– А у меня дома есть тостер, вот та-а-акой, зелёного цвета! – привычно затянула подсевшая к ним Ленка. (Та самая).
– Зеленых тостеров не бывает – безапелляционно отрезала Наська. Она-то знала толк в качественном вранье. Её «домашний тостер» был стальным, как самолёт, на котором «она летала в Германию». Ну… как летала… очень достоверно об этом сочиняла.
– А мне мама из Турции тако-о-ой костюм привезла, а ещё двадцать платьев и во-о-от такую кучу водолазок, – чертила в воздухе рукой полукруг другая подружка из танцевального – Инна. И это, кстати, могло быть правдой. Мама Инны барыжила на рынке турецкими шмотками.
И тут произошло невероятное.
– А мне папа на день рождения подарил Мобильный Телефон, – слова выскакивают из Ленки.
Наступает молчание.
Такое, когда ты понимаешь, что проиграл и ничего нельзя изменить. Те-ле-фон. Мобильный. Все глупо таращатся в пол, стараясь не заплакать.
– А знаете, что? – вдруг загадочно пришёптывает Настя и делает многозначительную паузу. – А знаете, что Кате присылает любовные письма… сам… Егор Артюхин, – выпаливает она вдруг.
У Кати расширяются глаза. Улыбка Ленки сползает вниз. Какой Гоголь – вот, настоящая немая сцена! Все поражены, они не успели отойти от новости про телефон, а Катя офигевает от Настиной наглости.
Вот это подстава.
– Ты чё творишь? – больно щиплет она подругу, уводя в сторону. – Какие ещё записки?! Я получаю какие-то сопли на бумаге только от Петрушенко.
– Слушай, ну никто не сможет проверить. Думаешь, у них хватит наглости спросить Егора. Тут она кривляясь изобразила то ли Инну, то ли Ленку: – Егооо–рррр, а ты шо это… пишешь Кате записки? – И захихикала.
– А ну быстро пошла обратно и сказала, что ты перепутала.
– Ну, Катя! Мы же теперь самые крутые во дворе…
– Я сказала! Настя!
– Да хорошо-о. Будет подходящий момент, и я скажу.
Девочки вернулись к подружкам. Темы сменились уже трижды, пока Настя снова открыла рот, набрала воздуха в лёгкие и… хотела, было, сказать, что она, мол, всё перепутала, как к ним подошёл Петрушенко.
Если бы девочки тогда знали про силу намерения, визуализацию и марафоны желаний, то они бы точно списали это совпадение на знаки вселенной. А Максим тем временем так буднично говорит: «Катя, привет. Слушай, ты нравишься моему брату. Короче, он просил твою фотографию. Если не жалко».
Чё за? Какому брату? – проносится в Катиной голове. А потом лампочка загорается.
– Егору?
– Ну, да, моему двоюродному брату Еге. Он вон там стоит. – Максим тыкает пальцем в красную точку на другой стороне двора. Это футболка Того Самого Егора.
«Вау, ничего себе», – восторг проявляется пятнами на щеках. Раздумывать некогда. Она кивает и несется домой. Босоножки стучат по бетону в десять раз чаще, чем час назад.
Катя забегает в квартиру, проворачивая ключ дважды. Значит, мамы нет. Это хорошо, сэкономит время на ненужные расспросы. Катя ныряет в шкаф, как есть, не разуваясь. Ну, некогда же! Она ищет свою фотографию. Фотографий немного. На каждой то родители, то брат, то тётка, то глупое лицо. Вот! Вот эта вроде ничего… но Настю надо убрать. Катя безжалостно вырезает Настю и пишет на обороте:
Дорогому Егору, на память от Кати.
Август, 2003
Уже через пару минут, которые казались ей вечностью, она возвращается за дом. Идёт прицельно к точке, показанной пальцем плюгавого одноклассника. На лавке сидят пацаны, летит в стороны лузга. Навстречу Кате поднимается красавец Егор с фирменно-безразличным лицом, из-за его плеча чуть выглядывает макушка Петрушенко.
Все дворовые девчонки в шоке. Во-первых, Настя в кои-то веки не соврала, во-вторых, «да правда что ли? Вот так Катька у всех из-под носа уведет Егора что ли»?! Они, заворожённо, словно бандерлоги, за великим Каа, притягиваются к Кате.
Уже через секунду она касается Его руки, отдаёт фотографию. Тут девчонки подходят всё ближе. Пацаны сдвигаются со скамейки, чтобы закинуть ухо и узнать, что за кипеж. В общем, весь двор в сборе.
И тут… Егор берёт и просто рвёт фотографию. На мелкие части. Смотря Кате в лицо. Улыбаясь. И Катя Петренко вдруг сжимается, она становится такой маленькой Катей, которая стоит, с разбитым сердцем. Она чувствует… что начинают течь слезы, что она не сможет сдержать нарастающую внутри лавину.