Виктор Волгин
Под ручку с Богом!
Бог каждому человеку доказывает свое существование языком жизненных обстоятельств
Всем привет! Хотите увидеть, как я лишаю человека жизни?
Потратите пять минут, зато впечатлений – масса! Сами вы на такое не решитесь, конечно, но уверен, что стать анонимными свидетелями этой истории вам будет любопытно. Единственное, о чем я вас попрошу, – когда все закончится, максимально распространить это видео, чтобы оно попало в тренды YouTube! Подарите себе несколько остросюжетных минут и предупредите о моем существовании своих близких, ибо нет никакой гарантии, что в следующий раз на месте жертвы не окажется кто-то из них!
Как вы уже догадались, расправляться будем над существом, которое мычит за моей спиной. У него есть все причины для беспокойства: оно крепко привязано к стулу, мешок не пропускает света, дышать тяжело, но таковы правила жизни: ты либо жертва, либо палач. Сегодня удача на моей стороне, у меня отличное настроение; итак, поехали!
Меня зовут Ларик, полное имя – Ларион Потапов! Я сирота. Двадцать лет назад меня обнаружили в мусорном баке во дворе дома на Малой Молчановке. Это в центре Москвы, на Новом Арбате. От роду мне было несколько дней, механические повреждения отсутствовали, но я был покрыт отвратительной сыпью и имел отвратительное бельмо на глазу. В 1987 году детей на помойку не выбрасывали, и мой случай стал чрезвычайным происшествием, я даже удостоился заметки в районной газете. В те времена страна продолжала ползти к светлому будущему и каждый ребенок имел право на государственную заботу и ласку.
Меня поместили в детский дом. Сотрудники в шутку прозвали его «Домом желтого сна». Потрескавшиеся корпуса были выкрашены бледно-желтой охрой, а изнутри покрыты темно-зеленой краской, которую я мысленно окрестил «лягушачьей». Все помещения «Дома желтого сна» походили друг на друга, словно близнецы: двери запасных выходов были наглухо заколочены, выцветший линолеум трещал по швам, а из окон круглосуточно выл ледяной ветер, причем даже летом. В группах было душно, а туалет источал аммиачную вонь и пугал странными рычащими звуками. Когда я врубал кран, то после душераздирающей тирады он выплевывал струю ржавой воды, которую приходилось употреблять для утоления жажды. Единственный унитаз постоянно был занят, а второй никогда не работал, и обычно его накрывали пластмассовым ведром, на которое все мочились, чтобы досадить уборщицам. Конечно, если воспитатель ловил нас с поличным, то сурового наказания было не избежать, но тот кайф, который ты получал от вредительства общественному порядку, был несоизмеримо выше.
И тем не менее нас кормили. На завтрак обычно давали хлеб с маслом, а в обед – что-то кислое и подгоревшее, вечером – то же, что и днем, но уже тушеное и пересоленное, с легким ароматом плесени. Икота, отрыжка, метеоризм и прочие несварения были нормой для нашего заведения, и старшие воспитанники даже соревновались между собой в том, кто из них громче может избавиться от кишечного вздутия. Иногда на столах появлялись фрукты, за которые приходилось сражаться между собой, но даже и они были настолько подпорченными, что обычно все завершалось поносом.
Я был самым маленьким в группе, что само по себе не внушало оптимизма, а мое бельмо пугало детишек и вызывало у коллектива чувство брезгливости. Меня не принимали в игры, подкладывали в постель червяков и тараканов, а по ночам мазали зубной пастой или чем-то похуже. Поначалу я сопротивлялся и даже жаловался, но воспитатели не питали ко мне симпатий, и почему-то наказание доставалось мне. А вот «стучать» на «друзей» считалось делом паскудным, и как-то ночью мою наволочку наполнили кучей яблочных огрызков, за что впоследствии «Дом желтого сна» дал мне имя – Огрызок!
