Связь так и не смогли починить, даже спустя год. Чары, использованные магистром Винсентом Ларивьером для того, чтобы провернуть этот, без сомнения, гениальный магическо-технический трюк, были больше никому не известны. А у Вильгельмины Спириты и без того хватало забот, чтобы волноваться еще и об этом. Двухсотлетней даме было совершенно непонятно удобство сотовой связи и мессенджеров. Она привыкла к бумажным письмам и работе почтовых служб.
О них вскоре вспомнили, так же, как и о важности своевременной доставки отправлений. Открывались новые отделения, пункты сортировки, набирались почтальоны… Стало казаться, что задача решена. Хотя бы временно.
Кто-то терпеливо ждал свои конверты, открытки и карточки, а кто-то вспомнил о так называемых «почтовых чарах», бывших в частом употреблении в девятнадцатом веке. Они позволяли доставить письмо адресату в одну секунду, по щелчку пальцев, но были настолько сложны, что в итоге овладели ими немногие. Все же современные технологии ничто не могло заменить.
– Мне жаль вашу повозку, – сказала Деметра миссис Браун, понимая, что снова отвлеклась, – такая рассеянность в последнее время находила на нее все чаще и чаще. – Но, надеюсь, моя посылка не затерялась где-нибудь в грязи?
– Что вы! Она лежит у меня целехонькая, вас дожидается, – вновь оживилась оператор и, быстро отвернувшись к ячейкам, ловко выудила из них небольшой прямоугольный сверток, обернутый в плотную бумагу, и белоснежный конверт, запечатанный алым сургучом с фигурным оттиском печати, в котором Деми сразу же узнала герб семьи Вэлфорд. – Вот она, мисс Флоренс. Ваша посылка и еще письмо – пришло аккурат этим утром, из Эмайна. А повозку мы уже к завтрашнему дню починим.
– Отличные новости. Наша экономка будет рада их услышать, – кивнула Деметра, стараясь больше не смотреть на письмо, – она вовсе не желала знать о его содержимом, и пододвинула выпуск «Инглиш Гарден» чуть ближе к старинному кассовому аппарату. – Я хотела бы взять еще этот журнал. Сколько с меня?
Викторианский особняк Ашерс-фолл стоял на самом краю высокого утеса, словно бы нависая над ядовитым морем и возвышаясь над деревней. Злые языки в Эслип-Кинге поговаривали, что в дни штормов видели, как его стены дрожат и покачиваются, не в силах сопротивляться яростным порывам ветра, и что если бы не магия, содержавшаяся в старых камнях, то дом давно бы развалился и осыпался в воду.
Дориан Далгарт, как раз находившийся в гостиной этого особняка, слышал завывающий снаружи ветер, но не чувствовал ни единой вибрации, несмотря на то, что погода за окном быстро ухудшалась. Небо заметно багровело, а шум волн становился все сильнее.
Если уж и стоило верить слухам, то только тем, которые касались прадеда Вивьен, построившего Ашерс-фолл и давшего ему такое говорящее название. Вкупе с любовью к готической литературе, чувство юмора у него, наверняка, было скверным, и он совершенно не радовался необходимости жить в таком мрачном месте, как это.
Всего на Вайлдханте имелось три богатых поместья: Ашерс-фолл, Лост-хаус и Грейграунд-мэнор, как три владения, на которые был поделен остров. Считалось, что аристократы, получив дарованные магистром земли, должны были следить за находящимися на них деревнями. Однако в настоящее время Эслип-Кинг оставался единственным более или менее оживленным поселением.
– Несколько лет назад Ашерс-фолл принадлежал маркизе Рошфор. Моего деда исключили из Верховного Ковена и лишили титула, и передали особняк ей. До сих пор помню, как в детстве проводила здесь все каникулы, – рассказала Вивьен Ашер, заходя в гостиную.
На женщине по обыкновению был целый ворох многослойной одежды, начиная от юбок разных длин и текстур и заканчивая майками, вязаными кофточками и кардиганами, надетыми поверх друг друга. Ее кудрявые волосы, собранные в небрежный пучок на макушке, отдельными мелкими завитками падали на лицо.
