Виктория Старкина
Сага вереска
Глава 3. Хэкса
Когда принц Олаф совсем поправился, он немедля сообщил о своем горячем желании жениться на Бломмеман, дочери бонда Хельге с Каменного мыса. Братья шли по двору усадьбы, направляясь к воротам, и Олаф поведал конунгу о своей любви, а тот лишь качал головой, бросая на принца недоуменные взгляды. И взгляды эти не сулили ничего хорошего.
– Я прошу твоего позволения, – завершил свою речь Олаф. Они уже вышли за ворота и сейчас стояли на дороге, что вела к морю, туда, где врезались в песок драккары, ждущие следующего похода.
– Ты что, спятил? – устало спросил конунг, бросив ледяной взгляд на младшего брата. – Разум оставил тебя в дни болезни? Или эта ведьма чем-то приворожила, пока выхаживала? Ты – принц, она – служанка! О чем говорить!
– Мне безразлично. Я люблю ее. Вспомни, отец наш женился на рабыне, а ведь он был конунгом!
– Это другое, наша матушка – самая достойная из всех дочерей Фригг на этом свете!
– Но и Бломме – достойнейшая из них! – тут же возразил Олаф.
– Да разве? – Онн пристально взглянул в глаза брату, – Как же то, что она была с другим до тебя?
Повисло долгое молчание, а потом Олаф твердо ответил:
– В бою, если ты выронишь меч, для меня будет честью поднять клинок, которым ты убивал врагов. Это честь для меня, мой брат и мой конунг.
– У тебя на все есть ответ! – Онн безнадежно махнул рукой. – Любишь ее, так люби! Забирай себе, мне она не нужна. Но зачем брать в жены? Ты должен найти женщину из хорошего рода, ту, что станет лучшей матерью для твоих законных детей.
– Бломме не пойдет на это. И я не хочу. Прошу тебя…
– Брат, я люблю тебя, и потому пока я жив – не бывать этому! Ты опозоришь наш род! И запомни, запомни раз и навсегда: никогда я не выроню меч из рук, и мертвым буду сжимать рукоять! И я прощаю тебе эти глупые слова.
В ярости Олаф закусил губу. Он знал, что с конунгом спорить бесполезно.
– Любовь слепа! – крикнул он в отчаянии. – Смотри, как бы тебе самому не опозорить наш род еще больше!
С этими словами он, огорченный и подавленный, побрел прочь, не переставая выкрикивать ругательства и проклятия, а конунг направился в лес, хотелось побыть одному. Он шел дальше и дальше, чувствуя, как все внутри закипает от гнева. Он ненавидел себя за то, что пришлось дважды огорчить брата – самого дорогого человека на свете, и в то же время понимал, что делает так для его блага. Во благо рода. Ведь он старший, он отвечает за них. А быть конунгом нелегкое бремя! Да еще эта девица, чтоб ее побрали тролли! Зачем только подвернулась ему тогда ночью, зачем его глаза заметили ее красоту! Да, он обещал выдать ее за хорошего воина. Если Бломме возьмет кто-то из хевдингов, уже будет прекрасная пара. Но отдать служанку, у которой нет ничего, даже ее девичьей чести, в жены принцу! Его любимого брату, тому, кто заслуживает лучшей девушки на свете! Не бывать такому! Кровь ударила в голову, бешеная ярость – дар темных альвов, требовала выхода. И, выхватив свой двуручный меч, тяжелый настолько, что другие викинги не могли его даже поднять, Онн принялся наносить удары по стволу старой, уносящейся верхушкой к небесам ели, так, что только щепки летели в стороны! Он молотил и молотил без передыха по ни в чем не повинному дереву, рискуя затупить лезвие прекрасного клинка, пока его не остановил вдруг скрипучий женский голос, в котором отчетливо прозвучала насмешка.
– Так не решить проблемы, – сказала неизвестная, – Пожалей дерево! Оно ни в чем не виновато! А в нем – душа нашего леса.
Онн обернулся. Кто смеет насмехаться над ним! И тут прямо из густых зарослей вышла женщина. Она была немолодой, простоволосой, с нечесаными, уже седеющими длинными прядями. Одета в какое-то серое убогое рубище, на ногах плетеные сандалии. Как есть старая хэкса-колдунья!
– Оставь меня, хэкса, – зло бросил конунг, – Убирайся прочь! Отправляйся в Хель!
– Ты прав, я – хэкса, – усмехнулась женщина. – Но не гони меня, Онн-конунг, а лучше спроси-ка совета! Ведь для того мы, хэксы, и нужны.
