bannerbannerbanner
Меня убьют четвертым выстрелом

Виктор Горошин
Меня убьют четвертым выстрелом

Едва Портер отошел на несколько шагов, Миа повернулась к матери.

– Как он тебе? – заинтересованно спросила она.

– Очень занятный человечек, – задумчиво отозвалась Аманда. – Неглупый. И с ним очень легко общаться.

– Так почему бы тебе это общение не продолжить?

– Миа, мы этот вопрос обсуждали уже много раз. В моей нынешней ситуации я не могу себе этого позволить.

– Ты можешь позволить себе все! Я же понимаю, ты просто за него боишься. Не хочешь ему все рассказать?

– Чтобы об этом через несколько дней узнал весь мир?

– Он произвел на тебя такое впечатление?

– Первое впечатление бывает обманчивым.

– Не хочешь – не рассказывай. Но почему бы тебе не продолжить знакомство? К чему оно тебя обязывает?

– И не жалко тебе его?

– Ни чуточки. Он ведь будет счастлив. Ну, пусть какое-то время…

– А потом?

– А потом пусть сам думает, что ему делать. А я думаю о тебе.

– Я знаю.

– Откуда?

– Если я в бассейне обращаю внимание на парня, а потом он оказывается в нашем кафе, и моя дочь роняет около него свою сумочку, то нужно быть последней идиоткой, чтобы этого не заметить.

7.

Терри Вудс скучно перебирал бумаги на своем рабочем столе. Находившиеся в кабинете Энтони Дюваль и Нэнси Купер терпеливо ждали. Неторопливость эксперта – криминалиста давно вошла в поговорку.

– Терри, – наконец не выдержал Дюваль, – тебе нужно срочно менять работу. Могу составить протекцию в дипломатический корпус. Это там многозначительная пауза считается признаком великого ума. А у нас совершенно иной ритм жизни. Так что, прерви, пожалуйста, свой обет молчания и расскажи нам что-нибудь занятное.

– Да, Терри, – добавила Нэнси, – уверена, что полные сутки – это как раз тот срок, за который ты сумел вычислить убийцу.

– Так перебори свой страх. Назови нам этого негодяя. А мы уж, так и быть, с риском для жизни поедем его брать. Под смертельным пулеметным огнем.

Терри, наконец, аккуратно разложил документы перед собой и поднял голову,

– Не поедете, – сказал он. – Во всяком случае, сегодня.

– Хорошо, – согласно кивнул Дюваль, – повременим. Как насчет завтра?

Терри опустил взгляд на бумаги.

– Боюсь, что и завтра тоже.

– Что же натолкнуло тебя на такие пессимистические выводы? – осторожно спросила Нэнси.

– Во-первых, автомобиль.

– И что с ним не так?

– На нем стоял украденный номер. Он был свинчен с другой машины за несколько часов до убийства. Модель-то мы установили. Это темно-синий «Мерседес – Фургон». Но их только у нас на учете десятки тысяч. И неизвестно, откуда прибыл этот. А вот номер оказался ворованным. Со старенькой «Хонды». Мы ее отследили. Парень-владелец даже не знал, что его так жестоко обобрали. Выехал со служебной парковки около шести вечера перед убийством. Еще при всех опознавательных знаках. С ними же до семи стоял в трафике в Мидтауне. Что и подтвердили многочисленные камеры. А вот потом беспечно оставил машину на маленькой улочке, где навещал больного приятеля. Там у него номер и свистнули. Без десяти восемь попал под камеру на четырёхсотое уже как нарушитель. Извиняет его лишь абсолютная неосведомленность.

– Парня-то этого проверили?

– Как и положено. Но, боюсь, лишняя предосторожность.

– И сам «Мерседес», конечно, потеряли.

– Какой ты умный… Рассказать, как это произошло?

– Попробую догадаться. Убийца, или кто он там, заезжает в первую подворотню, ставит свои собственные номера и волшебным образом превращается в законопослушного участника дорожного движения. Даже при скудном ночном трафике, вычислить его становится сложно.