– Странно, но тогда этот дом не казался мне таким гротескным, как сейчас, – добавила она.
Вивьен, конечно, имела в виду интерьер, по-викториански темный и многообразный. Комната казалась захламленной из-за обилия мебели, картин, скульптур, композиций сухих цветов и чучел животных. Но, даже понимая это, Дориан все равно вновь посмотрел в сторону высоких решетчатых окон, занавешенных по бокам бархатными портьерами. Среди них была дверь, ведущая на широкий балкон, обращенный к морю. А на балконе, будто бы не замечая начинающегося мокрого снега, играла маленькая темноволосая девочка с двумя косичками, пытаясь поймать ветер и запустить своего воздушного змея.
– Дети воспринимают мир совершенно не так, как взрослые. Для них все вокруг – это игра, какой бы мрачной она ни была, – зачем-то сказал он.
– О да, ты прав, – легко согласилась Вивьен, присаживаясь на диван и наблюдая за тем, как слуги проходят в комнату и расставляют на низком столике все принадлежности для чая. – А ваш Лост-хаус, насколько я знаю, раньше был в собственности Данте Альфано?
– Был. Но, как и в твоем случае, когда-то давно его построили мои далекие предки, – ответил Дориан, отворачиваясь от окон и подходя к диванам. Он сел напротив собеседницы, расправив полы своего черного столь нелюбимого пиджака. – Не хочу показаться невежливым и лишенным всяческих манер… Но ты ведь пригласила меня не для того, чтобы поболтать об особняках и наших предках? Тратить время на подобные разговоры было бы слишком необдуманно и глупо. Особенно после недавнего собрания Ковена.
– Разумеется, – вздохнула Вивьен и протянула руку, чтобы разлить чай по чашкам. – Довольно пустых разговоров. Перейдем к сути.
– Эта суть как-то касается ее? – напряженно спросил Дориан и кивнул головой в сторону балкона с игравшей на нем девочкой.
Вивьен вспыхнула, то ли от смущения, то ли от злости, и со звоном поставила чайник обратно на стол.
– Мой ребенок здесь ни при чем! – воскликнула она, гневно сверкнув темными глазами.
– Твоя воспитанница, – поправил Дориан, вовсе не стараясь щадить ее чувства. Тон у него выходил довольно ядовитым. – Сколько же ей лет? Двенадцать?
– Тринадцать! – отрезала Вивьен Ашер. – Мы могли бы не…
– Нет, не могли бы. Ты ожидала, что пригласишь меня к себе и сумеешь избежать этого разговора? – усмехнулся Дориан и с нарочито задумчивым видом откинулся на спинку дивана. – Тринадцать лет… Даже не представляю, что нужно сделать и чего добиться к этому возрасту, чтобы быть приглашенной в Верховный Ковен. Кажется, раньше правила не позволяли становиться правителями до достижения совершеннолетия. Что же поменялось на этот раз, а, Вивьен? Не потрудишься ли объяснить, как и для чего ты это провернула?
– Вильгельмина Спирита уже все объяснила на собрании, не вижу нужды это повторять, – проговорила Вивьен, судя по виду, сумев обуздать свои эмоции. – Грим Фаталь – особенная девочка, и у магистра были все причины сделать ее членом Верховного Ковена так рано. Она должна находиться под постоянным присмотром старших. Вильгельмина изменила правила ради нее и ее способностей.
– Как я посмотрю, магистр меняет слишком многое, не считаясь с мнением остальных. Кажется, именно так поступала предыдущий магистр? И чем закончилось ее правление, не напомнишь?
– Дориан, – успокаивающе протянула Вивьен, возвращаясь к разливанию чая. – Времена вражды прошли, все ошибки должны быть забыты. И Ковен наконец-то почти полон. До тринадцати членов сейчас не хватает только двух человек. По этому поводу я тебя и пригласила.
– Выходит, наша мудрая Вильгельмина нашла еще кого-то? – безо всякого интереса спросил Дориан, машинально беря в руки протянутую ему чашку. – И кто он?