Помедлив и признав про себя справедливость ее слов, конунг неохотно произнес:
– Что ж. Хорошо. Так скажи мне, колдунья, как решить мою проблему? Называть ее не стану, ты ведь знаешь сама, или ж ты не хэкса!
Женщина, едва услышав его слова, словно только и ждала их, невозмутимо опустилась на землю, присела, подобрав под себя ноги, развязала потертый кожаный мешочек с рунами, что висел у нее на шее, и принялась выкладывать их прямо на траву, пристально вглядываясь в значки и что-то шепча себе под нос.
– Ты думаешь о женитьбе брата, – произнесла женщина, чуть погодя, – Хочешь, чтобы он нашел достойную жену. Но нет достойнее той, что он выбрал! Позволь им быть вместе, мой конунг. Ведь ты и сам отлично знаешь, что она заслуживает этой доли. Ты видел ее висы. Видел ее красоту. Такой девушки не рождали еще здешние земли!
– Почему я должен тебе верить? – нахмурился конунг.
– Я могу рассказать и о твоей судьбе, если хочешь! – хэкса насмешливо подняла на него чуть косящие черные глаза.
– Не верю колдуньям! – Онн презрительно скривил губы, – Они приносят лишь несчастье! Лучше прикажу отстегать тебя розгами хорошенько, чтоб не болтала глупости!
– И правильно, – хэкса кивнула все с той же странной полуусмешкой. – Тебе принесет большое несчастье одна очень могущественная колдунья. Но не я. Я лишь хочу защитить. Ведь ты – конунг на этих землях, и я тоже рождена здесь. Так слушай. Ты пойдешь в большое сражение. Но не в такое, в какие ходил прежде! Про те забудь! Это мелочи. Пересечешь море и завоюешь для викингов новые земли! Построишь большие города и замки! Станешь всемогущим! Враги будут трепетать от одного твоего имени. Встретишь на своей дороге любовь. Такую – что раз и на всю жизнь. Станешь очень богат. Но в твоей жизни будут лишь три истинных сокровища…
– Я и так знаю, про три сокровища! Но вот откуда об этом знаешь ты? О тайне нашего рода?!
– Не перебивай! – возмутилась хэкса и продолжила, когда он умолк. – Колдунья та – лишь повод к несчастьям. Причина же – в тебе. Если не сможешь остановиться, если жажда славы и новых побед закружит голову, ослепит тебя – потеряешь все. Три сокровища, одно за другим. А когда потеряешь – обретешь четвертое… То, ради которого пришел на эту землю. Так будет. Я все сказала.
Хэкса быстро собрала руны, завязала мешочек, повесила обратно на морщинистую шею и проворно вскочила на ноги, отводя от лица спутанные волосы.
– Послушай меня, – сказала она на прощание, – Не мешай брату! Не трать на это время. У тебя слишком много своих дел! Столько, что и жизни не хватит!
С этими словами она скрылась в зарослях, так же бесшумно, как и появилась, а конунг продолжал смотреть ей вслед, вновь и вновь повторяя про себя слова странного предсказания. Колдунья глупа! Как может он потерять три волшебных сокровища, завещанных ему отцом! Но то, что она говорила про другие земли, замки, большую славу заинтересовало его, разве не об этом он мечтал? Разве не за этим пришел на землю? Именно за этим, а вовсе не для того, чтобы найти какое-то неведомое четвертое сокровище!
С такими мыслями Онн направился обратно к крепости, не догадываясь, что встреча с хэксой перевернула его жизнь, которая уже никогда больше не будет прежней.
В тот день в главной зале собрались все викинги, их родичи, были тут и земледельцы с Каменного мыса. В очаге жарко пылал огонь, кубок поднимался за кубком, а слуги лишь успевали подносить блюда с дичью и кувшины с медом.
Олаф и Бломме в парадных одеждах сидели во главе бесконечно длинного деревянного стола, и девушка, казалось, хороша сегодня, как никогда. На ней было длинное платье, расшитое золотом – подарок жениха, рукава украшены обручьями, а на груди лежала тяжелая цепь с подвесками из рун, что символизировали благополучие, счастье и любовь. Лоб ее был украшен тонким ободом, удерживавшим белое покрывало – замужним женщинам следовало покрывать волосы. Щеки раскраснелись, то ли от жара огня, то ли от волнения, а синие глаза, обычно такие холодные, – сияли, словно звезды. И даже конунг, сидевший по правую руку от брата, не мог не признать, что Бломме чудо, как хороша! А уж рядом с Олафом: да знал ли кто пару прекраснее, с тех пор как великие асы покинули этот мир? Кюна Ингрид же, напротив, хмурила брови и постоянно морщилась: ей не нравилось, что младший сын женился на служанке, дочери бедного земледельца, она уже и забыла, что сама была простой рабыней прежде.