Наверняка, так продолжалось бы до самого выпуска, если бы в моей жизни не появилась женщина по имени Тамара. Солнечным осенним днем, в разгар бабьего лета, после тихого часа она тихо прошла в нашу группу, и меня пригласили на выход. Я подошел, она улыбнулась, пожала мне руку и погладила по голове. Это было очень приятное ощущение.
Мы познакомились. Выглядела она весьма странно даже для этого места: бордовый берет, старенькое пальто и туфли на низком стоптанном каблуке. Казалось, что ей за сорок, но это было не точно, так как, когда она начинала разговор с дворником или охранником, ее глаза приобретали нездоровый блеск и она словно зажигалась изнутри, что несвойственно сорокалетним дамам.
Тамара стала навещать меня каждое воскресенье. Это превратилось в приятный ритуал: сначала она посещала церковную службу, а после – сразу ко мне, минута в минуту. С собой она приносила что-нибудь вкусное: банан, яблоко или шоколадку. От нее уютно пахло церковной немощью, и она не делала резких движений. Все наши разговоры были о чем-то добром, хорошем, она рассказывала библейские притчи и постоянно гладила меня по голове, что-то пришептывая. Она была единственным человеком, который не стремился причинить мне физическую боль, и я полностью ей доверился.
Через три месяца визитов, на мой день рождения, она подарила Библию в картинках с автографом какого-то священника:
– В этой книге ты найдешь ответы на все вопросы.
Она это сказала так вкрадчиво, что я был уверен, что мне вручают экземпляр волшебной книги, которую я должен оберегать любой ценой. Я инстинктивно поцеловал ее в руку, а она меня – в лоб, после чего дополнила презент пожарной машиной с выдвижной лестницей. Это была моя первая личная игрушка, и я был на седьмом небе от счастья, правда, недолго. Уже вечером старшие мальчишки расколотили ее вдребезги о туалетный кафель. Их можно понять, ведь они никогда не получали таких подарков, зато Библию я героически спрятал за батарею и читал по слогам, когда другие дети храпели.
Поначалу я только разглядывал картинки. Тексты Ветхого Завета казались мне нелогичными, и я сразу перелистывал на страницы, где красивый человек с таинственным именем Иисус рассказывал глупым людям притчи и творил для них чудеса. Я завидовал его дару и хотел точно так же, как он, исцелять несчастных от всех болезней одним добрым прикосновением. Уже тогда я решил, что, когда вырасту, обязательно стану врачом.
Я подрастал, Тамара приходила все чаще, и в один прекрасный день в наш двор заехала странная машина, из которой долго никто не выходил. Дежурный рявкнул мое имя, потребовал собрать вещи и велел ждать в коридоре. Я выполнил все за пару минут и, прижав спасенную Библию к груди, уселся на красную банкетку в трепетном ожидании. Я глубоко дышал, пытаясь побороть волнение, но сердце ухало, словно молох, и я шептал молитву, чтобы ожидаемое событие наконец-то произошло. Через час меня снова окликнули и сказали спускаться. Эмоции переполнили мою душу, и я очертя голову вылетел прочь!
Детдомовцы, осознав, что я навсегда покидаю «Дом желтого сна», напоследок старались мне дать пинка побольнее или плюнуть в спину, потому что мне, в отличие от них, выпал счастливый билет.
* * *
Сразу оговорюсь, я – не ангел, более того, убийство само по себе отвратительно! Видеть, как на твоих глазах душа покидает чье-то тело, зрелище не для слабонервных, но я убежден, что в конечном итоге любая смерть есть промысел Божий и расстраиваться чрезмерно по этому поводу не стоит.
Вы любите детективы? Я – очень. Ведь на последних страницах добро побеждает зло, а убийца понесет заслуженное наказание. Жаль, что книги с реальностью имеют мало общего. В пожелтевших романах следователи собирают улики, опрашивают свидетелей, строят гипотезы и в конце концов ловят преступника, потому что справедливость обязана восторжествовать по закону жанра. Читатели восхищаются гением сыщика, но мало кому приходит в голову, что без вмешательства Бога изначально у него не было бы шансов. Кстати, и в обратную сторону это тоже работает. Я имею в виду преступников. Согласитесь, что, даже если ваши мозги работают со скоростью Пентиума, без удачи вы не сможете украсть даже пачку презервативов! А представьте, если вам, например, нужно спрятать тело человека, которого вы только что грохнули! Тут без помощи свыше не обойтись! Или вы считаете, что преступникам покровительствует дьявол? Хороший вопрос, обсудим позже!