– Магистр хотела, чтобы его уговорил именно ты. А меня попросила уговорить тебя, зная, что мы соседи, и что ее письмо ты явно проигнорируешь, – попыталась улыбнуться Вивьен, надеясь хоть немного разрядить обстановку. Но, видя, что это не удалось, продолжила: – В общем… Его имя Артур. Артур Эмброуз.
– Знакомая фамилия, – ответил Дориан. – И почему же мы ничего не слышали об этом человеке раньше?[1]
Когда небо потемнело и начался снег, больше похожий на противный ледяной дождь, от которого пальто мгновенно намокло, Деметра сильно пожалела, что не взяла с собой зонтика. А еще о том, что не могла позвонить и вызвать себе экипаж, чтобы добраться до дома с удобством.
Стоило только представить те рыхлые, грязные две мили, которые ей пришлось бы пройти до Лост-хауса в непогоду, как ноги Деми сами понесли ее в сторону паба – единственного места в округе, где можно было какое-то время отсидеться. Она не до такой степени любила «свежий» воздух и не планировала рисковать своим здоровьем.
Паб «Под горой» был таким же старым, как и вся деревня. Он состоял из трех маленьких комнат под низкими потолками с деревянными балками и действительно напоминал не то склеп, не то выдолбленную в скальной породе пещеру. Но пещеру вполне теплую и уютную, освещенную множеством свечей и жарким огнем каминов.
Как обычно, посетителей было много – жители деревни посещали паб под любыми предлогами, и свободными оставались всего несколько столиков. Голоса смешивались с музыкой, доносившейся из музыкального автомата с пластинками, а в воздухе витали запахи жареного мяса и хмельных напитков.
Подойдя к барной стойке, Деметра спросила хозяина заведения – небритого рослого мужчину – о возможности найти в такой час извозчика. Поглядев на нее с сомнением, хозяин ответил, что попытается что-нибудь придумать.
Понимая безвыходность своего положения, Деми забралась на один из высоких стульев и положила посылку с журналом на стойку рядом с собой. Не прошло и пары минут, как мужчина вернулся.
– Я вызвал своего брата из лавки Бейли – у него есть рабочая телега, и он умеет призывать теневого коня. Смирную теневую лошадку, если быть точнее… – сбивчиво сообщил он с хмурым видом. – Брат обещал поторопиться, но, зная его, могу сказать точно – ждать, как всегда, придется не меньше часа.
Было неловко напрягать малознакомых людей, словно избалованная аристократка, какой ее, несомненно, считали, поэтому Деметра от всей души поблагодарила хозяина паба и заверила в том, что обязательно оплатит дорогу. А затем, не столько от голода, сколько от чувства вины, заказала себе полпинты яблочного сидра со специями и кусок пастушьего пирога. Мужчина, видя ее душевные терзания, радушно заулыбался.
– Садитесь пока поближе к камину, госпожа, – заботливо предложил он, а затем указал на освободившийся стол у стены.
Деми пошевелила пальцами ног в промокших носках и ботинках, подумав, что вряд ли это хоть как-то спасет ситуацию, однако послушно пересела.
Близость к жаркому пламени быстро помогла согреться, и Деметра даже сняла пальто, повесив его на спинку стула. Скоро принесли горячий сидр и еду на глиняной тарелке.
Она ковырнула вилкой пирог, больше похожий на запеканку из картофельного пюре, овощей и говяжьего фарша, обжаренного в томатном соусе, но не успела попробовать, как вдруг случайно услышала чужой разговор, доносившийся с соседнего столика, у нее за спиной.
– Что же насчет тех призраков? Уже и кружки пусты, а ты не торопишься с рассказом, – недовольно проговорил чей-то голос. Деми обернулась, увидев за столиком компанию деревенских мужчин вместе с мистером Эбботом – их запозднившимся почтальоном.
– Да погоди ты со своими призраками! Не видишь, кто это? – громко зашептали ему в ответ. – Это же леди… из Лост-хауса. А кому принадлежит Лост-хаус, знаешь?
