По крутой, скалистой тропе, которую – не то древние люди, не то сами боги выложили ступенями из неровных плоских камней, и оградили справа и слева гигантскими валунами, карабкался юноша, на вид лет четырнадцати. Он то и дело останавливался, чтобы перевести дух, унять дрожь в коленях и прислушаться – близка ли погоня? То, что за ним гонятся – он не сомневался. Воображение рисовало ему перепачканные кровью широкие лица, приплюснутые головы, квадратные туловища, из которых торчали руки-брёвна с зажатыми в грубых ладонях древками копий и рукоятями мечей и топоров. Они не ведали усталости и обуреваемые жаждой убийства, преследовали юношу, дабы оборвать его только-только начинавшуюся жизнь как можно более мучительным способом. Эта мысленная картина вновь и вновь понукала его продолжать трудное восхождение по тропе, хотя он и не знал наверняка, куда она его приведёт.
Прошлым вечером Невена, старшая жрица богини Керидвен, которой лично прислуживал юноша (его звали Фелиз, что значит – счастливый) приняла у себя в доме какого-то вестника, и его объятое тревогой лицо и произнесённые полушёпотом слова сразу не понравились Фелизу, хотя он ничего и не расслышал. И, хотя лицо Невены сохраняло обычное спокойствие, она немедля вызвала к себе трёх помощниц и отдала им распоряжения, суть которых заключалась в том, что все жрицы должны были к утру, без промедления покинуть уютную лесную поляну у подножья гор Менез. Поляну, так долго служившую им и жилищем, и убежищем, и храмом.
Фелиз услышал также слова – «псы Догмаэля», и ему тоже стало неспокойно. Воины графа Догмаэля были теми людьми, которые пять лет назад спалили дотла его родную деревню и убили его отца. Сделали они это потому, что их деревня лежала во владениях графа Монтабана, а у него с графом Догмаэлем как раз вышла крупная ссора. Но кому могут угрожать жрицы Керидвен? Разве что адептам Унана, Единого Бога из Ренна. Но их оружием была главным образом проповедь, а не меч – так говорила Невена и другие сёстры.
Расставшись с помощницами, Невена обратила свой взор на Фелиза. Он всегда удивлялся несоответствию её мягкого, округлого и ещё молодого лица, обрамлённого чёрными кудрями – жёсткому, властному, не терпящему возражений голосу:
– Ложись спать. Утром пойдёшь к алтарю и выполнишь все утренние подношения, подбросишь топлива в очаги. Всё должно выглядеть так, как будто мы не ушли далеко. Когда же увидишь ворона на ветке священного дуба – уходи через лес в Гломель, там повстречаешь одну из нас.
– А если я не успею убежать, если меня увидят и поймают? – запротестовал Фелиз. Богиня не оставит тебя, мальчик – неожиданно мягко сказала Невена. Иди спать…
В то утро Фелиз проснулся, охваченный жаром тревоги. Хотя птицы пели так же беззаботно, как и почти в любое весеннее утро в этом лесу, его сердце всё сильнее и сильнее сжимал страх. Он увидел, что келья Невены пуста, но подбросил в тлеющий очаг свежих поленьев. Потом проделал то же самое в жилищах других сестёр. Все они покинули поляну до рассвета, а может и вчера вечером, хотя как они могли отважиться идти ночью в лесу? Впрочем, несомненно, Богиня показывала им путь. Её следовало ещё раз возблагодарить, и юноша направился к алтарю, кося глазами на ветви священного дуба, располагавшегося в центре поляны. Ворона видно не было. Он скользнул под низкий, крытый камышом навес, и опустился на колени перед вырезанным из дерева ликом Богини, покровительницы всех пашен и всех женщин Армора, ибо она благоприятствовала плодородию и чадородию. Её лик немолодой женщины был увенчан серпом луны, она любила курения из высушенных пряных трав и ячменные лепешки, и сладкую воду из особого глиняного кувшина. Всё это Фелиз подносил ей в давно выученной последовательности, но в этот раз слишком поспешно, то и дело оглядываясь на широкую тропу, ведущую в долину Вилен, откуда ему уже чудилось ржание коней и лай свирепых псов.