Когда все обряды завершились, а свадебный пир был в разгаре, конунг поднялся, снял с груди тяжелую цепь, украшенную амулетом с вырезанными на нем рунами, и протянул ее Хельге-земледельцу.
– Отдаю тебе это, Хельге, сын Халварда, в знак того, что теперь мы – родичи, – произнес конунг. – Да хранит тебя Один!
Хельге поднялся, поклонился конунгу и протянул ему в ответ свой кинжал, не слишком красивый, небогато украшенный, но ничего дороже у него не было.
– Для меня честь быть твоим родичем, Онн-конунг, и умереть за тебя, если потребуется! – еще раз поклонился тот.
Хельге с Каменного мыса так и застыл с раскрытым ртом, когда получил богатые свадебные дары и сообщение, что принц Олаф просит руки его дочери, а потом еще долго не мог поверить в нежданно свалившееся на него счастье – породниться с конунгом.
Олаф и Бломме почти не слышали, что творилось вокруг, они лишь смотрели друг на друга, сияя от счастья. Застолье все продолжалось, скальды пели свои песни, одну за другой слагали висы, прославляющие доблесть жениха и красоту невесты, а потом взгляд конунга упал на уже немолодого дружинника, знатного ярла, сидевшего на другом конце стола.
– А почему это Хлодвиг так молчалив сегодня? – громоподобно выкрикнул Онн, заглушая пение скальдов, – Или не весело тебе на нашем празднике, а Хлодвиг-ярл?
Вздрогнув, Хлодвиг поднял голову, так резко, что его седая борода, заплетенная в косу, чуть не макнула в кубок с медом.
– Это прекрасный праздник, каких нет и в Асгарде, – откликнулся он. – И я желаю счастья молодым! Прости, что задумался о своем, конунг! Никак не могу забыть, что видел в походе. Прости меня.
Хлодвиг с дружиной совсем недавно вернулся из похода в дальние земли, целью его было не воевать, не грабить, но узнать, что же там дальше, за морем. А вернувшись, держался обособленно, стал вдруг тихим и молчаливым, словно сторонился своих боевых товарищей, и конунг не мог этого не заметить. Оттого и спросил сейчас прилюдно – хочешь сказать, так не таись, говори перед всем родом!
– И что же ты видел? Поведай нам! – в голосе Онна послышалась заинтересованность, а в зале воцарилась полная тишина. Хлодвиг-ярл замешкался, смутившись от столь большого внимания к себе.
– Море, бескрайнее, бесконечное… – наконец, выговорил он, – Острова, населенные неизвестными народами. Высокие скалы. Луга, покрытые фиолетовыми цветами. Покой и красота кругом. Те края богаты. Там куда теплее, чем здесь, дольше стоят солнечные дни, а земли плодородны. Нас ждала бы знатная добыча! Живущие там – не воины, но земледельцы и скотоводы, они не смогли бы биться с нами.
– Твоя правда, Хлодвиг-ярл! – кивнул Онн, который все не мог забыть слова докучливой старой хэксы, или же все колдуньи такие – докучливые и старые? – Мы пойдем туда. Мы найдем те богатства и заберем себе! А боги пусть помогут в этом! Пока же – будем веселиться! И ты, прошу, родич, веселись вместе с нами!
Конунг поднял кубок и повернулся к Бломме, сидевшей рядом с Олафом, слегка поклонился невесте.
– Желаю тебе долгой и счастливой жизни с моим братом, сестра!
– Спасибо, брат, – смутившись, та опустила глаза, а потом снова испугано подняла их на конунга, с тревогой вглядываясь в его лицо: вдруг в его словах была насмешка. Но нет, Онн не сердился, а смотрел на молодоженов по-доброму, и кажется, правда желал им счастья. Бломме с облегчением вздохнула. В это мгновение она поняла, что конунг никогда больше не приблизится к ней. Он слишком любит брата и не пойдет на подобное предательство. Отныне она может жить с тем мужчиной, что избрало ее сердце, жить спокойно и счастливо.
Когда молодые наконец остались одни, – теперь они жили в небольшом доме рядом с усадьбой, – Олаф обнял Бломме, снял золотой обод и покрывало с ее головы и ласково погладил по серебристым волосам.
– Вот ты и стала мой женой, Бломмеман с Каменного мыса, – улыбнулся принц. – Теперь мы будем жить в любви и согласии долгие годы. Клянусь, что никогда не посмотрю на другую женщину, клянусь, что никогда не забуду тебя, даже в самом длинном походе!
