bannerbannerbanner
полная версияДорога в никуда

Виктор Елисеевич Дьяков
Дорога в никуда

Полная версия

– Ох, Вань, где я только не была, и с кем только не встречалась. И в комитете была, и к сослуживицам домой приходилось ездить, потому как многие уже в комитете не служат, и обедала у знакомых. Зато все, что хотела узнала. А изменений за то время, что я дома сидела, произошло столько – в голове не умещаются. Потому и задержаться так пришлось.

– А ты все и не умещай, ты мне скажи главное, будет ваш Беженский комитет функционировать, разгоняют его японцы или нет, верны те сведения, или просто так слухи? – нетерпеливо спросил Иван, явно не собираясь выслушивать слишком пространные объяснения жены, ибо уже не злился на жену, а просто смотрел на нее и…

Полина после родов и последовавшего потом вынужденного сидения дома так раздобрела, что теперь как никогда ранее «художественной пышностью» тела напоминала свою мать. Видя, что мужа явно радуют эти ее превращения, она выказывала притворное недовольство, что теперь ей придется в очередной раз обновлять гардероб. Вот и утром, одеваясь для выхода в город в свое «рабочее» платье, Полина отметила, что то буквально «трещит» на бедрах и груди. Правда про то, что буквально весь день она «ловила» красноречивые взгляды мужчин, которых притягивали именно эти, наиболее туго обтянутые места… про это она мужу не стала говорить. Даже совсем чуть-чуть окунувшись в свою прежнюю харбинскую жизнь, она поняла, что не сможет больше сидеть дома, ее неудержимо тянуло туда, к общению, магазинам, балам, кинематографу, театрам… службе.

– Никто никого официально не разгоняет, но скорее всего Беженский комитет действительно скоро прикажет долго жить. Да, и наш председатель Колокольников подал в отставку, послетого как японцы потребовали от него, чтобы комитет зарегистрировался в БРЭМ…

Несмотря на вроде бы сквозившее в словах жены сожаление, никакого упаднического настроения Иван у нее не наблюдал. И он отлично научившийся «чувствовать» ее, сделал безошибочный вывод:

– Насколько я понял, ты уже нашла выход из создавшейся ситуации?

– Не я… мне его мои сослуживицы подсказали. Кстати помнишь, я тебя просила поподробнее разузнать про БРЭМ? – Полина допила свой чай и окончательно насытившись, неожиданно широко улыбнулась и с удовольствием потянулась, показывая что очень довольна результатами прошедшего дня.

– Помню, сейчас кто только про него не судачит, про этот БРЭМ. Говорят, японцы его специально организовали, чтобы на всех русских здесь этакую уздечку накинуть и управлять. Китайцев они вон в открытую давят, а с нами хитрее хотят, через БРЭМ. А ты не туда ли собралась на службу поступать? – удивленно спросил Иван. – Не советую Поля. По себе знаю, с япошками тяжело ладить, это не китайцы, они себя выше нас считают. Вон даже Колокольников ваш…

– Ваня, я все понимаю, но к сожалению выбора нет, – Полина решительно перебила мужа. – Почти все функции нашего комитета БРЭМ берет на себя, и главное, финансирование, и городское, и со стороны японцев пойдет туда. Комитету просто нечего будет делать, и его никто не будет финансировать. Это вопрос решенный. Наши из комитета уже многие перебрались в БРЭМ, я с ними разговаривала, и они в один голос мне то же советуют, – неспешно, время от времени, поглядываю через открытую дверь в соседнюю комнату на кроватку дочурки, убеждала она мужа.

Но Иван вот так сразу не готов был с ней согласиться:

– А я так думаю, лучше тебе дома сидеть и ни на какую службу не ходить. Запас у нас, слава Богу, еще есть, можешь себе позволить… Вон ребенком занимайся. Тем более, что ты няньку брать никак не решишься.

– Можешь считать, что я уже решилась. Наймем Сяо, она так хочет к нам в няньки и видно, что Олюшку любит, да и та к ней уже тянется,– легко отбила эту «атаку» Полина. – А если я дома и дальше стану сидеть, то в конце концов просто лопну, и так скоро ни во что не влезу, – она кокетливо скосила глаза на свои туго обтянутые халатом бедра.

– Ничего, вон мать твоя дома сидела и не лопнула, наоборот, превосходно смотрелась, и ты такая же будешь. А что касается Бюро… Ну, не знаю Поля, как ты с японцами будешь… – вновь начал возражать Иван.

– Да там почти нет японцев, я специально сегодня подробно расспрашивала тех наших кто там, в Бюро, уже работает. Они просто осуществляют общий патронаж, а конкретно все там решают русские. Во главе Бюро стоит, кстати, военный, генерал-лейтенант Рычков. Что нибудь слышал о нем?

Иван собрал на лбу морщины и после паузы изрек:

– При ставке Верховного этих генералов тыловых как блины пекли, чтобы их всех знать… Хотя про этого что-то припоминаю, он кажется за какое-то снабжение отвечал… вроде даже под следствием был за махинации.

– Да, наплевать кто он. Говорят, он старый и больной и его скоро заменят. А меня, знаешь, кто туда зовет? Мой бывший начальник. Помнишь, они с женой у нас в гостях на мои именины в 31-м году были?… Так вот, он уже в том Бюро служит и возглавляет тот самый отдел, который отвечает за благотворительность. Я сегодня с ним встречалась, и он буквально умолял меня идти к нему… Сам же знаешь, что-что а свою работу я знаю. Обещал со временем меня одним из своих заместителей сделать… В общем, Ваня, я поступаю на службу в Бюро, и пожалуйста не отговаривай меня, – вынесла окончательный вердикт Полина.

