Виктор Анатольевич Тарасов-Слишин
Сва. Небесная птица
Глава 1. Воздушный бой
Боевое построение, нашей эскадрильи, прошло затемно и только сейчас, на востоке чуть посветлело, предвещая скорый рассвет. Когда в присутствии Альфреда Анваровича, ко мне обратился командир нашей, Второй эскадрильи, капитан Александр Александрович Устьянцев, с повторным инструктажем: «До линии фронта, мы полетим скрытно на малой высоте, в ста метрах над землёй. Поэтому ты Василий, взлетай последним и лети вторым ведомым, в своей боевой тройке».
– Далее, когда мы наберём две тысячи восемьсот метров высоты, где пойдём эшелоном прорыва, ты не останавливайся. Продолжай набор высоты, ещё на тысячу метров и держись в кучевых облаках левее, поодаль от нас. Я буду поглядывать в твою сторону. Таким образом, следуя в облачности, незаметно для врага, ты сможешь его неожиданно атаковать. Только сначала, дай сигнальный трассер и дождись моего ответа, в виде качка крыльев. После чего, круши Германскую нечисть! Всё ли ясно, лейтенант Мстиславский?
По стойке смирно, я отдал честь и отрапортовал: «Так точно, товарищ командир, всё ясно!». Командир честь принял и сказал: «Вольно! Мы будем бить врага, до победы! Но чтобы не случилось, ты контратакуй и держись до последнего!». Затем целеустремлённо шагая, Сан Саныч, направился к своей Чайке, а порядком замёрзший комиссар, хлопая руками по бокам, засеменил в будку дежурного. Я проводил взглядом, удаляющегося командира и спохватившись, поспешил к своему штурмовику, размышляя на ходу.
– Вот такой ответственный, наш командир, товарищ Устьянцев! Который вновь напомнил мне, весь полётный план и порядок действий в контратаке. Хотя вчера, перед ужином, полётный план и командное взаимодействие пилотов, были до мелочей, отработаны в штабе. Правда, для командирского беспокойства, всегда есть серьёзные основания. Потому что наши чайки, летают медленно, на скоростях немногим выше четырёхсот километров в час. В то время, как наш противник, Германский истребитель Мессершмидт 109, прозванный Худым, развивает скорость свыше шестисот шестидесяти километров в час! В придачу ко всему, слаб наш пулемёт ШКАС, против скорострельных пушек противника.
В связи с чем, Устьянцев не уставал наставлять: «Товарищи пилоты! Не пытайтесь состязаться с Мессерами на прямых, но используйте маневренность нашего штурмовика, на виражах! Крутите своей головой, на триста шестьдесят пять градусов! Пока вы не асы, как Ахмет Хан Султан или Бондаренко, но вполне можете ими стать. Не забывайте этих простых истин, чтобы побеждать!».
Через минуту, прозвучала его команда: «По машинам!». После которой, мы рассаживаемся по кабинам и по готовности, запускаем двигатели. Не взирая на стартовый гул, Устьянцев привычно поднимает руку вверх и обозначив старт, взлетает первым. Следом за командирской машиной, наши тяжело гружёные штурмовики, начинают подруливать к стартовым полосам. Суетливо вздрагивая, своими перкалевыми корпусами, на заснеженных, грунтовых дорожках. Напоминая собой, стаю откормленных и шумных чаек.
После взлёта первых двух троек, я внимательно слежу, за парным разбегом машин, своего ведущего Ильдара Хайруллина и первого ведомого, Насонова Игоря. После чего, вслушиваясь в ровный звук двигателя, я подвожу свой биплан к стартовой полосе и по отмашке сигнальщика, перевожу ручку газа вперед, до упора. Надсадно взревев двигателем и напряжённо подрагивая, моя чайка начинает разбег. В этот миг, я нажимаю на кнопку, авиационного хронометра, который начинает отсчёт полётного времени. На шестнадцатой секунде форсажа, происходит привычный, бодрый отрыв. Я поднимаюсь выше и нагнав эскадрилью, занимаю место в полётной тройке, а полковой аэродром, исчезает в сумерках. Вместе с тёмной дымкой от печных труб, над станицей Снежной.
На высоте, во мне рождается чувство величественной свободы, а сердце начинает радостно стучать! Потому что в эти минуты, в небе занимается алый рассвет, расцвечивая облака и наши штурмовики, игриво-рыжими красками, неописуемой красоты! Насладившись зрелищем, я концентрирую внимание на полётном задании и с удивлением замечаю, что бортовой хронометр, уже отсчитал четыре минуты, полётного времени. Теперь на земле, вслед за небосводом, наступает светлое утро и мне стало заметно, как на фоне заснеженной степи, петляет замёрзший Миус, исчезая на западе. Там, где сейчас идут, освободительные бои.
Перед линией фронта, Устьянцев поднимает эскадрилью выше и ведёт штурмовики, эшелоном прорыва. Где я не останавливаюсь, а предупредительно помахав, рукой Насонову, поднимаюсь выше. Когда стрелка высотометра, достигает трёх тысяч восьмисот метров, я перевожу чайку в горизонтальный полёт. Теперь через облачные просветы, мне как на ладони видны, наши штурмовые тройки. Пошла девятая минут полёта, когда я занял удалённое положение слева от нашей эскадрильи. После чего, сквозь начинающий мутнеть, плексиглас козырька, я начинаю вглядываться в окружающее пространство, в поисках, вероятного противника.
Моё прикрытие, жизненно необходимо. Из за того, что наши тяжело гружёные штурмовики, сейчас неуклюжи и совершенно беззащитны. Ведь на подвесках каждой машины, размещено по восемь реактивных снарядов, суммарным весом, свыше двухсот тридцати килограмм. Так что, при беглом подсчёте, становится понятно, что совокупной мощности нашего вооружения, достаточно для уничтожения, полста транспортёров и экипажей, мотоциклетного сопровождения.
Вражеские зенитки молчат, поэтому над линией фронта, эскадрилья проходит без потерь. Нам повезло. Потому что, началась передислокация, отдельных дивизий, Группы армий Юг. Под командованием Генерала-фельдмаршала Эриха фон Манштейна, готовящегося к наступлению. Рассвело окончательно и в белесой, заснеженной степи, мне стали отчётливо видны дороги, хутора и селения. Я сверил курс. Моспино осталось позади и теперь, мы летели над Кампиусом. Как вдруг, со стороны Сталино, на приделе видимости, я замечаю противника. Непроизвольный возглас досады, срывается с моих губ: «Вот гады! Нападают, радируя о нас, своему командованию!».
В просветах облаков, мне стало видно, что приближаются самые скоростные и опасные, истребители Люфтваффе. Ненавистные мессеры! Которые нацелились, на тихоходную эскадрилью, в предвкушении лёгкой победы. Правда на наше счастье, они не видят меня! Мгновения, сложились в вечность, пока я принимал решение, дать ли предупреждающий трассер, что выдаст меня. Когда капитан Устьянцев, спасительно качнул крыльями и подарил мне, минуты внезапности! Я воодушевился, хотя где-то внутри, остался осадок. Из за того, что на наших штурмовиках, нет радиостанций, в отличие от противника.
Худых – двое! Малёванные охотники, свободного патруля. Которые пользуясь, преимуществом в скорости, полого идут на снижение и нацеливаются на тяжело гружёную тройку, лейтенанта Харчевского. Так что я, принимая во внимание, свои скоростные возможности в критическом пикировании, решил спешно атаковать! Расстрелять, одного из них раньше, чем они успеют занять положение, для прицельного огня.
В этот миг, перед моими глазами, словно вспышка, промелькнуло видение полкового комиссара, вместе с гулким эхом, его настойчивой просьбы: «Товарищ Мстиславский, прошу Вас! Защитите эскадрилью, любой ценой. Задание командования, нужно выполнить!». По-видимому я, испытал приступ тревожного удушья, одновременно с которым, пришло чувство, личной ответственности, из за чего по спине потёк, холодный пот. Пока внимание худых, сосредоточено на тройках, я сваливаю машину во встречное пикирование и набираю скорость.
Моё сердце гулко стучит, намокший подшлемник раздражает, а обильный пот злит. Потому что щиплет и слепит, попадая в глаза и раздражает тело. Иду на сближение. Через три тысячи метров, две тысячи, одна… Атакую! Несколько вечных мгновений и расстрелянный в упор, помпезно разрисованный, хищными орлами, ведущий истребитель, неуправляемо падает, а за пробитым фонарём, пилотской кабины, виднеется мёртвое тело, Германского аса. Разлетаясь с уцелевшим, ведомым худым, я замечаю на земле, яркий взрыв подбитого самолёта и клубы чёрного дыма, взметнувшиеся ввысь.
«Один есть!» – возбуждённо ору я, от неожиданной простоты, совершённой атаки и шарящим взглядом, выискиваю второй истребитель. Который впечатляюще скор, поскольку в крутом подъёме, легко оторвался в скоростной бочке и исчез в облаках! Неужели этим манёвром, он вышел из боя или зайдёт для новой атаки?! Миг ожидания. Моя машина легче других, на борту всего восемь осколочных бомб, суммарным весом, девяносто килограмм, но даже так, мне за ним не угнаться. Горечь бессилия, снедает меня! Командир эскадрильи, снова покачивает крыльями, чем подтверждает, что всё видел и продолжает вести эскадрилью, прежним курсом. Я решил караулить врага и поднялся вновь, выше нашего эшелона, скрывшись в облаках.
Опытный военный, участник Финской войны, политрук Мухаметзянов, не раз говорил: «Товарищи лётчики! Проявляйте неустанную бдительность, потому что в вольные охотники патрулей, идут только опытные асы Геринга!». На что сейчас, я мысленно, ему ответил: «Вот вам и бесстрашные охотники, товарищ комиссар! Ведомый мессер, врубил форсаж и был таков!». Однако из предосторожности, я продолжаю крутить головой, на триста шестьдесят пять градусов, как требует капитан Устьянцев. Поэтому постоянно осматриваюсь, сперва влево и назад, потом вперёд и направо.
Внезапно, раздался треск и машину дробно трясёт! Промелькнувший слева трассер, насквозь прошил, перкаль нижнего крыла и повредил концевик, верхней плоскости. В месте с очередью, я успел заметить, как силуэт разукрашенного худого, стрелявшего сзади, промелькнул ниже и скрылся в облаках. Чем Германский ас, заслужил мой липкий эпитет: «Ага! Чёрт малёванный. Значит ты не улетел, а осторожно выискивал меня в облаках, чтобы отомстить за ведущего. Хорошо, твой вызов принят!». Я начал спиральный манёвр защиты, поворачивая влево на приборные триста шестьдесят градусов и поднялся выше. Надёжно скрыв свою чайку, на высоте пяти тысяч метров, в более плотных, кучевых облаках и готовый контратаковать!
Всматриваясь в облачный просвет, я удовлетворённо разглядел, восьмёрку невредимых чаек, а на белесой земле, долгожданную нить Румынской мотоколонны. Возле которой, не было авиационного прикрытия. Так что теперь, командование армии Петре Думитреску, не успеет поднять в воздух, истребители Люфтваффе, а методичный капитан Устьянцев, задание выполнит! В это время, наша эскадрилья начала вытягиваться в линию, для прицельного бомбометания.
Продолжая осматриваться, в поисках второго, разукрашенного драконами, охотника патруля, я настороженно произнёс: «Где ты? Нечисть фашистская! Неужели полетел на заправку, запросив по рации, теперь бесполезное подкрепление?!».
В этот миг, в облачном прикрытии, Германец первым заметил мою чайку и атаковал! Я злобно выругался: «Поганая тать, мимо!». После чего, мне пришлось снижаться, чтобы отвлечь внимание худого от нашей эскадрильи и в безоблачном небе, навязать неравный бой.
Теперь, к изумлению фашистского лётчика, я стал ждать его нападений и обороняться, в пассивной защите. Раз за разом, спасая свою жизнь, только малыми поворотами штурмовика, в крене по тангажу. Причём, методично увлекая его за собой, в западном направлении, подальше от квадрата бомбометания. В неравном противостоянии, я интуитивно угадываю, траектории его смертельных сближений и длинных очередей. Чему научился сам, в воздушных боях, наблюдая за схожими манёврами, многих ястребов Геринга. Фанатично уверенных в своём мастерстве и скоростном преимуществе. Однако с каждой, последующей атакой, он становится изощрённей. Поэтому я, начинаю чередовать изменения курса с манёврами уклонений в стремительных падениях и полубочках.
Пока, я успешно обороняюсь, правда от чрезмерного напряжения, занемели мышцы спины и плечи, а от вращения головой, ломит шею. Поэтому чтобы расслабиться, я заставил себя разжать челюсти и начал говорить: «Да! Вцепился ты в меня крепко, потому сволочь не простая, а дюже малёванная и от того, крайне мерзопакостная! Не пора ли твоим драконам, лететь на обед?!». Возникшее желание, облегчить машину, сбросив бомбовой груз, подавляю сразу. Поскольку Советским лётчикам хорошо известно, что последующий рапорт, в связи с таким происшествием, разбирает Комиссар полка и Военная камендатура.
На четвёртой минуте, изнуряющего боя, поведение Германского лётчика, резко изменилось. Наконец-то он осознал, что перед ним не курсант, после лётного училища! Теперь стервятник Геринга, начал атаковать меня сзади и беречь патроны, прицельно стреляя, короткими очередями. От этой нешуточной чехарды, я полностью взмок, как вдруг, моя тревога ушла. Потому что внизу, я увидел многочисленные вспышки взрывов, от выпускаемых эскадрильей, реактивных снарядов! Которые выжигали технику, ненавистного противника и вздымали в небо, столпы чёрного дыма.
В это мгновение, я испытал чувство сопричастности и внутренне удовлетворения, от осознания того, что мои друзья и товарищи, превращают оружие Третьего рейха, в степной пепел! В эти мгновения, худой времени не терял и зашёл в отчаянной, лобовой атаке. На этот раз, мой штурмовик зазвенел. Я вижу искры от капотного попадания и тёмную кровь, поверх своей лётной куртки, однако продолжаю бой, отрешённо подумав: «Как долго, я ещё продержусь?!».
Словно спеша, мне на помощь, во внезапной тишине, вновь появилась, Небесная птица! Правда сейчас, в тени её левого крыла, начал исчезать земной мир! Во мгновение ока, Мрак проглотил меня, а беспомощная душа, начала распадаться, на мириады бесплотных частиц. Правда задыхаясь в безвоздушном пространстве, я всё-же успел испуганно выкрикнуть: «Хватит! Остановите этот спектакль! Я не буду умирать, распадаясь в пыль, в этой холодной тьме, вне нормального времени и пространства! Кто-нибудь, меня слышит?! Верните меня обратно, на Родную землю!».
Красноармейца услышал Некто, более Великий и Могучий, чем Небесная птица. Поскольку на крик Василия, деловито вращаясь, явился Его помощник – Синий вихрь! Который своими, огненно-голубыми языками пламени, доверительно приласкал, великое множество, частиц Мстиславского, приговаривая: «Инглия. Азъ есмь – Инглия Малая! Творение Праведное, Нашего Единородного Отца и твой Брат!». Затем Коловрат, полыхающий словно сапфир на солнце, беспардонно втянул, распавшегося лётчика, внутрь себя и раскрутил с такой силой, что собрал Воина вновь и вышвырнул вон!
Через пелену тяжёлого забытья, мне послышалось, как двигатель биплана чихнул и заглох, а в расчалках крыльев, раздался рассекающий свист, встречного ветра. Превозмогая слабость, я открыл глаза и за капотом, увидел неподвижный винт. После чего с тревогой, я ощупал своё, невредимое тело и расстегнул лётную куртку. Под которой увидел чистую гимнастёрку и облегчённо пробормотал: «Видать померещилось, ранений нет!».
В этот миг, раздался раскатистый гул, авиационного двигателя и надо мной пролетел, размалёванный погаными драконами, осточертевший мессер! Лётчик сбросил газ и снижался по пологой дуге. Разглядывая его истребитель, я удивлённо прошептал: «Вот те раз, вот тебе – два! Ну теперь, будет – Три! Мешкать нельзя, атакую!». Без промедления, я прицельно навёл, свою потяжелевшую машину и послал в заклятого врага, длинную очередь. Которая повредила механизм, хвостового управления. Из за чего худой, медленно вращаясь вокруг своей оси, бездымно вошёл в пике.
Попытка запуска, заглохшего двигателя, оказалась безрезультатной. Мне стало очевидно, что придётся садиться, за линией фронта. Поэтому правой рукой, я непроизвольно потянулся к поясу и нащупал кобуру. Из которой достал, табельный Тульский пистолет Токарева и проверил обойму, на тот случай, если придется стрелять. После чего, я продолжил полёт в планировании, не веря собственным глазам. Так как под крыльями самолёта, раскинулась весенняя степь! В полном изумлении, я протёр свои лётные очки и осмотрелся вновь, однако внизу, по-прежнему зелёный, бескрайний ковёр! Тараща глаза, я беспомощно подумал: «Почему мне, теперь лето мерещится? Как такое возможно?!».
Только что, внизу была заснеженная земля, на которой виднелись, тёмные нити грунтовых дорог и путей, железнодорожного сообщения. Многие из которых, после визуальной сверки местности с полётным заданием, мне хорошо запомнились. Особенно паровозные линии, соединяющие Мариуполь и Сталино. После чего был бой, непонятный сон о Небесной птице и Тьма. Которая завершилась вихрем и видом, весенней степи! Теперь, перед вынужденной посадкой, я вообще не видел дорог и потерял ориентиры! В сильном раздражении, но всё же высматривая, пригодное для приземления место, я думал: «Куда же делись, все поселения и почему так внезапно, наступило лето?!». Под крыльями чайки, медленно проплывали бескрайние просторы, богато цветущих лугов.
Так что оценивая произошедшее, я должен признать, что волшебная птица спасла меня из смертельного боя, после чего какой-то Синий вихрь перенёс меня сюда, правда пока, не знаю куда! Где теперь, я совершаю вынужденную посадку, что считаю не внештатной боевой ситуацией, а удивительным чудом! Которое можно выразить кратко, как любит приговаривать Сашка Мальцев: «Сей факт, на лицо!».
Глава 2. Капище Велеса
Гружёный биплан, продолжал прогнозируемое снижение, поэтому восторженно восхищаться, мне стало некогда, а понадобилось найти, безопасное место, для скорого приземления. Так как по-весеннему манящая, холмистая степь, для этого непригодна. По причине того, что в своей высокой траве, скрывает многочисленные ямы и камни. Которые, во время посадочного пробега, могут стать причиной, срыва авиационных бомб или внезапного капотирования, самого штурмовика. Что технически приведёт, к детонации всего, боевого заряда!
Взглянув на авиационный хронометр, я увидел, что со времени вылета, прошла целая вечность или шестнадцать минут, боевого времени. Несколько мгновений, я вспоминал детали, странного окончания боя, в квадрате Екатериновки. Когда неожиданно, по моими глазам, полыхнул рыжий блик, отражённый от вод, небольшой речки, впадающей в Кальчик. Вдоль которой, в низине прилегающего холма, я разглядел пригодную для посадки, песчаную отмель. Куда без промедления, направил свой, заглохший штурмовик.
Так что, пролетая возле этого, поросшего лесом, одинокого степного холма, я вдруг заметил на его вершине, деревянный купол, круглого сооружения. Правда в следующий миг, снижаясь вдоль, его лесистого склона, я сосредоточил своё внимание, на приближающейся отмели и показаниях, бортовых приборов. Всё же, скрытые в толще песка, крупные камни, разглядеть невозможно. Поэтому, после касания шасси, с береговой полосой и во время тормозной пробежки, произошёл ощутимый удар по опорной стойке. Вследствие которого, кок винта, опасно наклонился вниз, а хвостовой упор, подскочил в воздух и биплан начал заваливаться на правое крыло, однако рулём поворота, мне удалось восстановить его положение. Так что, настороженно подскакивая на подозрительных кочках и недовольно покрикивая, моя недовольная чайка, вскоре мирно .
Прислушиваясь к летним звукам, шелесту трав на ветрах и плёсам вод, на речных перекатах, как будто после долгой разлуки, я истосковавшимся голосом, смиренно прошептал : «Матушка Сыра-Земля, прими мой Земной поклон». После чего, осматривая пустынный берег, я облегчённо выдохнул и смахнул кровь, с прокушенной губы. В эту минуту, мне вспомнилось одно из занятий, по политической подготовке Мухаметзянова и его суровый, вещающий голос: «Любой внештатный контакт, боезапаса с землей, может лишить Советское командование, дорогостоящего летательного аппарата и сократить число, незаменимых боевых лётчиков!». На что теперь, вообразив серьёзного комиссара, я заслуженно ответил: «Товарищ политрук, не волнуйтесь! Ваша просьба, выполнена. Румынской колонны, больше нет. Лейтенант Мстиславский жив и находится в добром здравии, а ценный штурмовик, подбитый в бою, посажен в степи. Однако, я искренне надеюсь на то, что он ремонтнопригоден!».
Усмехнувшись своей оптимистичной шутке, я тяжело вылез из кабины и тревожно распахнул, секцию капота, в которой заметил два недвусмысленных, абсолютно круглых отверстия. Внимательно осмотрев двигатель, я нашёл повреждение и утвердительно произнёс: «Перебит бензопровод, но такую неисправность, я смогу починить сам!».
Во-первых, я перекрыл кран подачи топлива, как меня научили, на занятиях по технической подготовке. Во-вторых, вытащил мешок с полевым ЗИП и разложил его содержимое, на нижнем крыле. В том числе, дюритовые шланги и инструмент. В-третьих, я занялся ремонтом, справедливо заметив: «Да! Меня определённо радует, что по счастливому стечению обстоятельств, пары бензина из разорванной магистрали, не попали на раскалённый коллектор и самолёт не сгорел!». Между прочим, мои руки, привычно надели дюритовый шланг, соединив разорванные края, медного патрубка. После чего, с помощью клещей и контровочной проволоки, я обжал его концевики. Когда работа была завершена, наручные часы, показали ровно семь часов утра. Значит на ремонт, ушло всего десять минут, теперь нужно сложить ЗИП и взлетать!
Беспечные звуки птах, меня расслабили, когда за моей спиной, раздался вопрошающий голос: «Ты хто? Злыдень али людин?!». От неожиданности, я подскочил в стремительном развороте и выхватил пистолет. Поспешно целясь, в высокого человека, который стоял по пояс, в высокой траве, за полосой песчаного пляжа. На что пришелец, никак не отреагировал, а подслеповато щурясь, строго взирал на меня. Прикрывая глаза, ладонью левой руки, от лучей яркого солнца. Из за чего, на локтевом сгибе рукава, его конопляной рубахи, я разглядел штопанную заплату.
Вытянутое, с кустистыми бровями и острым носом, лицо вопрошавшего, украшали длинные, нестриженные усы и окладистая борода, а на его голове, топорщилась соломенная грива, всклоченных волос. В сухощавой руке, он держал чёрный посох, из морёного дуба. Поэтому своим природным, Старорусским видом, пришлый долгач, живо напомнил мне, добрых и честных жителей, Допетровских селений. Которые до сих пор, коротают свой век, в обветшалых избах, раскиданных по Сибирской тайге. Так что, моё табельное оружие, не привлекая излишнего внимания, вернулось в кобуру. После чего, я облегчённо подумал: «Как хорошо, что подошёл мирный человек, а не враг! Наверное, это местный пастух, нужно его расспросить!».
Возраст бородача, определить было сложно, из за его светло-русого волоса, без намёка на седину. Вот почему немного помешкав, однако выбрав форму обращения, я вымученно улыбнулся и произнёс: «Здравствуй дедушка! Скажи пожалуйста, далеко ли Германцы, от этих мест?». На мой вопрос, непреклонный человек не ответил, а строго повторил: «Злыдень ты, али людин? Реки внятно, унот!». Из за такой, беспардонной грубости я раздражённо вспыхнул и злобно ответил: «Людин я, то есть Советский Человек! Чего это вы, на Древнерусской мове говорите? Ответьте мне, есть ли в этих местах немцы или нет?!».
«Про што, речёшь ты, нежданный унот? Свейскую немъ, нихто в здешних землях, отродясь не видал. Правда зрел азъ, с холма своего, аки ты с небоската слизнул, на сей волховской птице. Вон там, за шеломом степным, пал Змий окаянный, где рычал дико и смрадно! Потом недалече, по небоскату Стрибожий унук, цветком белым сошёл. Однако азъ, убоялся воплей аспида и спустился к тебе!» – потешно сказал дед, тыча пальцем в направлении дальней рощи и копируя рукой, медленный спуск лётчика. Помогая мне, правильно сообразить: «Ага! Значит мессер от удара об землю взорвался и сгорел, а Германский лётчик, успел выброситься с парашютом, чего я не заметил. Как-то странно, говорит этот старец?! Правда рубаха у него добротная, как будто в Родном Конке скроена и по древнему обычаю, Красной свастикой шита!».
Понимать украинскую мову, всего за какой-то месяц, меня научили полковые оружейницы. Веселые девчата – Лина Ткач, Фотянина Лена и Мирошниченко Таня. Правда несмотря на это, я плохо понимал, речь двухметрового старца! Глядя на которого, я думал: «Стрибожий унук! Произносит слова, как в книге «Слово о Полку Игореве», только про фашистов, ничего не говорит!». Несмотря на взаимное недопонимание, мы продолжили общение, правда через полчаса, взаимных расспросов, я рассеянно замолчал. Потому что устал, после вылета.
Неожиданно, на мой последний вопрос о том, где находится Сталино, наморщив чело в волевом усилии, собеседник по-русски, внятно ответил: «Азъ ведаю, что оные земли, Русским полем зовутся, а сия речка малая, Хороводной зовётся. Поскольку издревле, на её песчаном берегу, народ Новолетие встречал. Ниже по течению, огибая холм, приток разливается и впадает в полноводную Калку. Вот только о граде твоем, азъ ничего не слышал!».
«Вот так чудеса! Старец заговорил по-русски!» – радостно подумал я. После чего, я грамотно дополнил: «Про приток не знаю, а вот река раньше, действительно называлась Калкой! На берегах которой, в конце мая, тысяча двести двадцать третьего года, произошло первое столкновение Русских войск с Татаро-монгольскими туменами!». В мгновение ока, старец оказался возле меня, а его сухощавые руки, с неожиданной силой, вцепились в воротник, моей лётной куртки. Когда он, охваченный волнением, скороговоркой прошептал: «Азъ не ослышался? Ты рёк о битве с Тартарами, потомками Могольских Антов, верно унот?!». Конечно, я мог легко освободиться, от рук пастуха, так как мой отец, научил меня многим, простым и ловким приёмам. Вот только, неподдельное волнение, отразившееся во взгляде, его карих глаз, остановило меня.
Я помедлил, но сперва твёрдо убрал руки крестьянина, от своей куртки. После чего, настороженно ответил: «Да, так было! В этих местах, объединённые Русские дружины, бились с Татаро-монголами. Мстислав Киевский, руководил Русским войском, а Татарской ордой, командовали полководцы Чингисхана – Субэдэй и Джэбэ!». Затем я снова пересказал, всё то, что излагал лётчикам, в станице Снежной.
Подойдя ближе и опёршись на посох, старец с необычайным вниманием, вслушивался в каждое, произнесённое мной, слово. Временами, дед морщился или отрицательно мотал головой, а другой раз, блаженно кивал, бормоча о мудрости Велеса. Когда он, дослушал меня до конца, то разразился ответной, пространной речь: «Азъ могу зреть то, что сокрыто в грядущем. Три лета подряд, Славские Боги, посылают мне, Три важных знамения! Первое видение Явное, поэтому по-Сварожьи ясное, внимай!».
– Азъ зрю, как в Русском поле, не на жизнь, а на смерть, бьются Единокровные братья, Халдейским мороком, одурманенные! Объединённые Русские дружины – Хазарян и Киевлян, супротив Поконных владетелей, со стягом Грифона могучего. Потому как Державные Тартары, прямые наследники, Антского Царства Единого. Посему в суровой битве, снизошла на них, сила праведная и посекли они, мятежных Русичей, а затем вошли в свои, Поконные земли. В которых изловили и предали смерти, Халдейских чернцев.
– Засим вижу, что руда-кровушка по смерти Русича, во сырой земле становиться поганой и дюже смердит! Которую чернцы, после заката Ярилы, вместе с телесами усопшего, как Земельную жертву, приносят Халдейским и Ромейским богам. Весьма для Яхвеугодную, но для Сварги не чистую! Посему все беды Родов Славских, из-за Халдеев, создающих Ромейскую Империю и непомерной алчности, Славяно-Арийских княжичей. Лето, за летом и круг за кругом, начиная от Западной Галлии и Араратской Бактрии, захватывает Ромейская тать, земли Великой Тартарии, как саранча, двигаясь на Восток!
– Никогда, Чужеземные вороги, не побеждали потомков Славяно-Арийской Расы, огнём и мечём, а только проверенным способом, стравливая Братские Рода, между собой. Привычнее всего, достигая своих, гнусных целей, заготовленной лестью для когана или подкупом воевод кащеевых. Правда нынче, более успешно, Ромеи побеждают кривдою. Вещая складно, речами лживыми, по книгам, писанным Савлом из Тарса. Вот из за чего, в Западных Тартарских вотчинах, повсюду Государят Ромейские чернцы!
