татьяну от себя. Он совершено не понимал, что нужно делать. В этой школе он оказался за компанию, и к ней совсем не испытывал того, что испытывали его друзья. Да, она девушка красивая, но уж больно нереальная для него. Он всегда робел, когда друзья шутила на счёт Колесниковой, и всегда ляпал невпопад.
Рябов не растерялся и снова схватил её за волосы. Резко развернув к себе, полез целоваться.
– Фу, не дыши мне в лицо, а то меня сейчас стошнит! – скривилась Татьяна брезгливо.
– Ты чё овца! – зашипел Рябой, и ударил девушку в лицо. Татьяна не удержалась на ногах и скатилась кубарем по лестнице вниз.
– Ты чё?! Ошалел?! – зарычал Кудимов, кинувшись к ней на помощь. – Не перегибай палку, – процедил он сквозь зубы, буравя друга суровым взглядом.
– А то что? – огрызнулся Рябой, стараясь выдержать взгляд.
– Ничего! Говорю по делу, не борзей!
– Ну, чё, приплыли! – присвистнул Семён. – Походу она того!
– Да нет, вроде пульс есть, – сказал Кирилл, облегчено, выдохнув.
– Хорош пялиться! Надо ноги делать! А то вместо армии и, правда, в тюрьму отправимся. Я же говорил, что не надо сюда идти, – выцедил Рябой сквозь зубы, хитро забегав глазками.
– Это ты говорил?! – зарычал Кудимов, схватив парня за грудки. – Это ты сука, из себя Рембо корчишь! Не хитро девке заехать, а ты мне попробуй, мудак!
– Да хоре, вам, – вмешался Пухлый. – Она походу головой ударилась. Вон кровь на полу… Хотя отдать должное, смелая стерва, по бубенчикам она тебе заехала.
Ехидный смех друзей был резко прерван Кудимовым: – Это вы, уроды, не поняли, что я прикалываюсь.
– Послушайте, что делать-то будем? Ведь ей, наверное, помощь нужна? – проговорил Семён, наклонившись над Татьяной. – А она красивая. Я вот так близко никогда её не видел.
– Можешь сделать ей искусственное дыхание, – произнёс ядовито Рябой, поправляя толстовку. – Она от твоего перегара, быстро придёт в себя.
– Ага, или совсем кони двинет, – добавил Кудимов.
– Короче надо уходить, панты сейчас не катят, – проговорил со злостью Рябов, поглядывая на Кирилла исподлобья. До этого дня, он никогда не кидался на него с кулаками. Значит, эта девчонка его зацепила всерьез, зачем тогда их позвал с собой в эту школу? Непонятно?!
– Короче, если что, нас здесь не было, – сказал Кирилл, предложив стереть отпечатки. Они тут же принялись вытирать перила и те ручки, за которые хватались. – Ещё раз, для особо одаренных. Нас здесь не было! И на всякий случай, позаботьтесь об алиби, мало ли, что?..
* * *
Татьяна очнулась от резкой боли в голове. Осмотревшись, поняла, что находится на лестнице одна. Кровь из носа залила всю одежду, руки в крови, губа успела распухнуть. На затылке небольшое рассечение. В таком состоянии она ни за что не появится дома. Зная свою маму, она решила сначала пойти к подруге, чтобы умыться и привести себя в порядок. В милицию решила точно не пойдёт; стыдно, да и сама виновата. Самое главное, обошлось, не тронули, а синяки и шишки вскоре заживут.
Прислушиваясь к звукам, Татьяна осторожно вышла в вестибюль. В школе было достаточно тихо, как будто бы и не было тех идиотов, которые потешили своё тщеславие… Татьяна выскочила на улицу и решительно шагнула в сторону дома подруги. Проходя мимо заброшенной водокачки, она вдруг услышала шаги за спиной. Татьяна прибавила шаг, она почти уже бежала. Шаги были совсем рядом, она даже слышала тяжёлое дыхание и резкий запах алкоголя. Татьяна боялась обернуться, она бежала, не разбирая дороги, ветки жёстко хлестали её по лицу, но останавливаться нельзя. Ещё рывок, и вот она почти у забора своей подруги. В следующий момент подсечка, и она подаёт лицом в землю, как подкошенная. Кто-то тяжело наваливается на неё сзади, грубо затыкая рот ладонью.
– Смешная ты, – слышит она в ухо, приглушенный до хрипоты – грубый, мужской голос.