– Видишь, Нэнси, – восторгу Терри не было предела, – никакой возраст не властен над гением великого сыщика. Мои ребята покопались, конечно, с камерами на близлежащих улицах, но ничего путного не обнаружили. Скорее всего, он просто затаился до утра.

– Вряд ли, – возразил Энтони. – Он бы постарался поскорее смыться. Вот возьмем, для примера, Нэнси. Стала бы она прятаться недалеко от места, где оставила свежий труп?

– Ты не мог бы поискать другой объект для примера? – возмутилась Нэнси. – Что у вас обоих за дурная привычка?

– Правда, Энтони, не обижай девушку. Хочешь еще что-нибудь мудрое сказать?

– Лучше тебя послушаю. Очень повышает образовательный уровень. Например, какие-нибудь подробности об этом убитом парне.

Терри придвинул к себе несколько листков бумаги.

– Дуайт Коллинз. Как вы уже осведомлены, родной брат нашего губернатора. Младший. Тридцать два года. Пятнадцать лет назад откололся от своей богатой и влиятельной семьи. Практически не поддерживал никаких отношений. Появлялся только на официальных приемах. Да и то лишь после того, как брат занял свой высокий кабинет. Думаю, политику пришлось демонстрировать несокрушимость родственных связей. Занимался благотворительностью. Работал сразу в нескольких фондах. Холост. Пару раз попадался с легкими наркотиками. Список его телефонных связей я вам приготовил.

– Как насчет заграничных вояжей? – спросила Нэнси.

Терри взглянул на экран компьютера.

– У него даже не было заграничного паспорта. Это тебя, вероятно, смутил русский пистолет? Так успокойся. Они и у нас продаются в достаточном количестве.

Энтони взглянул на часы. До назначенной встречи с губернатором оставалось совсем немного времени. А ему еще предстояло отчитываться перед репортерами. Он уже продумал в какой мере может перед ними открыться. Хотя, по опыту знал, что зачастую они приходят на пресс-конференции со своими предположениями. Иногда даже подкрепленными достоверными фактами. Многие из них имели своих информаторов и в преступной среде, и в кругу его коллег. Потому предугадать заранее, как сложится разговор, было трудно. В многолетней практике агента Дюваля были случаи, когда именно вопросы и предположения журналистов наталкивали его на правильный путь расследования. Рассчитывать на это было, конечно, нельзя, а вот надеяться – можно. Тем более сейчас, когда у Энтони не было ни одной правдоподобной версии. Одно обстоятельство безнадежно разбивалось о другое. Если предположить, что убийство имеет под собой политическую подоплеку, то слишком многое указывало на неподготовленность исполнителя. Это и неточный выстрел, и грубо сворованные автомобильные номера, и тело в машине. Можно, конечно, предположить, что таким образом профессионал запутывает следствие, но об этом не хотелось даже думать. Отработка такой версии заняла бы многие месяцы. Да и фигура погибшего, не имеющего никакого отношения к политической деятельности, в эту догадку не вписывалась. То, что у Дуайта Коллинза при себе не оказалось никаких документов, могло объясняться как неуклюжей попыткой скрыть его личность, так и элементарным ограблением. Но в последнем случае, зачем было тащить его тело? Даже, если предположить, что убийство было совершено в машине, то оставалось совершенно непонятным, почему убийца решил избавиться от трупа именно на заправочной станции.

– Так что, Нэнси, как мы ни старались, нам не удалось обнаружить на теле ничего, что могло бы указать на убийцу, – заканчивал свою мысль Терри. – Ни одного отпечатка, ни одного волоска. Пусть косвенно, но наводит на мысль о профессионале. И наш друг Энтони мог бы эту мысль опровергнуть или подтвердить, если бы хоть на мгновение отвлекся от своих глубоких мыслей и обратил на меня свое благосклонное внимание.

– Я тебя внимательно слушал, Терри, – обиделся Дюваль, – особенно в той части, где ты рассказывал, об отпечатке кроссовка на рубашке убитого. Я тоже согласен, что по его расположению можно допустить, что таким образом труп выпихивали из машины. Тем более, что, как ты совершенно верно подметил, около него не оказалось ни одного свежего следа. Что-нибудь еще?

