Виктор Горошин
Меня убьют четвертым выстрелом

Они прошли в кафетерий. Заняли столик. Ник попросил два напитка.

– Так при чем здесь твоя мама? – спросил он.

Девочка буквально на долю секунды задержалась с ответом. От Ника это не ускользнуло.

– Я хочу, чтобы вы с ней познакомились.

– Зачем? – удивился Портер.

– Послушайте, вам сорок четыре года…

– Тебе и это известно?

– …и я должна вам рассказывать зачем знакомятся мужчина и женщина? Вам раньше никогда не приходилось этого делать?

– Приходилось, – признался Ник, – но еще никогда таким… экзотическим способом.

– Не вижу ничего экзотического. Зачем вы, взрослые, все усложняете. Мама человек… занятой… немного застенчивый… Отца своего я никогда не видела. У нее, конечно, были какие-то невразумительные романы, но вот уже довольно давно она одна… Понимаете?

– Не все.

– Да вижу, – досадливо отмахнулась Миа. – Могла бы и раньше догадаться… Что тут может быть непонятного?

– Например, почему именно я?

– Я же сказала: один раз мама напросилась со мной сюда, в бассейн. Там случайно увидела вас. Обронила, что вы показались ей привлекательным. Вот я и подумала…

– Ты думаешь, этого достаточно?

– Нет. Но у меня есть и дополнительные соображения.

– Например?

– Вы не курите. Мама этого категорически не переносит. Судя по тому, что приходите сюда каждый день, не являетесь скрытым алкоголиком. Кроме того, неплохо выглядите для своих преклонных лет. Бодрый такой старикашка.

– А зачем же твоей маме старикашка? – уязвленно спросил Ник.

– Мне шестнадцать лет, – сказала девочка.

– Я не спрашивал тебя о твоем возрасте.

Миа обреченно покачала головой:

– Как все запущено… Вот правду ученые говорят, после тридцати лет мозговые клетки начинают отмирать. А у некоторых, – девочка со значением посмотрела на своего собеседника, – этот процесс идет с заметным ускорением. Если я говорю, что мне шестнадцать, то подразумеваю, что маме тоже не двадцать один.

– А-а, вот оно как. Извини, не подумал.

– Иногда не мешает… К тому же вы не гей.

– А это тебе откуда известно?

– А то я не видела, как вы крутили роман с той высокой девкой в постоянных леопардовых штанах. Она бегала на зумбу, а вы к концу ее занятий ненароком оказывались около танцевального зала. А потом, как привязанный, шлепали за ней и якобы незаметно плюхались в ее машину. Совершенно не понимаю, от кого вы прятались.

– Здесь ее бывший муж занимается, – неожиданно признался Ник. – До сих пор ревнует.

– И напрасно. Впрочем – это неважно. Вы уже почти месяц, как расстались.

– Ты и это знаешь?

– И многое другое. Вплоть до ваших любимых спагетти, которые вы потребляете в неприличном количестве. Кстати, пищу нужно разнообразить. А то располнеете, никакой фитнес не поможет.

– Тебе-то какое дело?

– Вы что, забыли зачем я с вами время теряю? Хочется, чтобы у мамы был здоровый спортивный парень. Так будете знакомиться?

– И как ты себе это представляешь? – спросил Ник.

– А я уже все продумала…

– Все продумала? Какая ты молодец!

– Не перебивайте. Я этого не люблю. – Миа немного помолчала. – Здесь неподалеку есть кафешка. Мы с мамой там иногда обедаем. Так вот, я вам позвоню перед тем, как мы туда пойдем следующий раз. И мы как бы случайно встретимся. Что вы об этом думаете?

Портер сделал глоток из бокала. Немного помолчал. Затем взглянул на собеседницу.

– Прежде всего, я думаю, что ты нафантазировала себе черт знает что и пытаешься эти свои бредовые фантазии реализовать.

– Почему бредовые?..

Ник пожал плечами:

– Откуда мне знать? Скорее всего, потому что ты еще маленькая и не очень умная девчонка.