Стараясь сохранять твёрдость голоса, он дочитал последнюю молитву, и внезапно его слух потревожило воронье карканье. Ворон сидел на ветке священного дуба, как и было сказано. Юноша испуганно вскочил и стремглав понёсся совсем не туда, куда указала ему госпожа Невена, а прямо к скалам, поднимающимся из земли поодаль, и стал карабкаться на них. До его слуха вскоре донёсся топот и ржанье коней, а затем и грубые возгласы людей. Не сомневаясь, что его заметили и кинулись в погоню, он продолжал, объятый ужасом, упрямо лезть вверх, пока не заметил, что ноги вынесли его с поросшего самшитом, остролистом и усыпанного мелкими камнями склона на тропу, которая резко уходила куда-то выше.
И вот он, кажется, целую вечность взбирается по тропе. Силы почти оставили его. Он уже почти не сомневался, что его, слабого мальчика, в конце концов, догонят и убьют. Он подумал о несправедливости этого мира, где жизнь простых людей ничего не стоит и её так легко оборвать, и тело отца, ещё такого молодого, и растерзанные, окровавленные тела других жителей его деревни, которые не захотели или не сумели убежать, вновь предстали перед его глазами. Он сделал ещё три шага вверх, и каждый шаг давался ему с трудом. Он поднял взгляд от носков своих сбитых башмаков и упёрся взглядом в перегородивший ему путь большой валун, с выбитым на нём ликом неизвестного Бога, увенчанный рогами оленя. Одновременно внизу ему вновь почудился топот и крики людей. В полном отчаянии рухнул он перед суровым каменным ликом и воззвал: «Кто бы Ты ни был, забери меня отсюда, и я буду служить тебе всю жизнь!»
Бог не отозвался. Но тропинка, казалось бы, обрывавшаяся у валуна, теперь явственно продолжилась, огибая его справа. Отчаяние предало юноше сил, и он, обойдя камень, обнаружил за ним узкую тёмную пещеру, в конце которой едва различим был свет, а, следовательно – выход. Ступая по гладкому полу пещеры на ощупь, он лишь раз обернулся, но ничего не увидел и не услышал. Позади была тьма, а свет впереди – всё ярче.
Пещера раздалась, и он вышел на ровную площадку, с которой открывался ослепительный вид на высочайшие снежные пики гор, и неописуемо прекрасную долину внизу. Из его сердца совсем исчез страх, а из тела – усталость. Лишь его ум был смущён. Хотя географию Армора он знал лишь по урокам госпожи Невены, он понимал – ни в горах Менеза, ни где-либо ещё в Арморе просто не может быть такого места. А значит, неизвестный Бог услышал его мольбу.
Ночь опустилась на двор замка Скер и окрестные холмы. Высыпали звёзды, двурогая луна указывала, что следующий день не прольётся дождём и всё в природе будет спокойно. Полюбовавшись на отражение луны в замковом рву, Эриспо отправился в опочивальню. Отягощённый вечерней трапезой, приготовленной из трофеев вчерашней охоты и обильно сдобренной сидром, граф Скер взобрался по винтовой лестнице к своим покоям на предпоследнем этаже донжона, и толкнул массивную дверь. В покоях горели светильники, пахло ароматными травами – здесь недавно побывала Аёль, служанка. Эриспо закрыл дверь на засов, стянул с себя сапоги и завалился на ложе, покрытое расшитым покрывалом, намереваясь хорошенько поспать. Смежив веки, он стал размышлять о прожитом дне. Подобные мысли помогали заснуть быстрее. Сначала он вспомнил сегодняшний спор с Денезом, оружейником, который утверждал, что арбалет скоро заменит лук во всех сильных армиях владетелей Армора, поскольку он обладает несомненным рядом преимуществ. Эриспо с насмешкой возразил ему, что у арбалета лишь одно преимущество – он дороже лука, и, следовательно, приносит плутам-оружейникам больший доход. Улыбнувшись вновь своей удачной шутке, Эриспо стал вспоминать напыщенное лицо замкового священника – униана, который пенял ему, графу Скер, на то, что тот часто в своих клятвах и проклятиях поминает имена старых Богов, которые суть недобрые дети капризной и дикой матери-природы, и способны только на злодеяния по отношению к роду человеческому. Все эти молнии, поджигающие крыши, злые зимние ветра… да, что-то он ещё упоминал… Сон уже уносил графа в свои объятия, когда до его ушей донеслось мягкое покашливание. Мгновенно открыв глаза, он рывком сел и обвёл взглядом комнату. Напротив, в кресле, слева от входа, сидел человек, закутанный в бесформенный балахон, напоминающий одеяния упомянутого священника, отца Бастиана. Но это был не он. Лицо этого человека не обрамляла густая борода, оно был моложе и, хотя на него не падал свет масляных лампад, оно как будто светилось само по себе.
– Простите, что потревожил ваш сон, ваше сиятельство. Меня зовут Фелиз, и я хотел бы поговорить с вами…
– Люди, которые прокрадываются в чужие покои под покровом ночи, обычно имеют совсем иные намерения, – пробурчал Эриспо. Он уже овладел собой и понимал, что если ночной гость не прирезал его в постели, значит, он, по крайней мере, не убийца…
– Простите, милорд, но сегодня утром, когда я постучался в ворота вашего замка и вежливо испросил у вас аудиенции, стража весьма грубо обозвала меня «попрошайкой» и направила туда, куда идти мне вовсе не хотелось.
– Ну и как ты пробрался в мои покои, мошенник? – графа почему-то успокоил тон голоса незнакомца, и в нём пробудилось весёлое любопытство.
– Нашлись добрые люди и впустили меня. И не стоит вам их винить и выпытывать кто именно. Поверьте, они полностью верны вам, но они верны также и моим Богам, а эти клятвы превыше всех остальных.
– Так значит ты – жрец старых Богов? – граф поёжился. – Я не верю в них. Я верю в Унана, и у меня уже есть здесь его священник.
– Ваше сиятельство, я думаю, вы верите лишь в то, что способно принести вам пользу и удачу. Какой вам прок от священника и его Бога? Кроме надоедливых нравоучений и причитаний о спасении души, вы ничего не слышите от него. А мои Боги могут вам помочь. Ваш прославленный дед верил Им, и герб вашего рода и боевой клич знали тогда по всему Армору.
– Не тронь отца Бастиана, тёмный жрец! – Он подарил мне умение, которое было не доступно ни моему деду, ни моему отцу – он научил меня грамоте, и теперь я умею читать книги! – возмутился граф, переведя взгляд на массивную полку, где лежали его сокровища – два переплетённых в кожу увесистых тома «Хроник Армора» святого Падрига.
– Весьма приятно это слышать, милорд, – тон жреца Фелиза оставался спокойным и дружелюбным, – тогда вы, наверное, читали о том, что «раньше наша благословенная страна была едина, и управлялась она из Ренна династией мудрых и сильных королей. А потом её постигло несчастье, династия прервалась, и вот уже сто лет как нет здесь покоя ни простым землепашцам и пастухам, ни священникам, ни знатным сеньорам, повсюду льётся кровь, царит голод и смута, а в лесах умножаются разбойники…»
Эриспо моргнул, сглотнул и снова моргнул. Именно эти строки из Хроник он читал вчера вечером, перед сном. Должно быть жрец, таясь в его покоях, открыл заложенную страницу и подсмотрел – но нет, книга лежала именно так, как он её оставил – придавленная бронзовой чашей с изображением медведя…
– … Настало время, сиятельный граф, исполнить пророчество Мериадока, вынуть меч из каменной стены Неметона и стать тем, кем вам назначено стать Богами – единым королём Армора, – донёсся до слуха отвлёкшегося Эриспо голос жреца, приобрётший вдруг нотки торжественности.
– Эээ…кому назначено? – переспросил граф.
– Вам, ваше сиятельство. Именно вам. И поэтому я здесь. Чтобы помочь вам, – вкрадчиво ответил жрец.
Эриспо, захудалый граф Скер – Единый Король? – граф расхохотался. Никогда не слышал ничего смешнее. У меня полторы сотни воинов, из которых лишь тридцать – на конях. Я с трудом отбиваюсь от соседей, особенно от этого дьявола Мореака, который вцепился в меня, словно клещ. И как ты мне поможешь – напустишь на них свои чёрные заклятья, лишишь их жизни?
– Я не владею злыми чарами. Мои Боги благи и добры, что бы вам ни говорил про нас отец Бастиан. Однако я владею знаниями о том, как можно достичь трона королей Ренна. И если вы будете доверять мне, слушать меня, то, вкупе с вашей несомненной доблестью и отвагой – достигнете цели.
– А почему собственно я? А не, например, граф Монтабан? Ведь у него большое войско и богатые владения? – в голосе графа было ощутимо волнительное возбуждение.
– Потому, что именно на вас указали мне Боги. И вы вскоре убедитесь, что они правы.
–О! И как мне в этом убедиться?
– Мы поскачем в Ренн, и вы извлечёте меч Мериадока из толщи камня при стечении народа и духовенства. Исполните то самое пророчество, о котором читали вчера. Подтвердите, что в вас течёт кровь древней династии и…
– Никто не смог извлечь этот дьявольский меч! Даже самые могучие и знатные! Никто!
– Вы сможете. Сейчас я покину вас, а завтра вновь постучусь в замковые ворота. Примите меня, на людях, как учёного мудреца, звездочёта из Ванна, и объявите сбор для поездки в Ренн. Фелиз. Это моё подлинное имя. Доверьтесь мне, – с этими словами незнакомец встал и скользнул за дверь, которая бесшумно закрылась за ним. Граф встал и подошёл к двери, тронул засов. Он был недавно смазан. Выглянув в коридор, граф убедился, что там было пусто, и не услышал звуков шагов. Поднять тревогу? Поймать заодно и сообщника? Нет, завтра он всё равно, как сказал, постучится в ворота. Вот тогда и подумаем, что с ним делать. Графа неприятно удивил не столько этот странный незнакомец, сколько наличие среди слуг человека, впустившего его. Большинство обитателей замка служило ещё его отцу, а некоторые – и деду. Но, как сказал незнакомец, – есть клятвы верности превыше остальных….
Мысли Эриспо утекли в воспоминания. Ещё при деде, когда Эриспо мальчишкой бегал за щенками по замковому двору, здесь чтили Старых Богов. Служители Тараниса, Цернунна, Керидвен и других частенько навещали замок. Сами они предпочитали жить уединённо в окрестных лесах, и жизнь их была окутана ореолом тайны. Лишь барды, учившиеся своему искусству у жрецов Огмы и Бригит, были, как правило, весёлыми и открытыми людьми, не чурающимися простых человеческих радостей. Но и они порою любили напускать тумана, превращая песни в намёки, а намёки – в пророчества.
Затем, как говорила молва, Догмаэль, отец нынешнего Догмаэля, графа Мореака, отличавшийся бешеным нравом, убил на пиру жреца Огмы, позволившего себе насмехаться над Его Сиятельством, да так, что весь пиршественный зал надорвал себе животы. Жрецы потребовали виру за убитого собрата, и тогда граф убил и их. Народ ждал кары от Богов за содеянное, тем более что убиваемые графом жрецы успели страшно проклясть его. Но кара пришла далеко не сразу. Граф ещё успел послать своих воинов в ближайшие леса и разорить немало капищ. Говорят, что за этим стоял Неметон, и подобные кровопролития в отношении адептов старой веры прокатились по всему Армору. Так или иначе, но с тех пор жрецы редко показываются в замках знати, и где они сейчас прячутся – одному Единому известно. После смерти деда, до последнего вздоха державшегося старой веры, отец пригласил в замок преподобного Бастиана, и как-то незаметно вассалы графа и его слуги стали посещать его службы в специально пристроенном храме. Маленький Эриспо же распрощался со своей свободой – теперь он каждый день под руководством монаха должен был выводить гусиным пером буквы-закорючки, и читать те же самые закорючки, написанные кем-то другим и переплетённые в толстые книги. Зато какой же радостью было вырваться из тесной кельи после урока – на упражнения с мечом, копьём и луком, где не надо было напрягать то, что преподобный Бастиан звал «умом человеческим».
Граф ещё раз вспомнил странное и волнующее предложение жреца и решил, что тот, возможно, безумен, так как тоже очевидно знает грамоту. Все грамотеи – немножко безумцы, успел заключить граф Скер, когда сон наконец одолел его. Ему снилась корона Единых Королей.
В крохотной комнатке Аёль сидели двое – сама Аёль, крепкая, светловолосая и голубоглазая (предки её были из северян, из кертов) деревенская девушка семнадцати лет, и немолодая, темноволосая женщина, на обветренном лице которой вместе с морщинами отпечаталась вся её многотрудная жизнь, проведённая в служении богине Керидвен в лесах и дубравах Армора. Это была Невена. Женщины тихо сидели и смотрели на дверь, за которой должны были послышаться шаги только что ушедшего Фелиза, но их слышно не было – странник ступал бесшумно.
Молчание нарушила Аёль:
– Госпожа, он правда тот, за кого себя выдаёт?
– Фелиз, мальчишка, бесследно пропал двадцать лет назад. Мы не нашли его тела. Птицы тоже сказали мне, что его нет среди мёртвых. В этом мужчине есть черты того мальчика. Но он непостижимым образом изменился внутренне. Его наполняет такая сила, которую я не встречала ни в одном из наших последователей.
– Но он говорит, что его послали сами Боги.
– И ещё он много чего не говорит. Запасёмся терпением и вскоре всё узнаем.
– Госпожа, наш граф, Эри, он…послушает его?
– Даже я слушаю его, хотя повстречала лишь два дня назад. А я кого-нибудь слушала раньше, кроме знамений Богини и её вестников – птиц? Вот то-то и оно…
Женщины вновь погрузились в молчание. Наконец, Невена встала, пожелала Аёль добрых сновидений и скрылась за дверью. Девушка осталась одна. Она закуталась в шерстяной плед, села поудобней, и стала пристально смотреть на кончик пламени восковой свечи, пока быстрые, докучливые мысли не стали медленными и тяжёлыми, а потом исчезли совсем. Дыхание замедлилось, девушка закрыла глаза и увидела свет, который её наставница, Невена называла светом Керидвен. Всё её тело охватило блаженство, в котором растворились тревоги и заботы дня. Просидев так некоторое время, Аёль глубоко вдохнула и открыла глаза. Привычный мир разом вернулся, но ощущение глубокого покоя в её сердце осталось, и огонёк свечи переместился внутрь её существа. Она почувствовала, что согрелась, потушила свечу и легла спать.
Невена тем временем пробиралась запутанными потайными коридорами к выходу из замка. Она шла тем самым путём, которым до неё прошёл Фелиз. Она ещё чувствовала его, след его ауры, очень сильный след. Сильное желание разгадать его тайну завладело Невеной. Однако она прекрасно владела собой, и страстный порыв вскоре угас и растворился во тьме подземелья. Вот её рука нащупала кольцо двери, потянула – и запах близкой, застоявшейся воды ударил в нос. То был замковый ров, а скрытая дверь таилась у самого подножья башни. Невена осторожно шагнула в холодную воду, в несколько сильных гребков достигла противоположного берега и юркнула в кустарник. Там, под ветвями бересклета, была загодя спрятана сухая одежда. Переодевшись, Невена ещё раз обернулась на замок. Там, где обычно виднелся часовой, никого не было. Невена знала, что часовой этот, получив днём от дружка Аёль, Сьёка, неожиданный подарок в виде бутыли крепкого луарийского вина, давно и беспробудно спал прямо на боевом посту. Улыбнувшись, жрица бодро зашагала по направлению к деревне, прекрасно ориентируясь в темноте….
Граф Скер, поминая перед сном служителей Старых Богов, все эти годы и не ведал, что некоторые из них свили гнездо в миле от его замка, а кое-кто, как Невена, – свободно входили и выходили из него, пользуясь тайными коридорами, о которых граф и не подозревал.
Невена хорошо помнила, как двадцать лет назад их Круг, вовремя предупреждённый об опасности, практически избежал Погрома. Но сёстры лишились тогда своих укромных лесных жилищ, и Невена приняла решение – рассеяться, и под видом беженок вновь вернутся в мир – в деревни и городки, чтобы жить внешне, как обычные люди, помогать им в их нуждах, и переждать лихие времена. Чёрным был тот год и погибло тогда многое – и люди, и капища, и привычный уклад. Но и он закончился, когда старого графа Мореака наконец постигла заслуженная кара – молния поразила донжон его замка, и он заживо сгорел в своих верхних покоях. А через пять лет с его старшим сыном, продолжившим скверное дело отца, приключился несчастный случай на турнире – мальчишка-рыцарь, для которого это был первый турнир, случайно убил его тупым копьём. А епископ Неметона, по наущению которого Догмаэль и другие феодалы устроили охоту на приверженцев Старых богов, мучительно умер через несколько лет от внезапной хвори. Были и другие смерти, заставившие владетелей умерить свой пыл в преследованиях. Новый же Реннский епископ оказался человеком мудрым и не лишённым милосердия, и призвал к миру, что не помешало ему ревностно продолжать проповедовать свою веру, но уже иным образом. Он повелел монахам распространять грамоту среди последователей, открыл школы, куда принимались даже дети бедняков, если они хотели идти путём Единого. Феодалы тоже стали охотно учить своих отпрысков, так как в наступившие новые времена стало стыдно показываться в свете, не умея писать дамам любовных записок, и не владея искусством складывания галантных стихов. Вся эта мода пошла из блистательной Луары, из-за моря, и даже пустила корни в столице суровых северных королей Керта. И арморские дворяне уже не хотели прослыть деревенщиной.
Жрицы же Керидвен, никогда не бывшие белоручками, в новом, меняющемся мире, заняли место искусных швей, деревенских лекарок, кулинарок, а иногда и служанок в благородных домах – и в лесах, на месте прежних капищ, собирались лишь по особым дням. Неизменным правилом оставались ежеутренне творимые молитвы Богине, и созерцание её Внутреннего Света по вечерам. И служение простым людям, ещё более ревностное, чем раньше. Невена даже полагала, что если бы не Погромы, то Старая вера так и зачахла бы в лесах, а так она вновь густо и до поры скрытно проросла в народе. Так и существовали они бок о бок – новая – в замках, и больших городах, а старая – в деревнях и сёлах.
Но была и тёмная сторона нового порядка вещей – в мирской суете не было возможности уединяться надолго и упражнять тело и дух в тех тайных опытах, которые передавались от наставниц к ученицам веками и давали проявить скрытые телесные силы, силы Речи и Ума. Они-то и составляли тайное ядро знаний Старой Веры и теперь приходили в упадок. Невена понимала, что нужно как-то остановить это, но не знала, как. Встречи с адептами других Кругов тоже не давали ответа на этот вопрос. Одни говорили, что нужно открывать монастыри, наподобие тех, что были у служителей Унана (но как это сделать без согласия владетелей – не говорили), другие, те, чьи Круги сильно пострадали от погромов – что нужно поднять народ и изгнать служителей Единого, третьи – что ничего делать не нужно – раз такой ход вещей допущен Богами. Невена же просто жила, ждала, и верила, что Боги их не оставят. Брала себе учениц. Тайно учила всему, что знала сама. Они были способными. Она радовалась их успехам. Хотя и понимала, что весь их мир по-прежнему висит на волоске и зависит от прихотей Неметона и феодалов, среди которых почти не осталось приверженцев старой веры. Порою приходили и тоска, и отчаяние, и страх, но она отгоняла их неустанным трудом.
Но вот появился Фелиз. Позавчера он попросту вырос у неё на пути, на лесной тропе, и она его загодя не учуяла. Поклонился, назвал по имени: «Госпожа Невена», улыбаясь своей чарующей улыбкой. Открылся, и к ней хлынула его Сила, такая, какой не было и близко ни у кого из высших жрецов.
Он так и не рассказал ей, где пропадал эти двадцать лет. Лишь намекнул, что это где-то «за границей привычного нам мира». Он вообще почти ничего не рассказал о себе. Лишь о том, «что Боги послали его объединить Армор, прекратить вековую смуту, посадить на трон Единого Короля и вернуть Старой Вере её прежнее уважение». И почему-то Невена ему поверила. Потому что поняла, как именно должен выглядеть ответ Богини на её, годами льющиеся просьбы и молитвы. Богам в мире людей, видимо, сподручнее действовать через людей. Таковы их пути.
Уже светало, когда Невена добралась до своего домика, аккуратного, будто вросшего в землю, крытого тростником. На лужайке перед входом на маленьких клумбах росли во множестве целебные травы, отварами которых она пользовала недужных поселян. Пучки этих трав были развешаны под потолком у очага. Их тонкий аромат привычно вдохнула Невена, входя в дом. Всё было как обычно, но было и что-то ещё. Невидимые токи силы пронзили её, снимая усталость ночного бдения и похода, прогоняя ошмётки печальных мыслей. Мелкие домашние духи, всегда крутившиеся подле её очага и встречавшие её обычно суетливой вознёй, теперь сидели смирно по своим углам, и от них веяло аурой благоговения. Невена проследила источник этой силы. Она исходила от алтаря Керидвен, скрытого от посторонних глаз за вышитой занавеской. Сердце Невены забилось чаще. Она подошла и осторожно сдвинула занавеску. Лик Богини, сделанный из дерева в стародавние времена, спасённый из пепелища лесного капища, потемневший от времени, очистился и теперь выглядел так, словно его только что вырезали из превосходного светлого ореха. И ещё, он теперь необъяснимым образом светился в полумраке дома. Невена рухнула на колени, и слёзы покатились у неё из глаз.