– Поработай пока с этим. У нас есть список звонков убитого, к вечеру постараюсь отделить для тебя наиболее любопытные.

– Уверен, что у тебя все получится, – подбодрил Энтони, – Не хочешь покрасоваться перед камерами?

– Боюсь затеряться на твоем фоне. Идите с Нэнси вдвоем. Тем более, что вам не привыкать позировать дуэтом.

– Лучше перед ними, чем перед тобой. За много лет я успел заметить, что у тебя специфические творческие пристрастия.

– Я тоже обратил внимание, что ты их разглядываешь с неподдельным интересом.

– Работа такая. Никуда не денешься. Правда, с удовольствием отмечаю, что твои натурщики перестали мне сниться по ночам. А тебе, Нэнси?

– Не могу сказать, что расцениваю его творчество, как высокое искусство, – осторожно сказала агент Купер, – но и как фильмы ужасов не воспринимаю.

– Видишь, как дамы черствеют на нашей работе, Терри. Прямо скажем, не без твоего активного участия.

В зале, предназначенном для проведения пресс-конференций, Энтони и Нэнси нетерпеливо ожидали два десятка репортеров. Агенты привычно прошли к трибуне, постучали по микрофонам, проверяя их готовность. Дюваль предупредительно поднял руку.

– Ребята, – сказал он, – времени у нас немного. Поэтому сначала я сделаю маленькое заявление, которое, надеюсь, поможет вам заполнить первые полосы, а потом мы с агентом Купер постараемся ответить на ваши вопросы. Итак… – Энтони взял небольшую паузу, еще раз продумывая и тщательно взвешивая каждое свое слово. – Вчера утром на одной из заправок в Мидтауне был обнаружен труп родного брата губернатора нашего штата. В политической жизни он участия не принимал, поэтому широкой публике известен не был. Погибшего звали Дуайт Коллинз, ему было тридцать два года. Работал он в нескольких благотворительных фондах. Сразу оговорюсь, что политические мотивы убийства, которые так для вас соблазнительны, пока не подтверждаются. Поэтому прошу вас быть весьма аккуратными в своих предположениях.

Дюваль вопросительно посмотрел на Нэнси. Та наклонилась к микрофонам.

– Предваряя ваши вопросы, скажу, что Дуайт Коллинз был застрелен, оружие убийства нам известно. Также у нас есть около десятка свидетелей, находившихся на заправке, когда там было обнаружено тело. При погибшем не оказалось ни денег, ни документов, так что, мы допускаем и версию ограбления. Очень просим вас проявить деликатность и осторожность при раскрытии личности убитого и его родственных связей. Вопросы.

 

– Почему еще не было заявления губернатора о случившемся?

Нэнси чуть отодвинулась от микрофонов, подпуская к ним Дюваля.

– Прямо после нашей встречи мы собираемся на встречу с братом убитого. Думаю, что сразу за ней последует и его заявление.

– Означает ли это, что он будет так или иначе сориентирован вами?

Энтони чуть помедлил с ответом:

– Означает.

– Вы сказали, что тело было найдено на заправке в Мидтауне. Неужели камеры не зафиксировали момент убийства?

– Убит он был гораздо раньше. Совершенно в другом месте.

– И вам не кажется странным, что тело подбросили на такое видное место, как автозаправка?

– За тридцать лет работы мне уже ничего не кажется странным.

– Наша газета писала несколько лет назад, что брат губернатора был задержан в состоянии наркотического опьянения. В связи с этим два вопроса: был ли он под действием наркотиков в момент убийства и не может ли преступление быть связано с наркоторговлей?

Энтони вопросительно посмотрел на Нэнси. Та неопределенно пожала плечами.

– У нас пока нет заключения экспертизы о содержании крови убитого, – сказала она. – Что касается второго вопроса, то, как обычно, отрабатываться будут все версии. Но еще раз просим вас не политизировать происшествия.

– Да, ребята. Мы знаем, что у вас разные политические пристрастия, но убийство – это не повод их активно демонстрировать. К тому же, могу сказать, что у нас есть некоторые основания полагать, что преступление не было совершено профессионалом.

– И вы можете нам эти основания перечислить?

– Далеко не все, разумеется, – медленно произнес Дюваль, – но некоторые факты все же наводят на такую мысль. Хотя, все вы люди опытные и прекрасно знаете, что в подобных предположениях необходима и изрядная доля скептицизма.

– Допускаете, что профессионал мог сознательно совершать ошибки?

– Допускаю, – согласился агент, – хотя бы потому, что ни одна из этих ошибок не дала нам какой-либо серьезной зацепки.

8.

Губернатор Дэвид Коллинз нервничал. До выборов оставалось чуть больше года. И сейчас, сидя в одиночестве в своем кабинете, он пытался просчитать, как изменит расстановку политических сил внезапная гибель его брата. Если противникам удастся доказать, что Дуайт был убит в результате очередной любовной интрижки или при дележке порции наркотика, то предсказать их шаги будет нетрудно. Подотчетные им средства массовой информации всегда на страже и с готовностью откликнутся на просьбу раздувать эту историю исключительно на первых полосах или в прайм-тайм до самого дня выборов. Размещение рекламы все еще является ходовым товаром. Да и сами рассказы о плутовских похождениях убитого брата губернатора, несомненно, повысят рейтинг изданий и каналов. Преподносить такие сенсации ребята умеют. Даже выдумывать ничего не придется.

Последние опросы показывали, что его соперник лидирует на три пункта. За год до выборов это, конечно, немного, а вот динамика этого разрыва сейчас во многом будет зависеть от хода расследования.

Дэвида совершенно не интересовала судьба брата. Расстались они много лет назад, когда Дуайта впервые арестовали за хранение и использование наркотиков. Ничего серьезного там в результате не оказалось, просто молодежная компашка решила побаловаться травкой. Дело ограничилось небольшим штрафом. Но Дэвид в тот момент начинал свою политическую карьеру, и даже мелкие шалости Дуайта могли безжалостно его планы разрушить. С этим были согласны и родители. Срочно был созван семейный совет, на котором младшему брату строго указали, что все честолюбивые намерения старшего направлены лишь на дальнейшее укрепление могущества семьи, а потому любящие родственники обязаны оказывать ему всяческую поддержку. Или, по крайней мере, не мешать. Дуайту тогда было семнадцать лет. В ответ на все разумные доводы он пробормотал какие-то невразумительные левацкие лозунги, затем встал и вышел из дома. Пару недель его терпеливо ждали. Шли летние каникулы, и обращаться в школу было бесполезно. Потом родители занервничали и пригласили частного детектива. Опытный сыщик за пару дней установил, что Дуайт устроился на работу в один из благотворительных фондов, поступил на подготовительные курсы университета и с удовольствием продолжает кататься на подаренном к шестнадцатилетию «Лексусе». Семья успокоилась. Папа заметил, что в семнадцать каждый юноша просто обязан немного побунтовать. Была выделена достаточно внушительная сумма денег, ежемесячно поступающая брату на счет. Деньги регулярно тратились, что внушало родителям уверенность, в полной адекватности подростка. Детективу было предписано периодически наводить о нем справки и в письменной форме отчитываться. К концу лета Дуайт вернулся в школу, снял комнату с подругой-студенткой, продолжил работу в благотворительном фонде.

Через год он поступил в университет. Правда, один из самых дешевых и неизвестных. Тогда Дэвид позвонил ему первый раз и передал предложение родителей оплатить его обучение в более престижном учебном заведении. Дуайт согласился и с удовольствием перевелся. Именно в этот момент отец с матерью, решились, наконец, с ним встретиться. До этого им казалось, что он обязательно откажется. В отчий дом младший брат пришел в растянутом свитере, рваных джинсах, и стоптанных кроссовках. Сопровождала его нечесаная девица примерно в таком же одеянии, и с запашком, далеком от ароматов парфюмерных лавок. Увидев этот маскарад, родители весело рассмеялись. Их юность пришлась на сумбурные шестидесятые. Они были очень рады видеть сына. Отец долго хлопал его по плечам, восхищаясь тем, как он вырос и возмужал. Мама с доброй улыбкой обняла девушку и повела ее на кухню помогать готовить. Свою многочисленную прислугу они в тот день предусмотрительно отпустили.