Девушка подняла на мужа засиявшие от счастья глаза.
– Клянусь разделить с тобой твою жизнь и, если будет на то воля богов, твою смерть. Без тебя мне ничего не нужно.
– Не говори так! – оборвал ее Олаф. – Нет, увидишь, боги пошлют нам счастливую жизнь и много чудесных сыновей, что вырастут славными воинами. И много дочерей, что станут первыми красавицами севера!
– Да сбудутся твои слова, – улыбнулась ему Бломме, потянулась и осторожно поцеловала мужа.
А всего месяц спустя после свадьбы, снаряженные драккары тронулись в путь. Стоя рядом с братом, Олаф смотрел на нос корабля, своей оскаленной пастью будто вспарывающий непроглядный туман. Рядом шел второй, третий, четвертый! Сколько воинов собрал Онн в поход, столько кораблей сразу и не видели эти фьорды! Молодой принц грустил о разлуке с любимой женой, о которой мечтал так долго и с которой только-только стал жить одним домом, соединив судьбы, – и вот уже его позвал боевой рог, вот уже ушел он прочь от родного очага. Но в то же время его сердце и пело от счастья – наконец, он дождался своего часа! Его взяли в поход, скоро он докажет, что достоин называться воином, скоро добудет себе славу в бою и принесет богатую добычу своему народу, а может, завоюет и новые земли. И может, брат даже назначит его наместником на этих землях, и тогда он станет правителем. Бломме будет гордиться мужем, никогда не пожалеет она, что связала с ним свою жизнь!
Украшенные боевыми щитами драккары покинули тихую гладь фьорда и уходили теперь в холодное бушующее море. Иногда седые валы перекатывались через палубу, отчего не только гребцы и кормчие, но и сам конунг с братом оказывались мокрыми до нитки.
И долгие дни шли они по морю, перенесли несколько штормов, во время которых принцу Олафу казалось, что он больше не сможет терпеть качку: его постоянно выворачивало наизнанку, он не мог даже подняться на ноги от слабости, но постепенно освоился, привык, научившись справляться и с этим недугом.
– Неудобства – часть военных походов, – говорил ему конунг, глядя на младшего брата с ласковой насмешкой, принц согласно кивал и терпел, не жаловался.
Олаф хорошо запомнил день, когда из тумана вдруг выступили, словно выскочили, высокие, почти отвесные скалы. Они были не такие, как у них на севере: нет, те суровые, мрачные, чуть пологие, а эти, напротив, казались игривыми, яркими, но одновременно и неприступными, словно приглашая корабли начать с ними опасную, смертельную игру. Возле них закручивались в вихри мальстремы, а волны разбивались с таким громом, как если бы сам Тор ударял молотом по гигантской наковальне. И много дней плыли викинги вдоль этих неприступных скал, не встречая заливов и фьордов, не имея возможности пристать, пока, наконец, не показалась бухта с отмелью, вполне пригодной, чтобы выйти на берег.
Вытащив из воды корабли, они разбили первый лагерь на неизвестной земле, даже не подозревая, до какой степени стосковались по суше! Каждый был готов целовать песок, ведь в глубине души многие боялись, что навечно останутся в царстве морских великанов, если драккары отправятся на дно! Никто еще не ходил так далеко за море, даже Освальд-конунг не видел этих земель!
Вечером под бой барабанов Онн приказал принести в жертву великому Одину и его девам битвы молоденького бычка, специально привезенного на одном из кораблей. Так он хотел задобрить небесного отца и заслужить его благословение в тех боях, что предстояли им вскорости. Когда бычок упал мертвым под жертвенным ножом, пламя костра, зажженного в честь одноглазого бога, вдруг взметнулось до небес. И Онн радостно улыбнулся: жертва пришлась Одину по вкусу, в битвах их ждет успех!
А с рассветом пошли они дальше, вглубь неведомой новой земли, и довольно скоро набрели на небольшое село, которое без промедления атаковали, ведь им нужны были пища, кров, а заодно и проводники из местных, знающих эти края. Олаф бился славно, бок о бок со своим братом, который заметил, что старый Хлодвиг-ярл был прав – люди тут не воины вовсе!
В пылу битвы один из молодых викингов-дружинников, натянув тетиву, хотел пустить горящую стрелу в деревянную постройку, где укрылись женщины и дети, но конунг своим тяжелым двуручным мечом вышиб лук из его рук.
– Там женщины и дети! – крикнул Онн. – Эй! Запомните мои слова! Мы не воюем с женщинами и детьми! Ни на этих землях – и нигде больше! Говорю вам в последний раз!
Вдруг седой старик в длинном балахоне, подпоясанном веревкой, бросился ему в ноги.