Татьяна попыталась вырваться, но почувствовав резкий запах хлороформа, провалилась в чёрную дыру.
Глава 5
– Иван?! – выкрикнула женщина достаточно преклонного возраста, поманив мужчину в дом. – Она очнулась, иди к ней!
Открыв глаза, девушка не понимала, кто она и где находится. Тело не послушное: левая нога забинтована до щиколотки, голова перевязана, шея не двигается, корсет фиксировал её так, что оставалась только водить глазами.
Мужчина закончил ковыряться в стареньком мотоцикле с люлькой, помыв руки, направился в дом.
Он подошёл к кровати, где лежала незнакомка. Та, в свою очередь, водила глазами, рассматривая небольшую комнату, обставленную довольно скромно: кроме кровати, где она лежала, стоял круглый стол, два громоздких стула, маленькая этажерка с десятком книг. В углу, напротив, небольшой цветной телевизор. Скромненько, но достаточно чисто. На стенах однотонные обои, в бежевый тон. Пара репродукций на стене, делали комнату уютной. На стене напротив, портрет девушки, с грустными и безумно красивыми глазами, цвета ненастного неба. Её каштановые волосы тяжёлым каскадом раскинулись по плечам. Что-то было в этом портрете чарующее – завораживающее.
– Ну что, как ты себя чувствуешь? – спросил незнакомец, отсоединяя капельницу.
– Вы кто? – еле слышно спросила девушка, облизав пересохшие губы.
– Я, Иван! – тихо ответил тот, и, улыбнувшись, поднёс к её губам пиалу с водой. – Пей, милая. Только понемногу, – ласково добавил он.
– А кто я? – вдруг неожиданно спросила незнакомка.
– М-м-м… – на миг опешил мужчина. – Ну…, что ты очень красивая и молодая девушка – это точно! А вот кто – именно? Будем вспоминать потихоньку. У тебя серьёзная травма головы, и не удивительно, что ты не помнишь ничего! Ты только не расстраивайся. Здесь тебя никто не обидит, поверь.
– А что со мной произошло? Почему я вся в бинтах?
– А давай я тебе позже отвечу на этот вопрос, когда ты немного освоишься, а сейчас тебе надо немного поесть. Сейчас придёт Валентина Петровна и покормит тебя куриным бульоном. Так что сейчас не напрягайся, а набирайся сил. – Мужчина располагающе улыбнулся и вышел из комнаты.
Минут через пять, пришла женщина преклонного возраста, на вид ей было лет семьдесят; причём, старушка довольно шустро передвигалась по комнате, внушая определённое спокойствие и доверие. Женщина мило улыбнулась, поставив миску с бульоном на стол.
Почувствовав запах еды, девушка шумно сглотнула.
– Ну вот, моя хорошая, – заулюлюкал участливо старушка, – так-то лучше, а то негоже голодной лежать. А я тебе вечером кашки сварю. Ты овсянку то любишь?
– Да я и не знаю, может, и люблю.
– Так, ты чё, вообще ничего не помнишь?!
– Выходит, вообще, – вздохнула незнакомка, пытаясь не расплакаться.
– Ну, ну, ты так не расстраивайся, я тебе телевизор включу, может чего и напомнит тебе. Говорят, в Москве такое творится, может по новостям покажут.
– А что именно творится в Москве?
– Да не знаю я, какой-то переворот, – пожала женщина плечами, – танки по Москве разъезжают, а дом правительства вообще сожгли, столько народа погибло, говорят. – Старушка тяжело вздохнула и добавила: – Хорошо, что мы далече от Москвы.
– А насколько далече? – переспросила незнакомка, хотя бы определить местность, где она находится.
– Так это под Владимиром, Дубровский район, деревня Большие Осинки. Девушка наморщила лоб, но название «Большие Осинки», ей, ни о чём не говорило. Разочарование отразились на лице, и, зажмурившись, она тихо простонала в себя.
* * *
В этот день мужчина больше не заходил в комнату, и девушка не на шутку перепугалась. И когда вечером женщина принесла ужин, она несмело спросила:
– А где ваш, этот…, ну кто он вам?..
– Ваня, что ли, ты про него спрашиваешь, да?
Девушка кивнула, и поняла, насколько ей мешает корсет.
– Послушайте, у меня что, перелом шеи? Почему она у меня не двигается?
– Да нет, что ты?! Иван Захарович тебе швы наложил на шее и корсетом зафиксировал, – пояснила женщина. – Да ты не переживай, через недельку снимет швы и всё будет хорошо. Тебе повезло, что артерию не задело, видать в рубашке родилась.
– Так вы не ответили, где Ваня?
– Ну, тебе, он, скорее всего дядя Ваня, а лучше Иван Захарович, – подметила она, посмотрев на девушку исподлобья.
– Ну… дядя Ваня, – повторила незнакомка, пытаясь немного ослабить корсет.
– Так он обход делает на вверенной ему территории.
– Понятно, – вздохнула та, нахмурив брови.
Женщина как будто поняла, что ей ничего не понятно и решила пояснить:
– Он егерем служит, так что скоро вернётся. Уж давно как ушёл. А ты вот кашки поешь, – сказала она ласково, поставив тарелку на прикроватный столик. – Это Иван Захарович для тебя соорудил, смотри как удобно.
«Ну да, удобно», подумала она, пытаясь пристроиться к столику. Понимая умом, что – это всё трогательно. И если честно, забота этих людей, ей была непонятна, да и женщина была немногословна, и – это напрягало. Кто она? И что с ней? Вот что её волновало, больше всего.
Поужинав, девушку тут же стошнило, и вся каша оказалась в тазике, который подоспела подставить Валентина Петровна. Вымученная тошнотой, она всё же уснула, а когда проснулась, то на улице уже было достаточно темно. До слуха долетели голоса, один из которых принадлежал хозяину дома:
– Ну как она? – интересовался Иван, пытаясь говорить тихо, дабы не разбудить незнакомку. – Чего-нибудь спрашивала? Интересовалась?
– Да так, поманеньку всего, – отвечала Петровна, так же тихо. – Так она ж вообще не помнит ничего. Спрашивала чё за местность, далеко ли от Москвы?
– Я так и понял, что она москвичка. Здесь таких красавиц не сыскать, хоть на ней и живого места нет, но всё равно видно, что городская, ухоженная, шкурка холёная. А причёска, какая причудливая была. Точно – городская.
– Да ты не прав, это ж… от женщины зависит, я вот всю жизнь в деревне прожила, а за собой всегда ухаживала. А потом, она молоденькая совсем, от чего ей загрубеть-то?
– Ты?! – удивился мужчина и усмехнулся, – так ты ж всю жизнь на Коровиных батрачила.
– Не батрачила, а служила, – чуть обиженно, парировала женщина. – И не шкурка, Иван Захарович, а кожа. Она чай человек, а не зверёк какой…
– Ну, извини, Петровна, – пробасил мужчина, усаживаясь за стол, который был заранее накрыт, для позднего ужина.
– Ты бы зашел, что ли к ней. Она весь день за тебя спрашивала.
– Пусть спит, ни к чему эти нежности.
– Бука ты Иван Захарович! Так и будешь бобылём всю жизнь оставшуюся.
– Ты чё мелишь, Валентина?! Она же ребёнок совсем, ей от силы лет семнадцать.
– Так и что, семнадцать! Чего же тогда её у себя оставил? Ведь не сообщил властям о ней, – в голосе слышался подозрительный сарказм.
– Тише, тише, – шикнул Иван, – ты вот свои подозрения оставь при себе. Её убить хотели, сама ведь видела, какая она была, – эту девушку зверски убивали, голова вона как пробита, я уже не говорю о шеи. А ты не подумала, какие сейчас времена? Может – эта власть, и сотворили с ней такое. Я ж её почти из воды вытащил, лодка то худая была. Да сразу на дно и пошла. Так я чё подумал. Если узнают, что она жива, то постараются добить её в той самой больнице, куда я её и определил бы. Поняла женщина? Да мы ведь вместе это решение приняли.
– Да поняла я, поняла! – чуть сбавила Петровна обороты. – Ты Иван Захарович, не кипятись! И если бы я не знала, о твоей врачебной практике, я бы тебе запретила это сделать. Только вот в женских делах, ты совсем не разбираешься, а я тебе скажу, – старушка чуть замялась и тихо добавила: – девушка изнасилована была – это я сразу смекнула.
– Да знаю я, – засмущался Иван, – платье то всё порванное, не уж-то я совсем баран, не понимаю всей трагедии?.. Надо бы гинекологу её показать, а то мало ли какие последствия.
