– Кай, это правда? – мой голос словно скрип металла по стеклу.
Его взгляд становится ледяным. Словно и не было этой недели, будто не его губы еще вчера я ощущала на своих.
– Я должен был так сделать…– хрипло и тихо. Без единой эмоции.
Глаза Егора вспыхивают гневом.
– У меня больше нет друга – цедит сквозь зубы, прожигая Кая гневным взглядом. В нем столько боли и разочарования. Его плечи трясутся, он так напряжен…Егор на грани. Лицо осунувшееся, взгляд потерян. Понимаю, что эта разлука и ему не далась просто. Но это не меняет ничего. Он лгал мне. Так же, как и лгал Кай.
Мне больно от понимания того, что для обоих я не больше желанного приза. Они играли. Перетягивали меня, будто чертов канат.
Ни слова не говоря, спешу на выход. Мне срочно нужен воздух. Мне снова нечем дышать.
– Ева! – слышится за спиной голос Егора.
Я не оборачиваюсь, но останавливаюсь. Спустя несколько секунд он догоняет меня.
– Ева, поехали домой, – его руки касаются моих предплечий. – Прошу тебя, малыш. Давай поговорим. Я сделал тебе больно. Я очень виноват перед тобой. Но дай мне шанс хотя бы высказаться, а затем решай, – и столько мольбы в его глазах и раскаяния.
Кай тоже рядом. Я не смотрю на него, но чувствую, как воздух накаляется от того, сколько в нем сейчас гнева.
– Неужели ты ему веришь, Ева?! Сколько времени тебе надо, чтобы понять, что все его обещания о разводе – ложь!
Я отстраняюсь от Егора. Кай стоит на ступеньках ресторана. Руки в карманах брюк, осанка прямая.
– Я уже не знаю, во что верить, – шепчу сквозь слезы.
Наконец— то решаюсь посмотреть на Харченко. В его глазах снова лед, ни капли тепла, ни капли того Кая, что был со мной всю эту неделю. Он делает шаг ко мне, но путь ему преграждает Егор.
– Не подходи к ней…
Каю плевать. Как, впрочем, было всегда плевать на чужое мнение и слова. Он берет то, что ему нужно, никого не спрашивая. Кай подходит ко мне, смотрит в глаза неотрывно, заставляя задыхаться от боли. А потом говорит. Тихим, ровным голосом ставит свои жесткие условия.
– Это будет твоим окончательным выбором, Ева. Второго шанса я не дам.
Бывают дни, когда все летит под откос – планы, надежды и ритм жизни. Да что там?! Вся жизнь готова перевернуться с ног на голову. Всего пара фраз, сказанная с утра начальником, и ты понимаешь, что это тот самый момент –рубеж. Конец всему, что было для тебя обыденным все это время.
Моя жизнь менялась. И, казалось бы, я должна радоваться повышению. Попасть в самый элитный отдел службы – не каждому так фартит. Но, будучи жуткой перфекционисткой, я дико нервничала от того, что все рабочие планы так тщательно разработанные мной, сейчас летели в тартарары.
Кое— как добравшись до отдела, поняла, что опоздала на собеседование на целых полчаса. В последние дни все буквально рушилось в моей жизни. Авария, и, как итог, машина ремонту не подлежит. Слава богу, хотя бы сама цела осталась. Но на автобусах не накатаешься, и теперь придется брать машину в кредит. Поэтому, нежданное повышение, оказалось кстати. Правда, если новый начальник все же примет меня к себе. Говорят, требования у них порядком выше, чем в обычных районных отделах службы.
– Девушка, вы к кому? – секретарь нового шефа настроена слишком недоброжелательно.
– Я к Егору Анатольевичу.
– Вам назначено?
– Гофман Ева Сергеевна. Я по вопросу перевода.
Мадам поднимает трубку и, дождавшись ответа, представляет меня начальницу. А я осматриваю кабинет. По всей видимости, «хранительница» наша – знатный растениевод. Кругом сплошные горшки с цветами. Чего тут только нет. Я даже названия не все знаю. Красиво. Уютно. Понимаю, чем целыми днями занимается девушка.
– Проходите, – вырывает из раздумий ее голос.
– Нет, вам туда, – она указывает на противоположную сторону.
Нужная дверь неожиданно открывается и на пороге кабинета появляется он. Шикарный, лощеный мужчина. Окидывает меня хмурым, немножко высокомерным взглядом.
– Ева Сергеевна? – раздается низкий, чем— то недовольный голос.
В горле внезапно пересыхает. Все, на что я оказалась способной – просто кивнуть.
Ни слова не ответив, он возвращается в кабинет. Немножко подумав, прохожу следом.
Мужчина указывает на рядом стоящее кресло. Пока иду к нему, чувствую себя не в своей тарелке. Все происходит совсем не так, как я представляла! Я слишком нервничаю, совершенно не подготовлена к встрече. Во мне все не так! Слишком громко стучат каблуки о паркет кабинета, слишком узкая юбка не позволяет сделать шире шаг и побыстрее спрятаться от его изучающего, будоражащего взгляда.
– Гофман Ева Сергеевна, – от того, как звучит мое имя в его устах, мурашки по коже. Игнорируя эти ощущения, стараюсь быть на пределе собранности. Слышала, что здесь всегда слишком высокомерно относятся к сотрудникам из районных отделов. Они, вроде как короли, голубая кровь. А мы – пролетариат.
– Я хотел бы прояснить ситуацию, – Егор Анатольевич откидывается на спинку кожаного кресла, принимая расслабленную позу. Его пронизывающий взгляд заставляет задыхаться от волнения.
– Наш отдел занимается исполнением особо крупных производств. Соответственно, взыскатели в основном – лица высокопоставленные. Суммы долга порой доходят до миллиардов рублей. Должники также отличаются от контингента, с которым работают районные отделы. Здесь нет алиментщиков, алкоголиков и тунеядцев. Мы имеем дело с бизнесменами, организациями, в штате которых несколько десятков юристов. Уровень вашей подготовки должен соответствовать. Я всегда ответственно подхожу к выбору кандидатов. Но в вашем случае получилась небольшая накладка. Вас приняли без предварительных процедур.
Он пытается втоптать меня в грязь? Деликатное, скрытое унижение меня как профессионала. И вроде как неважно, что у меня за плечами пять лет отличной службы и звание работника года. Это проверка, и я не собираюсь пасовать перед громкими словами.
– Принятие меня на должность, минуя конкурсы, означает только одно, Егор Анатольевич. Я – ценный сотрудник с огромным опытом за спиной. Я ответственная и исполнительная. Все остальное – лишь нюансы, – уголок моих губ слегка поднимается.
Он молчит. И я. Молчание затягивается и становится тревожным. Но я не показываю волнения. С легким налетом высокомерия продолжаю смотреть ему в глаза.
– Хорошо, – мужчина кивает.
Потянувшись к концу стола, берет одну из папок с документами. Подталкивает ее ко мне.
– Завтра в девять утра вы должны арестовать имущество данных гражданок. Торгующая организация уже осведомлена. Это производство на контроле у главного пристава области, крайне важно сделать все правильно, – он наклоняется ко мне, опираясь локтями о поверхность стола, и не сводит выжидающего взгляда.
Я смотрю на папку и вижу на ней номер «Девять». Интересно, это последний том? Или середина? Думаю о том, что сегодня мне нужно быть в трех заседаниях по старому отделу, ведь фактически я еще числюсь там. И нужно умудриться изучить материалы этих должниц. По— хорошему, на это нужно несколько дней, а в моем распоряжении всего ночь.
Я поднимаю на него глаза. Замечаю тень улыбки. Ну уж нет, мой дорогой шеф. Не дождетесь.
– Могу приступить к работе?
– Свободны, Ева Сергеевна, – кивает, произнося это холодным тоном.
Ночка была задорной. Мало того, что изучить нужно былоцелую гору документов, а от усталости слипались глаза, так еще и прежняя работница, на чье место я пришла абсолютно не ввела меня в курс дела.
Я не знаю, может здесь так принято, но у нас в отделе ребята относятся друг к другу по человечески, несмотря ни на что.
В кабинете помимо меня сидело еще двое парней. Довольно— таки симпатичные, юморные ребята. Познакомиться толком я не успела, так как весь день была занята работой в прошлом отделе, завершая дела. А сюда я подъехала глубоким вечером, когда отдел был практически пустым.
Мой новый шеф требовал броситься в омут с головой. То, что он поручил мне – мало выполнимо. Но я, не привыкшая пасовать перед трудностями, с легкостью согласилась на данную авантюру. Вот только уже через час после приезда на адрес должника, я поняла, что есть и для меня невыполнимые задачи.
Первый звоночек был, когда входная дверь должницы захлопнулась передо мной с громким стуком, защемив при этом мою правую ногу. Больше она не открыла, сколько бы я не стучала, и не требовала впустить нас.
Работник из торгующей, все это время прячущийся в своей газельке, наконец— то появился у дома.
– Ничего удивительного, – произнес равнодушно, подкуривая сигарету.
– Уже были подобные случаи?
Мужчина удивленно посмотрел на меня.
– Странно, что старший вас одну отправил. К этой мадам только со спецназом. Да и то… – замолкает он, закидывая в рот несколько семечек.
– Что «и то»?
– В прошлый раз, когда мы изымали костюмы из ее магазина, она творила жуткие вещи, – выплевывая кожуру, усмехается мужчина. – Ребят из спецназа кипятком облила, пока пристав вещи описывала, а одному из парней ее дочка ногти в ладонь вонзила.
От услышанного дрожь пробегает.
Решаю перенести действия. Лишиться волос или быть ошпаренной кипятком совсем не хочется. Попрощавшись с ним, возвращаюсь в отдел.
Едва успев зайти в кабинет, услышала звонок своего телефона.
– Ева Сергеевна, зайдите, – суровый голос шефа, доносящийся из трубки, заставил вздрогнуть.
Я совсем забыла, что так и не отчиталась перед ним. Поправив макияж и приведя себя в порядок, взяла ежедневник и направилась в приемную. Под ложечкой неприятно засосало. Ощущение приближающейся бури не покидало меня.
В приемной все на том же месте. Нина приветливо кивнула, заметив меня. Удивленная столь неожиданной дружелюбностью, замерла на месте.
– Заходи, чего застыла? Только у него Кай.
– Кай?
Нина устало вздохнула.
– Харченко Николай Германович – заместитель главного судебного пристава, – произнесла нараспев.
Я уже слышала эту фамилию, хотя никогда не сталкивалась с заместителем лично. Но все еще не могла понять, почему они так его зовут.
– А почему Кай?
– Ох, из какого леса ты вылезла, деточка? – она закатила глаза. – Ладно, потом зайди, я тебе расскажу.
Я вдруг вспомнила недавний случай в прошлом отделе. Один из наших приставов сдавал аттестацию и ему «повезло» по— особенному. Впервые за многие годы, среди членов комиссии оказался вышеупомянутый Харченко Николай Германович. Так вот, парень вернулся в отдел поседевшим. Сдать— то сдал. Но, с его слов, во время экзекуции трижды хотел пойти и написать заявление по собственному желанию, только бы прекратить эти психологические пытки. Николай Германович – мужчина с наводящей ужас репутацией. Легенд о нем куча. И все они одна страшнее другой. Вот уж, Ева, везет, так везет.
Собравшись с духом, стучусь в дверь и открываю ее.
– Входите, – суровый голос шефа теперь кажется мне писклявым мяуканьем котенка.
Захожу в кабинет. Егор Анатольевич сидит на своем месте. Рядом с ним господин Харченко.
Перед мужчиной на столе небольшая чашечка с кофе. Поза расслабленная, лицо сосредоточенно. Мазнув по мне ленивым взглядом, тут же теряет интерес. А меня лихорадит. Несмотря на лощеную внешность и спокойное выражение лица, понимаю, что это обман. Хищник он. Матерый, знающий чего хочет. Ему лет сорок, но так и не скажешь. Выглядит моложе.
– Со мной сейчас связался директор торгующей организации. Вы не произвели арест? – холодный тон моего начальника отрывает от созерцания Кая.
– Не произвела, – выпаливаю так легко и непринужденно, что Егор Анатольевич теряется от моей наглости.
– Ева Сергеевна, – его тон не повышается ни на один децибел. Но мне нестерпимо хочется зажать уши руками, чтобы не слышать разочарования в его голосе. – Вам было дано простое поручение. Вы не оставляете мне выбора, – и снова этот ровный, холодный тон. Так говорить может только очень уверенный в себе человек.
Кай, все это время изучающий что— то в своем телефоне, устало вздыхает.
Тишина, воцарившаяся между нами затягивается. Под взглядом шефа мне не по себе.
– Егор, чего ты с ней носишься? Заявление на стол и поручи это кому— нибудь толковому. Что я должен сказать управляющему банка? У нас все сроки по Калининой вышли, – не отрывая глаз от телефона, говорит произносит Кай. Шеф не спускает с меня тяжелого взгляда.
– Пишите заявление, дела передадите Илье …
От услышанного ком поперек горла встал. Он увольняет меня? Ну уж нет, так просто я не сдамся!
– Я слышала о том, что в вашем отделе в первую очередь ценится профессионализм. Но тот факт, что вы даже не сообщили мне о возможности пользоваться услугами спецназа, заставляет усомниться в методах вашего руководства. Отправив меня одну, вы просто посмеялись надо мной. И если это и есть верх профессионализма, я и сама не хочу работать под руководством такого человека! – произношу абсолютно спокойным голосом. И, не дав возможности что— либо ответить, выхожу из кабинета, не забыв от души хлопнуть дверью на прощание.
Грохот стоял на весь отдел. Что ж, теперь уж точно, только заявление меня спасет, а то и по статье уволят.
Нина пялится на меня огромными от удивления глазами. А я на нее смотрю. В моих глаза застывают слезы.
– Так, подожди, – бурчит она, вдруг вскакивая с места. Схвати трубку телефона, набирает чей— то номер.
– Наташа, зайди, пожалуйста. Подмени меня на пятнадцать минут.
Через несколько секунд в приемную забегает миниатюрная брюнетка с коротеньким каре и большими очками на глазах.
– Посиди. Если шеф меня искать будет, скажешь, что я в архиве.
Нина поворачивается ко мне, и не дав возразить хватает под локоть, уводя по коридору. Толкнув одну из дверей, затаскивает меня внутрь. Осмотревшись, понимаю, что это кухня.
– Что случилось? – указывая мне на стул у окна, спрашивает Нина.
– А тебе интересно? Или это риторический вопрос, – ухмыляюсь горько, но послушно приседаю. Не знаю почему, но решаю довериться ей. Все равно ведь хуже не будет. Да и Нина – первый человек из отдела, проявивший ко мне хоть чуточку дружелюбия.
– Ты чего мелешь? Конечно, интересно, – она подходит к холодильнику и, открыв его, берет с дверцы какой— то пузырек. Открывает крышку, капает жидкость в стакан.
– Меня только что уволили.
Она кивает в ответ, словно давно ожидала такого исхода.
– За что? – протягивает стакан, в котором, по всей видимости, лекарство.
– Пей и рассказывай.
Послушно осушив бокал, ставлю его на стол.
– Я не смогла произвести арест имущества Калининой. Она мне даже дверь не открыла. А этот…тоже мне начальник. Хоть бы словом обмолвился про спецназ… У нас— то, в районных отделах, свои приставы из суда, их и берем в помощь, если что. У вас таких нет.
– А Юлька чего не рассказала тебе о Калининой? У нас про эту мадам байки ходят в отделе.
Бывшая сотрудница отдела, на место которой я сюда пришла повела себя по— скотски.
– Она мне вообще ни слова не говорила! – восклицаю, чувствуя непомерную обиду на всех в радиусе четвертого этажа. Кроме внезапно подобревшей Нины, конечно.
– Вот выдра… – цедит сквозь зубы девушка. – Она уходила от нас со скандалом. Шеф ее поганой метлой гнал. Видимо, решила пакость на прощание сделать. Не думаю, что Егор Анатольевич знает о том, что она так поступила с тобой. Почему ему не сказала?
– Не привыкла жаловаться, – шмыгаю носом. Да и не уверена, что на шефа подействовали бы мои слова.
– Калинина хоть не набросилась на тебя?
– Нет, ерунда, – отмахиваюсь, вытирая слезы. Потекшая тушь остается черными разводами на руке.
– Это тебе еще повезло. По этим дамам психушка плачет.
– Ты не в курсе об этом производстве? Судя по документам, она с дочками набрала кредитов в двух банках на пять миллионов. И не выплачивает уже больше года.
Нина присаживается рядом со мной.