Деметра уставилась в тарелку, стараясь не выдать себя, но при этом напрягая слух. Живя здесь, она уже должна была привыкнуть к постоянному вниманию со стороны обитателей деревни. Поэтому и вернула себе фальшивую фамилию – чтобы никто не признал в ней «сильнейшую волшебницу», способную воскрешать мертвых. Разумеется, этой маскировки было недостаточно. Слухи ползли все равно.
Она не услышала ответ на вопрос мужчины, но хорошо различила прозвучавшие за ним слова мистера Эббота:
– Этот особняк принадлежит лорду Дориану Далгарту, графу Гвиллиона на Нью-Авалоне. Бывшему охотнику и главе Штаба. Закоренелому убийце, не знающему пощады. А с ним в особняке живет…
Догадываясь, что последует за этим, и чувствуя, как к щекам приливает кровь, Деми обернулась.
– С ним живет самая обычная девушка-простолюдинка, мистер Эббот, – сказала она, надеясь, что он поймет намек. – Меня зовут Деми Флоренс.
Все взгляды обратились на нее. Было ясно, что никто ей не поверил. Почтальон, не снявший своей серовато-синей формы даже после работы, виновато улыбнулся, как мог улыбаться провинившийся слуга, внезапно застигнутый господином. Еще один мужчина из компании принялся собирать со стола пустые кружки, чтобы сходить за добавкой.
– Вы уж простите неразумного старика, миледи, – протянул мистер Эббот, почесывая седую щетину на подбородке. – Так уж здесь заведено издавна – делиться всяческими историями.
– И я очень люблю слушать такие истории, – соврала Деми, стараясь увести разговор подальше от опасной темы.
– Тогда вы пришли в правильное место, госпожа, – сказал кто-то из деревенских. – Взять хотя бы название деревни – Эслип-Кинг, да и этого паба – «Под горой». Старая история о короле, могущественном герое, который спит в затерянной пещере, чтобы в один день услышать особый звон колокола и вернуться. В нее верят с того самого дня, как наши острова были отделены от земного мира.
– Я знаю, – ответила Деми, вспоминая о прочитанной утром книге. – Эта байка тянется еще со времен короля Артура и рыцарских романов.
– А, так, может быть, вы хотели бы послушать одну из новых местных баек, миледи? – спросил ее почтальон. – Историю о призраках?
Мужчина с кружками вернулся и поставил их в центр стола – каждый из компании взял себе по новой пинте. Деметра тоже протянула руку за своим сидром, пока он не остыл.
– Я расскажу вам ее, – повысил голос мистер Эббот, явно рассчитывая произвести эффект не столько на нее, сколько на окружающих. – В нескольких милях отсюда, на опушке темного леса стоит особняк. Его последняя владелица, баронесса, уже почти три года как умерла. Слуги все разбежались, а мебель растащили мародеры. Особняк как особняк: три этажа, вход с колоннами, окна пусты и темны… Мало ли таких на наших островах? Но вот что странно, скажу я вам… Всякий раз, как проезжаешь мимо, на подъездной аллее можно увидеть фонарь. Один из нескольких, но всегда горящий, хоть утром, хоть ночью, хоть в дождь, хоть в снег. И стоит единственный раз бросить на него взгляд, как уже начинаешь всматриваться дальше, в пыльные окна. Не приведи Абатис, миледи, разглядеть в них свет. Это будет вовсе не отражение фонаря, а свет, идущий из дальних комнат, из глубины заброшенного дома. А коль не успеете отвести взгляд, то заметите в окне призрачный силуэт мертвой баронессы. Но тогда для вас уже будет поздно.
Кто-то громко присвистнул, кто-то покачал головой. Почтальон сделал несколько больших глотков из своей кружки.
– Какой же это особняк? – нарушила тишину Деметра. Истории о призраках уже давно не производили на нее эффекта, особенно если были рассказаны кем-то склонным к домыслам и алкоголю.
– Известно какой, Грейграунд-мэнор, миледи, – ответил мистер Эббот. – Там-то я телегу и повредил. Засмотрелся на фонарь и окна, и свернул в трясину.