Единственным человеком, которому этот визит сразу же не понравился, был Дэвид. В то время он уже работал окружным прокурором и легко мог себе представить реакцию таблоидов, как только они обратят внимание на это ходячее недоразумение. Его продвижение по служебной лестнице могло, если не остановиться, то, во всяком случае, серьезно замедлиться. Допускать этого ради нелюбимого брата ему не хотелось.

Но Дуайт никаких поводов для беспокойств не подавал. Был, правда, еще один случай, когда группа ребят неосмотрительно покурила что-то запрещенное на крылечке итальянского ресторана. Законопослушный владелец решил от греха подальше вызвать полицию. Мальчиков и девочек задержали. Дуайту в то время уже исполнилось восемнадцать, и он на законных основаниях потребовал не сообщать о происшествии родителям. Но дело попало к одному из друзей Дэвида. И тайна, которую Дуайт хотел свято сохранить, моментально открылась. Младшего брата снова вызвали на семейный совет. Папа прочитал ему небольшую, скучную для него самого лекцию о вреде наркотиков, дал несколько дельных советов, как избегать контактов с полицией, да и отпустил с миром. Предварительно оплатив штраф, многократно выросший по сравнению с первым. На этом инцидент был исчерпан. Дэвид, правда, убеждал отца, что подобная безнаказанность к добру не приведет, но тот лишь улыбался, обмениваясь с мамой многозначительными взглядами.

После того случая, в течение пары лет поведение Дуайта особых нареканий не вызывало. Дома он по-прежнему показывался нечасто, как правило, на родительских торжествах, даже туда умудряясь приходить все в тех же рваных джинсах. Но ни о каких нарушениях закона речи больше не было. Дуайт заканчивал университет, собирался заниматься социологией. В какой-то момент Дэвид даже подумал, что брат может оказаться ему полезным.

Правда, от планов этих вскоре пришлось отказаться. Дуайт Коллинз засветился в центре нового скандала. Пронырливые журналисты весело рассказали миллионам добропорядочных граждан о его романе с замужней женщиной. И не было бы в этом ничего ужасного, если бы дама не оказалась женой конгрессмена. Да еще того самого, который лоббировал в законодательном собрании интересы Дэвида. Простить такой удар окружной прокурор не мог. Продолжать общение с братом – тем более. Для его карьеры это было бы губительно. Дэвид тогда настоятельно просил родителей сообщать ему, если младший сын собирался их навещать. Чтобы лишний раз с ним не встречаться. Его помощники позаботились, чтобы об этой просьбе случайно узнал и пострадавший конгрессмен.

Через несколько недель, в одном из интервью Дэвида все же спросили, как он относится к поведению своего брата. Он попытался было отшутиться, сказал, что работает всего лишь окружным прокурором, а не священником, но репортер был настойчив:

– Вы действительно считаете, что избиратели могут поддержать на выборах генерального прокурора штата человека, чей брат оказался вовлеченным в сексуальный скандал?

– Знаете, я как юрист не могу припомнить, чтобы в нашем законодательстве были оговорки на этот счет.

– Но кроме юридических норм существуют еще и этические соображения.

– Абсолютно с вами согласен. И именно они не позволяют мне публично обсуждать внутренние переживания молодой красивой женщины.

– А внутренние переживания вашего брата?

– В той же мере. Тем более, что с братом мы никогда не были близки, и я ни в малейшей степени не раздяляю его взглядов. Видимся мы с ним крайне редко, понятно, что он не делится со мной событиями своей личной жизни. Вас интересует, смог бы я поступить так же? Нет. Институт семьи, по моему глубокому убеждению, одна из наших незыблемых ценностей. Не хотите поговорить о проблемах образования в штате?

В тот же вечер ему неожиданно позвонил Дуайт. Увидев на экране его имя, Дэвид несколько секунд размышлял, стоит ли ему отвечать. Но любопытство взяло верх. С первых слов было понятно, что брат безнадежно пьян.

