Виктория Владиславовна Шорикова
Огненный разум
– Дорогой, я боюсь, что болезни нашего подзащитного не ограничиваются одной лишь эпилепсией, думаю, тут завязана психиатрия. Просто ему не хочется об этом говорить и делать акцент на этом. А для человека с больной психикой нет ничего странного в том, чтобы рассказывать такие вещи абсолютно будничным тоном. Почитай литературу на данную тему, – резонно заметила мать Джонатана. – Во – вторых, он, судя по всему, не испытывал к своей супруге каких-либо сильных чувств.
– Да, он сам признал, что они много ругались и он не раз хотел уйти, – согласился молодой человек.
– Лучше подумай о фактах, которые тебе нужно представить в суде.
– Я еще не успел изучить всю его медицинскую документацию, но придраться, как будто, не к чему, – задумчиво произнес Джонатан. – Заболел задолго до случившегося, десять лет назад, у врача наблюдался.
– Вот и прекрасно. Это главное. Он не обязан быть классным парнем, чтобы ты его защищал.
Молодой человек вздохнул, подумав о том, что вечером ему стоит сесть и полностью изучить медицинскую карту, предоставленную Дэйнтсом. За разговором время пролетело незаметно, и он довольно быстро доехал до нужной клиники. На входе охранник долго расспрашивал, кто он такой и по какому поводу сюда пришел. Все – таки это было непростое учреждение. Но проверив все документы, Джонатана беспрепятственно пустили и даже подробно объяснили на какой этаж подняться и к какому кабинету подойти. Постучав в нужную дверь, молодой человек встретился с врачом, который выглядел ненамного старше его. Он сидел за компьютером и заполнял какую-то медицинскую документацию.
– Можно? – спросил Джонатан.
– А! Вы адвокат Роберта Дэйнтса? – улыбнулся доктор. – Меня предупредили, что вы должны подойти. Я подготовил все документы. Вот здесь распечатанное заключение, а это диск, на котором можно посмотреть всю запись.
– Извините, если отвлекаю, но Вы не могли бы объяснить подробнее, что увидели во время исследования? Для меня это все – темный лес, если честно, – признался молодой человек.
– Что ж, пока нет пациентов, могу попробовать, – добродушно согласился врач. – Присаживайтесь, сейчас открою программу.
На экране появилась пленка, напоминающая ЭКГ. Какие-то волны на розовом фоне.
– Видите? – спросил доктор, указывая ручкой на монитор.
– Вижу какие-то каракули, – честно признался адвокат.
– Не волнуйтесь, поначалу я все это воспринимал точно также, – рассмеялся его собеседник. – Видите вот этот участок? Здесь появляются такие острые пики, и они присутствуют во всех отведениях. Это и есть та самая зона эпилептической активности. По ним мы можем подтвердить, что наш пациент страдает эпилепсией.
– Ага, кажется, понимаю, – кивнул Джонатан. – А у здорового человека мы можем увидеть такое?
– Сложный вопрос. И да, и нет.
– Я не понимаю.
– В норме такой активности, конечно, быть не может. Но есть один нюанс. Смотря что Вы подразумеваете, говоря «здоровый человек». Мы можем увидеть такую активность у человека, у которого никогда не было приступов, – пожал плечами доктор.
– Как это?
– Это значит, что он предрасположен к ним. То есть, его стоит наблюдать, дать рекомендации по коррекции образа жизни, чтобы случайно не спровоцировать приступ. Он в зоне риска. Но, если повезет, болезнь никогда не проявит себя клинически. Или возможен еще такой вариант, что приступы были, но прошли незамеченными для окружающих. Например, пациент где-то раз потерял сознание, и все приняли это за обычный обморок. А есть такая разновидность приступов, как абсансы, когда человек просто замирает на несколько секунд. Он сам этого не замечает и окружающие могут не обратить внимание.
– Как же с помощью такого метода можно выставлять точный диагноз? – удивился молодой человек.
– Ну, обычно врач не ставит диагноз, ориентируясь только на обследования. Это неправильно, – улыбнулся доктор. – Нам важна еще клиническая картина. Вот Ваш подзащитный жалуется на приступы с потерей сознания и судорогами. Значит, мы можем смело ставить ему диагноз эпилепсия. Доктор приступы зафиксировал, машина подтвердила паталогический очаг. Придраться не к чему.
