Вилен Визильтер
Телевидение. Закадровые нескладушки
© Грифон, 2008
© В. C. Визильтер, текст, 2008
© В. С. Голубев, оформление, 2008
От редактора
Нечасто редактор становится первым читателем первой книги автора, притом что редактор в наследники автору годится. Более того, практически никогда не бывает так, чтобы, увидев этот первый труд уже достаточно подрощенного автора, прожженный и изверившийся во всем редактор воскликнул бы так: «О!» Как правило, редакторы при прочтении рукописей по диагонали или по синусоиде издают другие различные звуки. А тут особый случай тонкого понимания жизни, опыт которого просто нельзя упустить. Представляется, для нашего читателя эта книга – бесценная находка, то слово, ради которого изводятся порой миллионы тонн руды, вспомним классика… Вообще-то авторы чаще всего успевают проматывать в литературных компаниях свои не изданные еще книги, и те бледнеют, хужеют, как девушки на трассе. Ведь каждый встречный друг-приятель подскажет некое как бы ценное замечание. А тут мы видим великолепную, внутренне целомудренную прозу о жизни, пронзившей историю ТЕЛЕВИДЕНИЯ.
Книга режиссера и сценариста Вилена Визильтера является одной из лучших отечественных легенд о телевидении и кинодокументалистике потому, возможно, что в ней не затрагиваются так называемые «организационные вопросы». А так – нескладушки да побасенки. Но из побасенок-то этих и растет наша природная культура, которой только и может питаться будущее России. Наше собственное понимание жизни. А телевидение для многих миллионов россиян – практически и есть жизнь. Вот какие дела-то.
Роберт Оганян,шеф-редактор
От автора
Когда меня спрашивают, что же такое телевидение, я, почти полстолетия пребывающий в «этом прекрасном и яростном мире», отвечаю, что это «и смех, и слезы, и любовь». Но слезы быстро испаряются, а смех, вернее – улыбка, – остается. Эти заметки – заварка из сбора трав памяти, 45-летнего сбора забавных происшествий в моей телевизионной истории. Ведь подумать только, я начинал, когда еще не было видеозаписи, все телевидение было прямоэфирным и черно-белым, а завершаю накануне цифрового. Прямо мастодонт какой-то.
На Востоке считают, что существует три взгляда на мир. Взгляд с высоты роста суслика, взгляд с вершины кургана и взгляд с птичьего полета. Так вот, предлагаемые записки – взгляд с высоты своего собственного окопа, скажем так, представителя младшего комсостава телевизионного фронта, и взгляд не со стороны, а изнутри рядового участника полувековой истории советского и российского телевидения. И что любопытно, прошло полвека. Времена изменились, а нравы – те же. Вот такой парадокс истории.
Кажется, Вольтеру принадлежит мысль, что «человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Не знаю, как там все прогрессивное человечество, но лично мне импонирует эта сентенция Вольтера.
Я долго думал, как назвать все это, пока не пришел к «закадровым нескладушкам». Хотя, наверное, я все-таки слукавил. Проницательный читатель найдет здесь и смех сквозь слезы, и горечь неразделенной любви. Ведь «время-то для веселия было не очень оборудовано». Впрочем, когда оно оборудовано? Наверное, никогда. Но выжили мы все-таки благодаря чувству юмора, которое, впрочем, не спасло нас от уничтожения в новые времена. Но это уже другая история.
А пока – вот они перед вами, непричесанные «закадровые нескладушки».
Тунеядцев вон из страны!
Было это в самом что ни на есть начале шестидесятых годов прошлого столетия – самый разгар очередной кампании борьбы с тунеядцами. Со стилягами уже отборолись. А вот с тунеядцами только начинали. В Ленинграде разгорался шумный процесс над главным тунеядцем страны, поэтом Иосифом Бродским, впоследствии – нобелевским лауреатом. В тот год я делал свои первые шаги в журналистике, в республиканской молодежной газете Северной Осетии. Наша газета тоже не стояла в стороне от очередного всесоюзного движения. Мы посвятили этой теме целый разворот под общей шапкой: «Тунеядцев – вон из страны!» Воинственный лозунг был набран крупным шрифтом – на обе полосы. День был какой-то суетный и бестолковый. Засиделись за полночь. А в полночь приходит телетайп о визите Генерального секретаря ЦК КПСС Хрущева и Председателя Совета Министров СССР Булганина в Индию и Пакистан. Ответственный секретарь газеты Ира Гуржибекова, ныне народная поэтесса Северной Осетии, уже в полной заморочке, просто автоматически снимает какой-то ерундовый антитунеядский материал в сто строк и вместо него ставит срочно в номер тассовскую информацию. На следующее утро выходит газета с огромной шапкой на развороте: «Тунеядцев – вон из страны!» А под ней прямо по центру: «Визит Булганина и Хрущева в Индию и Пакистан» Что было дальше, людям моего поколения нетрудно себе представить.
Борцы за справедливость
Эту историю рассказал нам Игорь Дзахов, поэт и журналист, сотрудник молодежной северо-осетинской газеты, где я делал первые шаги на журналистском поприще. История бытовая, но как я думаю сейчас, спустя почти полвека, в ней заключена сермяжная правда нашей расейской действительности.
Поздним вечером Игорь возвращался с работы домой в совершенно пустом трамвае. Кроме него был еще один пассажир, огромный верзила, который стоял на задней площадке и курил. Кондуктор, молодая девушка, сделала ему замечание, что в трамвае не курят. Он это замечание пропустил мимо ушей.
– Молодой человек, я вам говорю, в трамвае не курят!
Тот ее послал куда подальше. Маленький, щупленький Игорь Дзахов взорвался:
– Послушай, обормот, ты как с женщиной разговариваешь, скотина?!
– Да пошел ты на… – процедил тот, не выпуская сигареты изо рта. И тогда Игорь Дзахов, который был ему по грудь, подскочил и буквально вбил сигарету в его поганую глотку. Тот опешил от такой наглости, а потом взревел, как взбесившийся носорог. Неизвестно, что было бы с Игорем, но тут на остановке в трамвай вскочил Борис Дзотиев, заслуженный мастер спорта по вольной борьбе. Совместными усилиями они вышвырнули уже на ходу этого мерзавца на мостовую. Стряхнули с рук невидимую грязь, глубоко вздохнули с облегчением и… закурили.
Христоносцы
Я буквально с легкой [и главное, чистой! чистой! – прим. ред. ] руки КГБ с шумом и треском ворвался в телевидение. До этого я и телевизор смотрел редко, да и в мыслях ничего подобного не было. Работал технологом в кузнечном цехе, а все свободное время отдавал альпинизму. Да и как было им не увлечься, если во Владикавказе, там, где кончается центральный проспект, начинаются горы. Меня всегда мучила совесть, что те невообразимые красоты, которые открывались перед нами во время покорения вершины, недоступны простым смертным. И поэтому, как только появились в продаже первые образцы бытовой кинокамеры «Киев» с кассетой на три минуты, я тут же приобрел ее. И стал снимать и устраивать коллективные просмотры в нашем местном альпклубе. Однажды в 1962 году, в общежитии, где я жил, раздался телефонный звонок. Дежурная пригласила меня к телефону.
– Товарищ Визильтер?
– Да.
– Это вас беспокоят из Комитета госбезопасности.
У меня тут же сердце в пятки ушло. Не забывайте, это был 1962 год. Хоть и оттепель, но с заморозками. Стал лихорадочно вспоминать, где я мог наследить: сболтнул что-нибудь или анекдот какой политический рассказал.
– Вилен Семенович, вы не могли бы к нам прийти завтра прямо с утра, к девяти часам?
И тут меня будто бес за язык потянул.
– С вещами?
На другом конце провода человек расхохотался.