– И как же призрак баронессы тебя не сожрал, Эббот? – веселым голосом спросил кто-то из его компании.
– Да знамо как – я бросился бежать оттуда со всех ног, – нехотя признал почтальон, утыкаясь в кружку. – Так и бежал до самой деревни.
За столом послышался смех, и уже другой мужчина принялся вспоминать о том, как проезжал мимо особняка, предчувствуя что-то нехорошее. Быстро завязалось бурное обсуждение, и Деми, воспользовавшись этим, с облегчением отвернулась к своему столу, где ждали пирог, журнал и посылка.
Она хорошо помнила то время, когда Ричарду Хаттону приходилось буквально прятать ее от толп желающих встречи горожан, и понимала, отчего Тринадцать Первых предпочли в свое время уединиться. Такая опасная известность стала одной из наиболее важных причин отъезда на Вайлдхант. Но получилось бы гораздо страшнее, если бы узнали ее главную тайну – что она была человеком, совсем не обладающим магией.
Мистер Эббот явно что-то знал – возможно, от Рут или их кухарки – и не разболтал все только потому, что она успела вмешаться. Одни боги ведали, о чем ему захочется поговорить в следующий раз, когда он вернется в этот паб.
Отмечая, что день получился каким-то неудачным, Деметра отодвинула от себя тарелку и взяла посылку.
Зашуршала разрываемая сероватая бумага, и под ней показалась коричневая обложка с золотыми тиснеными буквами. «Хроники Тринадцати Первых» – прочитала Деми про себя. Эту книгу она заказала несколько недель назад из лавки редкостей в Эмайне. Еще один шанс найти ответ на гложущий ее вопрос, еще один вероятный провал.
Поморщившись, она отложила книгу к тарелке и переключила внимание на письмо с гербом Вэлфордов.
Решив, что ничего уже не сможет испортить ей настроение больше, она вскрыла и его тоже. Достав красивую карточку, украшенную алыми завитками, и пробежавшись глазами по строчкам, Деметра поняла, что ошибалась.
В своих руках она держала приглашение на свадьбу Рубины и Дрейка.
Библиотека Нью-Авалона никогда не являлась библиотекой в привычном понимании этого слова. Готическое здание, возвышающееся на добрый десяток этажей и углубляющееся на столько же уровней вниз, было полноценным исследовательским институтом, вместилищем всех магических знаний и к тому же архивом, хранившим информацию со времен создания их мира.
В ней трудилось огромное количество людей самых разнообразных профессий. Имелись среди них величавые маги-ученые в старинных мантиях, чудаковатые изобретатели, алхимики, да и просто трудяги на должностях попроще – библиотекари, лаборанты, секретари и архивариусы. И если говорить о последних – тех, кто отвечал за материалы многочисленных архивов, то для них было выделено особое помещение в подвале.
Глубоко под центром города, вдали от солнечного света располагался огромных размеров зал. С высоты сводчатого потолка, скрывающегося далеко в темноте, свисали массивные кованые люстры, на обручах которых крепились сотни свечей. Те же свечи украшали канделябры на стенах и колоннах. Свечи стояли на каждом из четырех десятков столов архивариусов. Все они беспощадно чадили и коптили. Тяжелый воздух давно пропитали запахи гари и расплавленного воска.
Воск был повсюду – он капал сверху, прямо на разложенные на столах бумаги, растекался по столешницам и каменному полу. За прошедшие столетия к нему так привыкли, что уже и думать забыли о том, чтобы заменить свечи на что-нибудь более удобное и современное. И только несчастные уборщики, заходя каждое утро и вечер, с ворчанием отскабливали его со всех поверхностей.
Дрейк Далгарт, занимавший один из столов на правах рядового архивариуса, первое время сильно возмущался по поводу таких, не самых комфортных, рабочих условий. Даже не раз подходил к начальнику с предложениями и просьбами. А затем смирился, как остальные. И, возвращаясь домой, не удивлялся, обнаружив застывшие кусочки воска на одежде или в волосах.