– Ну, да не мешало бы, – вздохнула старушка, и тут же, добавила: Я вот чё подумала. Я уже старая колоша, и мне всё тяжелее и тяжелее становится ухаживать за Никой. Так вот, девочке мать нужна, понятно? Я её утром привезу.
– Понятно, понятно, – задумчиво проговорил Иван.
– Что тебе понятно?!.. Я говорю, нас выписывают утром!
– Слушай, так может, я тебя в больницу подкину, – спохватился мужчина, – негоже её там до утра одну оставлять.
– Было бы не плохо, – согласилась Валентина Петровна, – только вот на мотоцикле не поеду, спина и так ноет, да и люлька – страх, какая неудобная.
– Так я тебя на машине подвезу. Я ж вчера забрал её из автосервиса.
– Хорошо, – озарилась Петровна, – а то действительно, ребёнок двенадцать часов на медперсонале, небось, даёт им там жару. Сейчас только к девушке загляну и поедем.
– Давай я тогда пойду машину выгоню, а ты недолго, времени нет.
Старушка проворно развернулась и вышла из кухни.
– Я ещё не сплю, проходите, – сказала девушка, пытаясь привстать. – Послушайте, Валентина Петровна, а можно уже убрать – эту браню на шее, у меня так чешется под корсетом.
– Ты дочка не торопись, завтра Иван Захарович сам осмотрит, и скажет, чё, да как?..
– Да я до утра не доживу, надо посмотреть, что – там.
– Хорошо, я поняла, только ты не трогай, пойду, позову его.
Валентина Петровна развернулась, и вдруг неожиданно столкнулась с Иваном в дверях.
– Ох! Ты господи! – вздрогнула она, – тьфу напугал… – оглашённый!
– Я всё слышал, иди, одевайся, а я посмотрю, что у неё там. Он прошёл вглубь комнаты и остановился у кровати. – Ну что, до утра не дотерпишь?
– Нет, не смогу, – ответила она жалобно, расстёгивая корсет.
– Ну-ка, привстань, – скомандовал он мягко.
Девушка привстала, пытаясь сесть, ойкнула от боли в ноге.
– Где болит? – встрепенулся Иван, тревожно заглядывая ей в глаза.
– Нога, – проскулила вновь незнакомка, – и вскинула на него смущённый взгляд.
– Да не смотри ты так на меня, я безобидный, – он чуть улыбнулся и погладил её по голове. – Сейчас посмотрим, – подмигнул он ободряюще, и расстегнул корсет. – Да всё у тебя здесь хорошо, рана чистая, дней через пять сниму швы. Давай я просто пластырь наложу, раз корсет тебе мешает.
– Ух, – вздохнула она с облегчением, – так-то лучше.
– Ну, вот и хорошо, – он помог ей лечь обратно. Поправив одеяло, Иван улыбнулся. Его обаятельная улыбка обескураживала. Что-то было в нём располагающее; чувство надёжности и безопасности, он точно вселял в эту девчонку с зелёными глазами.
– Спи красавица. Сон – это здоровье. Дай бог, скоро вспомнишь, кто – ты, и поедешь домой.
– Спокойной ночи, дядя Ваня.
– Да какой я тебя дядя Ваня?! – удивился он. – Я, конечно, старше тебя, но в отцы тебе вряд ли гожусь. Я так думаю, тебе лет семнадцать – восемнадцать.
– Может быть, – чуть смутилась она, поняв, что ничего не может сказать о своём возрасте. – А вам Иван Захарович, немного за тридцать? Да?
– Почти угадала, молодец! Совсем «немного», – улыбнулся он, – а точнее тридцать семь.
– Я бы вам не дала этих лет. Вы молодо выглядите, хорошо сохранились.
– Да ладно, тебе?! – вдруг зарделся Иван, как юноша. Конечно же, ему было лестно слышать от неё такие слова, однако прекрасно понимал, что девушка лукавит.
– А с чего вы взяли, что мне семнадцать? Я может тоже хорошо сохранилась?
– Может, может, – прошептал он и выключил свет. – Спи, ни о чём не думай, твоё – дело поправляться.
– Спасибо, Иван Захарович. – Девушка трогательно вздохнула и совсем тихо добавила: – Вы очень хороший и добрый.
Глава 6
А в это самое время, в деревне Дровасеки, огромный переполох: Сергея Исаева арестовали за убийство Татьяны Колесниковой. Мать Татьяны слегла с повторным инфарктом, и через сутки, умерла, не приходя в сознание. Из всей семьи остался дедушка Татьяны, (отец матери), который тоже особым здоровьем не отличался: ранее перенеся инсульт, мужчина никак не мог оправиться, и сейчас подумывал уехать в Москву к своей младшей сестре. Но не знал, насколько это уместно, так как не виделся с ней, как сам говорил: «почитай тринадцать годков». Родственниками они считались только по отцу, поэтому их встреча, как говорится: на воде вилами…
Большинство в деревне не верили, что Сергей Исаев мог пойти на убийство: ведь парень был достаточно хорошо воспитан, да и по сути своей – был добрый малый. Но те улики, что свидетельствовали об убийстве, были неопровержимы. Сам Исаев ничего не помнил, поэтому и не возражал. А главное; многие подтвердили, что застолье они покинули вместе. На бутылке от шампанского остались её отпечатки пальцев, да и на матах где обнаружили его спящим, нашли немало улик: кровь принадлежавшая Татьяне, фрагмент сломанного ногтя. На лице парня, где осталась царапина, также обнаружили частицы её эпителий. Исаев сам признался, что между ними произошла потасовка. Также были обнаружены следы её крови на лестничном пролёте второго этажа, на деревянных мостках у реки, нашли её окровавленный носовой платок. А когда через несколько дней достали затонувшую лодку, то сомнений не осталось, так как лодка принадлежала семье Исаевых. Единственное, что смущало всех, так – это то, что тело было не найдено. Водолазы отчитались и с сожалением пожали плечами, сетуя на подводное течение.
– «Где-нибудь всплывёт, не переживайте» – утешили они таким образом старика, чем усугубили, и без того, дышащее на ладан здоровье.
* * *
Девушка проснулась от детского плача и не сразу поняла что происходит?
– Её моё, что – это? – произнесла она вслух. Плач, не прекращался, а только усиливался.
– Тише, тише, моя хорошая, – улюлюкала Валентина Петровна, – там тётя спит, давай не будем её будить. Малышка на мгновение замолчала, внимая приятному голосу старушки, и заплакала с новым напором.
– Может она есть хочет? – спросил Иван и взял девочку на руки. – Ну, посмотри, что у меня есть, – он протянул ей сушку. Малышка снова замолчала, смакуя любимое лакомство.
– Ну вот и хорошо! Ты иди Иван, манеж принеси из комнаты, пусть здесь на кухне со мной побудет, пока я кашу сварю.
Девушка снова легла, и подумала, «наверное, кто – то в гости пришёл». Иван, проходя мимо, заглянул к ней в комнату; та резко закрыла глаза, сделав вид, что спит. Он плотно прикрыл дверь и пошёл за манежем. И когда незнакомка вновь открыла глаза, то встретилась с ясными, лучезарными, синими глазками малышки.
– Ой! Ты кто? – спросила она удивлённо.
– Вот… – это наша егоза, а зовут её Вероника, – сказала женщина, лучезарно, улыбаясь.
– Привет, девушка, – произнесла незнакомка, и погладила ребёнка по голове, взъерошив реденькие волосики цвета карамели. – А я вот не знаю, как меня зовут, – она игриво свела глаза к переносице и рассмеялась.
– Ничего, вспомнишь, вот немного оправишься, пойдёте в районное отделение милиции, там разберутся кто – ты!
– Мама! – друг произнесла малышка и потянулась к незнакомке. Та вскинула на женщину удивлённый взгляд, а Валентина Петровна в свою очередь пожала плечами.
– У меня, что, есть дочь?! – удивилась девушка.
– Нет, нет, что – ты?! Это дочь Ивана Захаровича, – поспешила пояснить Петровна.
– Да…, – протянула та, усаживая ребёнка к себе на живот. – А где её мама?
– Мама? – переспросила Петровна, заметно, смутившись.
– Да, мама, – повторила она, пытаясь заигрывать с малышкой. – А сколько ей? Она такая забавная! Ох, тюк… тюк… тюк… – стала она покачивать ребёнка на животе.
– Ей немного больше года, – ответила женщина. – Да ты осторожнее, всё же она тяжёленькая, а ты ещё слаба. – Петровна забрала ребёнка, и девочка мгновенно сморщилась, намереваясь заплакать. – Нет, нет, моя деточка, тётю надо кормить. Сама-то ты уже кашки поела, а вот она ещё не завтракала.
– Так вы так и не сказали, где её мама?
Женщина обернулась в дверях.
– Умерла её мама. При родах умерла, – тяжёлый вздох вырвался у неё из груди, в глазах блеснули слёзы.
– Ой, извините, я не хотела…
– Да ладно, ты – то здесь причём?! – пробубнила старушка. – Я сейчас её в манеж поставлю, а нам с тобой умыться пора, да накормлю тебя, а то уже одиннадцать.
– Послушайте, а может мне пора уже вставать, да пробовать самой себя обслуживать?
– Да перестань, ты! Мне не сложно, ты много крови потеряла, и ещё слаба. Иван Захарович тебе два дня кровь вливал, хорошо, что сам врач, а то бы ты тут не лежала.
– А где же он кровь достал? Неужели так всё серьёзно?
– А то, он ведь тебя из воды вытащил, лодка то уже почти затонула. А кровь он достал на станции переливания в районе, там у него связи, – шикнула она, приложив палец к губам.
– Это как затонула? – продолжала интересоваться незнакомка, но уже шёпотом.
– Слушай, а давай тебе Иван Захарович сам всё расскажет, мне ведь если честно, не велено было тебе говорить. Ты уж меня не сдавай, а то он дюже сердитый бывает, и всыплет мне, несмотря на мой возраст.
– Хорошо, обещаю, буду молчать. Попробую сама его разговорить, а то ж мне очень интересно, хоть что-то прояснить.
– О-о-о…! – Протянула Валентина Петровна, – он ведь особо ничего о тебе и не знает. Ну да ладно, моё дело за тобой, да за дитём ухаживать.
* * *
Примерно недели через две, девушка чувствовала себя намного лучше. Швы на голове и шее, благополучно были сняты. Только нога ещё доставляла небольшой дискомфорт. Как объяснил Иван Захарович: – ещё недельку, другую, придётся похромать, так как повреждены сухожилия в стопе.
Ещё через неделю, она уже пробовала вставать, но нога по-прежнему не слушалась. Обнаружив часть головы выбритой, девушка пришла сначала в ужас, но потом попросила у Валентины Петровны пару шпилек и ловко замаскировала плешь.
– Ну да, так-то лучше, – улыбнулась та. – Ведь коса у тебя знатная, пожалуй, всю жизнь отращивала?
– Да я же не помню, – немного грустно ответила та и облачилась в косынку.
Через пару дней незнакомка решила серьёзно поговорить с хозяином дома и расспросить его насчёт того, что он собирается делать? «Ведь где-то меня ждут, ищут».
Вечером Иван так и не заглянул к ней в комнату, и вообще в доме было достаточно тихо, и – эта тишина начинала настораживать.
– А – у, – прикрикнула девушка, – Валентина Петровна! Вы где? – А в ответ опять тишина, которая не на шутку пугала. – Вот чёрт! Куда они все подевались? – Низ живота пронзала острая боль, и очень хотелось пить. Собравшись силами, она попыталась встать. Добравшись до двери, чуть не упала, нога по-прежнему не слушалась. Немного отдышавшись, открыла дверь. В нос ударил запах жареной картошки. Неожиданно она поняла, что любит этот запах, и это открытие радовало. Проскакав небольшую кухню, девушка в дверях столкнулась с хозяином дома.
– Фу!.. Как вы меня напугали, я вас кричу, кричу…
– Да ты чего?! Зачем встала?! – возмутился Иван, – вон смотри, какая ты бледная? А ну-ка обратно в пастель, – скомандовал он и взял её на руки.
Девушка смутилась, когда почувствовала его сильные руки и запах табака. Ощущения не привычные, тем не менее, волнующие. Прочистив горло, она шепнула ему на ухо:
– Иван Захарович, у меня живот болит.
– В туалет, что ли хочешь?
– Нет, другая боль, – прошептала она, смутившись. – Где Валентина Петровна? Это мне ей надо объяснить.
– А чего, ей-то? Ты должна мне говорить, я врач.
– А вы, какой врач?
– Анестезиолог – реаниматолог. Работал в приёмном отделении в НИИ Склифосовского. Но – это было давно и не правда. Мужчина резко переменился в лице, чего ни смогла не заметить незнакомка.
– А как вас занесло сюда?
Вопрос был для него не то чтобы неожиданный, но Иван пытался скрывать ото всех людей без исключения, истинную причину своего побега из столицы во владимирские леса. Такая кардинальная перемена в личной жизни, это нечто большее, чем абстрагироваться от действительности. Смерть родной сестры, которую он реально мог спасти, ввела мужчину в долгую депрессию.
Чувство вины и угрызения совести, чуть не довели его до сумасшествия. Когда младшая сестрёнка, которой было тринадцать, позвонила ему на работу и сообщила, что болит низ живота, он посоветовал выпить ей но-шпу. Иван был уверен, что живот болит на прибытие менструации, поэтому и не придал особого значения. И когда она позвонила во второй раз, девушка, тяжело дыша, просила о помощи. Скорая помощь по пробкам ехала полчаса, и уже ничего нельзя было исправить. Анна, так звали его сестру: умерла от аппендицита прямо на столе, «перитонит», не оставил шансов ни – ей, не – ему. После смерти Анны, мать дышала гневом на сына, жёстко упрекая его в смерти любимой дочери:
– «Ты, даже не удосужился спросить, с какой стороны у неё болит?! – кричала мать неистово, – ты же клятву давал! Что же ты за врач такой?! В твои годы люди отделениями заведуют, а ты всё в приёмной, как плебей». – Этих слов он никак не ожидал услышать от матери, но что сказано, то сказано, слово не воробей… Только бабушка отнеслась к Ивану с пониманием, потому как Анна, была ей не родная внучка. Иван был от первого брака, и сейчас как не странно, это сыграло немаловажную роль. В письме она писала, что уже стара, и оставить хозяйство не на кого.
Жить под одной крышей с убитой горем матерью и отчимом, который заводился с пол-оборота, он был не готов. Иван решился уехать во Владимирскую область навсегда. Долгих – пять лет, он пытался восстановиться в правах собственной жизни, и в один прекрасный день – это ему удалось. Встретив в районной больнице девушку, он, не раздумывая, предложил ей руку и сердце. Для него, она стала той единственной и неповторимой, которая понимала его с полуслова. Почти год, Иван считал себя самым счастливым мужчиной на земле. И вот при рождении ребёнка, новый удар: его любимая женщина умирает. На дочь он даже не взглянул. Будучи уверенным, что если бы, не этот ребёнок, то было бы всё по-другому. Мужчина долго приходил в себя и чудом вышел из запоя. Тёща – Тамара Анатольевна, взяла заботу о внучке на себя.
Проживая в соседней деревне, женщине не составило труда, не общаться с горе – зятем, который пустился во все тяжкие.
В Больших Осинках проживала её мать, Валентина Петровна, которая в принципе и заботилась всю жизнь о внучке, а вот теперь, приходилось заботиться и о правнучке.
Примерно полгода назад, дочь её познакомилась с мужчиной из Москвы, и уехала туда на проживание, пообещав матери, в самое ближайшее время забрать внучку. А Валентина Петровна, которой семьдесят шесть, согласилась ей помочь. Женщину закрутила столичная жизнь, и внучка никак не входила в её планы. И вот три месяца назад, когда маленькая Вероника заболела, Валентина Петровна пришла к Ивану, и в ультимативной форме заявила, что его дочь может отправиться в дом малютки.
– Ты сам Иван Захарович посуди, малышка то в чём виновата? Это ж судьба так распорядилась. Ты не забывай, что Вера любила тебя, а ты, выходит, предаёшь её. Кровиночку свою единственную бросил на произвол судьбы. Эта вертихвостка в Москву укатила, про ребёнка совсем забыла, а мне восьмой десяток, один понедельник осталось жить. Это ж срам божий, при живом то отце и в детдом! Тьфу! – сплюнула она и прижала малышку к себе.
Иван несмело подошёл к ребёнку, и девочка, на подсознательном уровне, потянулась к нему. Увидев, как дочь похожа на жену, сердце мужчины дрогнуло, на глаза навернулись слёзы. Одним днём он перестал пить, словно прозревший, вдруг всё осознал, и теперь находился в стадии счастливого отца. Иван искренне вымаливал у женщины прощения и пообещал заботиться о ней и вновь приобретённой дочери. Валентина Петровна на восьмом десятке, обрадовалась такому повороту судьбы, ведь ей и самой хотелось, чтобы Вероника жила с отцом. И когда Иван обратился к ней за помощью, насчёт найденной девушки, она с пониманием отнеслась ко всему – этому: