Виктор Доминик Венцель
Сверхпустота
В каюту он вернулся за двадцать минут до отбоя, и долго лежал на животе, разглядывая черное нутро космоса в маленькой бойнице иллюминатора. Спать не хотелось – стоит немного разнервничаться, и сон как рукой снимает. Когда-то мама говорила, что он принимает все слишком близко к сердцу и волнуется по пустякам. Но Макс знал, что это не так: на «Легате» существуют такие вещи, которые нельзя забывать или игнорировать. О них приходится постоянно думать, чтобы быть наготове и во всеоружии.
Обнимая одной рукой Космического Защитника, Макс перевернулся на спину, не отрывая взгляда от черного провала иллюминатора. Без центрального освещения, которое отключалось в десять часов вечера, в маленькой каюте было неуютно и неспокойно. Конечно, все вещи, которые лежат здесь, ему прекрасно известны. Взять хоть тот ящик с игрушками, к примеру. Или шкаф у стены. В них нет никакой опасности. А вот то, что может прятаться внутри… это уже совсем другой разговор.
Макс честно признавался себе, что боится темноты. Не отсутствия света, как таковое, а ощущения неизвестности, затаившейся за каждым углом. Воображение может выделывать всякие разные штуки, и порою, настолько яркие и насыщенные, что они кажутся вполне реальными. Вот и сейчас, во тьме, все шорохи и скрипы, наполняющие железное нутро корабля, кажутся невероятно объемными. Если хорошенько прислушаться, можно различить каждый из них, и разобрать, что происходит.
Где-то на другом конце коридора скрипят пружины матраца – это Феликс ворочается с боку на бок и не может уснуть. Он говорит, что у него бессонница в полнолуние, но что такое полнолуние – понять довольно сложно, если ты никогда не видел луны. Нужно будет узнать у Германа, что это такое.
Феликс Нурман был талантливейшим инженером на Земле. Работал в какой-то крупной компании, занимал высокую должность, и метил в руководство, когда планету потряс Разлом. Стоило объявить начало космической компании – и Феликс вызвался добровольцем. Может, хотел спасти человечество, а может, струсил и попытался сбежать с обреченной планеты. Учитывая характер Феликса, правдивы могли оказаться оба мотива.
– Все, что я умею – это копаться в деталях, – говорил он Максу, когда они, как заговорщики, оставались одни в комнате, – Дай мне кучу консервных банок, я из них построю тебе машину времени.
– Что, настоящую машину времени? – удивлялся Макс, делая круглые глаза.
– Не настоящую, – признавал Феликс, – Но какая разница, если в какое время ты не отправишься, везде будет одинаковое дерьмо?
Спорить с Феликсом сложно, и совершенно бессмысленно. Для Макса оставалось загадкой, как такой упрямый человек, как Феликс, мог работать под началом отца. Но видимо, в космосе, командиров не выбирают. На «Легате 49» у Феликса двое детей. Кто его знает, как работает эта система распределения экипажа, и почему их не поместили на один борт? Феликс иногда задается этим вопросом. Но ответа так и не находит.
Ярусом выше, в каюте по диагонали, живет Дэвид Браун. Макс никогда не был в его комнате, но уверен, что все там разложено по полочкам, и безукоризненно расставлено по местам. Наверняка старик записывает в свой огромный блокнот даже количество звезд за окном, чтобы не упустить ни одной. Тяга к порядку у Дэвида давно. Кажется, много лет назад, на Земле, он занимался сухой аналитической работой, перекладывал бумаги с места на место, считал деньги и надувал от важности щеки. Разлом грянул внезапно, катастрофы, одна за другой, прокатились по всей планете. Ужасное землетрясение, похоронившее Дюссельдорф, и пару близлежащих городов, отняло у Дэвида семью – сам он выжил лишь чудом. Больше ничто не связывало его с Землей, и ни один человек, оставшийся на планете, не ждал его возвращения. Даже если полет «Легата» закончится катастрофой, Дэвид будет последним, кто станет об этом жалеть. Он не слишком-то ценит собственную жизнь, и частенько говорит, что живет в долг. Странное выражение, которое почему-то заставляло Макса покрываться мурашками.
Через две комнаты от Дэвида – каюта Лауры Хартманн. Стены ее увешаны фотографиями в рамочках, а на иллюминаторе, зачем-то, висит яркая цветастая штора, словно за стеклом можно быть что-то кроме сплошной темноты. Лаура старалась превратить свое жилище в подобие обыкновенной земной спальни. Макс помнит, как она собиралась клеить бумажные обои, прямо на пластиковую обшивку, но отец не позволил, и устроил ей пьяный разнос. Ему никогда не понять того, как сильно Лаура скучает по Земле – там ее родители и двое детей. Лаура не замужем, но носит обручальное кольцо. На нем выгравированы две буквы «Л». «Лаура» и кто-то еще на «Л». Людвиг? Лоренц? Ларри? Макс не знал ответа. Сотни фотографий, каждая подписана. Лауре плохо, поэтому она часто плачет, когда остается одна – ее слышно и сейчас. Тихие всхлипы и тяжелые дыхание можно различить через металлические перекрытия и пластиковые панели.
– Этой шлюхе никогда не привыкнуть к «Легату» – заявлял отец в те редкие моменты, когда выходил из своей рубки – Она – просто балласт, который необходимо выбросить наружу, и посмотреть, что из этого получится. Ни готовить, ни ноги раздвигать не умеет – и зачем она здесь нужна?
Макс не понимал, что имеет в виду отец, но знал только одно – отец не прав. Лаура – чудесная, а все плохого, что говорят про нее – ложь и неправда.
Немного в стороне от каюты Лауры – личное помещение Германа Ландера. Кажется, много лет назад, на Земле, он преподавал в каком-то институте, и работал на Министерство Обороны, пока Разлом не докатился до Берлина, и не превратил столицу в груду тлеющих обломков. Теперь, вместо аудитории, у Германа есть его каюта. На корабле Герман отвечает за снаряжение для выхода в открытый космос, а еще, штопает раны в медицинском отсеке. После Первой Аварии, «Легат» лишился профессионального медика, и теперь его обязанности легли на плечи единственного, кто смог ровно наложить повязку или обработать ссадину.
– Прошу любить и жаловать. У нас новый доктор, – объявил отец тогда, всучив Герману белый халат, – С повышением. Виват, и так далее.
И все же, Герману немного легче, чем всем остальным. Его родные живы, и находятся на одном из кораблей, что сейчас летят к новой Земле. Во всяком случае, так было три недели назад, до тех пор, пока некоторые «Легаты» не перестали выходить на связь. Что случилось с ними, не знает никто. Или знают, но просто не хотят говорить – эта мысль давно не давала покоя.
Остальные жилые помещения отныне пустуют, да и прежде они были заняты малознакомыми Максу людьми. С ними он пересекался редко, ибо работали они в тех опасных и далеких местах, куда ему доступ запрещен и закрыт. Макс не знает о них практически ничего. Ни званий, ни рода занятий. Единственное, что хоть немного проливало свет на них – это маленькие бейджики с именами на левой стороне груди рабочих комбинезонов. Такая экипировка есть у каждого на «Легате», даже у него самого. Он до сих пор помнил, как мама пришивала белую бирку с именем «Максимилиан Шрудер» на серую курточку. Правила – есть правила, даже если ты сын Капитана корабля. Если находишься на борту – ты член экипажа.
– Для того, чтобы содержать станцию в порядке, – говорил ему Феликс как-то перед очередным киновечером, – Должно быть больше полусотни человек. Представь, что «Легат» – это настоящий живой организм, где каждый человек должен отвечать за сохранность и работоспособность отдельного органа. Каждый член экипажа – доктор, который следит за тем, чтобы билось сердце, сокращались мышцы, открывались и закрывались челюсти. Здесь не бывает мелочей: сломается одна деталь – к чертовой матери полетит все, и сразу. Именно поэтому твой папаша сидит в голове, а жилые помещения расположены прямиком в…
– Феликс! – возмущалась Лаура, краснея.
– …В самой дальней части «Легата» – заканчивал Феликс победоносно, – А вы о чем подумали?
Рубка была не просто головой корабля, а являлась настоящей святыней. Удивительный храм наук и технологий – во всяком случае, так думал Макс, когда пытался нарисовать модуль управления «Легатом». Он изобразил не только вращающееся кресло, пульт, штурвал, вроде тех, которые ставили на пиратских кораблях, но и кучу всяких устройств, названия которых не знал, и просто брал из головы – получилось немного аляповато, зато внушительно. «Крутилище», «Дергалка» и «Многочастотная штука» – старательно выводил он печатными буквами, указывая на соответствующий прибор стрелочками.
Рисунок так и остался лежать в папке с бумагами, которые Макс гордо называл «Техническими документами». Это выражение он услышал от Дэвида пару лет назад, когда тот копошился в своем блокноте, вычеркивая пришедшие в негодность детали.
– Когда-нибудь, кто-то вычеркнет и нас, – хмуро заявил Дэвид, наставив на Макса карандаш, как оружие, – Понимаешь это, парень?
3.
День не задался с самого утра. Вернее, утро существовало только формально, и выражалось оно в виде ярко вспыхнувшей лампочки под потолком – не самое приятное пробуждение, когда в глаза начинает бить свет, а голос отца, и без того, не слишком веселый, а теперь и искаженный помехами внутренней связи, звучит хрипло и зло.
– Поднимайтесь. Новый прекрасный день уже наступил!
Кажется, раньше система оповещений работала без сбоев, но со временем, отказала вовсе. Теперь к команде, вместо записи, обращался непосредственно, сам Капитан. Если, конечно, продирал глаза к тому времени, а это случалось редко. Пять минут на пробуждение и утренний туалет. Пять минут на перемещение до общего модуля, где за столом Капитан зачитывает инструкции. Пятнадцатиминутный брифинг и начало рабочего дня. Исключением может стать только катастрофа. Остальное вымерено и выверено. Привычный график, в котором они живут уже…
– Сегодня 2301 день на «Легате», – мрачно заявляет отец в конце, – Надеюсь, вы помните, что у меня короткий разговор с опоздавшими?
Да, оказаться в карцере или стоять дополнительную ночную смену – сомнительное удовольствие. Макс отлично знал, что спящий «Легат» – мрачное место. Ночью по кораблю лучше не перемещаться.
Последний раз в дозоре был Герман. В наказание за небольшую задержку он простоял в машинном отделении больше суток. Вернулся измотанным, бледным и молчаливым. На все вопросы молчал, и только изредка вздрагивал от каждого громкого звука. Больше на собрания экипажа он не опаздывал.
Конечно, предупреждение отца относится к членам экипажа, и совсем не касается Макса, но он тоже не собирается сидеть в каюте до обеда. Если повезет, то кто-нибудь из взрослых позволит ему совершить небольшую прогулку, вместе, по кораблю. Побывать в запретных зонах «Легата» – настоящее приключение. Коридоры, переходы, тоннели, отсеки – если подумать, корабль можно представить, как настоящий лабиринт, где в конце ожидает сокровище. Естественно, сокровища попадаются разные. К примеру, какая-то сложная деталь. Или уцелевшая банка с консервированными ананасами. Или еще какая-то забавная штука, забытая в дальних отсеках кем-то из экипажа. Может быть, ему повезет и сегодня. Жизнь, как зебра: полоса черная, полоса белая, объясняла Максу Лаура, поэтому за каждым плохим днем идет хороший, и наоборот. Если киновечер субботы сложился совсем не так, как он рассчитывал, значит, что-то веселое произойдет в воскресенье. Это закон. Иначе никак.
Если с прогулками не выйдет, то он всегда сможет сыграть перед сном в шахматы с Феликсом – он никогда не отказывается, хоть и постоянно выигрывает. Может быть, хоть этот день не пройдет в полном одиночестве. Странно, вокруг столько людей, а после смерти мамы, Макс чувствует, что он совсем один.
Он умылся в пустой душевой, почистил зубы, старательно причесал торчащие во все стороны кудри, тщетно пытаясь разглядеть свое отражение в мутном куске начищенного металла, видневшегося из-под обивки. Зеркал на «Легате» не осталось после Первой Аварии. Можно обойти каждый отсек, заглянуть в любой угол, посетить все модули, но не найти ни одного зеркала, вот и приходится довольствоваться тем, что есть. Конечно, взрослые постоянно жалуются на неудобства. Особенно Лаура, сетующая на то, что невозможно пользоваться косметикой или укладывать волосы, но Макс уже привык. Если встать прямо под лучи света и повернуться боком, можно разглядеть свое отражение в стекле, и увидеть высокого худого мальчика с улыбкой и небрежной прической в рабочем комбинезоне. И чего только люди переживают из-за таких мелочей?
После душевой Макс вернулся к себе в каюту за Защитником, оставшимся на кровати, и потащил его по длинному коридору в общую комнату. Возможно, он немного опоздает, но точно пересечется со взрослыми в столовой – нужно же узнать, что сегодня задумал отец.
Сегодня, как и многие дни до этого, Макс едва сдерживал тошноту и закрывал рот ладонью, пробегая коридор. Взрослые говорят, что вышла из строя система очистки воздуха, и теперь жуткое зловоние разливается по служебным помещениям все сильнее и сильнее. Кто его знает, что произошло там, глубоко внизу, под слоями металла и пластика. Есть места, куда нельзя заходить. И минус второй этаж Легата – как раз такое место.
Макс добрался до зала еще через четверть часа, разглядывая через иллюминатор абсолютную густую черноту, расплескавшуюся за стеклом. Наверное, «Легат» совсем сбился с курса, раз не видно ни звезд, ни планет, а может, кто-то огромный расплескал целую бочку чернил – темно, хоть глаз выколи.
Когда Макс вошел в общий модуль, все столы пустовали. На одном из них лежит листок смятой бумаги – когда отцу не хочется разговаривать с командой, он пишет короткие записки с распоряжениями и оставляет их на самом видном месте. Посадив Защитника на ближайший стул, Макс взял лист в руки. Отец писал в спешке. Буквы были то огромные, то совсем крохотные, то взмывали вверх, то опускались вниз, заползая на соседние строчки. Снизу роспись – невнятная закорючка, где ничего не разобрать. И имя Капитана, написанное печатными буквами: «Терилл Шрудер».
«Основная задача:
Решение проблем системы воздушной очистки
1. Утренняя проверка систем:
– Дэвид Браун – отвечает за проверку систем жизнеобеспечения.
– Лаура Хартманн – отвечает за проверку систем коммуникации.
– Феликс Нурман – отвечает за проверку систем управления станцией.
– Герман Ландер – отвечает за проверку систем электропитания.
2. Безопасность:
– Дэвид Браун и Лаура Хартманн – проверка работоспособности «Легата» и систем герметичности.
– Герман Ландер – очистка служебных переходов и воздушных фильтров.
– Феликс Нурман – подготовка отчетов, анализ информации полученной информации.
3. Штрафы и выговоры:
– Феликс Нурман: опоздание на утренний брифинг.
Принятые меры и наказание: ночная, десятичасовая смена в криозале»
Ниже было выведено рукой Феликса «Иди ты на …» – дальше совершенно неразборчиво. Значит, Феликсу сегодня не повезло. И не повезло еще больше, чем всем остальным. Криозал – по-настоящему жуткое место, если верить тому, что говорят ребята из экипажа. Огромное пустое помещение, заставленное камерами, будто гробами, до самого потолка. Настоящая гробница. Макс никогда там не был, но его фантазия услужливо разворачивала самые мрачные картины во всей красе. Тусклый голубой свет, стеклянные крышки саркофагов, переплетения труб и проводов, которые тянутся, точно корни дерева во все стороны. Узкие проходы, блеск металла вокруг и бесконечная глухая тишина. Бр-р-р-р, от одной этой мысли бегут мурашки по коже. Если есть на «Легате» что-то более страшное, чем криозал, то это только законсервированные отсеки, оставшиеся от Первой Аварии. Те самые, куда доступ запрещен даже экипажу.
Макс шумно выдохнул, возвращая бумагу на место. Кажется, Лаура была не права. Жизнь не похожа на зебру, потому что у зебры не бывает таких широких черных полос. Бедняга Феликс, как же его так угораздило!
Макс ухватил Защитника за руку, подхватил его и потянул в столовую. Наверняка там есть кто-то из взрослых, которые смогут рассказать ему, что произошло. Он застыл на входе, разглядывая погруженное в полумрак помещение – никого. Такое ощущение, что сегодня Макс опаздывает везде, где только возможно, и ему придется весь день провести в своей каюте или библиотеке, если, конечно, отец не закрыл ему туда доступ – иногда Капитан решал, что его сын слишком увлекается литературой, и просто-напросто запечатывал двери в архив. Хочешь – не хочешь, а приходилось коротать время у иллюминатора или у ящика с игрушками.
– Что толку в твоих книгах, если они все врут? – спросил он его однажды по громкой связи, и голос его прозвучал, как гром с ясного неба, – Бездельник и ничтожество. Лучше бы сделал что-то нужное, чтобы стать мужчиной, а не книжным червем.
В голосе отца было столько презрения и ненависти, что Макс еще долго не мог прийти в себя от внезапного выговора. С тех самых пор в библиотеку приходилось ходить тайно, или просить кого-то из взрослых, принести ему что-то из книг. Правда, чаще всего тебе были слишком заняты, забывали, и приходили с пустыми руками.
Все еще размышляя над этим, Макс сунул ладонь в ящик с консервами, вытащил первую банку и скривился. Ну что за день! Кажется, это называется черная полоса – теперь еще придется есть этот дурацкий томатный суп. Можно, конечно, покопаться еще, но когда-то он дал сам себе слово, не пользоваться второй попыткой, а слово нужно держать. Ну, и что, что суп противный – нет никакой гарантии, что во второй раз повезет больше, и он вытащит персики или джем.
Макс сам не знал, чем ему не угодил томатный суп. Было в нем что-то противное и неправильное.
Орудуя ножом, он вскрыл банку, осторожно заглянул внутрь, понюхал. Нет, кажется, все в полном порядке. Осталось найти ложку в соседнем ящике, где все перевернуто вверх дном. Может быть, утро еще не испорчено до конца, и что-то внезапно изменится. Случится настоящее чудо, которого он так ждал вчера. Ведь должно же ему хоть немного повезти.
– Помоги мне, Косми, – попросил он игрушечного космонавта, – А я помогу тебе и спрошу у Дэвида про батарейки.
Добродушная улыбка Защитника не изменилась. Не понятно, услышал он Макса и согласился, или просто пропустил его слова мимо ушей. Да и как тут что-то услышишь, когда на голове такой прочный шлем. Макс вздохнул, вытянул ложку и принялся за еду. Суп холодный, но разогревать его негде. Когда-то в столовой была микроволновка, но не так давно она перестала работать – это пьяный отец решил засунуть в нее что-то металлическое. В результате, экипаж остался без еще одной нужной штуки, а папа просто хмыкнул и пожал плечами. Кажется, есть еще электроплита в дальнем углу, но Макс не умеет ею пользоваться. Лучше не рисковать, а то еще можно что-то сломать, и тогда наказание будет ужасным. Об этом даже не хотелось думать. Вдруг, он что-то не то повернет? А вдруг, что-то взорвется? А вдруг, начнется пожар? Интересно, а как выглядит пожар в космосе?
Макс поднес ложку ко рту, когда услышал шаги в коридоре. Герман возник в дверном проеме, помахал ему рукой, привлекая внимание.
– Ешь спокойно, – улыбнулся он, и подмигнул Максу, – Хотел узнать, не хочешь ли ты прогуляться со мной на технические этажи. Маленькое приключение в новые места. Меня отправили разгребать завалы на минус второй, а ты можешь, заодно, отнести пустые консервные банки на утилизацию. У нас их уже целый склад.
– Конечно, я с тобой! – обрадовался Макс – Одну минутку, я сейчас!
Холодный томатный суп из жестяной банки почему-то показался ему донельзя вкусным.
Глава 3. О космосе и пустоте
1.
Пустых консервных банок он насобирал целый мешок. Огромный, звенящий, едва ли не больше самого Макса, он волочился за спиной, грохоча на плитах неровного пола, когда он переходил за Германом из шлюза в шлюз. Можно, конечно, оставить Космического Защитника в каюте, или положить в столовой, на худой конец, но лучше не рисковать. Во-первых, Косми – гарант безопасности, а во-вторых, неизвестно, как отреагирует отец, если натолкнется на брошенную игрушку. Кажется, предыдущую – небольшую модельку автомобиля, он растоптал каблуком сапога, а после заставил собирать обломки. Нет-нет, Макс не позволит, что бы такая участь постигла Защитника.
– Ты не мог бы помочь мне с мешком? – спросил он вкрадчиво у Германа, но тот только покачал головой, – Мне неудобно…
– Нет, каждый сам выбирает ношу по себе, – поучительно ответил тот, – Но мы можем остановиться, если ты хочешь передохнуть. Времени у нас уйма.
Макс не ответил, но позволил себе небольшой перерыв только на технической палубе. Громадное дополнительное пространство, полное проводов, коридоров, переходов и металла пролегало под основным помещением, куда вели тяжелые металлические двери. Он приходил сюда вместе с Феликсом или Германом раз в пару месяцев. Иногда приносил мусор, а порою просто так, за компанию, чтобы посмотреть, как бежит по кабелям, словно по венам, ток, как перемигиваются и мелькают огоньки на приборных панелях, как играет свет на черных металлических плитах пола.
Здесь, внутри, Макс чувствовал себя, будто сказочный герой, оказавшийся под кожей железного исполина. Настоящее магическое таинство, куда всем остальным путь закрыт. Может, тут немного страшно, и можно легко заблудиться, если отстанешь и свернешь не туда, но если держаться рядом со взрослыми, все будет в полном порядке.
Они остановились возле железных толстенных дверей, которые открылись с душераздирающим скрипом. Если верить рассказам Феликса, раньше механика работала бесшумно и безотказно, а теперь приходится все делать вручную. Даже двери нужно открывать самому, а раньше этим занималась какая-то гидравлика. Знать бы еще, что это такое.
– "Разлом" – это феномен, возникающий в результате разрушительного столкновения двух континентальных плит, приводящего к масштабному изменению геологического рельефа и климатических условий на Земле, – говорил ему меж тем Феликс. Он сел на пол, вытянул ноги и прислонился к стене, – В результате такого катаклизма, значительная часть суши разделяется на несколько островных групп, а оставшаяся суша подвергается стихийным бедствиям.
– Звучит жутко, – поморщился Макс, осторожно опустившись на неудобный мешок – Кажется, Феликс тогда рассказал мне…
– Огромные трещины и пропасти простираются по поверхности Земли, поглощая здания, города и даже целые регионы. Ландшафты претерпевают радикальные изменения: вулканы извергаются на новом уровне активности, формируются новые горы и острова, а землетрясения перечеркивают старые границы и создают новые. Водоемы стремительно высыхают. Ядро Земли раскаляется по неизвестным науке причинам, – все ясно, Герман снова оседлал любимого конька, и пока не расскажет историю не успокоиться. С одной стороны, это даже хорошо – есть время перевести дух. А с другой – ну сколько же раз можно слушать одно и то же.
– Может, расскажешь мне о чем-нибудь другом?
– Климатические изменения в результате "Разлома" влияют на биосферу и экосистемы Земли, – продолжает Герман, – Экстремальная жара, сильные заморозки, ураганы и наводнения становятся обыденным явлением. Отдельные регионы оказываются затопленными, в то время как другие – переживают длительные засухи. Разнообразие жизни на планете подвергается беспрецедентному сокращению, ведущему к массовому вымиранию видов.
Макс кивнул головой, прислушиваясь не столько к голосу рассказчика, сколько к гулким звукам, которые разносятся по чреву корабля. Конечно, на нижних палубах полно народа, где каждый занят своим делом. Но куда интереснее думать, что там, глубоко внутри, происходит что-то необычное и мистическое. Что-то вроде сказочной страны или параллельного измерения, куда можно попасть через шлюзовые отсеки и дополнительные модули.
Заметив, что Макс его не слушает, Герман кашлянул в кулак.
– В таких катастрофических условиях люди, оставшиеся на остатках континентов, вынуждены объединить свои усилия, чтобы выжить. Международные организации и правительства создают глобальную программу поиска и исследования других планет, способных быть заселенными человечеством.
– Знаю-знаю. И мы – часть этой программы.
– Мы – участники этой программы. Глобальный катаклизм "Разлом" вынуждает человечество преодолеть свои границы и стремиться к общей цели – найти новую планету, где оно сможет продолжить свое существование. Какой бы ужасной не была эта катастрофа, она смогла сплотить всех людей под одним знаменем. Мы были на волосок от Третьей Мировой Войны, Макс, и если бы не «Разлом», человечество все равно уничтожило бы себя ядерным оружием. За два-три месяца не осталось бы никого.
– Но зачем нужны все эти войны? – вопрос возник сам собой и легко слетел с языка. Герман посмотрел на него туманным взором, после чего хмыкнул, поправил очки.
– Как-то раз, на эту тему высказался Феликс, и тут я с ним полностью согласен.
– И что же он сказал?
– Что люди, в большинстве своем – задоголовые идиоты, которым не живется мирно.
Макс прыснул от смеха, прикрыл рот ладонью, и тут же посерьезничал.
– То есть – «Разлом» – это хорошо?
– Конечно, «Разлом» – это настоящий кошмар для планеты, – вздохнул Герман, – Но не самое плохое, что могло с ней произойти, понимаешь?
– Понимаю, – просто согласился Макс, – Но то, куда мы летим…
– О! Ну это отдельный разговор! – обрадовался Герман, и его тон снова поменялся, -Космический корабль "Легат" вылетает с Земли и следует следующей траекторией:
Первое. Фаза разгона. Она занимает где-то шесть месяцев. Космический корабль ускоряется с помощью ракетных двигателей и покидает околоземную орбиту, направляясь в сторону межпланетной орбиты.
Второе. Межпланетная траектория за один год: за это время, используя все научные достижения, космический корабль передвигается по эклиптической орбите, пролетая рядом с Марсом. За это время экипаж "Легата" может проводить научные исследования и проверять системы корабля.
– За год можно долететь до Марса? – изумился Макс.
– Теоретически, можно, – нехотя отвлекся Герман, и тут же продолжил. – Так вот, третье. Коррекция траектории, еще шесть месяцев. После первого года полета, космический корабль осуществляет коррекцию траектории, используя маневровые двигатели, чтобы точно следовать заданному пути к целевой планете.
Хм. Четвертое. Межзвездная траектория на четыре года. Теперь, после коррекции, "Легат" входит в межзвездное пространство и продолжает свой путь, преодолевая гравитационные силы и пространственные преграды. Во время этого этапа полета экипаж выполняет регулярные проверки систем корабля и проводит эксперименты.
– А пятое? – полюбопытствовал Макс
– Пятого мы еще не достигли. Прибытие на целевую планету. Не знаю даже, сколько времени это займет. По приближении к цели, "Легат" осуществляет финальную коррекцию траектории и входит в орбиту пригодной для колонизации планеты. Затем корабль совершает посадку на поверхность планеты с использованием специального модуля.
– А какая в конце нас ждет планета? Куда мы конкретно летим?
– Скорее не куда, а от чего, – хмуро поправил его Герман, – От Земли и «Разлома» на ней. Но это все, что тебе нужно знать. Отдохнул? Готов идти дальше?
Макс огляделся, посмотрел на мешок с жестянками, притянул к себе Защитника
– Расскажи мне про Первую Аварию. О том дне, когда умерла моя мама, – попросил он, совершенно неожиданно даже для самого себя. Прежде он никогда не ставил вопрос именно так. И никогда не уточнял. Но теперь разговор шел совсем иначе.
Герман смутился. Во всяком случае, так ему показалось.
– Ох, даже не знаю, с чего начать. Может, тебе лучше спросить это у отца?
– Да, но… Ты же знаешь, что скажет папа.
Герман помрачнел, положил руку ему на плечо.
– Ладно, сейчас соображу. А пока я думаю, давай-ка дойдем до модуля утилизации и оставим там твой хлам, идет?
– Идет, – подтвердил Макс, тяжело поднимаясь на ноги, – Спасибо, Герман.
2.
Модуль утилизации, вопреки звучному названию, был просто-напросто наглухо захламленным отсеком. Грязная, зловонная свалка, где высились горы грязных плесневелых банок, лежали разломанные и разбитые вещи, покоились старые пыльные тряпки, валялись разрушенные коробки и раздавленные ящики. Когда-то давно, это помещение было оснащено устройствами по переработке мусора, но теперь все покрылось слоем жирной грязи, сломалось и заржавело. Дышать фактически нечем – если бы не мощная система вентиляции, чудом не вышедшая из строя, зловоние давно бы просочилось на станцию. Внутри отсека что-то гудело, ворочалось, вращалось и ревело.
Задержав дыхание, Макс швырнул мешок в черный зев модуля, и темнота жадно поглотила его, словно оголодавший зверь, вцепившийся в свою добычу.
– Теперь верни обе створки двери в одно положение. Вот так. Поверни вентиль до упора по часовой стрелке, – командовал Герман, следя за работой, – Нет-нет, обеими руками. Поворачивай, помогай себе всем телом. Видишь, нет ничего сложного. И нет ничего страшного в том, чтобы испачкать руки.
– Это тяжело!..
– Ты должен всему научиться сам. Что будет, если со взрослыми что-то случится?
– Гадость, – сморщил физиономию Макс, стараясь отряхнуть ладони от грязи, – И почему нет никаких роботов, как в книжках, которые помогают космонавтам?
– Потому что Армагеддон на Земле наступил слишком рано. Таких роботов еще не придумали.
Про Армагеддон Макс знал. Немного, но тем не менее.
– Ты имеешь в виду Конец Света, да? – переспросил Макс на всякий случай.
– Армагеддон – это война между Богом и Дьяволом. В Армагеддоне погибнут те, кто губит землю, и дьявол будет «заключён в темницу» на тысячу лет. «И рассвирепели язычники; и пришёл гнев Твой и время судить мёртвых и дать возмездие рабам Твоим, пророкам и святым и боящимся имени Твоего, малым и великим, и погубить губивших землю1», – процитировал Герман поучительно, – Но, да. Тут ты прав, парень. Снова был в библиотеке?
– Пока папа не знает.
– Уверен, что твоему отцу многое известно, но не обо всем он хочет говорить.
– Это как с Первой Аварией?
Герман глянул на него сверху вниз, словно пытаясь понять, шутит Макс, или говорит серьезно. Его лицо смягчилось, потом приобрело задумчивое выражение.
– Возможно, и про Первую Аварию Капитану известно куда больше, чем всем нам. Но я расскажу тебе, что знаю. Конечно, это только одна из версий, и что случилось на самом деле – большой вопрос, но…
– Я слышал, что Первая Авария случилась около двух лет назад, – сказал Макс, прижимая к груди Космического Защитника, – Это мне Феликс говорил.
– Да, все началось с того, что наш корабль однажды пересекся с другим космическим кораблем, – подтвердил Герман, – Корректировка курса у второго «Легата» была сбита, и он полетел прямо нам наперерез. Не поменяй их капитан траекторию полета, все могло бы закончиться очень плачевно. Корабль разваливался на куски прямо в космосе: криозал, часть двигателя, половина жилых модулей, даже склады – ничего из этого не уцелело. Кислород на исходе. Экипаж был обречен и отправил нам сигнал о помощи…