– Да уж где мне тебя отговорить, раз ты так решила, то это бесполезно, – безнадежно махнул рукой Иван.

– Ну, чего ты… не злись. Все будет хорошо, вот увидишь…

Полина по примеру Ивана иногда, чтобы сгладить последствия подобных спорных ситуаций, прибегала к тому же способу, что и он. И хоть они были уже далеко не юны, но это «средство» срабатывало неизменно. Сейчас она стала ластится к нему, прижиматься, целовать своим излюбленным методом, проникая языком в рот… От этого занятия их оторвала дочурка, громким криком возвещая о своем пробуждении и о том, что она описалась во сне. Полина кинулась к ней, успокоила, переодела, вновь уложила спать…

Иван успевший «завестись» ждал продолжения. Несмотря на то, что ему уже исполнилось сорок лет, он был крепок, здоров и с неослабевающей силой по-прежнему любил свою жену. Как только дочка заснула и уже он, «перехватив инициативу», стал «приставать» к ней, Полина вдруг воспротивилась, ибо вспомнила нечто для нее очень важное, что узнала при общении с сослуживцами:

– Ваня!… Подожди, я тебе кое что должна сообщить, – она решительно высвободилась из объятий Ивана. – Представляешь, в конце этого года, или в будущем сюда с гастролями приедет Вертинский, – лицо Полины выражало одновременно восторг и восхищение. – Сначала он в Шанхай приезжает, а потом к нам, в Железнодорожном собрании будет выступать.

– Ну, что ж, хорошо, сходим, послушаем, – совсем без восторга, а с нарочитой обидой в голосе, что его оторвали от такого приятного занятия из-за какого-то пустяка, отреагировал Иван.

Но Полина уже, что называется, перестроилась на «другую волну», и говорила только о предстоящих гастролях звезды русской эмигрантской эстрады. Потом она переключилась на то, что наблюдала при сегодняшнем посещении магазинов:

– Ой Вань, хоть и ты мне говорил и другие про то, что эти совслужащие сейчас в магазинах творят, но пока сама не увидела не поняла, что это такое. Везде очереди, гребут буквально все, продукты, одежду. Сама была свидетельницей, как одна по всему небедная женщина в ювелирном одних колец золотых штук двадцать купила, у часовщика очередь, все по двое-трое часов берут, и ручных, и будильников, и настенных. Фотоаппараты, велосипеды, обувь, отрезы ткани, все в драку, берут, тащат. В бакалее кофе и прочие долгохранящиеся продукты целыми тележками вывозят. В шляпный зашла и тут же вышла, битком забит, в вашем чуринском универсальном такая же картина, в отдел готового платья не смогла пробиться, и все ателье заказами забиты. Так сегодня ничего из одежды на себя и не смогла ни купить, ни заказать. Придется ждать пока эти проглоты в совдепию уедут. Слава Богу немного им тут осталось, через три неделе срок истекает, что им японцы установили… Но меня не это удивляет. Ведь знают же куда едут, что там и есть нечего, и одеть тоже, не знали бы с прилавков так все не мели. Знают, а все одно едут…

Иван терпеливо переждал все эти «порывы», после чего возобновил свои «поползновения». Впрочем, Полина уже больше не противилась… Обычным ритуалом перед тем как лечь в постель у супругов стало совместное стояние у кроватки дочурки. Полина всякий раз смахивала слезу, видя как Оля тихо посапывает, осеняла ее крестом…

Рождение дочери вдохнуло новый смысл в жизнь Решетниковых. В случившемся они увидели проявление Высшего Промысла. Теперь как никогда прежде верилось, у них все будет озарено светом этой Благодати, что впереди их ждет только счастье, грядут события, которые позволят в конце-концов им и их дочери вернуться на Родину. Как никогда верилось, что Советы вот-вот рухнут, все равно как, перегрызшись за власть, или по-другому, и в России восстановится естественный, такой же как во всем остальном мире порядок вещей.

До 35-го года, пока в Харбине ходили советские газеты, они следили, как в СССР уничтожали «врагов народа», «вредителей», «кулаков»… и, казалось, Россия от всех внутренних неурядиц и экспериментов должна взорваться и смести эту власть. Иван и Полина, также как и многие другие белоэмигранты, даже читая советские газеты, видели меж строк только то, что хотели видеть. У них не откладывалось в сознании, что по всей стране идет грандиозное строительство в первую очередь предприятий тяжелой индустрии, металлургических, автомобильных, тракторных заводов, закладываются шахты и рудники… Даже известие о том, что в Усть-Каменогорске начато строительство ГЭС и крупнейшего свинцово-цинкового комбината не заострило их внимания. СССР готовился к большой войне, и все строил для этой войны: металлургические и тракторные заводы – для производства танков, свинцово-цинковый комбинат – для отливки пуль.

Запускался в зачаточной стадии механизм невиданной в мировой истории гонки вооружений. Этим пронизывалось сознание миллионов людей, целого поколения, чтобы в том сознании не оставалось места ни для чего другого, и в первую очередь, для тихого, мещанского, обывательского… естественного. Но это неестественное было настолько привлекательно, неожиданно, новаторски-свежо, что в тридцатых бесовски-завлекательную бессмысленность всего этого трудно было распознать, как в самом СССР, так и «глядя» из Харбина. Не осознавали этого и Иван с Полиной, они окрыленные рождением дочери, как никогда верили: «Мы вернемся… обязательно вернемся!».

 

Конец первой книги.

В оформлении обложки исползован плакат 20-х годов издателства АХРР (ассоциация художников революционной России) «Кто за что воюет (Гражданская война в России)» www.pravoslavie.ru/110515.html по лицензии Publc Domain

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45 
Рейтинг@Mail.ru