– Да, это верно, мистер Дэйнтс долгое время наблюдается в клинике.
– Вот видите, тогда Вам не о чем беспокоиться. Смело можете использовать наше заключение в суде.
– А сумеречное помрачение сознания? Его может подтвердить этот аппарат?
– Боюсь, это уже не совсем моя компетенция. Я невролог и занимаюсь эпилепсией в чистом виде. Если у пациента возникают состояния помрачения сознания, то это уже работа психиатра. Сама по себе эпилепсия не является психическим расстройством и не может быть смягчающим обстоятельством. А вот все эти «сумерки», фуги, патологические опьянения – это уже не ко мне.
– Хорошо, спасибо за столь подробную консультацию, – поблагодарил Джонатан, поднимаясь со стула.
– Не за что, обращайтесь! Адвокат – это, наверное, такая интересная работа. Я Вам завидую.
– Ага. А я Вам, – хмыкнул молодой человек, выходя из кабинета.
Домой он ехал, также погрузившись в свои мысли, и едва не пропустил красный сигнал светофора. Джонатана беспокоило то, что он услышал от врача. Что, если прокурор, получив такую же консультацию, ухватится за эту деталь, напирая на то, что обследование не может дать точную гарантию болезни? Правда, вместе с заключением врачей это сделать будет трудновато. Но хорошо было бы найти побольше свидетелей приступов. А в идеале тех, кто видел ту самую первую фугу.
Дэйнтс сказал, что сел в поезд. Не может быть такого, чтобы никто из попутчиков не обратил внимание на странного пассажира. Если кто-то из них подтвердит его неадекватное поведение, это уже сильно сыграет на пользу дела. Раз были одни «сумерки», то могли произойти и вторые, которые, к сожалению, привели к трагедии.
Дома Джонатан решил изучить побольше информации, касающейся здоровья его подзащитного. Об этой болезни он знал совсем немного и боялся, что может упустить какой-то важный для суда момент. Поэтому после ужина он открыл ноутбук и стал просматривать различные медицинские и около медицинские сайты. Ему хотелось найти источник, где все объяснялось бы простыми словами.
– Так…симптомы. Судороги, потеря сознания, риск развития судорожного статуса, – вслух прочитал молодой человек.
Состояния, про которые говорил ему Роберт, действительно не относились непосредственно к эпилепсии, как к неврологическому диагнозу, и пребывали уже в ведении психиатрии. Это было своего рода осложнением, которое встречалось только у предрасположенных лиц и не относилось к основным симптомам болезни, как, например, галлюцинации при гриппе. Такое бывает, но далеко не у всех.
С проявлениями болезни все было относительно понятно. Но Джонатана также интересовало, что может спровоцировать приступы. За это можно было бы также уцепиться на суде, сказав, что накануне Роберт Дэйнтс как раз столкнулся с провоцирующими факторами.
– Людям, страдающим эпилепсией, следует избегать приема алкогольных напитков, резкой переакклиматизации, – машинально вслух зачитывал молодой человек. – Жаркая погода и пребывание в душном помещении могут спровоцировать припадок. Также рекомендуется строгое соблюдение режима дня. Депривация сна – ночное бодрствование – может послужить триггером. Мерцающий свет, быстро мелькающие кадры на экране телевизора или компьютера могут также стать причиной приступа.
Молодой человек вспомнил, как сам несколько раз видел предупреждающую надпись перед началом фильма или передачи о том, что мелькающие кадры могут вызвать ухудшение состояния у больных эпилепсией. Джонатан сделал несколько пометок в блокноте. Он по привычке любил записывать свои мысли и сведения о каких-то запланированных событиях на бумаге. И часто носил с собой блокнот. Хотя, в современном мире намного проще было делать себе «напоминалки» в смартфоне.
«Надо завтра позвонить его лечащему врачу и расспросить подробно о течении болезни. С чего вдруг начались все эти помрачения сознания», – решил молодой человек, сделав очередную пометку.
Он почувствовал себя усталым и принял решение отправиться спать. Заседание должно было состояться очень скоро, нужно было как следует подготовиться. Джонатана немало удивил тот факт, что его наняли буквально в последний момент. Его мать обмолвилась, что раньше у Дэйнтса был другой адвокат, но от его услуг отказались, посчитав, что сын хороших знакомых справится с этой задачей лучше и будет старательнее выполнять свои обязанности. Молодой человек же придерживался принципов, что «лошадей на переправе не меняют» и сменить адвоката буквально незадолго до заседания было не самой лучшей идеей. Он хотел расспросить о причинах такого поступка самого Дэйнтса, но его мать очень просила не поднимать эту тему и молодой человек уступил.
