Виктор Александрович Уманский
Моя радость
Впрочем, уже неважно. Со всего плеча бью кулаком ему в пах. Ботаник сгибается с девчачьим визгом. И где же теперь твое молодецкое «эй, а ну отошёл»? А, сука? Где?! Вкладываю всю силу следующий удар, вгоняя кулак ему в переносицу. Чувствую приятный хруст очков и костей носа. На руке ссадина: болеть будет мерзко…
Ботаник падает на спину, а бабка-билетёрша начинает пронзительно свистеть в свисток. Какой это символ родом из Совка: «Тревога! Сейчас вся страна поспешит на помощь!» Тьфу, отвратительно. Вырвать бы тебе обе руки, тупая ты корова. Уж авось не Юлин пальчик, жалко не будет.
Выхожу из-за деревьев и направляюсь к ларьку. Бабки пятятся, а одна уже начинает неловко семенить прочь по станции. Юля не убежала, а ты убежишь? Как сама-то думаешь, а, бабуль?
По перрону бегут менты. Четверо юнцов. Вы-то откуда тут? Заметив меня, снижают темп: ну понятно, никто не хочет быть покалеченным за излишнюю расторопность. Один вытаскивает рацию: ну да, это вы можете. А лицо моё видишь, ублюдок? Особые приметы запомнил? Ах да, я же стою в тени – мужчина среднего роста и неопределённого возраста. Попеняй потом девушке, что тоже ничего не различила – в стрессе и темноте. Защитничек наш, дядя Стёпа… Я не забыл ещё, как Диана участковому ныла: «За мной следят, помогите!» И чем это закончилось?..
Отхожу назад в скверик, перемахиваю канаву и бегу по тропинке. Под ногами пакеты, бутылки, гандоны… Вот что представляют собой эти замечательные лесополосы внутри. Так и будем в говне жить, пока под себя ходить не перестанем.
Впереди металлический забор – а точнее, то, что от него осталось. Несколько прутьев отломаны. Протискиваюсь в отверстие. Замедляю шаг, засовываю руки в карманы и опускаю взгляд. Перехожу дорогу по «зебре» и тут же сворачиваю направо – под мост. Здесь никого. Теперь налево – через дворы.