– Мне понравилось, как элегантно ты от меня отрекся, – сказал он.

– И ты позвонил, чтобы высказать мне свое одобрение?

– Не только. Хотел обсудить незыблемость семейных ценностей. Потрясающе сказано. Так приятно это слышать. Особенно от тебя.

– Хочешь услышать еще раз?

– Хочу. И не только это. Холостому студенту всегда полезно узнать мнение женатого окружного прокурора по вопросам семьи и брака.

– Запишись на прием. Так и быть, уделю тебе несколько минут.

– А почему не сейчас? С твоим образованием и опытом, уверен, мои вопросы не покажутся тебе обременительными.

– Не покажутся, – согласился Дэвид. – Просто вряд ли ты их сумеешь обдумать до утра.

– Но один-то можно?

– Попробуй. Только покороче. Я очень устал.

– Совсем коротко. Скажи мне, великий поборник нравственности, почему ты так самозабвенно изменяешь своей жене?

Через несколько лет Дэвид с большим отрывом выиграл губернаторские выборы. Дуайт продолжал работать в благотворительных фондах. Время от времени в прессу попадали сообщения о его незначительных проступках. То он становился героем очередного любовного романа, то принимал участие в ресторанной потасовке, то раскатывал по городу в не совсем трезвом состоянии. Но губернаторство старшего брата было успешным, и на его рейтинге эти мелочи не отражались. На редкие вопросы о его отношениях с братом, Дэвид научился загадочно улыбаться и отвечать, что родственные связи для него чрезвычайно важны, и в блестящем будущем Дуайта он не сомневается. Тут же выяснилось, что по существующему протоколу, родным губернатора весьма желательно посещать различные официальные мероприятия. После небольшого раздумья, Дэвид приказал отсылать приглашения и брату. Иногда тот их принимал. И губернатор, поначалу опасавшийся непредсказуемого родственника, вскоре признал, что поведение Дуайта было безукоризненным. Появившись на нескольких приемах, он сразу прослыл внимательным собеседником, остроумным рассказчиком и деловым человеком. Выяснилось, что он умел легко сходиться с людьми, и с таким удовольствием рассказывать о своей благотворительной деятельности, что многие соглашались принять в ней участие. Иногда не без задней мысли, что сотрудничают с родным братом руководителя штата.

Даже те, кто был наслышан о недавнем прошлом Дуайта Коллинза, согласились, что его галантное отношение к дамам совершенно не выходит за рамки существующих приличий. Молодого человека начали приглашать в элитные дома. Губернатор все внимательнее приглядывался к своему младшему брату. И вдруг эта загадочная смерть, с трупом, выброшенным на автозаправке. Дэвид знал, что за двое суток следствие практически не сдвинулось с места. А ему необходимы были хоть какие-нибудь данные. В зависимости от причины убийства, он собирался выстраивать тактику своего поведения.

 

Дэвид Коллинз взглянул на часы. До назначенной встречи с агентами, ведущими расследование, оставалось около десяти минут. Губернатор прекрасно понимал, что федералы приходят не отчитываться перед ним, а допрашивать его. Для них он может оказаться таким же подозреваемым, как и любой другой гражданин. И вот тут у Коллинза было слабое звено. В ночь убийства он находился не дома. Сославшись на неотложные дела, он сказал жене, что переночует в офисе. Такое иногда и в самом деле случалось. Но в ту ночь он отправился в Каминг, на любовное свидание, где меньше всего думал о проблемах своего штата. Об этом знали его водитель и охранник, до утра оберегавшие покой шефа. Конечно, они никогда раньше его не подводили, работали с ним еще когда он был генеральным прокурором, но ни за одного человека нельзя было поручиться, если его допрашивали федеральные агенты. Законы на этот счет были однозначными и жесткими.

Сотрудники Федерального Бюро Расследований появились ровно в назначенное время. Представились. Коллинз привычно запомнил их имена. Энтони Дюваль и Нэнси Купер.

– Господин губернатор, – сказал мужчина, – прежде всего, примите наши соболезнования. Мы сожалеем, что приходится беспокоить вас в такой момент, но уверены, что вы понимаете важность нашего разговора.

– Можете не сомневаться, господин Дюваль, – твердо сказал Дэвид. – Я вас ждал и готов уделить вам время. Если можно, не более получаса. Потом я должен ехать на похороны брата.

Энтони и Нэнси переглянулись.

– Может быть нам отложить нашу встречу до вечера, когда вы освободитесь? – спросила девушка.

– Вовсе не обязательно. Последний раз я общался с братом несколько лет назад. По телефону. И мало что знаю о его личной жизни. Поэтому, думаю, что времени нам хватит.

– Давайте попробуем, – согласился Дюваль. – Если не получится, перенесем беседу на более удобное время. А вы скажете своему секретарю, чтобы бережнее относился к вашему расписанию.

Губернатор сделал вид, что не заметил этого намека.

– Не желаете по чашке кофе? – спросил он.

– Нет, спасибо. Давайте не будем терять время.

– Не будем, – подтвердил губернатор. – Хотите, чтобы я рассказал вам все, что знаю о брате?

– Было бы неплохо. Но мы в курсе, что ваши отношения были далеки от идеальных. С Дуайтом вы виделись только на официальных мероприятиях, да и то каждый раз демонстративно от него дистанцировались. У вас, наверное, имелись для этого веские причины?

– Я бы не назвал их такими уж вескими, – медленно проговорил Дэвид. – Не буду обманывать, что у нас с братом была огромная взаимная любовь…

– Мы бы вам и не поверили…

– …но и серьезных разногласий между нами не наблюдалось. Он ушел из дома, кода ему было семнадцать. Я в то время уже жил со своей семьей. У брата были собственные интересы, зачастую для меня неприемлемые, – губернатор со значением посмотрел на своих собеседников.

– И они могли пагубно отразиться на вашей карьере, – закончил мысль Энтони.

– Могли, – легко согласился Коллинз. – Мне на моей должности постоянно приходится учитывать множество разнообразных факторов. Даже, на первый взгляд, незначительных.

– Как, например, ваш родной брат, – сказала Нэнси.

– Послушайте, вы расследуете убийство или обстоятельства моей семейной жизни?

– Вам ли, господин губернатор, не знать, что порой факты пересекаются самым удивительным образом.

– Ваш брат никогда не обращался к вам с просьбой оказать помощь благотворительным фондам? – спросил Дюваль.

– Ни разу. У нас существует государственная программа их поддержки, но она, как вы понимаете, не зависит от родственных связей губернатора.

– Но вы хоть знаете, что это за фонды?

– Никогда специально не интересовался.

Энтони заглянул в свои записи.

– Ваш брат активно сотрудничал в фондах, помогающих больным лейкемией, бездомным и наркозависимым.

– Не похоже, что это может иметь какое-то отношение к его гибели.

– Почему вы так думаете?

– Не приходилось слышать о подобных прецедентах. Кстати, о наркоманах. Надеюсь, Дуайт не был под влиянием наркотиков в момент смерти?

– И ваши надежды полностью оправданы, – с едва заметной иронией сказала Нэнси. – Мы получили эти данные как раз по дороге сюда. В крови вашего брата не было даже намека на наркотики. Правда, сохранилось незначительное количество алкоголя.

– Мы распечатали телефонные звонки Дуайта Коллинза за последние несколько дней. Взгляните, пожалуйста, может быть какие-то имена покажутся вам знакомыми. – Энтони протянул губернатору листок бумаги. Тот углубился в его изучение.

– Здесь есть несколько имен, которые я знаю. Это политики и общественные деятели. Мне рассказывали, что некоторых из них Дуайту удалось привлечь к своей благотворительной работе. Но большинство имен мне неизвестно.

– Даже последнее?

Губернатор еще раз взглянул на список.

– Нет. И это имя мне ничего не говорит.

– Странно. Я думала, что оно известно в нашей стране каждому. Последний звонок вашего брата был сделан знаменитой писательнице Аманде Чапмен.

9.