Скоро должен был исполниться год, как он оставил службу в Штабе и нашел новое занятие, прислушавшись к советам крестного Ричарда. Работа в архиве неожиданно пришлась ему по душе. Целые дни он проводил в обществе старых бумаг, разбирал их по разделам, вносил в каталоги – словом, наравне с остальными наводил порядок. В правление магистра Ларивьера никто подобным не занимался, поэтому делам и задачам не имелось конца.
Но, кроме этого, Дрейк изучал историю их мира, запоминал даже самые мелкие детали, чтобы позднее проанализировать их и сложить собственное мнение. Впервые с момента окончания частной школы он чувствовал, что занимается тем, что приносит ему удовлетворение и даже радость.
Сегодня он должен был ознакомиться с лежащими перед ним французскими рукописями семнадцатого века, чтобы определить, к какой категории их отнести – к автобиографиям или к беллетристике. Однако этому помешало письмо, несколькими минутами ранее возникшее во вспышке над столом, а затем плавно опустившееся на желтоватые страницы.
Впрочем, было сложно назвать письмом этот обугленный по краям кусок бумаги – так, скорее записка, отправленная с помощью почтовых чар, заменивших СМС.
«Это будет просто встреча, посиделки за чаем. Ничего такого». И нарисованный от руки смайлик.
«Да неужели? Что ты на самом деле задумала?» – написал он в ответ, использовав для этой цели белый самоклеящийся стикер, прошептал заклинание и прищелкнул пальцами. Бумажный квадратик тут же взлетел наверх, вспыхнули язычки пламени, похожие на взметнувшиеся крылья огненной птицы, и послание исчезло. Оно было мгновенно доставлено адресату.
Разогнав ладонью оставшийся от чар дымок, Дрейк нахмурился и еще раз перечитал записку от Рубины.
Разумеется, подготовка к скорой свадьбе беспокоила его не меньше. Но нечто в действиях как всегда энергичной, помешанной на контроле невесты всколыхнуло необъяснимую пока тревогу.
Дрейк знал Рубину Вэлфорд с раннего детства и всегда был на ее стороне, даже в самых сложных и спорных ситуациях. Он прикрыл ее в девять лет, когда Руби украла у своего ментора дорогую брошь и подбросила одной из тройняшек Жермен. Он заступился за нее, когда ему было пятнадцать, а девушка вызвала на магическую дуэль Рицци Альфано и подпалила ей платье. Он единственный поддержал ее и полтора года назад, во время Пятидневной войны. Он был с ней всегда, несмотря ни на что, и до сих пор принимал со всеми недостатками.
Дрейк осознавал, что если девушка в очередной раз придумала что-то, кажущееся одной ей правильным, то она ни за что не отступит от намеченного плана. Учитывая, что она избрала в свои новые враги Деметру, его тревога вовсе не была напрасной.
Ответ на заданные в послании вопросы не пришел и через несколько минут, а позвонить по телефону или связаться с невестой хоть как-то еще было невозможно. Она прекрасно понимала, что он не сорвется к ней с работы, и продолжала плести какие-то интриги из своего родового замка.
Деми Лоренс все еще оставалась ему близким человеком и хорошим другом. Дрейк не мог перестать о ней беспокоиться. А терпение к Рубине, которую он на самом деле любил, не могло быть совсем уж безграничным.
«В крайнем случае, разводы на Нью-Авалоне еще никто не запрещал», – мрачно пошутил он про себя и скомкал ее записку, собираясь вернуться к рукописям.
Рукописи были примечательными, учитывая, что в них содержались явные намеки на скрытый в центре Парижа магический город. И Дрейк, неплохо знавший французский язык, с удовольствием продолжил бы чтение, если бы не внезапный визит начальства.
Тэд Кларенс – главный архивариус Эмайн Аблаха, начальник всех городских архивов, виконт и член Верховного Ковена, спустился в их подземелье. Он дернул за бархатный шнур большого колокола, висящего у дверей, – им сигнализировали об окончании работы.
Привычный для зала шум, в котором смешивались негромкие голоса, шелест бумаги, шорох ручек, карандашей и стук печатных машинок, вдруг был прерван гулким звоном. Архивариусы встрепенулись и с удивлением оторвали взоры от своих столов. До конца рабочего дня еще было далеко.
Начальник вышел вперед, и из-за его спины в открытом дверном проеме показались трое высоких жрецов из собора, в их традиционных синих мантиях. Сам виконт был одет в черный деловой костюм и рубашку с жестким воротничком. Его клиновидная бородка выглядела аккуратно постриженной, а шевелюра была уложена волосок к волоску. Но как бы ни старался он соответствовать недавно обретенному титулу и статусу, что-то во внешности мужчины все равно выдавало типичного офисного работника.
Раньше Тэд Кларенс служил в налоговом департаменте Канцелярии и, по слухам, достиг немалых успехов на профессиональном поприще – таких, что даже магистр Вильгельмина Спирита оценила его труды. Поэтому он и стал членом Верховного Ковена.
– Коллеги, прошу внимания! – проговорил он, предварительно откашлявшись. – Сегодня жрецы Собора Тринадцати Первых получили прямое распоряжение магистра, касающееся проблемы… нейтрализации последствий проклятия на архипелаге, а также дальнейшей деятельности архивного ведомства. Жрецы помогут открыть разделы на нижних уровнях, и наша первейшая задача – разобраться с хранящимися там материалами в кратчайшие сроки. Прошу всех проследовать за нами.
Заскрипели ножки разом отодвигаемых стульев.
Дрейк потер уставшие глаза и поднялся на ноги, одновременно чувствуя, что тревога, испытываемая им до этого, многократно усилилась после расплывчатых формулировок начальника.
– Они хотят как можно скорее понять, почему природа на Нью-Авалоне не изменилась, – с неодобрением проговорил Леон Бланшар, сидящий за столом слева от него. – А нам теперь опять копаться в пыли.
Светловолосый двадцатидвухлетний парень, приходившийся кузеном Деми Лоренс, работал в этом зале уже пять месяцев. Однако выходя вместе с Дрейком за кофе или на перекур, он ни разу не заговорил с ним ни о своей сестре, ни о прежней жизни в Ордене Монтеры. Леон вообще старался не выделяться, как делали многие бывшие жители катакомб.
– Сегодня в газете писали о том, что небо над Эмайном «немного посветлело», – усмехнулся Дрейк. – Неужели кто-то и вправду верит, что оно скоро станет голубым?
– В Ковене опасаются новых народных волнений, – фыркнул Леон в ответ, торопливо собирая свои бумаги в аккуратную стопку. – Но при этом решение такой важной проблемы почему-то свалили именно на нас.
– Это как раз очевидно. Работа в нашем подземелье не привлечет лишнего внимания, – объяснил ему Дрейк и прибрал лежащие на столе рукописи, чтобы на них случайно не попал воск с люстр.
Архивариусы поспешно покидали свой темный зал.
Дрейк и Леон вышли одними из последних, продолжая вполголоса обсуждать сложившуюся спорную ситуацию. Они могли говорить об этом совершенно спокойно и хорошо понимали друг друга – от семьи Бланшар в Ковене состоял дед Альберт, а от Далгартов-Хаттонов – Дориан и Ричард.
Нижние уровни библиотеки представляли собой запутанную сеть туннелей, нередко оканчивающихся заложенными дверьми или тупиками. Стоило хоть раз прогуляться там в жутковатом свете факелов, и сразу же создавалось впечатление, будто за столетия стены не раз перестраивали, чтобы намеренно запутать возможного гостя. Или чтобы что-то скрыть.
За пыльной каменной кладкой и вправду скрывались бесчисленные помещения с древними книгами и забытыми документами. Архивариусы постепенно разбирали их и переносили то, что казалось ценным, наверх. Но все знали, что самые важные и секретные хранилища были запечатаны сложнейшей магией еще сотни лет назад. Открыть доступ к замурованным тайнам могли лишь жрецы, но, скованные обетом молчания, прежде они не желали этого делать.
