Вильям Цветков
Озарение неминуемо
8. По окончании произведения Шар исчезнет.
9. Никто и никогда не должен видеть Шар.
10. В случае обмена, новый Шар выдается только после рекомендации.
И ниже по центру: «ОЗАРЕНИЕ НЕМИНУЕМО».
В раздумьях, он сложил инструкцию.
Наверное, используется какой-то неизвестный принцип перераспределения энергии, – решил Крестов.
Крестов достал пустой белый лист бумаги, в заглавии которого, многократно обведенные ручкой, чернели размашистые буквы «К Эльзе».
Руки неожиданно вспотели, он буквально трясся от переполняющей энергии.
Не мешкая ни секунды, Крестов достал шар, расположив чуть выше заголовка листа. Он ощутил, как некая могущественная сила, во тысячи крат, в миллионы раз превосходящая человеческие возможности, буквально захватила воображение, овладела им, словно безжизненной тряпичной куклой, наполняя невиданными силами, оживляя, расправляя крылья.
Автоматически он вытаскивал чистый лист бумаги из пачки с надписью «Снегурочка. 500 листов», мгновенно покрывал его летящей вязью своего почерка, после чего брал новый. Шар уменьшался на глазах. Приготовленные про запас пять шариковых ручек подходили к концу, когда Крестов, наконец, остановился.
Он мельком взглянул на время – восемь сорок шесть утра. То есть, он пишет уже почти девяти часов. Вместо большого прозрачного шара на столе лежала блестящая горошина, напоминающая жемчужину. Он благоговейно посмотрел на нее затуманившимся взором.
Он знал, что предстояла одна, последняя страница финала, и, хотя в точности Крестов не мог сказать, о чем именно писал всю ночь, чувство чего-то грандиозного, значительного, невероятного по силе воздействия переполняло его сверху до низу.
– Это невероятно! – пробормотал Крестов, пытаясь потянуться. Мышцы застыли. Он встал, с трудом разгибаясь в пояснице, внутри что-то хрустнуло.
Когда Крестов, улыбаясь неведомым мыслям, вернулся в кабинет из туалета, то первое что он увидел – была жена в тонком персиковом пеньюаре, сидящая в его кресле из кожзаменителя.
Улыбка сошла с его губ.
Он окаменел.
Изящными пальчиками левой руки она держала маленькую прозрачную горошину, а другой рукой… другой рукой она брала листы со стола, пробегала их взглядом и бросала на пол.
Она услышала его шорох.
– Это что?! – К небу обратилось ее перекошенное от злости лицо. – Это что, я тебя спрашиваю?! – она вскочила с кресла, зацепила подлокотник пеньюаром, отчего тот с треском разорвался, однако она, кажется, даже не заметила этого, хотя это был ее любимый пеньюар.
Она швырнула ему в лицо скомканный лист.