– Сами вы не очень умный…

– Помолчи немного. Как ты себе все это представляешь? «Мама – это Ник. Мы занимаемся в одном спортзале и поэтому я хочу, чтобы он стал твоим бойфрендом»? А ты хотя бы подумала о том, что твоя мама может мне не понравиться?

– Как это?

– Да очень просто. Вот не понравится и все тут. Ты бы мне для начала хоть фотокарточку ее принесла что ли.

– Моя мама не может не понравиться.

– Еще как может. Почему это она, как ты говоришь, уже долгое время прозябает в гордом одиночестве?

Миа вдруг неожиданно сникла. За несколько мгновений из насмешливой, даже высокомерной девушки она превратилась в грустную маленькую девочку. Портер обратил внимание на эту внезапную перемену.

– Что молчишь? – продолжал он. – Нечего сказать? Знаешь, что нагло пытаешься вторгнуться в жизнь взрослых людей. Совершенно не понимая ни их состояния, ни мотивации их поступков. Может быть, твоей маме никто не нужен. Может быть, я преднамеренно и осознанно расстался с танцовщицей в леопардовых штанах. Что ты все вынюхиваешь? Какого черта лезешь в дела, в которых ничего не смыслишь? Что? Нечего ответить?

– Я хотела помочь своей маме.

– Хотела? А она тебя просила об этом?

На глаза девочки вдруг навернулись слезы.

– Это вы ничего не понимаете… Я просто хочу, чтобы моя мама не была одинокой… хоть какое-то время…

– И поэтому ты считаешь возможным бесцеремонно лезть к незнакомым людям?

– Извините… – Миа кончиками пальцев протерла глаза. Потом попыталась улыбнуться. – А все-таки, согласитесь, я здорово придумала со случайной встречей в кафе.

– Отвратительно.

– Почему это?

– Ты же говорила, что она меня видела и даже нашла очаровательным…

– Не льстите себе – только симпатичным. Да и это – весьма спорное утверждение. Неужели вы не согласны?

Ник сделал вид, что не заметил этого укола.

– Так вот, я думаю, после такого заявления, наша якобы случайная встреча выглядела бы весьма подозрительной.

– Да вы с ума сошли. Мама давно забыла о вашем существовании. У нее, слава Богу, и без вас дел хватает. Может быть, все-таки придете?

Портер задумался. В его жизни было много разочарований. Ему шел пятый десяток, он немного подустал, и авантюра, в которую он бы с удовольствием втянулся лет двадцать назад, сейчас особого энтузиазма не вызывала. Но все-таки озорной мальчишка еще дремал где-то внутри него, а после сегодняшней удачи на баскетбольной площадке, он вроде бы даже и зашевелился. Кроме того, Ник видел, что Миа чего-то не договаривает, и ему было любопытно, что же на самом деле скрывается за странным поведением девочки.

– Приду, – после долгой паузы сказал он. – Почему бы и нет?

– Ну, и прекрасно, – обрадовалась Миа. – Я рада, что не ошиблась в вас. Давайте попробуем. Может быть, что-то и получится. Я позвоню дня через три. Только…

– Что еще?

– Эта ваша давняя история… Из-за которой вас не взяли в профессиональную лигу. Я, конечно, понимаю, что обвинения вроде бы не подтвердились, и все такое. Но не надо об этом рассказывать маме. Она может и не понять.

– Вижу, что ты прилежно выполнила домашнее задание. И тебя совершенно не смутило это происшествие?

– Поначалу – да. А вы бы как хотели? Но потом я подумала, что, может быть, вы говорили правду. К тому же прошло больше двадцати лет. Люди меняются.

– Потрясающее наблюдение.

– Послушайте, что вы все время разговариваете со мной, как с шестилетним ребенком? Я понимаю гораздо больше, чем вы думаете.

– Еще бы! Все время забываю, что ты поколение – миллениум.

– Какие вы умные слова знаете! Не иначе, прочитали еще какую-нибудь книжку, кроме баскетбольных правил. – Миа вдруг довольно сильно хлопнула себя ладошкой по голове. – Ах, да! Как же я могла забыть? Вы же у нас математик по образованию. Уж не знаю, чему вас там на тренировках учили, но до десяти, надеюсь, считать умеете.

– С калькулятором…

– По нынешним временам сойдет. Не выпускайте телефон из рук. Я скоро позвоню.

– Позвони, – согласился Портер. – Кстати, как зовут твою маму?

– Ее зовут Аманда Чапмен.

– Надо же, – усмехнулся Ник, – полная тезка знаменитой писательницы…

– Почему – тезка? – сказала Миа. – Это она и есть. Только она уже несколько лет ничего не пишет.

3.

Энтони Дюваль еще не до конца проснулся. Повернув от дома на основную дорогу, он посмотрел на приборную доску. Часы показывали четверть шестого. Дежурный офицер разбудил его двадцать минут назад и передал приказ Директора срочно выехать на какую-то заправочную станцию в Мидтауне. Там обнаружили труп человека с огнестрельным ранением. Следом пришло сообщение с адресом.

Признаться, от таких срочных вызовов Энтони уже несколько отвык. Проработав два десятка лет оперативником Федерального Бюро Расследований, он с радостью перешел на аналитическую работу, обустроился в уютном кабинете и привык к нормированному рабочему дню. Так приятно было заходить в свой офис около девяти и закрывать за собой дверь ровно в шесть. Дюваль не без оснований полагал, что в свои пятьдесят с хвостиком он такую привилегию заслужил. Правда, изредка его все же выдергивали на какие-то особые происшествия. Но последний раз это было около года назад, когда он с блеском расследовал дело Полины Томпсон.

И вот теперь этот неожиданный звонок.

Согласно навигатору, ехать нужно было около получаса. Энтони понимал, что раз дело было передано в Бюро, значит речь идет о серьезном преступлении, далеко выходящим за рамки обыкновенной уголовщины. Да и сам факт, что его посреди ночи вытащили из постели, говорил о многом. Скорее всего, погибший был достаточно важной персоной. Правда, по опыту он знал, что такие убийства очень редко совершаются на автозаправках, но чего в этой жизни не случается.

Он переключил радио на новостную волну. Наверняка вездесущие репортеры уже узнали о преступлении. И бойко делятся полученной информацией со своей аудиторией. Но на этот раз Дювалю не повезло. Ведущие утренних разворотов безмятежно рассказывали о погоде, вчерашнем бейсбольном матче и вмешательстве русских в прошедшие президентские выборы. Даже в сводке происшествий не было сказано ни слова об убийстве на заправочной станции. Это наводило на определенные размышления. И объяснение могло быть только одно: если уж ни один из полицейских начальников не решился покрасоваться перед камерами и микрофонами, значит был отдан четкий приказ о неразглашении обстоятельств убийства.

Впрочем, гадать не имело никакого смысла. Тем более, что впереди безошибочным ориентиром замигали сигнальные огни полицейских автомобилей.

Энтони припарковал машину, показал патрульному свой жетон и прошел за оцепление. Первое, что он увидел, была группа молодых людей, стоящих у одной из колонок. С ними беседовала Нэнси Купер – его партнер по Бюро, с которой они уже раскрыли несколько преступлений. Он помахал ей рукой. Она кивнула в ответ. Чуть в стороне от этой группы присел на корточки молодой парень в форменной курточке заправщика.

Два полицейских фургона стояли чуть в стороне. Там же находилась и группа офицеров. Дюваль подошел к ним. Ему частенько приходилось сталкиваться с ситуациями, когда между его ведомством и полицией происходила ревнивая борьба за право проведения того или иного расследования. И сейчас он по многолетней привычке ожидал, что его появление вызовет открытое неудовольствие полицейских.

– Меня зовут Энтони Дюваль, – представился он. – Я специальный агент Федерального Бюро Расследований. Полагаю, что это дело поручено нашему департаменту и очень рассчитываю на ваше, офицеры, содействие, или, по крайней мере, невмешательство.

Однако, никакого протеста со стороны полицейских не последовало. Один из них взмахом руки указал ему на дорожку, ведущую за угол. Туда Дюваль и направился.

Убитый все еще лежал на спине. Почти в той самой позе, в какой его обнаружил Валид. Только рубашка его была уже расстегнута, и над ним в очень неудобной позе сидел ведущий криминалист Бюро Терри Вудс. Появление Дюваля не произвело на него абсолютно никакого впечатления. Скорее всего, он его просто не заметил.