Все изменилось с возвращением «богов» на Нью-Авалон, а именно – с «пришествия» Вильгельмины Спириты.
Сорок четыре человека столпились в узком проходе перед сплошной стеной, в которой еще можно было различить очертания заложенной арки. Пламя факелов в руках тех, кому доверили освещать путь, лизало своими язычками низкий давящий потолок. Дрейк вовсе не страдал клаустрофобией, но даже он сейчас почувствовал себя неуютно. Наверняка ощущая то же самое, работники архива неуверенно топтались на месте и шепотом переговаривались.
Кто-то из жрецов затянул заклинание на одном из мертвых языков. Двое других подхватили его, и режущие слух раскатистые слова отразились жутковатым эхом. Мужчина в синей мантии приложил ладонь к камням, и они тут же осыпались прахом, целиком окутавшим передние ряды людей. Послышалось резкое завывание сквозняка, похожее на вдох огромного великана. Архивариусы отшатнулись назад, кашляя, прикрываясь рукавами и наступая соседям на ботинки.
Когда же пыль осела, перед ними предстала арка, ведущая в темное и неожиданно высокое помещение. Оно было там далеко не одно, как выяснилось чуть позднее.
Заинтересованно переглядываясь, коллеги разбрелись по комнатам хранилища.
Все с восхищением, а кто-то даже со страхом, разглядывали укрытую плотными пыльными полотнами старинную мебель, книжные шкафы и стеллажи со свитками, фрески на стенах и скрюченные статуи на вершинах колонн. Тэда Кларенса, пытавшегося уследить за подчиненными и официальным тоном раздающего указания, уже никто не слушал.
Внимание Дрейка могло бы привлечь многое, но только одна деталь всецело захватила его мысли.
– Паутина… – пробормотал он, толкая в плечо стоящего рядом Леона. – Здесь все покрыто паутиной.
– И что с того? – не понял Леон.
– Что с того? А когда ты в последний раз видел пауков на Нью-Авалоне? – спросил Дрейк и почувствовал, как по коже пробежались мурашки.
Это хранилище знаний было создано задолго до возникновения проклятия на архипелаге.
Лост-хаус. Потерянный дом. Забытый, опустошенный, одинокий. Словно бы находившийся на краю затерянной земли посреди серых, мертвых пустошей, над которыми вились вороны. О, как же Деметра ненавидела этих птиц!
Казалось, в какую сторону ни посмотри, но хоть где-нибудь – за скатом черепичной крыши или из-за ветки большого теневого дерева, растущего слева от крыльца, или вдали, у самого горизонта, нет-нет да и мелькнут черные крылья. От их зловещего карканья невозможно было укрыться. Оно будило по утрам, не давало покоя днем и возвращалось в кошмарах ночью.
И все же, несмотря на такое неприглядное окружение, Лост-хаус в последнее время стал для Деми по-настоящему близким местом. Она не знала, кто наградил особняк таким именем, но оно ему очень подходило. Так же, как подходило и ей самой.
Глядя на приближавшийся дом, Деми одной рукой держалась за бортик качающейся телеги, на которой ехала, а другой укрывала шарфом посылку и журнал, надеясь, что они не намокнут. Телегу тянула теневая лошадка, которой управлял угрюмый брат владельца паба, скрывавший лицо под капюшоном. А снег все так же валил сплошным потоком, придавая контраст окружающему пейзажу и забиваясь в глаза и уши.
Дориан рассказывал о том, что давным-давно место пустошей занимали живописные и цветущие поля, а сам дом, построенный в традиционном тюдоровском стиле, с каркасом из массивных деревянных балок и стенами из кирпича и глины, был окружен прекрасным садом. Остатки этого сада еще можно было увидеть, выйдя на задний двор.
Ионика Альфано, владевшая Лост-хаусом в девятнадцатом веке, пристроила к главному залу полукруглую викторианскую оранжерею, в которой, очевидно, устроила зимний сад. Эта оранжерея по сей день примыкала к дому по правую сторону от крыльца, делая фасад несимметричным и весьма оригинальным.