– Я всегда считал альпинистов смелыми людьми. Но оказывается, у вас и с чувством юмора все в порядке. Итак, завтра в девять утра. Дежурный вас проведет ко мне.
На следующее утро в назначенное время я был на центральной площади. Это была любопытная площадь. Здесь тоже с чувством юмора все было в порядке. На одной стороне площади помещались погранучилище и КГБ, на другой – обком партии, на третьей – МВД. А площадь называлась «Площадь Свободы». Одним словом, куда ни повернись – «Век свободы не видать».
Вхожу с дрожью в коленках. Дежурный молча провел в кабинет на втором этаже. Навстречу мне поднялся молодой, симпатичный человек с обаятельной улыбкой. Представился. Полковник П. Чуть-чуть отлегло от сердца. Государственным преступникам так не улыбаются.
– Присаживайтесь. Хотите чаю, с лимоном, без?
Ну, думаю, раз предлагают чай, да еще с лимоном, значит, мои дела не так уж плохи. Принесли нам чай с лимоном в граненых стаканах и в мельхиоровых подстаканниках.
– Вилен Семенович, вы извините, что мы вас побеспокоили, но нам нужна ваша помощь.
Тут уж я совсем успокоился.
– Мы знаем, что вы занимаетесь кинолюбительством и у вас это неплохо получается. Видите ли, здесь есть одна полуподпольная изуверская секта. Они действуют на грани дозволенного, но закон формально не нарушают. И их невозможно привлечь к ответственности. Но вот показать изуверский характер этой секты на всю республику можно и нужно. И мы хотим это сделать с вашей помощью.
– С моей? – удивляюсь я. – Но я полный профан в этих вопросах. Я в институте изучал металлургию, которая ничего общего с религией не имеет.
– Зато вы умеете снимать.
– Но я снимаю только горы.
– Не скромничайте. У вас есть колоритные жанровые зарисовки людей в экстремальных условиях. А здесь как раз условия экстремальные. Вы же ведь по натуре авантюрист, насколько нам известно. Недавно на уши поставили все ваше альпинистское сообщество.
Надо же, все знают наши доблестные органы. Действительно, не так давно, в пятницу, без разрешения начальника КСП (контрольно-спасательного пункта) в очень неблагоприятную погоду мы ушли на восхождение на Куро, одну из вершин в районе Казбеги, и попали в жуткий камнепад. Пришлось изменить маршрут, и к понедельнику мы не вернулись в город. Тут же на наши поиски бросили спасотряд во главе с заслуженным мастером спорта по альпинизму, чемпионом Советского Союза по горноспасательным работам Борисом Ряжским. Так как мы изменили маршрут, они нас не нашли. Но мы сами во вторник благополучно вернулись в город. Ну и досталось мне тогда от руководства альпинистского сообщества. Мое счастье, что никто не пострадал. Отделался легким испугом. По этому поводу невольно вспоминаются строки моего любимого поэта Павла Когана.
Авантюристы, мы искали подвиг,
Мечтатели, мы грезили боями.
А век велел – «На выгребные ямы!»
А век командовал: «В шеренгу по два!»
– И какова моя роль в предлагаемой авантюре?
– Мы вас внедрим в эту секту. Снабдим необходимой техникой. Ваша задача только снимать. И дальше из отснятого материала сделать фильм и показать на всю республику.
– Но они наверняка собираются в темных помещениях, без света. Как снимать?
– А это уже не ваша забота. У вас будет высокочувствительная кинопленка.
Внедрили меня в эту секту. Руководителем там был молодой парень, Вениамин М., мой ровесник, 24 лет. Там, как в партии, был шестимесячный испытательный срок. В течение этого времени я имел право задавать вопросы и спорить с учителем. Но спорить с ним было бесполезно. Он обладал какой-то железной, невероятно убедительной логикой на бытовом уровне. Ну, к примеру, я ему говорил: «Вениамин, ты страстно и убедительно отстаиваешь бытие твоего Бога. Но у официального православия – другой Бог. Более того, у христиан – свой Бог, у мусульман – свой, у иудеев – свой, у буддистов – свой. Но ведь Бог един. Чей же Бог истинный?»
Мне казалось, что я его поставил в тупик. Ничего подобного. Вениамин положил меня на обе лопатки.
– Скажи, когда умер Маркс?
– В конце девятнадцатого века.
– Вот видишь, еще ста лет не прошло со смерти Маркса, а у нас свой Маркс, у европейских социал-демократов – свой, у китайцев – свой. А здесь тысячелетия прошли с момента распятия и воскрешения Христа. Истина затерялась в толще веков. Вот мы и занимаемся поисками истины путем аскезы, умерщвления плоти и возрождения духа.
Спорить с ним было бесполезно. Можно было лишь делать упор на слишком суровые службы. Исключения не делались даже для детей. Взрослые – ладно. Это их выбор. А детей было жалко. Через несколько месяцев материала собралось достаточно. И фильм, который я назвал «Христоносцы», выдали в эфир, как теперь говорят, в прайм-тайм. Успех был оглушительный. За тридцать минут я стал знаменит на всю республику. Все меня поздравляли с успешным дебютом. Зазвонил телефон. Просят автора. «Иди принимай поздравление от телезрителей», – говорят мне мои новые друзья-телевизионщики. Беру трубку.
– Вы автор этой программы?
– Я автор! – отвечаю я гордо.
– Так вот, учти, гад, вторая твоя дерьмовая передача будет для тебя последней!
И повесил трубку. Эти слова подействовали на меня как ушат холодной воды. Только что был на вершине Олимпа – и вот барахтаюсь в преисподней ненависти и злобы. Так получилось, что эта первая программа чуть не оказалась последней. Я вдруг стал ощущать, что за мной кто-то следит, следит упорно и злобно. Я это стал ощущать затылком. Днем еще ничего. А вот иду вечером домой и чувствую затылком чей-то упорный злобный взгляд. Оглядываюсь – никого. Рассказываю друзьям. Они это объяснили моей чрезмерной впечатлительностью. Мол, на меня так подействовал тот телефонный звонок, что это уже превратилось в манию. «Забудь об этом, как о кошмарном сне». И вот как-то ночью, возвращаясь из очередного дружеского застолья, я вновь почувствовал на затылке почти физически осязаемый взгляд. Никого вокруг. Я был один на ночной улице. Метров за сто до общежития ощущение страха стало таким невыносимым, что я бросился бежать. Наверно, так быстро я еще никогда не бегал. Влетаю в общагу, плотно закрываю за собой дверь и слышу глухой стук. Любопытство пересилило страх. Открываю дверь – в ней торчит нож. Может быть, таким радикальным способом решили запугать слишком ретивого журналиста.
Уже впоследствии, когда я проживал в Москве, мои друзья сообщили, что было дерзкое покушение на полковника П., с чьей легкой руки я круто изменил свой жизненный маршрут и буквально ворвался в телевидение. Он ужинал дома, на кухне. Вдруг звякнуло стекло, и над его головой просвистела пуля. Он вскочил, и вторая пуля попала в висок. Как психологически точно все было рассчитано. Когда он сидел, он был недосягаем для киллера. А вот когда вскочил, оказался на мушке. Тут же оцепили весь квартал. Определили, откуда был произведен выстрел. С противоположного дома. С квартиры, хозяин которой уже полгода находился на заработках в Норильске, а квартира – под наблюдением вневедомственной охраны. Полковника П. чудом спасли. Пуля прошла на волосок от жизненно важных органов. Вполне возможно, что покушение было совсем по другим делам. Может быть, так совпало. Но ведь совпало. Так что и в те времена на Северном Кавказе не было мира и благодати. Внешне – все спокойно. А под тоненькой коркой спекшегося спокойствия бурлил вулкан ненависти.