Энтони молча стоял, наблюдая за работой эксперта.

– Терри, – наконец произнес он, – может быть ты, наконец, отвлечешься и представишь мне своего приятеля…

– Рад бы, – проворчал Вудс, не поднимая головы, – но в этом городе полно воришек. Кто-то из них лихо стащил все его бумаги. Ты не знаешь, – продолжил он без всякого перехода, – чего это нас пригнали сюда в такую рань?

– Сам теряюсь в догадках, – Дюваль с сомнением посмотрел на убитого. – Вроде бы твой клиент не тянет на президента дружественной нам страны.

– И смежники ведут себя подозрительно спокойно, – Терри кивнул на группу полицейских. – Видимо, получили какие-то внятные указания. Да и твоих друзей-репортеров не видно. Неужели ни одна дрянь не проболталась?

– Вот за этих не переживай – скоро появятся. Оцепленная заправка, сверкающие огни автомобилей… – Дюваль оценивающе посмотрел на криминалиста. – А тебе, как я погляжу, опять хочется на первые полосы?

– Да подрос я уже…

– Не забудь добавить, что ты на пять лет моложе меня.

– Ну, от этого никуда не денешься, – Терри начал с разных ракурсов делать фотографии лежащего на земле парня.

– Знаешь, есть такой анекдот, – неожиданно сказал Дюваль. – Жена упрекает мужа, что на его снимках всегда выглядит уродливой. «Вот Стенли, когда снимает свою жену, так она у него красотка фестивальная. А я у тебя страшнее зомби.» «Это потому, что Стенли – оператор в Голливуде, а я эксперт-криминалист в ФБР.»

Терри сделал неуклюжую попытку улыбнуться.

– Я уже лет десять, как не женат… Недавно встретился с бывшей, выяснили, что к нашему общему удовольствию.

– Ты всегда умел находить верные решения, – подтвердил Энтони. – Поэтому и выглядишь гораздо привлекательнее этого парня, – он кивнул на убитого. – Ладно… Что-нибудь очень умное сегодня можешь сказать?

Вудс покачал головой.

– Пока немного… Вычеркнули его часа четыре назад. Стреляли в упор. Надеюсь, не забыл, что это значит?

– Что убийца с жертвой были близки…

– Ну, это уж каждый сам себе формулировки находит. Во всяком случае, подобраться он к нему смог. Еще одна маленькая деталь… Но, думаю, твое внимание привлечет: пытались стрелять, видимо, в сердце, но чуток промахнулись. Посмотри на рубашку. Сплошное кровавое пятно. В то же время, цемент вокруг абсолютно чист. Никаких кровяных луж.

– Может, затерли?

– Обижаешь. Проверил, конечно. Крови здесь не было со времен Гражданской войны. Так что, привезли его сюда, по всей вероятности, уже остывшим.

– Или принесли…

– Или принесли, – легко согласился криминалист. – Я еще прошвырнусь по окрестностям. Даже внутрь не побрезгую зайти. Но что-то мне подсказывает, затея это абсолютно безнадежная.

– Что-нибудь еще?

– Один выстрел. Приблизительное время я тебе уже указал. Подробности, как обычно, ближе к полудню.

Дюваль огляделся по сторонам. Обратил внимание, что агент Купер все еще беседует с группой молодых людей.

– Не знаешь, кто это там Нэнси развлекает? – спросил он.

– Краем уха слышал, что ребята как раз заправлялись, когда нашли этого парня. Вроде бы и полицейские тоже здесь были.

– И с ними она успела переговорить?

– Не думаю. Она подъехала минут за пятнадцать до тебя. И сразу взяла в оборот молодежь. Да ты не стесняйся. Подойди – познакомься. Как мы уже отметили, они сегодня на удивление смирные. – Он снова склонился над трупом.

Дюваль отошел к группе полицейских.

– Господа, – сказал он, – мой напарник предположил, что кто-то из вас находился здесь в момент обнаружения трупа. Мне бы хотелось с этими офицерами поговорить.