Вообще, кого-то лишить жизни и продолжать вести прежнюю жизнь невозможно. Даже если внешне удается сохранить невозмутимый вид, внутри постоянно штормит и легкий душевный тремор вызывает любое событие, напоминающее обстоятельства убийства. Внутри вас постоянно происходит судилище, на котором вы себя обвиняете и одновременно оправдываете, и порой это становится таким увлекательным занятием, что вы забываете о возможном возмездии со стороны Фемиды. Вы так долго варите внутри себя всю эту кашу, что забываете подробности своего «алиби» на тот случай, если какой-нибудь энтузиаст-следователь выйдет на ваш след и защелкнет наручники на запястьях. Хотя, по правде говоря, я не верю, что в современном мире есть парень, похожий на Шерлока Холмса. Почему? Да все потому же.
Коррупция сделала свое дело, и нормальный следак «забьет» на очевидного «глухаря» и займется более практичным делом. Работы у него выше крыши, а зарплата копеечная, и по-человечески понять его можно, ведь серийный убийца – плохая история. Это не угонщики иномарок и не подпольный бордель! В милиции, скорее всего, сообщат, что «мы делаем все возможное для раскрытия», и отправят папки с головной болью поглубже в шкаф. Грустно, но правда.
Но для преступника это хорошая новость. Ведь главное – не сесть в тюрьму, а разобраться со своими тараканами всегда можно, и для этого не обязательно отправляться на каторгу, и лично я для себя давно понял, что идеальные преступления существуют! Главное – не повторяться и не иметь очевидного мотива, тогда в голове сыщика наступает неразбериха, от чрезмерной нагрузки его мозг зависает и впадает в ступор. А вот киллеру достаточно не дергаться и постоянно носить на лице маску порядочного человека. Единственный тонкий момент заключается, как я уже сказал выше, в кармических законах. Однажды вам самому надоест играть в кошки-мышки с законом, и вы испытаете непреодолимое желание войти в дом правосудия и под грузом содеянного все честно рассказать. Надвигается этот момент медленно, но неотвратимо для грешника… Хотя, кажется, я отвлекся!
* * *
Природа щедро одарила Тамару красотой. Ее формы созрели к пятнадцати годам и вызывали у противоположного пола бурную реакцию. Девственность она потеряла в шестнадцать и вскоре нелепо забеременела. Ее отец был каким-то ученым государственной важности, и поэтому о случайном ребенке не могло быть и речи, пересуды за спиной в то время могли привести к репутационным потерям, и поэтому Тамара фактически решилась на детоубийство. Она наслушалась школьных подруг и, пока родители отдыхали на государственной даче, выпила натощак бутылку водки и всю ночь двигала по квартире мебель. Наутро у нее случился выкидыш, и после срочной операции врач констатировал: детей Тамара иметь не сможет! В ответ на это она лишь улыбнулась: ну, какие дети, когда вся жизнь только начинается?
И Тамара начала большую жизнь! Она стрекозой плясала по жизни и брала от нее все и даже больше! Институт, в который пристроил ее папаша, был благополучно брошен уже через пару месяцев, но через неделю Тамара с легкостью устроилась секретаршей к какому-то чиновнику средней руки, где получала внимание и постоянные презенты. Она хорошо одевалась, обладала прекрасным слухом и голосом, могла поддерживать беседы на разные темы и хорошо двигалась в танце. Стоило ей положить глаз на какого-нибудь мужчину, он мгновенно плавился и становился податливым в руках Тамары, словно пластилин. Она владела искусством соблазна во всех неприличных смыслах этого слова. Ее жизнь бурлила романами различной степени тяжести, и она самодовольно порхала с одного цветка на другой, разбивая сердца несчастных поклонников.