Устав за день, Джонатан быстро провалился в сон, но проснулся сам по себе посреди ночи, когда циферблат на телефоне показывал только четыре утра. Молодой человек имел привычку просыпаться рано утром, а потом снова засыпать через какое-то время, поэтому данное обстоятельство его несильно удивило. Он какое-то время поворочался в постели, но его не оставляло ощущение какого-то дискомфорта. Ему казалось, будто в комнате кто-то есть, хотя этого никак не могло быть. Но Джонатана упорно не покидало ощущение, что на него кто-то пристально смотрит.
Молодой человек сел на кровати и буквально оцепенел. Спросонья ему почудилось, будто в открытом дверном проеме он видит силуэт девушки в белом платье с длинными темными волосами. Именно тяжелый пристальный взгляд этой неизвестной он и почувствовал на себе, проснувшись. Превозмогая страх и желание закричать, молодой человек нашарил на тумбочке очки и включил ночную лампу. Джонатан был близорук и плохо видел без контактных линз или очков, особенно в полумраке.
Едва только зажегся свет, как видение тут же пропало. Молодой человек принялся успокаивать себя, убеждая, что это все было лишь игрой света и тени. Двери в его квартире, как и вся мебель, были выполнены из светлого дерева. Поэтому, возможно, из-за своей близорукости он принял распахнутую дверь за белый силуэт. Но забыть ощущение чужого взгляда и присутствия так просто не получалось.
Джонатан, разумеется, не стал в срочном порядке звонить кому-то и рассказывать о случившемся или убегать из дома. В конце концов, он был взрослым человеком и ему не хотелось быть осмеянным. Поэтому остаток ночи он просто провел с включенной ночной лампой, а злополучную дверь плотно закрыл, чтобы не было соблазна смотреть в дверной проем, ожидая увидеть там нечто странное.
Из-за этого ночного инцидента молодой человек плохо выспался. Тем не менее, он не собирался отступать от намеченного графика и встал строго по будильнику. Умывшись и приведя себя в порядок, он набрал номер доктора Рива Эндерсона, который был лечащим врачом его подзащитного. Номер был написан прямо на медицинской карте. Доктор любезно позволил своему пациенту звонить в случае любого ухудшения состояния. Впрочем, это было неудивительно, ведь Дэйнтс наблюдался в дорогой частной клинике.
– Мистер Эндерсон? Это Джонатан Горт – адвокат Вашего пациента Роберта Дэйнтса, – представился молодой человек, когда на другом конце провода сняли трубку. – Я могу задать Вам пару вопросов о состоянии здоровья своего подзащитного? Наверное, его мать или он сам должны были предупредить Вас, что я буду звонить. Эта информация необходима мне для работы в суде.
– А! Да, да, конечно, – поспешно откликнулся доктор. – Я постараюсь ответить на все вопросы. Но мы не могли бы попробовать уложиться в десять – пятнадцать минут? Затем меня будет ждать пациент, а я не хотел бы опаздывать. В случае необходимости, Вы можете перезвонить мне в другое время…
– Я постараюсь Вас не задерживать, – пообещал Джонатан. – Скажите, как давно Вы наблюдаете мистера Дэйнтса?
– Так…если мне не изменяет моя память, то уже десять лет. Мистер Роберт обратился ко мне, когда ему было семнадцать и он был еще фактически подростком, а сейчас ему почти двадцать восемь. Тогда я даже писал в его карте «юношеская эпилепсия», были надежды, что он ее перерастет, но увы…
– Вы видели приступы мистера Дэйнтса? Могли бы их описать?
– Должен сказать, что я – врач, ведущий амбулаторный прием. Мистер Роберт приходил ко мне с жалобами на припадки, мы сделали ему электроэнцефалограмму и поставили соответствующий диагноз. Непосредственно приступы, как я полагаю, фиксировала скорая помощь и видели окружающие люди.
– Хорошо, – кивнул молодой человек. – А Вы в курсе того состояния, которое возникло у мистера Дэйнтса, когда он сам, того не ведая, сел в поезд и уехал в другой город?
– Эпилептический транс? Да, – подтвердил доктор. – Я делал пометки об этом в его карте. Но сам я, разумеется, не находился в том поезде и не был непосредственным свидетелем событий. Хорошо, если бы у Вас была возможность поговорить с пассажирами – очевидцами.
– Я постараюсь так и сделать, – согласился адвокат.
– Простите, мне уже нужно скоро идти…
– Да, конечно. У меня еще один вопрос, точнее, даже несколько вопросов. Вы назначали мистеру Дэйнтсу необходимые препараты? Он их принимал? Почему лечение не давало эффекта? Как я понял, приступы продолжались, а помимо них появились вдруг еще и эти сумеречные состояния сознания.
– Видите ли, подобрать правильную терапию – это целое искусство, – осторожно начал Эндерсон. – Иногда на это уходят годы…
– Значит, Вы так и не смогли добиться нужного эффекта? – настойчиво переспросил Джонатан.
Он любил конкретику.
– Я назначал мистеру Роберту поочередно несколько разных препаратов из различных групп, но они не подходили из-за жалоб на побочные эффекты. Мистер Дэйнтс не мог их принимать из-за сонливости, заторможенности, тошноты. Наконец, мы остановились на препаратах вальпроевой кислоты. После их приема побочных действий не отмечалось, но и пока нужный эффект достигнут также не был…
– А Вы обсуждали с мистером Дэйнтсом возможность хирургического лечения?
– Нет, что Вы…Думаю, Роберт никогда бы не согласился на подобное. Он крайне негативно реагировал на то, что кто-то станет копаться у него в голове…Простите, но мне действительно необходимо идти.
– Да, извините, что отнял Ваше время.
– Ничего страшного. Я понимаю, что это необходимо. Если у Вас появятся какие-то вопросы, я постараюсь ответить на них в свое свободное время, – пообещал доктор.
– Благодарю.
Джонатан откинулся на спинку стула, обдумывая состоявшийся разговор. Пока все, вроде бы, шло неплохо, но молодому человеку хотелось заручиться какими-то просто железобетонными доказательствами, которые не сможет отвергнуть ни один прокурор. Электроэнцефалограмма с подтверждением очага и записи врача – это, конечно, очень хорошо. Оспорить такие факты невозможно. Но умудрённый опытом прокурор может напирать на то, что данное обследование и наблюдение у врача никак не подтверждают того, что в день убийства у мистера Дэйнтса было именно сумеречное помрачение сознания. Может быть, он просто болеет с приступами, которые не мешают ему жить и работать. А эпилепсия сама по себе оправдательным фактом не выступает.
Поэтому Джонатану было просто необходимо найти свидетелей, которые видели бы как его подзащитному становилось плохо, а самое важное, как он пребывал в состоянии помрачённого сознания и не мог контролировать свои действия. Лечащий врач это подтвердить не смог. Он осматривал Дэйнтса на амбулаторном приеме, куда тот приходил уже после приступов. Значит, нужно найти записи докторов скорой помощи, которые приезжали на вызов. Но самое главное, опросить тех самых пассажиров поезда. Вот только где их найти? Что это, вообще, был за поезд? Большой вагон с сидячими местами, где было много людей, возможно, запомнивших что-то необычное в поведении соседа? Или маленькое купе, где мог быть всего один попутчик, который, например, спал?
Пожалуй, большую наблюдательность могли проявить даже не пассажиры, а проводники. Они непосредственно заинтересованы в том, чтобы примечать пьяных или неадекватных пассажиров, которые могут устроить драку или какой-то другой беспорядок. Молодой человек решил, что в первую очередь эти вопросы стоит попробовать задать самому подзащитному, которому разрешалось отвечать на телефонные звонки адвоката и общаться с ним. Джонатан набрал нужный номер, но трубку долго не брали. Наконец ему ответил сонный мистер Дэйнтс. Судя по всему, он только что проснулся.
– Мистер Роберт, извините, если разбудил, я хотел задать Вам пару вопросов. Мне нужно получить больше информации для подготовки к заседанию, – объяснил адвокат.
– Ну, давайте, задавайте, – буркнул его подзащитный.
Джонатану не слишком нравилось поведение мистера Дэйнтса. Тот считал, что из-за своей болезни фактически неуязвим перед законом, и адвокату нужно лишь зачитать в суде его диагноз, и все пойдет как по маслу. Но ведь все было далеко не так гладко и просто. Прокурор наверняка будет настаивать на реальном сроке и у Дэйнтса есть все шансы его получить. А от умелой работы защиты сейчас напрямую зависит его судьба.
– Скажите, в каком поезде Вы ехали, когда с Вами впервые случилось это помрачение сознания? Я знаю, в каком городе Вы оказались, это уже обсуждалось. Меня интересуют детали. Что это был за вагон, сколько в нем было народа…
– Если Вам это все так интересно, у меня сохранился билет, – перебил Роберт. – Я могу сфотографировать Вам его и прислать, можете изучать сколько хотите.
– Это было бы здорово, но…
– Это был купейный вагон. У меня было место на нижней полке. Так написано в билете. Но сам я ничего этого не помню. Я пришел в себя, уже стоя на платформе. Так что, про детали поездки меня точно расспрашивать не стоит.
– Понимаю, еще один вопрос. Кто был свидетелем Ваших приступов? Я имею в виду не в поезде, а, вообще, по жизни. Люди, которые видели, как Вам было плохо.
– Мать. Она чаще всего вызывала скорую.
– И скорая фиксировала вызова? Остались записи?
– Да. Но, если Вы потрудитесь прочитать немного о моей болезни, то узнаете, что обычно приступы не длятся более пяти минут и проходят самостоятельно, – раздраженно заметил Дэйнтс. – Если приступ длится дольше восьми минут, то это уже опасное состояние, когда развивается эпилептический статус. Таких больных отвозят в реанимацию и спасают им жизни. Риск развития отека мозга и все такое. У меня, к счастью, до подобного не доходило. В реанимациях я не бывал, а скорая помощь не успевала доезжать за пять минут. Поэтому, когда они уже были на месте, судороги проходили и я просто лежал уставший и замученный. Потом мы и вовсе перестали их вызывать. Мать просто следила за тем, чтобы я не стукнулся обо что-нибудь головой во время приступа и не навредил сам себе.
– Вы очень хорошо осведомлены относительно своей болезни.
– Приходится. Пациенты сами больше всего заинтересованы в том, чтобы знать о своей болячке.
– А Ваши друзья? – продолжал расспрашивать Джонатан.
– Что друзья? – недовольно переспросил его подзащитный.
– Они видели Ваши приступы? Вы рассказывали им о своих проблемах со здоровьем?
– Знаете, я старался не афишировать такие вещи. Я не знакомился с людьми со словами: «Привет, меня зовут Роберт и у меня эпилепсия!». Некоторые люди до сих пор достаточно предвзято относятся к этой болезни. И считают нас чуть ли не одержимыми. Или какими-то психами.
– Да, я понимаю, но все же…
– Да, бывало, что и они тоже видели, – вздохнул Дэйнтс.
– Что ж, спасибо, что ответили на все мои вопросы.
– В пятницу я рассчитываю на Вашу победу, – довольно строго напомнил Роберт. – Дело плевое. Я не отдавал себе отчет в том, что творю. За преступления, совершенные в таком состоянии не отправляют за решетку. К тому же, моя мать мне Вас очень рекомендовала.
– Я делаю все, что от меня зависит, – сдержанно ответил адвокат. – И тоже рассчитываю на успех дела, но мне приходится учитывать все обстоятельства. Прокуроры иногда очень давят и выбирают агрессивную тактику в суде.
– Это уже Ваша забота. Вам за это платят деньги, которые нужно отрабатывать. Всего хорошего.
Дэйнтс положил трубку, а Джонатан почувствовал себя крайне неуютно. С ним разговаривали как с проституткой, которой швырнули пачку купюр и потребовали отработать. Его раздражало, что некоторые клиенты адвокатов почему-то считали нормой относиться к ним едва ли не как к обслуживающему персоналу. А ведь от работы защиты зависит очень многое.
«Я не должен испытывать симпатий или антипатий к подзащитным», – мысленно напомнил себе Джонатан. – «Неважно, какой он человек. Даже если он вредный и избалованный маменькин сынок, я обязан защищать его по закону. Если объективно он не совершал этого преступления умышленно, а не отдавал отчета в своих действиях из-за болезни, он не должен отправиться в тюрьму. И мне надо сделать все от меня зависящее».