Полицейские переглянулись. Не привыкли они подчиняться агентам конкурирующего ведомства. Но полученный приказ был однозначен: оказывать содействие Федеральному Бюро Расследований, которое и будет заниматься этим делом.

Один из офицеров сделал шаг вперед.

– Моя фамилия Фолкнер…

Он вкратце описал, как по жалобе жителей одного из близлежащих домов, две полицейские машины прибыли на заправочную станцию и, опустив некоторые сомнительные и второстепенные детали, рассказал каким образом был обнаружен труп.

– Не заметили ничего подозрительного в поведении этих ребят? – спросил Энтони.

– Да вроде нет… Ведут себя абсолютно естественно. Пьяные, конечно, все, но с убийством как-то не вяжутся. Слишком шумные.

– А заправщик?

– Вот о нем сказать ничего не могу. Когда обнаружил тело, выглядел достаточно испуганным. Но в работе со всяким приходилось сталкиваться… Вы понимаете? – Фолкнер со значением посмотрел на собеседника.

– Понимаю, – согласился Дюваль. – Вы рассказывали, что ваш напарник проверял документы этих ребят.

– Проверял.

– И, наверное, сделал с них копии?

Фолкнер повернулся к одному из стоявших чуть в стороне офицеров:

– Рауль, ты снял копии с их документов?

– Как и положено по протоколу, – отозвался Мартинес.

– Прекрасно, – похвалил Дюваль. – Надеюсь – поделитесь, чтобы нам не пришлось начинать процедуру с нуля.

Мартинес вопросительно посмотрел на своего товарища.

– Поделится, – вздохнул Фолкнер, – куда он теперь денется?

– Не знаете, сколько времени они пробыли здесь до вашего прибытия?

– Думаю – недолго. Мы приехали буквально через пару минут после вызова. Находились неподалеку. Да и они успели только заправиться.

– И пошуметь, – добавил Рауль. – Если немного пофантазировать, можно предположить, что вся эта шумиха была устроена для того, чтобы не было слышно выстрела.

– Не вяжется, – сказал Дюваль, – убийство произошло часа за два до того, как заправщик обнаружил тело.

– Здесь?

Энтони на секунду задумался, прикидывая, стоит ли делиться с полицейскими своими соображениями.

– А вот этого мы пока точно не знаем. Не заметили, кто-нибудь из ребят отходил в сторону во время вашей беседы?

– Уверен, что – нет, – Фолкнеру не понадобилось и секунды для ответа. – Все находились около бензоколонки. Вели себя достаточно вызывающе… Но никто никуда не отходил. Постоянно были в поле нашего зрения.

– А работник?

– Тоже все время стоял рядом, – сказал Рауль. – Мы, конечно, не обращали на него особого внимания, не могли предположить, чем все обернется, но я бы заметил.

– Ну, и не будем гадать, – подытожил Энтони. – Уверен, что здесь понатыканы камеры, так что, у нас еще будет возможность все детально рассмотреть. Вы ничего не упустили? Не хотите, что-нибудь добавить.

– Когда мы обнаружили труп, – сказал Фолкнер, – одна из девушек сразу его узнала. Она – дочь сенатора, и встречалась с ним на каких-то тусовках.

– Как… узнала? – изумился Дюваль. – И вы можете мне его назвать?

– Только с ее слов, конечно. Но… я думал, вы знаете, кто это. Иначе, с какой стати вы бы здесь находились?

– Да говорите же!

Фолкнер неуверенно посмотрел на своих товарищей. Те молчали, давая ему возможность самому принимать решение.

– Она сказала, что его зовут Дуайт Коллинз. Он родной брат Дэвида Коллинза – губернатора нашего штата.

4.

Вылет рейса Атланта – Сакраменто задерживался. Где-то на трассе бушевала гроза, и синоптики рекомендовали ее переждать. Фрэнк Чапмен уже несколько раз украдкой поглядывал на часы. Лариса это заметила. Как, впрочем, замечала каждый раз, когда он ее провожал.

– Не переживай за меня, милый, – усмехнулась она. – Сделай вид, что набрался мужества и поезжай домой. Я уже взрослая девочка и сумею найти себе место у окошка.

Фрэнк молча, не отрываясь, смотрел на летное поле. Там выстроилась послушная цепочка самолетов, готовая по приказу невидимого, но всемогущего диспетчера разлететься во все концы света. Он думал, что большинство из них скучно и обыденно долетят до известного пункта назначения. Возможно, преодолев по пути несколько турбулентных зон. Другим придется на какое-то время отклониться от намеченного маршрута. Самые невезучие будут вынуждены воспользоваться запасным аэродромом. Если, конечно, успеют.

Чапмен вдруг почувствовал первые признаки этого знакомого и сладкого волнения, когда в нем начинала зарождаться мелодия. Подумал, что готовые взлететь самолеты можно обозначить скрипками и кларнетами. На взлете зазвучат валторны и ударные. А уж потом всей мощью оркестра он расскажет о самом полете. Весело нафантазирует, что происходит внутри каждого лайнера. Покажет, куда именно он летит, добавив для этого экзотические напевы и инструменты. И, конечно же, радостным апофеозом все они приземлятся в одно и то же время. По всей земле будут обниматься счастливые, уставшие от долгой разлуки люди.

Девушка за стойкой объявила начало посадки. В терминале появилась группа стюардесс. Одна из них, заметив Ларису, помахала ей рукой.

– Привет, дорогая. Опять с нами? Не устала от своих командировок?

– Да вот, все думаю сменить работу, – улыбаясь, ответила Лариса. – Никак не могу решиться.

– Тогда и не меняй, – обернулась девушка. – Главное, чтобы нравилось.

– Пока нравится, – Лариса оценивающе посмотрела на Фрэнка. – Можно даже сказать – влюблена…

Фрэнк Чапмен мало что понял из этого диалога. Но это его не особенно огорчило. Он вообще крайне редко замечал посторонние звуки. Старался не обращать на них внимания. Ему вполне хватало тех, которые звучали внутри него.

– О каких это командировках она говорила? – скорее из вежливости спросил он.

– Часто летаю. Примелькалась. Вот и сочиняю сказки про деловые поездки. А ты бы хотел, чтобы я рассказала, как мчусь на свидания к женатому любовнику? Через всю страну и с подозрительной регулярностью.

– Я бы не хотел, – чуть подумав, ответил Фрэнк. – Но мне кажется, что им совершенно безразлично, куда ты летаешь.

– И мне так кажется, – согласилась Лариса.

– Тогда я не понимаю…

– И не нужно. Пусть в этом мире будет хоть один мужчина, который чего-то не понимает и не боится в этом признаться.

– Думаешь, это такая редкость? – удивленно спросил Фрэнк.

– Просто уверена. И очень горжусь, что этот единственный мужчина – мой. Пусть и на несколько часов в месяц.

– Лариса, ты же знаешь…

– Я все знаю. Поэтому сейчас сяду в самолет и полечу в Сакраменто. И даже дам себе слово, что больше никогда в жизни тебя не увижу. На пару дней хватит.

– А потом?

– Потом приду домой после шестичасовой операции, налью себе чего-нибудь выпить и начну планировать следующую поездку.

– А я буду тебя ждать.

– Будешь. И примчишься встречать с неизменным букетом. А через день привезешь сюда и сразу начнешь якобы незаметно подгонять время. Потому что у тебя маленький сын, законная жена и любимая сестра, которая не в восторге от наших с тобой отношений. Как она, кстати?

Фрэнк с удовольствием ухватился за эту возможность поменять тему разговора.

– Тебя это, правда, волнует?

– Проявляю уважение к твоим родственникам. Так что там у Аманды?

– Все то же самое. Пока никаких изменений. В нашей ситуации мы можем только ждать.

– Понимаю…

– Этого нельзя понять, – Фрэнк беспомощно развел руки в стороны. – С этим можно только научиться жить. Миа уже на пределе… Просто не представляю, как она держится. Совсем ведь еще маленькая девчонка.

– Ты говорил, что в ближайшее время вопрос может решиться.

– Ждем. Я же объясняю – это все, что нам теперь остается.

– И она по-прежнему ничего не пишет?

– Даже думать об этом не хочет. Я предложил ей поработать вместе, сочинить для меня какой-нибудь сюжет, но и это ее не вдохновило. Пообещала подумать, когда… если все образуется.

Очередь на посадку заканчивалась. Фрэнк и Лариса медленно пошли к стойке. Уже на подходе Лариса вдруг опустила сумку на пол, прижалась к своему спутнику и зашептала:

– Ты знаешь… Все думала, говорить тебе или нет. Может быть, сейчас и не лучший момент, но… У меня появился очень близкий человек. И он хочет на мне жениться. – Она чуть отстранилась и внимательно посмотрела на Фрэнка. – Как ты на это смотришь?

Фрэнк выглядел растерянным.

– Я пока не имел времени об этом подумать, – наконец, сказал он. – В любом случае, по-моему, гораздо важнее, как на это смотришь ты.

– Я думаю, от такого предложения отказываться нельзя. Мне уже тридцать семь…

– Я помню.

– Неправда. Ты помнишь лишь о том, что тебе на двадцать лет больше. И что я ровесница твоей любимой сестры.

– Хорошо, – сказал Фрэнк. – Пусть будет по-твоему.

– Пусть будет, – кивнула Лариса.

– И ты думаешь, что у… твоего парня серьезные намерения?

– Да какие бы ни были… Во всяком случае, на первый взгляд производит впечатление весьма порядочного человека.

– В отличие от меня?

– Тебе очень не идет говорить глупости. – Лариса немного помолчала. – Он оказался единственным выжившим в крупной автоаварии. Я его оперировала почти целый день. Потом ждала, когда он очнется от наркоза. Сидела у его кровати и молилась. Знаешь, я молилась по-русски и почему-то очень боялась, что эта молитва может не помочь американцу. Дура такая… А потом в какой-то момент просто вырубилась на несколько минут. Когда очнулась, увидела, что он уже открыл глаза и внимательно на меня смотрит. А я не знала, что ему сказать. Так мы несколько минут молча друг друга и разглядывали. Наконец, он, видимо, принял самое важное решение в своей жизни и сказал: «Доктор, я знаю, что вы спасли мою жизнь. Теперь я должен на вас жениться.»

– Так и сказал – «должен»?

– Так и сказал.

– Ответственный, видимо, парень… – пробормотал Фрэнк.

– Не то слово. У него еще кружилась голова, он был очень слабенький. В любой момент могли начаться осложнения. А он уже думал о своих обязательствах. Настоящий мужчина. Разве можно такому отказать?

– Ты действительно ждешь от меня ответа?

Только сейчас они обратили внимание, что все пассажиры уже прошли в самолет. Лариса подхватила сумку и, не отрывая взгляда от Фрэнка, подошла к стойке. Получив посадочный талон, она еще раз обернулась, неловко взмахнула рукой и через несколько секунд скрылась в тоннеле.

Фрэнку Чапмену было четырнадцать лет, когда он стал лауреатом Национального конкурса юных пианистов. На предварительном этапе играл несколько пьес из «Времен года» русского композитора Чайковского. Наставник тогда посоветовал узнать что-нибудь о России, говорил, что это поможет глубже вникнуть в замысел автора. Фрэнк не особенно понимал, что Мастер имеет в виду, но он привык ему доверять, а потому отыскал в библиотеке несколько книжек об этой далекой и, как он знал, абсолютно заснеженной стране.

Уже потом, в своих многочисленных интервью он рассказывал, как сначала незаметно, а потом все настойчивее и ярче Россия начала заполнять его жизнь. Он постигал ее через музыку, литературу, полотна живописцев. Еще не зная русского языка, он заучил эпиграфы к каждой пьесе из «Времен года» и неустанно их повторял, наслаждаясь звучанием незнакомой речи, как музыкой.

– И мирной неги уголок

Ночь сумраком задела,

В камине гаснет огонек

И свечка нагорела.

Ему очень хотелось знать, что означают все эти слова. И он начал учить русский язык. Чуткий слух музыканта легко улавливал особенности чужой речи, а тренированная память надежно их сохраняла. В двадцатилетнем возрасте он впервые осуществил свою мечту и поехал в Советский Союз. Москва и Ленинград произвели на него ошеломляющее впечатление. Он не предполагал, что и мир вне музыки может быть так прекрасен. Особенно поразили его древние церкви. Выросший в протестантской семье, Фрэнк был сражен величавостью и богатством российских храмов. Он начал изучать православных философов. К тому времени он уже свободно мог читать их в подлиннике. Ночами просиживал над учением Сергея Булгакова о Софии Премудрости Божьей, недоумевая, почему эта книга была осуждена Московской Патриархией. Еще одной загадкой для него явилась насильственная смерть отца Павла Флоренского. Он перечитал все, что сумел найти о жизни и судьбе этого человека, но так и не смог понять, за что его расстреляли.

Поймет он это значительно позже. Когда рухнет Советский Союз, откроются доселе недоступные архивы, и поток ужасающей информации хлынет в Соединенные Штаты.

В сорокалетнем возрасте Фрэнк Чапмен решил креститься в Православие. К тому времени он уже был всемирно известным композитором. Его произведения звучали в самых престижных залах. Великие дирижеры считали за честь с ним работать.

А он продолжал оставаться таким же, каким был в юности: немного чудаковатым, но мудрым и невероятно одаренным человеком. Его сумбурные отношения с женщинами, о которых с таким упоением кричали таблоиды всего мира, придавали этому образу дополнительное обаяние.

Крестился Фрэнк в Атланте, в Церкви Марии Египетской, священник которой отец Питер, рыжебородый, краснощекий здоровяк, по рождению был ирландским католиком. Много лет назад, подвыпив, он решил поиграть в футбол. И как-то ненароком, на ровном месте споткнулся. Валяясь с переломом ноги в больнице, он закрутил роман с медсестрой, иммигранткой из Украины. А когда их отношения вышли на качественно новый уровень, и встал вопрос о заключении законного брака, вдруг выяснилось, что невеста не представляет себе семьи без венчания, а мужа – ирландского католика. Ирландского-то еще ладно, главное, что человек хороший, а вот католика – увольте. А Питеру было все равно. Прекрасная украинка, с такой пленительной фигурой, значила для него гораздо больше, чем все религии в мире. Не особенно задумываясь о последствиях, он, шутя, принял веру невесты. Но любимой формального обращения оказалось мало, и она каждый вечер делилась с мужем тайнами Православия. Зачастую, к неудовольствию Питера, предпочитавшего другие занятия, тоже, по его мнению, способные укрепить семейные отношения. Но любовь, как известно, творит чудеса, и Питер с причудами жены, в конце – концов смирился. Даже с сорокадневным постом, который, как известно, предполагает отказ не только от скоромной пищи. А через несколько лет, отучившись, и вовсе стал Православным священником. Русского языка он, правда, так и не выучил, но знал, что Бог внимает молитвам, независимо от того, на каком наречии они произносятся.

Крестившись, Фрэнк Чапмен решил несколько упорядочить свою жизнь. Ему ведь объяснили, что все его прошлые грехи теперь списаны, так что, не стоит зарабатывать новые. Он старался. Но было тяжело. Дорога не всегда была гладкой, и Фрэнк, будучи человеком неглупым и жизнелюбивым, зачастую на ней спотыкался. Как правило, не без удовольствия. Возмездие не заставило себя ждать.

Ему тогда не было и пятидесяти лет. В тот день он репетировал с оркестром свой новый опус. И внезапно почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он попросил увеличить мощность кондиционера. Ему ответили, что она прочно зафиксирована на максимальном уровне. А воздуха становилось все меньше и меньше…

Очнулся он в машине скорой помощи. Над ним колдовали какие-то люди. Тревожно гудела сирена. Он попытался улыбнуться и спросить на каком он свете. И то, и другое давалось с большим трудом. Но все же его радовало, что боли не было, а дышалось легко. О предназначении трубочек, подвешенных у его носа, он и не догадывался.

Машина, по всей видимости, въехала в здание больницы и остановилась. Фрэнка выкатили в коридор и куда-то поволокли. Больше всего в тот момент ему хотелось увидеть сестру. Аманда всегда умела найти нужные слова, когда ему требовалась поддержка.