Фрэнк проснулся первым. Приподнявшись на локте, посмотрел на спящую рядом женщину. Следуя своей неизменной привычке, Лариса спала, скомкав простыню между ногами. Уголки ее губ все еще подрагивали в утомленной улыбке. Он не удержался и дотронулся до этой улыбки пальцем. Не открывая глаз, женщина его легонько прикусила. Фрэнк склонился над ней и начал старательно отыскивать губами самые благодарные уголки ее хрупкого тела. Легкими касаниями смычка он прикасался к потаенным изгибам ее волшебной скрипки, прислушиваясь к волнующей, чудесной и загадочной прелюдии. Лариса негромко застонала, приоткрыла глаза и посмотрела на Фрэнка с насмешливым вызовом, который он с готовностью принял. Не прошло и нескольких секунд, как они скатились с широкой гостиничной кровати и даже не заметили этого.

Лариса прилетела в пять часов утра. Со времени их последней встречи прошло около шести недель. После откровений о появившемся в ее жизни человеке Фрэнк боялся ей звонить. Покорно смирился с тем, что его место занял другой мужчина. Возразить ему было нечего. Он был давно и безнадежно женат, растил любимого сына.

Он был уверен, что Лариса встретила очень хорошего парня. Другого она бы в свою жизнь не пустила. Фрэнк понимал, что ей нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах. Поэтому боялся потревожить ее даже дружеским звонком. Они не общались около полутора месяцев. Фрэнк не ревновал, но очень беспокоился. А потому радости его не было предела, когда несколько дней назад она позвонила и, как ни в чем не бывало, сообщила, что очень соскучилась и собирается в Атланту. Точно так же, как она делала это все последние годы.

Десять лет назад, Фрэнк был уверен, что Бог, наконец, послал ему ту женщину, о которой он рассказывал каждой созданной им музыкальной фразой. Ему было совершенно безразлично, что Лариса не была христианкой. А вот то, что говорила она на языке, который он так полюбил, Фрэнк расценивал как однозначный сигнал свыше. Буквально за несколько дней он понял, что жить без этой русской медсестры он не сможет. Если бы у него была возможность, он запер ее в доме и выпускал только на свои выступления. Но у нее была своя жизнь. И, прежде всего, был молодой человек, с которым ее достаточно многое связывало. Уже в первую ночь она пообещала Фрэнку, что скоро уйдет от него. Но попросила дать ей немного времени, чтобы хоть как-то его подготовить. Чапмен не смел ее торопить. Он сразу признал, что в житейских вопросах Лариса гораздо умнее его, и с первых дней их любви приучил себя безоговорочно ей доверять.

Он узнал, что выросла она в российский глубинке, в городе, известном на весь мир тем, что под видом тракторов в нем строили танки. Лариса, смеясь, рассказывала, как они тайком слушали американские радиостанции и удивлялись, что их завод выпустил тысячу танков. А утром из газет узнавали, что изготовил он, оказывается, пять тысяч тракторов. После школы она поступила в медицинский институт. На третьем курсе по залету (Фрэнк понимал эту русскую идиому) вышла замуж. Но студентов заставили собирать картошку, и у нее случился выкидыш. Как раз в тот момент, когда она тащила на себе двухпудовый мешок. Вот так. Ребенка она потеряла, а муж остался. Расстаться они решились только после окончания института. Но как раз перед разводом у семьи появилась возможность иммигрировать. В полунищей России отказываться от такой перспективы было глупо. Муж упросил взять его с собой и развестись уже в Соединенных Штатах. Что она с удовольствием и сделала. Но в Америке свои законы. Вдруг выяснилось, что ее медицинский диплом не позволяет ей работать даже рядовой медсестрой. Три года ушло на то, чтобы ей разрешили делать уколы и ставить капельницы, что она умела лучше многих американок. Все это время она спала не больше четырех часов в сутки. Да и теперь мало что изменилось, потому что медицинская школа тоже требует полной отдачи. Но осталось всего несколько месяцев. Хорошо хоть зарплата выросла в шесть раз. И теперь она может не беспокоиться насчет платежей за учебу.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru