Виктор Старицын
Новороссия Новосветская
– Ну что же, у нас с тобой мысли сходятся. Я и сам так же думаю. А как ты это предлагаешь это конкретно оформить? – осведомился Предсовнаркома.
– Для Республики важнейшими являются Крым и Кириаку. На них размещены самые важные и совершенно секретные производства. И на них же проживают почти все руководители Республики. Предлагаю армейские гарнизоны этих островов преобразовать в «Особый полк охраны Республики». Отбор военнослужащих в него производить с предельной тщательностью. Из числа отличившихся в гвардии.
Полк должен состоять из двух батальонов: один в Крыму и один на Кириаку. Каждый батальон состоит из пяти рот: пограничной роты, артиллерийской роты и трех армейских рот. Армейские роты поочередно несут гарнизонную службу, охранную службу секретных объектов и охрану должностных лиц. Охранная служба обеспечивает круглосуточную охрану четырьмя бойцами председателя Совнаркома, и двумя бойцами – остальных консулов, трибунов и особо важных легатов. А также патрулирует города. Одна рота – на охране секретных объектов, другая – на охране должностных лиц и третья – гарнизон крепости и патрулирование улиц. В штабе полка создаем секретный отдел контрразведки.
– Идея хорошая. Только вот, почему это меня нужно охранять вчетвером, а остальных – по двое? Может всем консулам – по трое охранников, а остальным – по двое? – поинтересовался Мещерский.
– Ты уж извини, Николай Иосифович, но для процветания Республики лично твоя важность несравненно выше, чем Предсовета Вострикова, Предсуда Тараторкина и Генсека Курочкина. Тараторкин и Курочкин – вообще пацаны, – возразил Веденев.
– В конце концов, список охраняемых лиц можно утвердить персонально с указанием числа охранников каждому лицу. Это дело обсуждаемое, – завершил тему Сокольский.
– Ладно! Раз у нас троих мысли сходятся, быть по сему! Ты Виктор Палыч, подготовь, пожалуйста, свои предложения в письменном виде, затем мы их обсудим на Совнаркоме, потом передадим в Совет. Только вот, думаю, назвать этот полк следует не «Особым», а просто «Красной гвардией». Так историческую традицию соблюдем. Нужно, чтобы служба в ней была самой престижной. Ну и оплачиваемой, конечно.
И, кстати, набрать в нее бойцов нужно не из местных, они уже слегка разбаловались, а из туземцев Гаити. На Гаити араваки еще до нашего появления и с карибами и с испанцами знатно рубились. Будут службу в Красной гвардии ценить. И жен пусть с собой с Гаити привезут. А жить будут в крепости. Вместе с семьями. Она сейчас пустая стоит, – предложил Мещерский.
– А пограничную охрану, в таком случае лучше, все же, оставить за местными. Артиллеристов, мне кажется лучше оставить в подчинении армейского руководства. А то, не хорошо получится, если все вооруженные силы острова будут под одним командованием. А так, получится пять независимых сил: конвойники НКВД, пограничники, армейские артиллеристы, флотская команда и Красная гвардия. Устойчивость системы в целом повысится. А если, не дай бог, опять внешняя опасность появится, на период военного положения можно всех отдать под командование наркома обороны, – внес новые предложения Веденев.
– Дополнения принимаются. Тогда уж, еще одно уточнение: Красная гвардия должна подчиняться не тебе, Виктор Палыч, а непосредственно мне, как Председателю Совнаркома. Таким образом, на острове вооруженные силы будут в подчинении аж пяти разных начальников: Предсовнаркома, главкома сухопутных войск, главкома флота, начальника погранвойск и наркома внудел, – заключил Мещерский.
– А я и не возражаю. Так более логично получится, – согласился Сокольский.
Решив важнейший вопрос, компания продолжила отдыхать и расслабляться. Собравшиеся переместились в патио, где жены Николая Иосифовича уже накрыли стол к ужину.
К концу марта Красная гвардия была сформирована и полностью укомплектована. Рядовых бойцов набрали на Гаити из гвардейских подразделений. Брали только имеющих боевой опыт и отмеченных госнаградами или, хотя бы, благодарностями командования.
Рядовых бойцов вооружили обрезами или двустволками, а комсостав – автоматами и пистолетами.
Командиров отделений отобрали из числа немцев и голландцев, после плена уже послуживших в действующих частях по договорам и принятых за заслуги в подданство. После разгрома Великой армады в плен немцы и голландцы попали в большом количестве. Прослышав о работающих в республике голландских мастерах и о действующем лютеранском храме, протестанты сразу же изъявили желание служить в армии по договорам.
Взводами командовать назначали испанцев из числа самых первых военнопленных, уже повоевавших, принятых в подданство и отмеченных наградами. Командирами рот стали только араваки, ранее командовавшие гвардейскими ротами и батальонами, награжденные орденами или медалями и дослужившиеся до звания «гражданин».
Со всеми кандидатамив командиры, начиная с отделения, Предсовнаркома беседовал лично. Чередование араваков, протестантов и испанцев по уровням командования, по замыслу Сокольского, должно было полностью исключить возможность возникновения заговоров в Красной Гвардии.
Командиром полка Красной гвардии Совнарком назначил бывшего помощника старпома Марти Жмурова, последнее время работавшего на Кубе комендантом Гаваны.
Комбатами стали бывшие конвойники Переходькин и Швец. Оба успели поработать командирами крупных подразделений гвардии на Гаити. Начальником спецотдела контрразведки назначили бывшего старшину БЧ-1 Закомарского.
Всему комсоставу полка присвоили соответствующие воинские звания и гражданские категории. Жмуров стал подполковником и трибуном, а Переходькин, Швец и Закомарский – майорами и легатами.
Постановлением Верховного Совета воинские звания в Красной гвардии приравнивались к соответствующим званиям в обычной гвардии с превышением на одну ступень. С соответствующей прибавкой в окладе денежного содержания.
Тем самым Председатель Совнаркома надеялся гарантировать лояльность личного состава Красной гвардии.
Опустевшая было крепость мартийцев в Ленинграде снова зашумела детскими голосами. Все красногвардейцы были семейными и перевезли свои семьи с Гаити. В апреле верфь сдала флоту корветы Ленин и Энгельс. Одноименные корабли местного производства вывели в резерв.
Совнарком начал готовить новую экспедицию в Европу. На этот раз с совсем другими целями. Пора было наказать Испанию за агрессию и продемонстрировать остальной Европе могущество Республики.
3. Второй поход в Европу.
Готовя вторую экспедицию в Европу, Совнарком поставил перед Наркоматом индел, Наркоматом внешторга, Генштабом и главным командованием ВМФ следующие задачи:
Примерно наказать Испанию за агрессивные действия.
Продемонстрировать флаг и мощь Республики во всех крупных европейских странах.
Завязать прямые торговые отношения с европейским купечеством. Продать произведенные в республике товары без посредников.
Передать послания Совнаркома крупнейшим монархам Европы.
Доставить посольство Республики на территорию Великого Московского княжества.
Закупить русских девушек или молодых женщин для обеспечения ими всех мартийцев.
Проанализировав поступившие от наркоматов заявки на количество грузов и пассажиров, главком ВМФ Звягинцев предложил направить в Европу целую эскадру в составе военных транспортов Ослябя и Пересвет, крейсера Суворов, корветов Ушаков, Нахимов, Макаров и Казарский.
Транспорта должны будут загрузить в свои обширные трюмы товары для торговли, топливо для имевшего недостаточную дальность хода и не имеющего парусного вооружения крейсера, резерв топлива для корветов, топливо для гидроплана, запчасти для машин и оборудования, дополнительный боекомплект для всей артиллерии эскадры, продовольствие, пресную воду и всех пассажиров.
Корветы предназначались для разведки, охранения эскадры и захода в реки по мелководным фарватерам. Все же, осадка транспортов и крейсера значительно превышала таковую даже у самых крупных современных галеонов.
Ну а крейсер предназначался для обстрела испанских портов и обеспечения огневого превосходства эскадры над любым из флотов, которые могли повстречаться в европейских водах с враждебными намерениями.
Обсуждалась возможность отправки и второго крейсера, но главкомат ВМФ посчитал это избыточным. Своим главным калибром крейсер мог утопить одним – двумя попаданиями любой современный корабль. К тому же, для второго крейсера пришлось бы брать топливо за счет снижения полезной нагрузки транспортов.
Экипажи всех кораблей к этому времени набрали достаточный опыт плавания в океанских водах. Командовать эскадрой назначили лично главкома ВМФ. Свой флаг он решил держать на крейсере.
14 апреля 1543 года эскадра вышла из порта столицы Республики в боевой поход. Из репродукторов гремел Интернационал, все население Ленинграда стояло на набережной. Женщины махали шляпками, военные отдавали честь, приложив руку к фуражкам. Даже военнопленные, работавшие на стройках и заводах, бросили работу и, прикрывшись ладонями от солнца, наблюдали выход кораблей из порта. Конвой этому не препятствовал. Все понимали, что в жизни Республики наступает новый этап.
То же самое происходило на Сахалине, вдоль берега которого проходила эскадра. Работы возобновились, только когда все корабли скрылись в сияющей лазури Карибского моря.
Пройдя вдоль островов Малой Антильской гряды, эскадра пересекла Карибское море, прошла проливом Мона между Гаити и Пуэрто-Рико, повернула почти строго на север, дошла до 40-й параллели, а затем повернула на восток и пошла по классическому пути пересекающих Атлантику из Америки в Европу парусников.
Походный ордер эскадры составляли идущие строем кильватера Суворов, Пересвет и Ослябя, впереди в 10 милях шли в передовом дозоре строем фронта Ушаков и Нахимов, Макаров и Казарский осуществляли фланговое охранение главных сил. Собственно говоря, можно было бы идти и кильватером, встретить кого-либо в южной Атлантике было маловероятно, но контр-адмирал Звягинцев решил тренировать экипажи ходить в строю с самого начала.
Штормов в южной Атлантике не случилось. Ветры благоприятствовали. Шли под парусами, делая 5 – 8 узлов. Суворов дымил трубами, подстраивая свою скорость под ход парусников. За первые две недели похода эскадре пришлось идти под машинами лишь полтора суток. В это время корабли шли экономическим ходом в 7 узлов.
Пользуясь благоприятной погодой, адмирал остановил эскадру. На Суворова с Осляби перекачали топливо, на остальные корабли догрузили пресную воду.
В тысяче миль от Испании корабли потрепал двухдневный девятибалльный шторм. Паруса зарифили, штормовали под машинами, носом к волне. Опасались за гидроплан, закрепленный на юте Суворова, но обошлось без повреждений.
На 24 сутки к вечеру подошли к берегам Испании. Легли в дрейф, по счислению в 40 милях западне Ла-Коруньи, главного испанского порта на атлантическом побережье. Утром отправили на разведку Ушакова и Нахимова.
Нахимов остановил испанский когг, вышедший из порта. Сопротивления тот не оказал. Один только флаг Республики уже внушал ужас испанским морякам. Звягинцев приказал временно задержать когг. С Казарским на когг передали послание Совнаркома испанскому королю.
В послании Совнарком предупреждал, что отныне за любое нападение на корабли или владения Республики будет наноситься удар по территории Испании. Короля повторно предупредили, что проход испанских кораблей в Новый Свет полностью запрещен. Все испанские владения в Новом Свете объявлялись собственностью Республики.
Ушаков подошел к входу в гавань. Командир корабля старлей Лукошкин подтвердил, что штурмана вывели эскадру точно к Ла-Корунье, и доложил, что наблюдает корабли на внешнем рейде. Сам порт с моря не просматривается.
Вход в залив имел ширину всего полторы мили. Поэтому, планируя операцию, Генштаб запретил кораблям входить в гавань. Получить даже незначительные повреждения вдали от своих берегов было не желательно. На помощь к Ушакову пошел Казарский.
Ослябя и Пересвет остались дрейфовать под охраной Макарова. Крейсер подошел на четыре мили к берегу. Город с этого места не просматривался, скрываясь за холмами. С борта крейсера, пользуясь незначительным волнением, спустили гидросамолет. К-2м взлетел, набрал высоту и направился к порту.
Казарский и Ушаков получили команду утопить все корабли, какие увидят. Сторожевики подошли на полторы мили к входу в залив и открыли огонь своим главным, 90-миллиметровым калибром. С них просматривалось полтора десятка кораблей на внешнем рейде и с десяток на внутреннем. Причалы были не видны. Две пушки, не спеша, загрохотали.
Дистанция до кораблей противника составляла от двух до трех с половиной миль. Их государственной принадлежностью моряки не заморачивались. Команда была: топить всех. Генштаб надеялся таким образом нанести удар по внутри европейской торговле Испании. Отныне корабли других стран будут опасаться заходить в испанские порты.
Четыре корабля, видимо, военные, попытались поднять паруса и взять курс на корветы. Их и утопили в первую очередь. Остальные попытались поднять паруса и выброситься на берег. Удалось это лишь двоим. Комендоры сторожевиков не спеша, со вкусом утопили 26 местных корыт. На каждое потратили не более 4 – 5 снарядов. 2 – 3 на пристрелку и пара на утопление. На все затратили часа полтора.
Тем временем, Суворов развернулся носом против мелкой волны и, удерживаясь машинами на одном месте, начал пристрелку своей сто тридцаткой и двумя девяносто миллиметровками. Пилот гидроплана нарезал круги над портом. Летнаб по радио корректировал огонь. Главный калибр стрелял фугасными, а средний – фугасными и зажигательными. Снаряды использовались только местного производства. Немногие оставшиеся боеприпасы из старого мира командование расходовать запретило.
Долбили по крепости, по порту, по складам, по стоящим у причалов кораблям. Город старались не трогать. Генштаб в директиве приказал избегать потерь среди гражданского населения. В стрельбе артиллеристы упражнялись почти три часа. Израсходовали полсотни снарядов главного калибра и две сотни – среднего. Над портом встал огромный столб серого дыма.
Затем крейсер поднял на борт самолет, эскадра собралась в походный ордер и двинулась к следующему порту – Хихону. До него было 120 миль.
***
Капитан когга Санта-Катарина дон Санчес Куэльо видел все от начала и до конца. 9-го мая когг вышел из Ла-Коруньи, направляясь в Геную, и взял курс на Гибралтар. Однако, успел отойти от гавани лишь миль на пять. Крик впередсмотрящего с марса грот-мачты привлек его внимание к кораблю, приближавшемуся с запада. До корабля было мили три – четыре. И он шел на пересечку курсу Санта-Катарины. Без парусов!
Сердце капитана упало. Ему стало так плохо, что он схватился за поручень. Уже два года среди испанских моряков ходили страшные истории о колдунах из Нового Света. Лишь считанные корабли за два года вернулись оттуда в Испанию, принося новости одна страшнее другой. Якобы корабли колдунов ходили на огромной скорости без парусов против ветра, их пушки стреляли на три мили, никогда не промахиваясь, и топили все корабли одним попаданием.
Сам Папа Римский и император Священной Римской Империи Карл-V объявили Крестовый поход против колдунов и отправили в Новый Свет сильнейшую в истории эскадру. Из нее вернулся в Испанию лишь один корабль. И теперь дьявольский корабль стремительно накатывался на его Санта-Катарину. На дистанции в одну милю с корабля выстрелила пушка. Прямо по курсу когга встал всплеск от падения ядра.
Если уж весь флот Папы и Императора на справился с колдунами, то гробить свой когг, оказывая им сопротивление, дон Куэльо совсем не собирался. Он приказал боцману «свистать всех наверх» и спускать паруса. Орудийные порты были задраены. Пока команда спускала паруса, корабль колдунов пересек курс Санта-Катарины и начал описывать циркуляцию вокруг остановившегося когга.
Во избежание недоразумений дон Куэльо приказал всей команде выстроиться вдоль фальш-борта и поднять руки, в интернациональном жесте сдающихся в плен. Никто из команды не попытался оспорить приказ. Что с колдунами «шутки плохи» слышали все. Обойдя когг с кормы, корабль остановился. Славящийся своим острым зрением сигнальщик Иглесиас сообщил, что на корме корабля развевается белый флаг с синей каймой понизу. Последние сомнения, если они у кого-то из команды когга и были, отпали. Это был флаг колдунов.
На страшном корабле подняли два сигнальных флага. Иглесиас разглядел, что это были флаги, которыми обычно портовые власти вызывают к себе капитана с судовыми документами. Капитан приказ колдунов понял. С борта Катарины спустили шлюпку и дон Куэльо направился к дьявольскому кораблю.
Узкий и длинный, размером с большой галеон, тот имел совершенно непривычные обводы. Почти плоская верхняя палуба имела лишь слабый прогиб посередине. Низкая надстройка находилась по миделю корпуса, а не на юте. Корабль имел три мачты и две высокие трубы, из которых вился черный дымок. Не иначе, там черти смолу в своих котлах варят, обменялись впечатлениями матросы. Пушечных портов у корабля не было. На баке и на юте корабля на тумбах торчали всего две совсем маленькие пушки.
Матросы подгребли к сброшенному с палубы шторм-трапу и привязали шлюпку к нему. Сверху капитану приказали ожидать в шлюпке.
В это время с запада подошел еще один точно такой же корабль. Оба корабля сблизились вплотную, но швартоваться на стали. Второй корабль тут же набрал ход и ушел в сторону Ла-Коруньи.
С борта корабля на веревке спустили в шлюпку пакет. Приказали отвезти его в порт и передать лично в руки капитану порта или городскому голове. Однако, приказали коггу до особой команды оставаться в дрейфе. Матросы погребли обратно к Санта-Катарине. Осмотрев пакет, дон Куэльо прочитал на нем надпись: Послание Императору Священной Римской империи, королю Испании Карлу-V от Совета народных комиссаров Республики Камчатка. Ему опять стало плохо.
Поднявшись на борт, он отнес пакет в свою каюту и поднялся на высокий ют когга. Остановивший его корабль дрейфовал на месте. У входа в гавань стояли уже два таких же корабля. А с запада подходил еще один корабль, гораздо большего размера. Совсем без мачт. Две коротких огрызка, которые он имел, и мачтами назвать было сложно.
С большого корабля грузовой стрелой спустили на воду что-то непонятное. Отцепившись от корабля, это непонятное, быстро разгоняясь, понеслось по воде, а затем взлетело и стало набирать высоту.
– Отче наш, Езус Крайст и Дева Пресвятая, спасите и помилуйте нас, грешных, – часто крестясь, зашептал Санчес Куэльо. На палубе матросы занимались тем же самым. Некоторые упали на колени и, осеняя себя крестным знамением, бились лбами о палубу.
Санчес разглядел, что ЭТО больше всего напоминало птицу с двумя парами крыльев, расположенными друг над другом. Вскоре птица набрала огромную высоту, выше окружающих порт холмов, и принялось кружить над городом.
– До чего же сильны эти колдуны, – поделился своими впечатлениями стоящий рядом с доном Куэльо старпом.
– Ничего, с божьей помощью и их одолеем! – ответил капитан. Последующие события заставили его усомниться в своих словах. Большой корабль подошел к берегу на пару миль, а затем остановился напротив полуострова, отделяющего гавань от океана. С него заговорили пушки. Стреляли они очень часто. Примерно один раз за минуту. Разрывов на берегу видно не было. Но, вскоре, из-за холмов, прикрывающих Ла-Корунью с моря, поднялись клубы дыма.
– Они стреляют перекидным огнем через холмы, как мортиры, – сделал вывод стоящий рядом главный бомбардир.
– В порту уже что-то горит! Как же они попадают, не видя цели?– осведомился старпом.
– Колдуны, как есть колдуны, им сам дьявол помогает! – сделал вывод капитан.
Два меньших корабля, стоявших у входа в гавань тоже начали стрелять по каким-то целям. Каким именно, за мысом видно не было.
Стрельба продолжалась часа три. Над городом уже стоял громадный столб дыма. Там, видимо, бушевал огромный пожар. Корабли колдунов прекратили стрельбу. Дьявольская птица присела на воду, как утка, и подбежала по воде к большому кораблю. Там ее подняли на палубу.
Все четыре корабля колдунов развернулись и двинулись в открытое море. Дон Санчес Куэльо понял, что его отпустили на свободу. Санта-Катарина подняла паруса и двинулась обратно в порт. Послание колдунов нужно было срочно передать по назначению.
***
Утро следующего дня эскадра встретила в виду второго по важности атлантического порта Испании – Хихона. Сторожевики провели разведку и утопили у входа в порт 8 кораблей, стоявших на внешнем рейде.
Разгром порта провели по тому же сценарию. С Суворова подняли в воздух гидросамолет – корректировщик. На этот раз адмирал решил потренировать артиллеристов транспортов. Ослябя и Пересвет выстроились вдоль берега на удалении полторы мили от порта и вдумчиво выпустили за два часа по четыре десятка снарядов на каждый 90-миллиметровый ствол. Поровну фугасных и зажигательных. Поскольку сам порт был раза в два меньше, чем Ла-Корунья, то и столб дыма был в этот раз пожиже.
На следующий день расстреляли последний более-менее крупный океанский порт Испании – Сантандер. В стрельбе в этот раз упражнялись корветы Нахимов и Макаров.
По данным авиаразведки, в трех портах было уничтожено около 160 кораблей. Все портовые сооружения и склады сожжены. Охранявшие порты крепости – разрушены.
Миссия в Испании была успешно завершена. Эскадра, пересекая Бискайский залив, в походном ордере двинулась на север, в крупнейший французский порт Ла-Рошель. 250 миль до него прошли за двое суток. Корветы досматривали все встречные корабли. Идущие под испанским флагом, не вступая в переговоры, топили. Остальных – пропускали. Никто из встречных враждебных намерений не выказывал. Вид эскадры из трех крупнейших и четырех крупных кораблей вызывал у них только уважение, граничащее с испугом.
Адмирал расположил эскадру кильватерной колонной напротив входа в порт в двух милях от берега. Местные пушки дальше полутора миль не стреляли. В голове колонны – Нахимов, концевым – Казарский. Макаров и Ушаков пошли в порт. Ушаков встал на якорь на внутреннем рейде, а Макаров дождался представителя портовых властей и подошел к причалу.
На его борту находился глава торговой делегации нарком внешторга Дружков. Для надежности абордажную команду Макарова усилили двумя взводами стрелков – гвардейцев с двумя ручными пулеметами. Это в дополнение к двум штатным станковым.
Общение происходило на испанском языке. Местные его знали. Дружков знал еще и немецкий. Предъявление местным чиновникам верительной грамоты Республики Камчатка повергло тех в шок. Грамота была сделана красиво. Отпечатана типографским способом на больших листах пергамента с гербом Республики «Серпом и молотом» и Красной звездой в «шапке» и печатью Совнаркома внизу.
В грамоте, адресованной Главе города Ла-Рошели сообщалось, что представитель Республики трибун Дружков направляется во Францию для установления прямых торговых контактов с французским купечеством и готов продать купечеству города большую партию товаров, произведенных в Республике, а также закупить оптом местные товары (два списка товаров прилагались). Слухи про новосветских колдунов дошли и до Франции.
Портовые чиновники даже не заикнулись о каких-либо портовых сборах и налогах. Слишком суровая была у камчатцев репутация. Макарова поставили к центральному причалу. Подход корвета к причалу без парусов под машинами снова поверг местных в ступор.
Затем чиновники сошли по перекинутому на причал трапу и рысью рванули по набережной в сторону портовой конторы. Через четверть часа на борт взошли большие портовые начальники: капитан порта, начальник таможни и командир пограничной стражи.
Матросы, абордажники и гвардейцы были выстроены вдоль бортов корвета в парадной форме и с оружием. Дружков раскланялся с чиновниками, местный этикет, благодаря испанцам, мартийцы уже освоили, и пригласил их в кают-компанию корвета. Портовые начальники в кораблях разбирались. Построенный из дорогих пород красного и черного дерева, сверкающий чистотой корвет, кают кампания, украшенная филигранной резьбой по палисандру и большими зеркалами, произвели на местных должное впечатление. Не говоря уже о стремительных обводах корпуса с удлинением 1:7.
Кают компании Ушакова и Суворова украсили заранее при подготовке экспедиции. Этим двум кораблям предназначались еще и представительские функции. Пушки, чтобы не смущать местных, накрыли чехлами. Впрочем, пулеметы стояли в боевой готовности, направив хищные дула не берег, в готовности выкосить все живое на берегу за секунды. На что способны пулеметы, местные знать никак не могли. Поскольку вести о разгроме испанских портов в Ла-Рошель еще не дошли, приходилось соблюдать осторожность.
Местному начальству предъявили, помимо верительной грамоты, еще и запечатанное послание королю Франции от Председателя Верховного Совета Республики, и сообщили, что письмо может быть передано только лично в руки Главе города. Те стали зазывать представителей Республики в магистрат. От этого Дружков в дипломатичных выражениях отказался, заявив, однако, что готов встретиться с Главой города и главами купеческих гильдий на борту корвета.
Главный таможенник поинтересовался, в каких объемах указанные в списке товары могут быть проданы местным купцам. Услышав цифры: 100 тонн сахара в мешках по 50 килограмм, 20 тысяч литровых бутылок крепкого алкоголя, 80 больших, 120 средних и 300 малых зеркал, 50 часов – ходиков, 200 очков, таможенник утратил дар речи. Ему пояснили, что продажа будет проводиться только крупными партиями. Возможен бартер на товары, указанные во втором списке: парусина, пеньковые канаты, ткани, ртуть, селитра и другие химические материалы.
После угощения, сопровождавшегося дегустацией привезенных напитков, местные удалились. При спуске по трапу их приходилось придерживать под локотки.
Вечером на борт заявились городской голова с секретарем – переводчиком и председатель купеческой гильдии города с тремя заместителями по направлениям деятельности.
После церемонии взаимного представления гостей проводили в кают – компанию, где уже был накрыт стол. Присутствовали Дружков, его заместитель Подригин, командир корабля Тюленев и переводчик – француз. Среди взятых в плен с двух разгромленных испанских армад оказались и французы, и португальцы, и генуэзцы, и немцы, и голландцы. Короче – представители почти всех европейских наций. Многие уже служили в Республике по договорам и даже были приняты в подданство. О том, что француз – это француз, местным не сказали. Его представили испанским идальго. Он должен был слушать, о чем гости говорят между собой.
За выпивкой и закуской французам повторили свою стандартную байку о прибытии с Камчатки, проинформировали их о положении дел в Новом Свете, подробно рассказали о разгроме Непобедимой армады и недавнем разгроме испанских портов. В состоявшейся затем непринужденной беседе согласовали цены на поставляемые сторонами товары. Дружков предлагал товары по тем же ценам, по которым должны были, согласно договорам, торговать купцы Везлеров. При этом он прекрасно понимал, что поставляемые через торговый дом Везлеров товары, прежде чем попасть к конечным покупателям во Франции, проходили через нескольких посредников, и их цена подскакивала минимум в полтора, а то и в два раза. Поэтому, предлагаемые французам цены, были для них крайне выгодными. Дружков сообщил, что эскадра задержится в Ла-Рошели только на 4 дня.
Купцы жаловались на скудные времена, говорили, что не смогут за считанные дни собрать сумму наличными. Предлагали в оплату банковские векселя от того же дома Везлеров. Дружков отказался, повторив, что кроме серебра и золота готов принять товары по бартеру по согласованным ценам.
Главе города вручили послание королю Франции Франциску-1. В послании Предсовета уверял короля в совершеннейшем почтении и отсутствии каких либо взаимных претензий между Францией и Республикой. Короля информировали о том, что все владения испанской короны в Новом Свете перешли в собственность Республики. Французские купцы приглашались с товарами в единственный республиканский торговый порт на острове Гренада. Глава обещал отправить послание с курьером в Париж.
Через четыре дня, закупив свежее продовольствие и воду, эскадра вышла из Ла-Рошели и направилась в английский порт Дувр. Напрягшись, местные купцы выкупили 23 тонны сахара, 7 тысяч бутылок спиртного, около половины зеркал, все часы и все очки. Все таможенные пошлины и портовые сборы Дружков переложил на местных купцов. В трюмы Осляби загрузили полученные по бартеру сорок тонн парусины и тканей, триста килограммов ртути и шесть тонн других химических реактивов. Тканей и парусины местные предлагали больше, но перегружать корабль было не целесообразно.
За два дня до отплытия до Ла-Рошели дошли вести о разгроме портов Испании. Местные, с одной стороны, обрадовались бедам конкурентов, а, с другой стороны, с большой опаской стали смотреть на стоящие на рейде корабли. Так что, провожали они эскадру со смешанными чувствами. Были рады, что избавились от опасных гостей, и жалели, что не успели собрать денег для выкупа всех предлагавшихся товаров.
До Дувра эскадра дошла за четыре дня. По отработанной методике, эскадра осталась на внешнем рейде, Ушаков встал на внутреннем рейде, а Макаров подошел к причалу.
В Дувре простояли три дня. Передали письмо королю Англии Генриху-VIII, продали 43 тонны сахара, 16 тысяч бутылок спиртного, две сотни зеркал, 50 часов и 200 очков. Приняли на борт 60 тонн грузов по бартеру. Из Дувра двинулись в Амстердам. Встречные корабли перестали досматривать. Испанцев в этих водах, практически, не было.
До залива Эйселмер, в котором располагался Амстердам, дошли за два дня. Там простояли пять дней. Расторговались хорошо. Продали 160 тонн сахара, 36 тысяч бутылок и 500 зеркал. Очки и часы, как всегда, отрывали с руками. На освободившееся в трюмах место загрузили парусину, ткани и реактивы. За время стоянки на рейде корабли снова загрузили пресной водой, свежим продовольствием, пополнили с транспортов боекомплект и запасы горючего.
От местных купцов выяснили интересные подробности про Везлеров. Завезя в Европу товары из Республики, они тут же пропускали их через 3 – 4 своих же посредников и в свободной оптовой продаже товары появлялись уже вдвое вздорожавшими.
Из Амстердама двинулись в датский Копенгаген. В то время Дания была сильным государством, контролировавшим Зундский пролив, по которому шел основной торговый путь из Балтийского моря в Северное. За проход кораблей через Зунд датчане драли неслабые пошлины.