К тридцати годам красота Тамары поблекла. Глаза потускнели, а некогда большая грудь обвисла и почему-то уменьшилась в размерах. В ее беззаботную жизнь молотом постучался возраст. Она призадумалась о браке и начала охотиться на сильного, красивого и успешного мужчину, но процесс оказался на удивление трудным и утомительным. Экземпляры попадались разные, и порой даже очень приемлемые, но вить семейное гнездышко с Тамарой никто не торопился. После долгих поисков она обрела счастье в лице брутального красавца с криминальным прошлым, который обожал алкоголь и приключения. Роман был ярким и бесшабашным, их темперамент полностью совпадал, и оба решились на брак. Через неделю после подачи заявления Тамарин избранник влип в неприятную историю с законом и получил внушительный тюремный срок. Как выяснилось после, он занимался сбытом краденых вещей и деньги на беззаботное существование имели криминальное происхождение. Ставка не сыграла, и Тамара снова отправилась в одиночное плавание.
Постепенно все ее существование приобрело минорный оттенок. Она разругалась с родителями, ушла с прежней работы и переехала в неблагополучный район. Чтобы сводить концы с концами, она устроилась продавщицей в винно-водочный магазин и подружилась с компаний местных прожигателей жизни, где ее звезда засверкала с прежней силой. На какое-то время жизнь наладилась, но в очередные майские праздники у Тамары случился настоящий запой и, как следствие, белая горячка. После галлюцинаций и припадков безумия, до смерти напуганная, она притащилась в церковь и припала к ногам священника. На исповеди батюшка высоко оценил решительность Тамары и разъяснил, что ей нужно бросить пить, курить, сквернословить и продолжать жить ради спасения души. Ну, и в церковь почаще захаживать.
Скажи дураку Богу молиться, он и лоб расшибет. Это про Тамару. Она стала фанатиком. В храме ее бесил любой человек, неверно наложивший крестное знамение или вставший не в той части храма. Женщин она презирала за макияж и отсутствие головных уборов, а на мужчин шипела, если те не спешили снимать шапки или убирали руки за спину. Даже тем, кто ставил свечки за здравие, Тамара неуклонно давала советы о том, как правильно делать и как неправильно. Она выучила все религиозные праздники, вела разъяснительную работу среди прихожан и регулярно исповедовалась. Кстати, именно в момент такого откровения батюшка нашептал Тамаре о том, что ежели она усыновит невинное чадо, то Господь услышит ее молитвы и, возможно, отпустит грехи! Тамара вцепилась в этот вариант руками и ногами. Она решила, что, чем несчастней будет судьба приемного ребенка, тем больше шансов на теплые тапочки и мягкий диванчик в раю. Мое бельмо она сочла Божьей отметиной и без колебаний выбрала меня на роль спасителя ее души. Бинго!
* * *
В день усыновления Тамара, усадив меня в такси, долго-долго расшаркивалась перед директором, наигранно улыбалась, и создавалось ощущение, что она за что-то извиняется. Полнотелый хозяин «Дома желтого сна» улыбался в ответ и понимающе кивал в знак согласия. В конце почему-то с Тамарой случился легкий приступ истерики, но директор обнял ее и что-то сказал на ухо, после чего она вручила ему пакет с бутылкой коньяка и коробкой диковинных конфет.
До этого дня я катался только в автобусах и один раз сидел в кабине грузовика, а тут мне выпала честь прокатиться в легковом автомобиле, который ловко пролетал на мигающие желтые светофоры! Мы мчались по городу в мягких сиденьях так, что мой дух захватывало от скорости и красоты московских пейзажей. Город показался мне огромным миром, где живет много интересных людей, на которых отчего-то очень хотелось быть похожим. В открытое окошко я ловил солнечный ветер и ожидал приближения чуда. Я ощущал, что Господь наконец-то услышал мои молитвы и наверняка понял, что я хороший, богобоязненный мальчик, который готов соблюдать все заповеди, чтобы обрести долгожданное счастье. В тот миг я поклялся, что буду уважать и беречь Тамару и во всем ее слушаться, ведь она подарила мне право на новую жизнь, где никто не будет меня дразнить Огрызком.
Квартира Тамары располагалась на первом этаже панельной пятиэтажки напротив метро «Каховская». Парадная дверь подъезда обреченно болталась на скрипучих петлях, кодовый замок был сорван много лет назад, а из-под коврика моей новой квартиры растекалась свежая лужа, кем-то сделанная впопыхах ввиду отсутствия общественного туалета. Окна в доме «украшали» стальные решетки, и все жилище напоминало скорее камеру, нежели обитель набожного человека. Общая жилая площадь не превышала сорока метров и требовала капитального ремонта. Единственная комната была заставлена пыльной рухлядью и походила на переполненный склад ненужных вещей. Воздух же был наполнен смесью церковного ладана, ароматического масла и сердечных капель. На всех стенах висели христианские календари и распятия, а красный угол был настолько фундаментален, что казалось, иконы стоили дороже, чем все имущество, вместе взятое. Конечно, я не был в восторге от подобного интерьера, но дареному коню в зубы не смотрят, и я покорно возлюбил сумрак обшарпанного человейника.
На следующий день Тамара отвезла меня в церковь и провела обряд крещения. Крестной матерью стала ее хорошая знакомая, Ольга Робертовна. Она мне сразу понравилась, но тогда я даже не предполагал, какую важную роль она сыграет в моей жизни. Итак, с того дня, как я принял христианскую веру, я стал официальным членом православного вероисповедания, отныне я был обязан носить крестик и соблюдать все существующие ритуалы. В тот момент, кстати, меня это даже обрадовало, потому что я свято убедил себя в том, что с этого дня Господь Бог взял мою жизнь под особый личный контроль.
* * *
Я не слишком сумбурно рассказываю? Вам не скучно? Дело в том, что я впервые в прямом эфире и очень волнуюсь, к тому же меня раздражают постоянные звуки за моей спиной. Они создают ненужный дискомфорт и сбивают с мысли. Пожалуйста, не судите мой дебют слишком строго и отнеситесь с пониманием к ситуации. В конце концов, жертву тоже можно понять: вы в кромешной темноте, обездвижены, во рту – кляп, а ваши уши улавливают информацию о том, что вас скоро убьют, на потеху зрителям! Шансов на помилование – ноль, потому что палач циничен, хладнокровен и уверен в своей правоте! Кстати, чтобы успокоиться, я немного выпил. Точнее, смешал бутылку шампанского и «Девятую Балтику». Если честно, то я чувствую, как меня немного развозит, так что… Если вас раздражают автомобильные пробки или дождик за окном, то попробуйте поставить себя на место моей жертвы, и вы удивитесь тому, насколько вы счастливы!
* * *
Каждое воскресенье в одно и то же время мы садились в автобус и ехали в церковь, где отстаивали службу от начала и до конца. Тамара недвусмысленно давала понять, что дети еще не люди, а заготовки, и лишь покорность и осознание собственного несовершенства способны сделать из них правоверных христиан. Произносила она это так часто и убедительно, что я всегда спрашивал у нее разрешения на каждое свое действие, и если она не одобряла моих намерений, то я полностью отказывался от них. Можно сказать, что любые мои поступки требовали санкционирования.
В школе поначалу все складывалось неплохо. Да, в первые дни кто-то пытался смеяться над моим физическим недостатком, но классный руководитель пресек на корню эти шутки, и тема развития не получила. Учился я прилежно, и после первой недели в моем дневнике красовались только пятерки. Тамару это не слишком впечатлило, но все же она пообещала на выходных отвести меня в Парк Горького, чтобы я прокатился на каруселях. Это было моей мечтой, и я считал часы до наступления этого момента!
Тот день начинался как в сказке: Тамара купила мне колу и мороженое сразу, как только мы вышли из метро. Газировку я выпил залпом, а ледяной брикет положил в карман, чтобы он немного подтаял. Мы прошли по Крымскому мосту, и она не без гордости рассказала, как в сентябре 1986 года ее ухажер на спор сиганул с моста в воду, после чего простыл и заработал воспаление легких. Болезнь дала осложнение на горло, и молодой человек навсегда остался осипшим. Во время рассказа она улыбалась собственным воспоминаниям, суетливо грызла ногти и оглядывалась по сторонам. В итоге я так и не понял, хорошо или плохо поступил тот человек, но лично я никогда бы не прыгнул. Во-первых, я не умею плавать, а во-вторых, слишком уж сильно я боюсь высоты.
Парк был набит людьми под завязку. Казалось, что все горожане покинули свои квартиры ради отдыха. Несмотря на ранний час, по территории разгуливали пьяные компании, которые горланили песни и выкрикивали грубые выражения. От всеобщего перевозбуждения стихийно возникали потасовки между неформалами и спортсменами, но я не обращал на это внимание, ведь впереди замаячили карусели, о которых я так долго мечтал.
Раньше аттракционы я видел только в кино, а здесь эти махины кружились над моей головой и поражали воображение мощностью механизмов и восторженными воплями пассажиров. Я и представить себе не мог, что такие огромные сложные штуки вообще существуют, но они были реальны и, судя по децибелам визгов, обещали колоссальный выброс адреналина. Мы подошли к кассе: огромные очереди зигзагами растянулись по парку, и стало ясно, что прокатиться в ближайший час – задача из области фантастики. Тамара остановилась как вкопанная и уткнулась в очередь взглядом.
– Тамара, давай спросим, кто последний! – Я потянул ее за руку в сторону конца очереди.
– Я не собираюсь тратить два часа на бессмысленное стояние!
– Но ведь на службе мы стоим три!
– Ты что себе позволяешь? Сравниваешь служение Господу и праздное веселье? Или дьявол тебя искушает? – Она сверкнула глазами так, что меня всего передернуло.
– Прости, я нечаянно! – протянул я, испугавшись ее решительного тона.
– Что нужно делать, если лукавый хочет сбить тебя с пути истинного? – Она была предельно серьезна.
– Прочесть молитву. – В тот момент я еще не терял надежды.
– Отойди под дерево и читай! Три раза! Четко!
Я встал под массивную липу и начал тараторить «Отче наш». От обиды и несправедливости мне показалось, что солнце померкло и воробушки, игравшие на траве, зачирикали в утешение: «Не плач, Ларик! Ларик, не плачь! Не плачь!» Я вдруг почувствовал поддержку и понял, что я не один! Эти птахи пытались меня подбодрить! Я отвлекся на птичек и стал улыбаться их веселой игре, но внезапно получил подзатыльник: что за идиотские ухмылки? С кем ты разговариваешь? Ты что же забыл, как читать молитву? Твое лицо должно выражать скорбь и покаяние!
– Молитву надо читать с открытым сердцем! – промямлил я, но она и не собиралась слушать моего ответа.
Надо сказать, что до этого Тамара никогда меня не била на людях, и на моих глазах появились бесконтрольные горючие слезы. Она демонстративно отвернулась и прошипела: «Не ребенок, а наказание».
И тут из очереди вышел высокий мужчина лет тридцати пяти. Он был одет в светлые брюки и пронзительно-голубое поло, на ногах легкие ботинки, которые подчеркивали мягкость и пружинистость его спортивной походки. Он подсел ко мне и протянул ладонь Геркулеса:
– Привет, чемпион! Что за слезы в праздник?
Я вгляделся в его лицо: оно было гладко выбрито, сияло улыбкой и пахло приятным таинственным ароматом. Я обрел надежду, набрался смелости и выпалил:
– Я хочу на «Ковер-самолет»!
Быстро подошедшая Тамара дернула меня за рукав:
– Я же сказала тебе, что очередь слишком большая!
– Мы уже отстояли, я могу уступить вам свое место! Я уже сто раз катался! – Волшебник излучал надежность и силу.
– У нас нет лишних денег! Это слишком дорого, – отрезала Тамара.
– Держи билет. Тебя как зовут? – Он протянул мне пропуск в мечту.
– Ларик, – произнес я и взял заветный билетик.
– А меня Жора! Не боишься высоты, Ларион?
Я мотнул головой:
– Я ничего не боюсь, кроме Бога.
Жора отвел глаза на Тамару, потом вновь посмотрел на меня и подмигнул: это правильно.
– Верни билет. Нам не нужны подачки! – Тамара силой отстранила меня, и Жоре пришлось встать во весь исполинский рост.
– Но я от всей души. Праздник все-таки.
– Если мать говорит нет, значит, нет! – рубанула она. – Развлекайте своих детей, когда они у вас будут.
В этот момент «Ковер-самолет» остановился, и посетители стали шумно покидать свои места. Из очереди послышались призывы двух долговязых подростков, которые обращались к Жоре:
– Пап! Пап! Не успеем! Скорей!
– Бегу! – Жора снова присел и протянул мне пачку жвачки: – Не горюй, чемпион, значит, в другой раз!
Он пожал мне руку и вернулся к сыновьям. Дальнейшие слезы не имели значения. Тамара продемонстрировала готовность идти до конца, и я смирился с унижением снова. Как только мы отошли к скамейкам, она раскрыла ладонь и твердо отчеканила:
– Давай это сюда!
– Что? – Мне давно хотелось попробовать жвачку!
– То, что он тебе дал! Это нужно выбросить! Это вредно!
Я достал пачку желтого цвета. Тамара брезгливо взяла ее двумя пальцами и, добравшись до переполненной урны, демонстративно бросила внутрь.
В этот момент меня кто-то ткнул в ногу, и я посмотрел вниз: передо мной, виляя хвостом, стояла лохматая собака с озорными глазами и блестящим носом. Она высунула язык и улыбнулась мне.
– Не трогай ее, она заразная! – закричала Тамара издалека.
Но собака снова ткнула меня носом в карман и лизнула его. И тут я увидел, что мороженое растаяло и так сильно испачкало штанину, что та стала шоколадного цвета. Я вынул остатки брикета и выложил на траву перед псиной. Собака облизала мне пальцы, закружилась волчком и затявкала в знак благодарности.
– Видимо, ты сегодня решил меня довести? – Ее взгляд впился в мои брюки. – Что это такое?! Я для чего тебе новые штаны купила, чтобы ты их в первый же день испортил?
Я молчал и боялся взглянуть на нее, а на траве неизвестная собака слизывала кусочки моей радости. Обиднее всего было оттого, что мороженое я даже не попробовал.
– Отвечай, когда я с тобой разговариваю! – Голос Тамары снова врывался в мои мысли и спускал с небес на землю. – Ты оглох?
И я словно оглох. Воробушки, которые до этого так весело чирикали, перестали прыгать по травке и сочувственно смотрели на мои страдания. И в этот момент Тамара, словно футболист, пробивающий пенальти, замахнулась ногой и изо всех сил ударила собаку в бок. Дворняга, отлетев в сторону, громко заскулила и убежала прочь. Мне кажется, что я даже услышал, как она заплакала.
– Чья собака? Почему без намордника?! – Тамара явно хотела выплеснуть гнев на любого встречного, лишь бы тот подал голос.
Но никто на ее крик не обратил внимания – все были заняты своими делами: кто-то пил пиво, кто-то фотографировался, а Жора с сыновьями радостно махали мне руками откуда-то с неба. Атмосфера праздника набирала ход, а мы энергично шагали к выходу, протискиваясь сквозь поток человеческих предвкушений. До самого дома Тамара не проронила ни слова, а я очень сильно хотел в туалет, но сказать об этом «маме» боялся.