– Все правильно. Она бизнес замутила. Ателье. Шьет дорогую одежду для богатых клиентов. У них в семье единственный адекватный человек был – ее муж. Он один деньги в семью зарабатывал. Дамы его привыкли жить на широкую ногу. Ни в чем себе не отказывать. Внезапно глава семейства умирает. И женщины не находят иного выхода… Тупо набирают кредитов, не думая о том, чем отдавать потом. Ведь шитье ее, честно говоря, особой прибыли не приносит. Но Калининых ничего смутить не может. Королевны по сей день пользуются услугами домработницы. Тачки у каждой крутые. Я знаю, что на машины как раз таки наложили арест. У младшей изъяли мини купер. А мамаша свою спрятала. Дознаватели, кстати, собираются на нее 312— ю возбуждать. За сокрытие арестованного имущества. Так что тебе к ней только со спецназовцами и не ждать теплого приема.
– Я поняла уже, – вздыхаю устало, чувствуя, что наконец— таки отпустило. В голове так ясно и в душе спокойно стало.
– Только вот поздно. Я заявление писать буду. Не нравится мне ваш начальник, – пожимаю плечами, прикидывая в уме шансы на возвращение в старый отдел.
– Ты это зря, – хмурится Нина и, приоткрыв дверь, выглядывает в коридор.
– Егор Анатольевич строгий. Местами слишком, но он справедливый. И премиями балует хорошо. Он же преемник Кая! Три года на этой должности уже. При Егоре Анатольевиче, кстати, еще цветочки. Кай – вот кто настоящий цербер.
– Так они друзья? – удивляюсь я, хотя пора бы уже перестать.
– Еще какие, – ухмыляется Нина.
– Почему его Каем называют?
– Да потому что сердца у него нет. Чёрствый и бесчувственный он. Ни с кем и ни с чем не считается. Вот его точно не разжалобишь. Вообще удивительно, как они с нашим шефом дружат. Совершенно ведь разные.
– А по мне – так одинаковые, словно близнецы, – смеюсь, выходя из кухни вслед за Ниной.
Вернувшись в кабинета, устало опускаюсь на стул. Что теперь делать? Собирать манатки и ехать в кадры с заявлением? Или надеяться на чудесное прозрение начальника? Хотя, прозрение, навряд ли, случится. Особенно после моего концерта и фееричного хлопка дверью. Нет, эти снобы не простят. Абсолютную тишину пустого кабинета разрывает звонок рабочего телефона. А у меня сердце от страха биться перестает. Ну все, Гофман, час расплаты пробил…
– Да, – слетает безжизненно с онемевших губ.
– Ева, тебя шеф вызывает, – шепчет в трубку Нина.
Теперь мое сердце выдает под сто сорок ударов, крича о том, что лучше бежать отсюда без оглядки. Но я, привыкшая прислушиваться к разуму, приглушаю «вопли», рвущиеся из груди и, борясь с дрожью в пальцах, привожу себя в порядок. Губы подкрасим, прическу поправим. Помирать, так при полном параде.
В приемной Нина кивает, показывая жестами, что Кай уже ушел. Спасибо тебе, изменчивая госпожа— удача, хоть здесь ты меня не подвела. Вдыхаю полную грудь воздуха, и на выдохе открываю дверь и захожу внутрь.
Шеф стоит спиной ко входу. Смотрит в окно, приподняв одной рукой жалюзи, другая рука в кармане брюк.
– Готовьте служебку на начальника Специализированного отдела. Завтра в девять утра вам будет выделено десять бойцов, – говорит он, даже не обернувшись ко мне. А у меня словно камень с плеч, и жить так сразу захотелось.
– Мне нужны двое понятых.
Но эта реплика, словно красная тряпка на быка. Повернувшись ко мне, шеф смотрит меня так, словно я и правда – самое большое разочарование в его жизни.
– Это я вам должен предоставлять?! – ой, а теперь кричит на меня. Оказывается, вот какой у него голос мощный… аж в ушах заложило, и голова в плечи втянулась. Понимая, что переборщил, он замолкает, и, сделав глубокий вдох, произносит прежним, сдержанным тоном.
– Хотя бы этот вопрос вы можете сами решить?
– Могу, – киваю прежде, чем слово слетает с губ. Ох, как хочется поскорее покинуть его кабинет. Что— то душно здесь, дышать нечем и в глазах темнеет.
– Возвращайтесь на свое рабочее место, – усаживается он за стол, и снова взгляд в ежедневник.
Но когда я оказываюсь в дверях, он снова окликает меня.
– И, Ева Сергеевна, я надеюсь, вам не нужно объяснять, что ваше поведение было крайне непрофессиональным. Дверьми хлопать вы можете у себя дома, перед своим любовником.
Мои щеки начинают пылать.
– Нет у меня любовника. Я могу идти? – слова вылетают раньше, чем включается мозг.
– Идите, – не замечает или делает вид, что не замечает моего хамства. А я решаю не гадать и пулей вылетаю из кабинета. Закрываю дверь плавно и медленно.
Нина занята разговором с посетителем, но увидев меня, вопросительно кивает головой.
– Все нормально. Заходи, как освободишься, – шепчу ей и возвращаюсь в кабинет.
До обеда время пролетает с бешеной скоростью. Закончив здесь все срочные дела, собираю бумаги, боясь опоздать на судебное заседание. Сегодня остаюсь без обеда, но даже эта мысль не может расстроить меня. Я победила. Шеф пошел мне навстречу, и, дай бог, перестанет вести себя так, как делал это до сих пор. Может, понял, как был несправедлив ко мне?
Спускаюсь по лестнице, и когда оказываюсь на первом этаже, смотрю на наручные часы. У меня в запасе всего полчаса, а ехать на другой конец города. Поднимаю глаза, и в следующую секунду буквально налетаю на темного цвета огромную стену. Мой лоб ударяется о что— то твердое, и я лечу на бетонный пол лестничной площадки, а все документы, которые я так трепетно прижимала к груди, осенними листьями осыпаются вокруг меня.
– Простите… – слетает машинально с губ, а когда я поднимаю глаза и встречаюсь с ледяным взглядом Кая. Дрожь пробегает по телу.
Он возвышается надо мной холодной, неприступной стеной. В кабинете у Егора Анатольевича не заметила то, насколько он высокий. Под его взглядом мне настолько не по себе, что даже пальцы начинают дрожать.
Я наклоняюсь, принимаясь собирать бумаги, а он просто стоит надо мной, и смотрит так, словно я самое никчемное существо на этой планете.
– Подумать не мог, что у нас такой кадровый голод. Егор уже всех подряд к себе тащит – раздается над головой его высокомерный тон.
А когда я поднимаю на него глаза, Кай словно и нет до меня никакого дела, проходит вперед к лестнице. Смотрю в его спину, и думаю о том, что хуже этого самовлюбленного сноба нет никого на свете. Ну, точно, ледяной Кай.
***
Остаток дня занимаюсь ежедневной рутиной. Готовлю постановления, возбуждаю исполнительные производства. Соседи по кабинету снова на исполнительных действиях. Нина сказала, что они свиней арестовывают. Вот уж, избавьте от такого счастья.
– Привет, мелкая, – в кабинет входит мой сосед по столу. Жорик. У него красное от солнца лицо и огромная папка в руках. Парень бросает тяжелую ношу на поверхность стола и подставляет лицо прохладному потоку воздуха из сплита.
– Привет, чего это я мелкая?
Обернувшись, он пожимает плечами.
– Мы тут с Илюхой подумали и решили, что больно ты на мелкая и худая, – говорит он, поворачиваясь в мою сторону.
– Вы мастера комплиментов, – хмыкаю, возвращаясь к бумагам.
– Нет, подожди. Давай разберемся, – Жора подходит к моему столу и, схватив ручку из подставки, присаживается на краешек.
– У нас заведено каждому иметь свое прозвище.
– Не заметила. По— моему, у вас тут все до жути официальные. Строго по имени— отчеству.
В ответ на мои слова Жора морщится.
– Это ерунда все. В нашем кабинете действуют свои законы. И один из самых главных гласит: каждой тваре по прозвищу, – заявляет с умным видом. Решаю подыграть ему, поддерживая этот несуразный разговор.
– И какое же первое правило?
– Первое правило: все, что происходит в этом кабинете, остается в кабинете. То есть никакого стукачества и доносов.
– Поддерживаю. И какие же у вас прозвища?
– У Илюхи – Жижа. От фамилии – Киселев. Сначала был Киселем, а потом стал Жижей, – поясняет Жорик. А я слушаю это и думаю о том, что в моей жизни всегда так. Все в крайности. То террариум в кабинете, то детский сад – штаны на лямках.
– А какое у тебя? – спрашиваю, отворачиваясь к монитору компьютера.
– А свое я тебе не скажу, – хмыкает Жора. Не знаю, хочу ли я это на самом деле знать. Не успеваю ничего ответить. В проеме кабинета появляется запыхавшийся Илья.
– А сейчас узрите, товарищи! – восклицает он, занося в кабинет бюст Ленина в половину его роста.
– Что это? – спрашиваю его, а в голове закономерный вопрос: как он один дотащил до четвертого этажа эту «дуру»?!
– Владимир Ильич, – говорит наш Капитан Очевидность и ставит бюст на свой рабочий стол.
– Наш новый сотрудник. Вот, – восклицает, восторженно рассматривая его.
Перевожу взгляд на Жорика. Он крутит у виска, кивая в сторону Ильи. Хихикнув, возвращаюсь к печатному документу.
Спустя час наш Ленин обзавелся солнцезащитными очками, бейсболкой с надписью Чикаго Буллз и сигаретой. А дальше была делегация народа для фотосессии с новым соседом. Вывод напрашивался сам собой: соседи мои – личности творческие и любящие посмеяться от души. А жизнь— то налаживается. Вот бы еще завтра с гражданкой Калининой разобраться и вообще отлично будет.
***
Половина девятого утра. Я стою перед заветной дверью (вчера так и не открывшейся для меня). Позади меня десяток бравых ребят в бронниках, с автоматами наперевес (этакие универсальные солдаты). Ох, как хочется сфотографироваться для странички в соцсети. Но, не время. Беру свою разгулявшуюся (некстати) фантазию в руки и стучу в дверь. В ответ на что из глубины дома слышится поток матерных слов.
– Ну что, Ева Сергеевна, наш выход? – спрашивает меня Олег Викторович – командир ребят. Обернувшись, внимательно рассматриваю каждого из них. Верные воины, готовые кинуться в бой в любую минуту. Все как один смотрят на меня. Ждут команды.
У меня дух захватило от сосредоточения такого количества тестостерона.
– Ваш выход, – киваю, пытаясь, чтобы голос звучал по— взрослому.
Мужчины тут же рассредоточиваются. Старший жестикулирует, указывая на позиции, которые ребятам необходимо занять. А вдруг понимаю, что дико взволнована.
Мое внимание отвлекает приближающийся шум мотора. У дома должницы, рядом с газелью спецназовцев вдруг останавливается черный Рейндж Ровер. А спустя несколько мгновений из авто выходит мой шеф. Я настолько удивлена, что даже поздороваться забываю. Просто стою и пялюсь на него.
Заметив его прибытие, из салона своего грузовика выпрыгивает работник торгующей организации. Шеф тратит на мужчину буквально пару секунд своего времени. Сухо пожав ему руку, он шествует в мою сторону. Пытаюсь понять его настрой. Но на лице «покер— фейс».
Здоровается со мной столь же сухо, как и с мужчиной. Не успеваю задать ему вопрос, входная дверь должницы внезапно открывается, и с порога с довольной улыбкой на лице на нас смотрит боец.
– Добро пожаловать, – ухмыляется он, делая соответствующий жест рукой.
– А что, так можно? – перевожу ошарашенный взгляд на шефа, пока остальные ребята из физзащиты забегают в дом.
– Вообще не очень, но если очень хочется, то можно, – хмыкает Егор Анатольевич.
– Но как они попали в дом? – все еще не могу придти в себя.
– Через запасной выход, со двора. Дверь открыта была, – встревает в разговор Олег Викторович, проходящий мимо нас в дом.
– Ева Сергеевна, вы идете? – вздергивает бровью шеф, стоя на ступеньках в ожидании меня.
– А…да, – киваю, подзывая двух понятых, скромно стоящих в сторонке.
Захожу вслед за начальником. Пройдя длинный коридор, мы попадаем, по всей видимости, в гостиную дома. Несколько ребят из спецназа стоят в комнате в ожидании нас, несколько других остаются на входе. Двое ребят, среди которых Олег Викторович, остаются у двери в спальню хозяйки, со стороны которой доносятся дикие женские вопли.
Из противоположной двери выбегает шесть девушек, но им тут же перегораживают проход.
– Это кто у нас? – спрашивает один из бойцов.
– Мы швеи, можно нам уйти? – с опаской поглядывая по сторонам, говорит, по всей видимости, самая храбрая.
– Выпустите их, – командует стоящий возле меня шеф. Бойцы тут же отходят от девушек, давая тем шанс на бегство.
– У них тут производство одежды на дому, – слышу рядом с собой тихий голос Егора Анатольевича. Ничего себе, какое внимание к моей особе. Господин снизошел до разъяснений.
– Вера Павловна, выйдите, пожалуйста, – стуча в дверь спальни должницы, говорит Виктор Олегович. Вежливо так говорит.
– Убирайтесь, бл*ть, отсюда! С*ки! – кричит наша творческая личность. Ох, какая экспрессия от нее идет. Уши в трубочку сворачиваются.
– Ева Сергеевна, пусть кто— нибудь снимает на камеру, – шепчет мне на ухо шеф, обдавая горячим дыханием. Ух, Ева, соберись.
Подзываю одного из понятых к себе и, вручив ему в руки свой телефон, даю установку на видеосъемку.
Через минут пятнадцать бесконечных уговоров, хозяйка квартиры все— таки открывает дверь спальни.
– Я же вам сказала, уроды, что пока не накрашусь – не выйду! Никакого уважения к женщине! – кричит Калинина— старшая. Женщина средних лет с коротенькой стрижкой на голове, одетая в шелковый розовый халатик и такого же цвета пушистые тапочки.
– Мама, вызывай ментов! – в проеме все той же двери появляется худенькая блондинка примерно моего возраста.
– Аня, уйди в комнату! Эти уроды изнасилуют тебя, – вопит женщина, усаживаясь на диван.
– Вера Павловна, давайте не будем цирк устраивать, – обращается к ней шеф. – Убедительно прошу вас взять себя в руки.
– О, к нам сегодня сам начальник пожаловал! И с чего такая честь?
– Вера Павловна, – обращаюсь к ней, пытаясь представиться и объяснить суть сегодняшнего собрания.
– Какая я тебе Вера Павловна?! – она прикуривает сигарету и вальяжно откидывается на спинку дивана. – Называй меня госпожа.
Решаю не вступать с ней в диалог.
Трехэтажный мат со стороны должницы, звонкий лай маленькой «сумочной» собачки, выбежавшей из приоткрытой двери спальни, всевозможные проклятия вплоть до третьего колена от дочки Калининой, служат мне приятным фоном. Не знаю почему, но рядом с шефом чувствую себя уверенно. Начинаю описывать имущество, которое, кстати сказать, собираюсь сегодня же изъять. Стиральная машинка, микроволновая печь, швейные машинки фирмы Зингер. Я пишу, работники торгующей организации выносят. Все идет хорошо до одного момента.
Несмотря на столь серьезную защиту моей лейтенантской шкурки, Калинина— младшая все— таки улавливает момент для нанесения сокрушительного удара.
Описав все имущество, поднимаюсь в комнату, расположенную на втором этаже. Бильярдный стол, мягкие диванчики и огромная плазма на стене – вот и весь интерьер. Заканчиваю свою работу там, оставив напоследок самый большой предмет. Несколько приставов спускаются с работником торгующей, помогая выносить демонтированную плазму. Со мной же остается шеф и еще один спецназовец.
Приблизившись к бильярдному столу, рассматриваю поверхность на предмет царапин и повреждений, чтобы как можно точнее указать описание предмета в акте. Наклоняюсь и не замечаю, как сбоку подкрадывается дочка Калининой и выплескивает на меня кружку горячего кофе. Аррр… с губ ни слова не срывается, только хриплые частые вдохи. Слава Богу, это не кипяток. Но вода обжигает мою руку и живот, заливая зеленую ткань форменной рубашки. Поднимаю ошарашенные глаза на обидчицу и вижу, как в мою сторону летит сама кружка. Все, что я додумываюсь сделать, зажмуриться и вжать голову в плечи. Не очень умное решение. Но в такие моменты не всегда получается блеснуть своей сообразительностью. Безропотно ожидаю столкновения тяжелого предмета с головой, но ничего не происходит. Открыв глаза, вижу стоящего спиной ко мне шефа, взявшего весь огонь на себя. Спецназовец наконец— таки подскакивают к нам и оттесняет девушку. Шеф трет ушибленную руку и поворачивается ко мне.