– Смилуйся! – крикнул он, быстро разобравшись, кто здесь главный. Язык этих земель был отдаленно похож на наречие, на котором говорили и викинги, – эти племена остались от германцев, что высаживались здесь некогда, – и Онн понимал часть его слов.
– Не жгите наши дома! – взмолился старик, сложив руки, – Не отнимайте нашу еду! Хватит того, что вы перебили мужчин!
– Признаете ли вы меня своим господином? – сурово спросил Онн, и старик сначала испуганно заморгал, а после, догадавшись, чего от него хотят, склонился головой до земли.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул конунг. – Оставьте этим людям дома и еду. И похороните убитых. Женщин берите лишь тех, кто пойдет с вами! Силой не уводите!
– А как же наша богатая добыча, брат? – растерянно спросил Олаф, вытирая о землю окровавленный меч.
– Это не добыча. Это всего лишь бедные земледельцы, – откликнулся Онн. – Они не нужны нам. Здесь есть замки и крепости. И мы найдем их и подчиним себе.
Онн взял провожатого, который отвел его и викингов к замку в долине, и конунг снова напомнил своим дружинникам, что воюют они лишь с мужчинами-воинами, да просил не жечь много, потому что в замках им самим же и жить после победы. Возможности поражения Онн не рассматривал.
Покидая деревню, конунг заметил, что один из знатных молодых викингов, Эрланд-ярл, тащил за собой упирающуюся женщину: та была ладной, крепко сбитой, с длинными чуть рыжеватыми волосами, и казалась вполне миловидной. Она могла бы быть, как хорошей рабыней, так и славной женой.
– Подойди сюда, – приказал он дружиннику. Тот приблизился к конунгу, все еще сжимая локоть плененной женщины. – Гляжу, ты нашел себе подругу?
– Это – моя добыча, Онн-конунг, – откликнулся тот.
– Ты хочешь идти с ним? – Онн повернулся к женщине. – Хочешь стать женой этого воина?
– Позволь мне остаться с отцом и матерью, – глядя на него своими небольшими серыми глазами, твердо ответила та. – Не забирайте из родного дома.
– Отпусти ее, – приказал Онн.
– Но это моя добыча! – воскликнул Эрланд, и в его взгляде на мгновение вспыхнул гнев. Пальцы конунга лишь чуть крепче сжались на рукояти меча, но Эрланд успел заметить это почти неуловимое движение. Вздохнув, он выпустил локоть женщины, та благодарно низко поклонилась и бегом помчалась назад, к деревне, опасаясь, что конунг передумает.
– Я сказал вам не убивать напрасно и не забирать женщин силой, – твердо повторил Онн.
С этими словами он пошел впереди своего войска, и через несколько дней оказались они у подножья невысокого каменного замка, который долго разглядывали, как диво дивное, в их краях подобного не было! Замок был сложен из серого, почти черного камня, и хоть обладал всего одной низенькой башней с узкими бойницами, окруженный стеной, казался для викингов неприступным. Но не уходить же теперь! Не возвращаться домой с позором! И снова, и снова трубили они в боевой рог, забрасывали замок горящими стрелами, ломали ворота, рыли подкопы, пытались взобраться на стену, а позже, уже ворвавшись внутрь, устроили жаркое сражение на единственной круглой площади. Одного за другим поражал меч конунга защитников замка, пока последний не сдался на милость победителей. Разумеется, ему было даровано помилование, как и всем оставшимся в живых, кто признал Онна своим господином. Впрочем, новые верноподданные довольно быстро смекнули, что с господином им вполне повезло. Тот не творил жестокостей, не вершил правосудия, не казнил без разбору, не обирал бедняков, напротив, был суров, но справедлив, разумен и дальновиден, а уж набеги жителям замка теперь и вовсе не грозили – дружины северян защищали их надежнее, чем благословение Фригг.
Но викинги не остались и здесь, а пошли дальше. И замок за замком покорялся конунгу, и нигде, как и предсказывала старая хэкса, не знали сыны севера поражения. Онн всегда шел впереди верных воинов, всегда оказывался в гуще сражения, но неизменно выходил из самой жаркой битвы невредимым, без малейшей царапины, словно боги укрыли его своим щитом. А меч конунга разил врагов направо и налево, словно то был меч берсерка, не знающего устали и страха.
Валькирии молниями летели впереди войска, возвещая его славу, кружили над полем сражения, предрекая победы, и вскоре Онн объединил острова небольшого архипелага, став единым правителем этих земель.
Здесь такого правителя было принято называть не конунгом, а королем. И Онну понравилось это слово.