* * *
Но достаточно лирики! Смотрите, ЧТО у меня есть! Перед вами легендарный самовзводный наган – оружие революции! Чувствуете, как легко и приятно крутится барабан? Музыка! Оружие собрано в Туле в 1931 году, начальная скорость пули – 300 метров в секунду! С 25 метров пробивает несколько сосновых досок. Легкий, компактный, эргономичный револьвер, хранящий в себе дух протеста и неповиновения! Настоящий бунтарь!
Когда я был маленьким, то часто воображал, как в мои руки однажды попадет такая игрушка и я смогу покарать своих врагов! В мечтах я выстраивал мерзавцев к стенке и громко зачитывал приговор. Как только кто-то из них падал от отчаяния на колени, я наугад всаживал пулю в открытую часть тела, и начиналось шоу. Обидчик сгибался, корчился и слезно умолял не добивать его. И вот тогда начиналось представление! Я переворачивал песочные часы, и если за три минуты человек не умирал, то производил еще один болезненный, но не смертельный выстрел в какую-нибудь второстепенную часть тела. Он корчился с неподдельным энтузиазмом, наводя ужас на других, а я гомерически хохотал! Конечно, если он умирал слишком быстро, я огорчался, но его мучения заканчивались, и в таком случае я прощал его и переставал сердиться.
В целом смерть от харизматичного револьвера довольно гуманна. Ведь умереть от пули не то же самое, что сгнить в больнице от рака или перитонита! Уходить из жизни можно и нужно красиво!
* * *
Тамара не разрешала мне выходить из дома без цели. Подразумевалось, что гуляние – бессмысленная трата времени, и я целыми днями был вынужден смотреть сквозь оконную решетку на грешную жизнь обычных людей. Веселые компании, семейные пары, школьники – все они жили полноценной жизнью! Молодежь толпами ходила в кино, парни целовали девушек, хозяева выгуливали собак – их жизнь мне казалась пестрой, разнообразной и наполненной всяческими удовольствиями. Я бы многое отдал за то, чтобы махнуться с ними местами, но такой возможности не предоставлялось. Подышав свежим воздухом через форточку, я открывал учебник или какие-нибудь жития святых и штудировал тексты, чем очень радовал Тамару. Так и сидел я за столом, глядя в книгу и думая о том, что настоящая жизнь проходит где-то неподалеку, совсем близко, но мимо, и в ближайшем будущем я не ожидал перемен к лучшему.
Надо отметить, что вся эта муштра привела к тому, что я стал маниакально педантичен: мыл руки после каждого захода в туалет, ежедневно пылесосил, чистил обувь и даже тарелки на кухне расставлял по росту и красоте. Мой дневник и тетрадки были заполнены каллиграфическим подчерком без помарок и нечитабельных соединений. Я гордился своей аккуратностью и носил при себе зубочистки, салфетки и пилочку для ногтей. Я старался вызвать к себе этим хоть какое-то уважение окружающего мира!
Учебный год был в самом разгаре, но заводить дружбу со мной никто не торопился. Одноклассникам я был нужен только во время контрольных работ, потому что успевал решить сразу два варианта, причем начинал, как правило, с чужого. Мне хотелось, чтобы кто-то из мальчишек понимал, что делаю я это от чистого сердца, ради возможных приятельских отношений, но вместо рукопожатий я, как правило, получал пенделя.
Поскольку я жил под домашним арестом, то успевал делать не только уроки, но и дополнительные задания. Учителя видели мое рвение и всем ставили меня в пример, особенно на родительских собраниях, которые Тамара просто обожала.
В дни визита в школу она с самого утра делала укладку, маникюр и приходила в класс раньше всех, чтобы занять место на первой парте. Она разворачивала красивый блокнот и аккуратно записывала все, что рассказывал классный руководитель. Когда меня хвалили, она делала вид, что прослушала, и переспрашивала, чтобы заострить внимание общества на «своем сыне» и получить максимальное удовлетворение. Для Тамары это было чем-то вроде церемонии вручения премии «Оскар».
