Вероника Петровна Якжина
Узы
– Я сегодня же покончу с этим. Хватит терзать нас обоих.
– И меня.
Я смеюсь и радуюсь звуку своего смеха.
***
Всю смену ерзаю и нервничаю.
– Что, забыла вытащить шило из задницы? – Джон смеется своей шутке, но видит, что я серьезна. – Что-то случилось?
– Мне нужно сегодня разобраться кое с чем неприятным.
– Парень?
Киваю. Джон не в курсе моей личной жизни, да это и ни к чему. Он знает лишь то, что у меня есть парень. В подробности я не вдаюсь, а он и не спрашивает.
– Не переживай. Разберешься.
– Каково это – давать советы, будучи не в курсе?
Он скрипуче посмеивается.
– Отлично. Тебе стоит попробовать. Если сочтешь нужным, расскажешь.
– В этом нет необходимости. Просто давай в перерыв заедем в одно место. Там ты сможешь пообедать, пока я буду разбивать чужое сердце.
Он кивает.
– Нет проблем, – без лишних вопросов, и спасибо ему за это. – Что там случилось у Мэтьюс? Она выглядит раздавленной, а Грин орал как сумасшедший на всю раздевалку. Он извергал очень много ругательств и обещаний кого–то пришить.
– Кайл проиграл триста баксов с очередной кредитки.
– Триста баксов?! Чертов ублюдок.
– Я дала ей успокоительное, чтобы она могла работать. Но было бы неплохо немного утихомирить Грина.
– Это точно. Может, нам следует скинуться всем вместе и оплатить ей хотя бы часть долгов?
Качаю головой.
– Не думаю, что она это примет. Однажды я попыталась предложить ей помощь. Ее очень это задело, она говорит, что не нищая, что сама со всем разберется. Что никто не обязан решать ее проблемы.
– Ожидаемо. Понятно, что не обязаны. Но мы хотим помочь. С ней не поспоришь, ладно уж. Буду уходить, поговорю с ней, не посмеет мне отказать. Мы отработали вместе десять лет.
– И всегда у них было так хреново?
– Нет, конечно. Стала бы она рожать второго ребенка. У Кайла была хорошая работа, он заботился о Фейт. А потом его фирма закрылась или что-то в этом роде, уже и не помню. И он скатился. Слабак.
– Знаешь, Джон, ведь вместе со мной ты тоже мог бы отработать десять лет.
– Нужно было раньше родиться, деточка.
Шипит рация, и диспетчер сообщает нам о новом вызове.
– За работу. Эх, пенсия моя, пенсия.
***
В обед встречаемся с Бо в кафе. Джон вежливо садится в противоположном от нас углу. Мой пока еще парень очень рад меня видеть, рад, что я пригласила его вместе пообедать, он буквально светится. В горле у меня встает ком. Сейчас мне придется стереть с его лица эту улыбку, сейчас его щеки снова вспыхнут. Он будет возражать мне дрожащим голосом. Думаю о разговоре с Патриком и о том, что нужно было послать смс. Хотя, конечно, с этим человеком такое не прокатит.
– Так что, милая, о чем ты хотела поговорить?
– Бо, я…. Мы… Нам нужно расстаться. – Вот так. Легче, чем казалось.
Лицо Бо претерпевает все те изменения, которых я и ждала. Он начинает заикаться.
– Ч-что? О ч-чем ты г-говоришь?
– О расставании. Между нами все кончено.
– Н-но почему? Почему, Салли?
– Потому что… потому что это честно по отношению к тебе. У меня нет к тебе чувств, мне не нужны отношения с тобой. А ты заслуживаешь взаимности.
– Скажи, что я делаю не так? Я сделаю все, что нужно, чтобы ты была довольна.
– Я буду довольна, когда мы расстанемся. Неужели ты не видишь, что я только злюсь на тебя? Я не хочу обижать тебя и причинять тебе боль. Пойми, Бо. Дело не в тебе. Дело во мне.
– Расскажи мне. Расскажи мне, что с тобой происходит, я помогу тебе.
Во мне начинает закипать раздражение. Разве можно быть таким назойливым?
– То, что происходит со мной, никого не касается, кроме меня. И помочь мне с этим никто не может. Дело в том, что мы с тобой очень разные. Мы не подходим друг другу. И…
– Ты мне подходишь!
– Бо, черт возьми, а ты мне нет. Ты не слышишь меня? Я не хочу продолжать наши отношения. Не хочу. Спасибо тебе за все, ты очень хороший. Но нам не по пути.
– Ты говоришь банальными фразами.
Что, простите?
– Я говорю то, что вижу и знаю. Жизнь вообще довольно банальна.
Джон с коробкой с обедом и стаканом кофе окликает меня:
– Сэл, я жду тебя в машине. Нам уже пора.
– Иду! – Встаю из-за столика. – Прости, что не смогла дать тебе того, что тебе нужно. Ты обязательно встретишь девушку, которая оценит тебя по достоинству. Но мне нужно другое.
– Салли, не уходи, пожалуйста, – он вскакивает и пытается преградить мне путь.
– Бо, прекрати. Все кончено. Не устраивай сцен. Твои вещи я привезу на днях тебе на работу, заодно заберу ключи от моей квартиры. Приготовь их, будь так добр.
С этими словами снова пытаюсь уйти, но он хватает меня и крепко обнимает.
– Не уходи, не оставляй меня.
Мне не жаль его, только хочется, чтобы он взял себя в руки и оставил меня в покое.
– Мне нужно на работу, Бо. Соберись, – стараюсь его оттолкнуть
– Ты не понимаешь, что делаешь мне больно? – выкрикивает он мне прямо в ухо.
Я пугаюсь и прихожу в бешенство.
– Да пошел ты! Ты ничего не знаешь о боли! Когда тебя бросает человек, который тебя не ценит – это не больно! Больно – это когда… – я осекаюсь, и понимаю, что по щекам текут слезы.
На нас смотрят все посетители кафе и весь персонал. Класс, офицер полиции устроила сцену в общественном месте. Бо смотрит на меня, и в его глазах застыл вопрос. Ему интересно, чем должна закончиться фраза. Но ему никогда не узнать.
– Прощай.
Выхожу из кафе и сажусь в машину.
– Поехали скорее отсюда. – Когда машина двигается с места, я, стараясь обуздать нервную дрожь, говорю, – пожалуйста, скажи, что где-то посреди Нью-Йорка взорвался вулкан, и нам срочно нужно всех спасать.
– Вообще-то есть вызов, семейная ссора. Я взял тебе обед. Перекуси, – Джон указывает на коробку и кофе.
– Спасибо, папочка.
– Иди ты, я хотел как лучше.
– Спасибо. Большое спасибо. Не дуйся на меня, я же шучу.
– Как тот парень?
– Закатил истерику. Не хочу об этом.
Мой напарник понимающе кивает. Засовываю в рот кусок сырного пирога и благодарю Бога за офицера Джона Хили. Жуя, набираю сообщение Патрику.
«Я покончила с этим. Бо отправился в прошлое».
«Он плакал?»
«Я не стала дожидаться этого момента».
«Как все прошло?»
«Хуже, но легче, чем я думала».
«Только ты умеешь объяснять все непонятными фразами, но при этом все понятно. Не грусти. Люблю тебя, моя роковая женщина».
Смеюсь с полным ртом и снова кусаю пирог. «И я тебя люблю, мистер». Чувствую, как Джон косится на меня. Не отрывая взгляд от телефона и не отвлекаясь от пирога, спрашиваю:
– В чем дело, напарник? Чего ты на меня уставился?
– Ты похожа на поросенка, – он хихикает. – Бросила парня и хохочет.
– Может, это истерика?
– Нет, ты выглядишь лучше, чем в начале смены. А я уж думал, у тебя начнется депрессия.
– Не дождешься. Просто эти отношения были обузой. А пирог восхитителен. Спасибо, Джон.
Мы разбираемся со скандалом в семье, затем ловим воришку, укравшего сумочку. Привезя его в участок, застаем встревоженного Гринелли.
– Диксон, Диксон! – он всегда зовет всех по фамилиям, кроме Мэтьюс. Диксон – моя фамилия. – Там Фейт, поговори с ней. Меня она посылает.
– И неудивительно.
Грин взволнован настолько, что пропускает мою шуточку мимо ушей.
– Ребенок в парке. Его подстрелили. Фейт не стала дожидаться скорую, и мы повезли мальчика в больницу. Он умер. Врач в больнице сказала, что мы должны были дождаться медиков. Это не из-за нее – пуля пришлась в сердце. Но она винит себя. Я попытался ее успокоить, она меня послала.
– Что за урод стрелял в ребенка?!
– Пока не знаем. Бандитские разборки, шальная пуля. Она рвется разобраться. Поговори с ней.
Его волнение передается мне.
– Хорошо, где она?
– Пытается смыть кровь с формы.
Я захожу в раздевалку, где напарница Грина плещется в холодной воде, смывая детскую кровь. Тошнота от ужаса ситуации подкатывает к горлу. Не представляю, какие слова я должна для нее найти.
– Фейт? Ты как?
Она резко оборачивается, у нее красные глаза, на щеках блестят слезы.
– Тебя Грин прислал?
– Он рассказал, что случилось. Ты в порядке?
Она отворачивается и продолжает тереть темно-синюю ткань под струей воды.
– Семилетний мальчик погиб, гуляя в парке. Я не смогла ему помочь. Я не в порядке, Сэл. Весь этот чертов мир не в порядке. Моему Джо шесть. Понимаешь?
– Понимаю. Ты сама мать, и боишься за своих детей. Поэтому ты здесь. Чтобы защитить как можно больше детей от шальных пуль. Ты не виновата, Фейт. Скорая тоже не успела бы.
– Я постоянно думаю над тем, какой мир останется моим детям?
– Фейт, ты делаешь для своих детей больше, чем все остальные родители. И не только для своих, для чужих тоже. Ты видишь тот мир, который не видит большинство горожан. Потому что мы фильтруем его для них. Ты видишь больше, поэтому переживаешь сильнее.
– Кровь нужно отстирать сразу. Я должна разобраться, кто стрелял. Случайно он попал в мальчика или нет – неважно, он должен ответить.
– Пусть этим займутся детективы.
– С этим должна разобраться я.
– Давай мы тебе поможем?
– У меня есть Грин, все в порядке. Правда. Спасибо.
– Он страшно переживает. Интересно наблюдать за тем, как он относится к тебе. Ты хорошо на него влияешь.
Фейт слабо улыбается. Наконец-то.
– Он хороший. Порой ведет себя как придурок и совсем не умеет себя контролировать. Но он хороший. Сегодня грозился пробить Кайлу череп.
– Я слышала. Может, стоит ему это позволить?
– Нет. Я разберусь.
Снова я задаюсь вопросом: «Что тобой движет? Вера в него? Любовь? Или глупость?».
– Фейт, как насчет того, чтобы выпить как-нибудь вместе? Я угощаю.
– Я бы не отказалась.
– Отлично. Когда будешь готова – в любое время.
– Договорились. Спасибо, Салли.
Мэтьюс возвращается к форме, а я – к Грину и Хили.
– Как она?
– Лучше. Немного успокоилась. Но все еще хочет разобраться, кто стрелял. Тут я бессильна, поэтому, Грин, следи, чтобы с ней все было в порядке. И чтобы она не наделала глупостей.
Он кивает и уходит в сторону раздевалки.
***
До конца смены мы реагируем еще на пять вызовов. Вечером я буквально выползаю из участка. Достаю телефон, чтобы позвонить Патрику, когда меня окликает знакомый голос. Голос, который я бы не хотела слышать.
– Салли? – Это Бо. Давно он тут? – Давай поговорим?
– Что ты тут делаешь? Какого черта ты приперся ко мне на работу?
Оглядываюсь по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не видит. Облом. У депо стоит Догэн с сигаретой. Зачем курить возле депо, если ты тут же сядешь в машину и уедешь? Из участка выходят наши и смотрят на нас с любопытством.
– Мы должны поговорить.
– Идем к машине, – хватаю его за локоть и тащу подальше отсюда, но он вырывается как девчонка и повышает голос.
– Нет, давай поговорим здесь! Это из-за Патрика, да?
Неожиданность такого заявления приводит меня в замешательство. Он это серьезно? Несмотря на то, что устроенная сцена отвратительна, я вдруг начинаю хохотать.
– Ты что, спятил?
– Тогда, может, кто-то из тех, с кем ты работаешь? – Вдруг он оборачивается в сторону ребят и начинает орать, – ну-ка признавайтесь, кто из вас спит с моей девушкой?
– Бо, прекрати. Я вообще-то здесь работаю.
– Твоей девушкой? Парень, ты что-то напутал. Диксон лесбиянка. Так что, скорее всего она променяла тебя на какую-то девицу.
Закатываю глаза и с огромным трудом сдерживаю очередной приступ смеха.
– Заткнись, Догэн.
– Что? Ты лесбиянка?
– А ты осел. Я же рассказывала тебе о Джимми.
Бо продолжает вопить всякий бред, а я все больше теряюсь, не зная, что сделать, чтобы он убрался отсюда и перестал меня позорить. Внезапно на помощь приходит Мэтьюс.
– Сэр, вам лучше уйти.
– Не лезьте, я разговариваю со своей девушкой.
– Бывшей, – встреваю я.
– Во-первых, это не ваша девушка. Вы причиняете дискомфорт и мешаете девушке пройти, задеваете своим поведением ее честь и достоинство. Во-вторых, вы устраиваете беспорядки прямо перед входом в полицейский участок. Я могу вас упрятать в обезьянник по одной из этих причин, или по совокупности их обеих. Или же вы можете заткнуться и немедленно уйти.
Бо яростно пыхтит.
– Вы не можете…
– Мы можем, – позади моего неугомонного бывшего появляется Грин. – Давай, парень, проваливай отсюда. Чтобы я тебя тут больше не видел. И оставь Диксон в покое.
Бо поворачивается ко мне. Если бы можно было убить взглядом, я была бы уже мертва.
– Пошла ты. Ты черствая, бесчувственная эгоистка. Иди к черту.
Разворачивается и уходит. Я выдыхаю с облегчением.
– Спасибо, ребята.
– Не благодари. Мы все тут одна семья. И мы не дадим друг друга в обиду. Правда, матушка Фейт? – Грин обнимает Мэтьюс за шею одной рукой и звонко чмокает в макушку.
– Как ни страшно это признать, но мой сумасшедший напарник прав, – она смеется. – Отпусти меня! Тебя проводить, Сэл?
– Нет, все в порядке. До завтра.
После душа и прогулки с собаками, возвращаюсь в пустую квартиру. Севен устраивается поудобнее на своей подстилке, а я ложусь в кровать. Но сон не идет. Не могу выбросить из головы слова Бо. Отчаявшись уснуть, отправляю кодовое сообщение: «Жизнь отстой». Через пару минут телефон оповещает меня об ответе. «Жду».
Пока еду по ночному, притихшему, но так и не уснувшему городу, думаю о том, что все ведь могло быть иначе. Вся моя жизнь шла совсем по-другому, и всего одно мгновение перевернуло ее с ног на голову.
Стучусь в дверь, за которой меня уже ждут. Точнее, не совсем меня, а мое тело. Дверь открывается быстро. Меня встречает красивая, сладковато-хищная улыбка с ямочками на щеках.
– Привет, лесбиянка. Так и знал, что ты захочешь приехать.
Я еще не говорила? Я сплю с Джимми Догэном.
***
Позже, лежа в постели Догэна и слушая, как он восхищается тем, что только что между нами было, вспоминаю, как это у нас началось.
Мы не встречаемся. У нас нет чувств, эмоций, разговоров, заботы и всей этой сентиментальной чепухи. Мы просто занимаемся отличным сексом, когда кому-то из нас хреново. За последние пять лет это мои самые честные отношения с мужчиной. Я знаю, что ему нужен секс, потому что ему фигово на душе или потому что сегодня не удалось снять какую-нибудь пустоголовую девицу. Он знает, что мне нужен секс, потому что в жизни у меня не ладится ничего, кроме работы. Два неудачника, утешающих себя перепихоном с кем-то красивым и классным в постели.
Это началось год назад. Мы всей сменой выпивали в баре в честь юбилея 13-го участка – полицейская станция связана с пожарным депо и базой парамедиков. Поэтому мы все дружим между собой. Мы отлично проводили время, все знатно напились. Не знаю, как так вышло, но я и Джимми остались в баре вдвоем. Тогда у нас уже начались наши перебранки, но это не помешало задушевной беседе. Он жаловался на свой развод, на то, что не может видеть сына, на то, что нет нормальных девчонок. А я задавалась вопросом – как я здесь очутилась? Почему тут работаю, так живу, нет парня, нет счастья. В какой-то момент оба замолчали, а затем вдруг хором сказали: «Жизнь отстой». Мы хохотали над этим так, что стаканы звенели. А наутро я обнаружила себя голой у Догэна в квартире. Мы договорились сохранить это в секрете и забыть о произошедшем.
Я не желала это продолжать, и на работе мы просто прошли мимо друг друга как ни в чём ни бывало. Но спустя какое-то время от Джимми пришло сообщение: «жизнь отстой». Я задумалась лишь на мгновение и ответила: «Скоро буду». Затем этим кодом воспользовалась я. Так, примерно пару раз в месяц мы пользуемся друг другом, не придавая этому значения. Да, я ездила к нему, даже встречаясь с Бо. И мне не стыдно за это.
Догэн вырывает меня из раздумий.
– Хочешь чего-нибудь?
– Нет. Я поеду.
– Может, еще разок?
Прислушавшись к своим ощущениям, соглашаюсь и нападаю на Джимми. За этим разом следует еще один, а потом еще один. Я забываюсь в постели Догэна, и в данный момент меня это вполне устраивает. Вымотанные, мы засыпаем под утро.
Просыпаюсь от звонка Патрика.
– Где ты? Севен с ума сходит.
– Который час?
– Одиннадцать. Все в порядке?
– Черт! Да, Патрик, все в порядке. Прошу тебя, выгуляй пса. Скоро буду.
Вскакиваю с кровати и судорожно пытаюсь найти свою одежду.
– Эй, жеребец, вставай! Одиннадцать!
– До чего ты шумная по утрам, Диксон. Иди ко мне, давай позавтракаем друг другом.
– Отвали, мне некогда.
– Ладно, может, хочешь кофе? – Он жадно наблюдает за тем, как я одеваюсь. – Без одежды ты явно выглядишь лучше.
– Нет, спасибо, мне пора.
– Кто тебе звонил? Мне показалось, твоего чувствительного парня зовут Бо. Патрик – это тот, с которым ты изменяешь своему парню? Да ты просто стерва, Диксон. Не сказать бы хуже.
– Он не мой парень. А вообще, – мило улыбаюсь, – это не твое дело.
Патрик и Севен встречают меня на крыльце нашего дома.
– Жизнь отстой? – подкалывает меня друг. Да, он в курсе моих похождений с Джимми.
– О, заткнись, будь так добр. Привет, Севен, прости, что оставила тебя.
Глава 2
Спустя две недели наступает восьмое сентября. Этот день – самый значимый в моей жизни. Именно в этот день все изменилось.
Сегодня у меня выходной, как и каждый год. С утра я красиво укладываю волосы, делаю легкий макияж, надеваю превосходное платье. В этот раз оно прямое, до колен, без рукавов, с треугольным вырезом, из приятной черной блестящей ткани. Обуваюсь в босоножки на шпильке. Хожу в них по дому, стараясь вспомнить это ощущение. Я надеваю каблуки и платье раз в год, в остальные триста шестьдесят четыре дня отдаю предпочтение джинсам, футболкам, толстовкам и кроссовкам. Беру клатч и темные очки.
Стучусь к Патрику. Время около десяти утра, и он еще спит.
– Прости, что так рано, знаю, что у тебя выходной.
– Все в порядке. – Он обращает внимание на мой внешний вид. – Ох, детка, уже сегодня?
Грустно улыбаюсь.
– Я вчера не хотела напоминать, было неудобно.
– Брось. Ты уже поехала? – Утвердительно киваю. – Севен гулял? – Снова киваю. – Хорошо. Я буду ждать тебя.
– Да нет, я просто зашла, отдыхай.
– Стоп. – Он поднимает ладонь. – Молчи. Как освободишься, приезжай ко мне. Я буду ждать тебя. Ты же знаешь, в этот день я весь твой.
Он тепло обнимает меня.
– Сегодня юбилей, – шмыгаю я носом.
– Серьезно? Так, не плачь. Соберись. Тебе нельзя плакать, макияж потечет. – Патрик вытирает пару слезинок большим пальцем. – Соберись. Может, хочешь, чтобы я тебя отвез?
– Нет, я сама.
Он кивает и смотрит мне вслед, когда я ухожу.
***
Приезжаю к месту встречи ближе к полудню. Всегда в это время. Несу в руках небольшой букет коротко обрезанных желтых гербер. Я приближаюсь к человеку, судьба которого так сильно отразилась на моей собственной.
Сажусь на колени и кладу цветы к надгробию. «Сэмюэл Ньюборн. 15 августа 1987 – 08 сентября 2014».
– Здравствуй, любимый.
Сэм. Моя первая и единственная любовь. Мы познакомились, когда мне было семнадцать, а ему девятнадцать, и сразу влюбились. Окончательно и бесповоротно. Мы начали встречаться, позже – жить вместе. Он выучился на архитектора, а я на дизайнера. Мы планировали пожениться и открыть свою фирму. Мы проектировали бы дома, их внутренний и внешний дизайн. Он сделал мне предложение, подготовка к свадьбе шла полным ходом. Наши родители были очень счастливы, а уж мы как – и слов не хватит описать. Помолвочное кольцо я бережно храню в шкатулке, и надеваю раз в году – в этот день.
Таких чувств и отношений, как были у нас с Сэмом, я никогда больше не встречу. Он был бесконечно позитивным, оптимистичным, его ничто не могло расстроить. Он тонул в моих глазах, называя их волшебными из-за желтых вкраплений. Он говорил, что это отпечатки солнца. Он называл меня «солнышком». Поэтому я никому больше не позволяю так меня называть. Рядом с ним я чувствовала себя маленькой и слабой, но такой защищенной… Он был заботлив, но не навязчив. Он знал, когда и что нужно сказать, а когда стоит промолчать. Когда побыть рядом, а когда оставить меня одну. Я купалась в нем и в его любви, и дарила ему свою. Не смотря на столько лет вместе, мы только сильнее влюблялись друг в друга.
Наше бесконечное счастье. После помолвки Сэм убеждал меня прекратить предохраняться. Ведь если у нас будет ребенок, это же здорово – мы же будем уже женаты. Но я смеялась и спорила – не хочу выходить замуж беременной. Только после свадьбы. До сих пор жалею, что не послушала его.
Все оборвалось в один миг. Пьяный водитель на сумасшедшей скорости вылетел на встречную полосу и врезался лоб в лоб с машиной Сэма. Тот водитель отделался сломанными ребрами и лишением прав. Мой жених погиб на месте. Моя же жизнь остановилась в тот момент, когда офицер полиции сообщал мне о случившемся.
Первый год прошел как в тумане. Довольно долго я не осознавала реальности произошедшего. Не верила, что его больше нет. Вскакивала среди ночи после очередного тяжелого сна и хваталась за телефон. Думала, что сейчас позвоню ему, и он ответит голосом, чуть замедленным спросонья.
Позже я решила, что, если не могу вернуть Сэма, то могу сделать что-то, чтобы как можно меньше женихов погибло от рук пьяниц, севших за руль. Так я стала курсантом Полицейской академии Полицейского Департамента Нью-Йорка.
Каждый год в этот день я оставляю работу, отключаю телефон, наряжаюсь для Сэма так, как наряжалась раньше, беру цветы, которые он всегда дарил мне, и навещаю его. Я рассказываю ему о своих успехах на работе и неудачах с парнями. Рассказываю о том, как дела у моих родителей. А после еду домой, к Патрику, где он уже ждет меня с чем-нибудь дико вкусным и вредным, готовый целый день слушать мое нытье и утешать меня. Один день в году я позволяю своей боли полностью поглотить меня, упиваюсь этой болью и вином, что покупает Патрик. В моей новой жизни никто, кроме него, не знает о Сэме.
Сегодня юбилей, это случилось пять лет назад. Пять лет назад человек, не способный побороть свое желание выпить, разрушил мою жизнь. Лишил меня возможности любить, быть любимой, наслаждаться любимым человеком и хранить нашу с ним семью. Всех парней я неизбежно сравниваю с Сэмом, и все они неизбежно недостойны его.
Рассказав ему о Бо, долго смотрю на имя, высеченное на сером камне.
– Мне очень плохо без тебя. Я так скучаю. Знаешь, временами я жалею о том, что не поехала тогда с тобой. А временами – о том, что не послушала тебя, нужно было забеременеть. Сейчас у меня был бы уже четырехлетний малыш, похожий на тебя. Мне осталось бы от тебя хоть что-то, кроме боли и пустоты в душе.
По моим щекам ручьем текут слезы, но сегодня я даже не пытаюсь с ними бороться.
– На прошлой неделе мы задержали десятерых пьяных водителей, представляешь. Десятерых. Каждый раз, когда я смотрю на них, думаю о том, что, возможно, я кого-то спасла. Спасла чью-то семью от горя, которое этот урод мог принести, врезавшись в кого-нибудь или сбив. Конечно, аварий по вине этих пьяниц случается гораздо больше. Я понимаю, что не могу поймать всех. Но я стараюсь. Может, тебе это покажется глупым. Но на данный момент я все еще не знаю, для чего мне жить. Поэтому целиком отдаю себя работе. У меня есть радости, конечно. А иногда мне даже удается не думать о тебе. Ненадолго. Когда что-то происходит, я сразу думаю – а что сказал бы на это Сэм? Какой совет он дал бы мне?
Замолкаю и вспоминаю его лицо. Вспоминаю, как он дарил мне подарки, как мы мечтали о нашем будущем. Всю мою душу застилает тоска. Бесконечная, тягучая, вязкая и непроглядная.
Внезапно позади меня раздается мягкий женский голос:
– Салли? Салли, это ты?
Оборачиваюсь, уже зная, кто это. Мать Сэма. Я не видела ее с тех пор, как поступила на обучение в Академию. Она осудила мой выбор. А я все равно не могла с ней больше общаться, потому что она говорила лишь о Сэме, о своей боли, для меня это было слишком тяжело. Так мы и прервали общение.
Поступив в Полицейскую Академию, я полностью переписала свою жизнь. Прервала все контакты с теми, с кем раньше общалась. Кроме своих родителей. Купила квартиру в доме, где сейчас живу, начала работу в полиции, завела новые знакомства. Никто из прошлой жизни не знает, где я и чем занимаюсь. А в новой жизни никто, кроме Патрика, не знает, что было со мной раньше. Как говорится, жизнь разделилась на «до» и «после». Моя жизнь и я сама.
Поднимаюсь на ноги и пытаюсь улыбнуться так и не состоявшейся свекрови.
– Здравствуйте, миссис Ньюборн.
– Салли, это правда ты. Мы так давно не виделись. Каждый год я приезжаю к Сэмми, и каждый год вижу отъезжающую машину. Я подозревала, что это ты. В этот раз решила приехать пораньше, чтобы застать тебя.
Я не знаю, что ей сказать.
– Дорогая, мне очень приятно, что ты его не забыла.
Чувствую, как связки деревенеют, хриплым голосом произношу:
– Разве его можно забыть?
Она начинает плакать и бросается мне на шею. Мы стоим, обнявшись, и рыдаем. Проходит не меньше пятнадцати минут, прежде чем мы успокаиваемся. Вдруг она предлагает:
– Давай посидим где-нибудь, поболтаем? Расскажешь мне, как живешь. Мне не хватало тебя.
Нехотя соглашаюсь. Мне не хочется ее обижать, но и разговаривать не хочется. Я с нетерпением жду, когда уже можно будет реветь у Патрика на диване в обнимку с Булкой и Севеном.
***
Спустя полчаса мы с матерью Сэма сидим в кафе и ждем кофе. Она постарела. Сильно сдала за то время, что мы не виделись. Неудивительно, она потеряла любимого сына. У Сэма есть еще старшая сестра, ей сейчас где-то около сорока лет, но она живет в Чикаго и неохотно общается с родителями. У них был какой-то конфликт в молодости, о котором никто так и не захотел рассказать. Я видела его сестру несколько раз. Пару раз мы гостили у нее в Чикаго. А еще встречались на похоронах.
– Расскажи мне, как ты живешь? Чем занимаешься? Ты отстригла свои прекрасные волосы. Такая жалость.
– Я служу в полиции. Я патрульный офицер, как и хотела. Длинные волосы мешают работе, поэтому пришлось обрезать. Это ерунда.
– Это трудно?
Пожимаю плечами.
– Временами. Я привыкла и люблю эту работу.
– Это ведь опасно? Сэм бы не позволил тебе…
– Бывает и опасно. Бывают спокойные дни. Если бы Сэм был здесь, я и не пошла бы в полицию. Вы же знаете, чем мы с ним хотели заниматься.
– Почему ты не занимаешься дизайном? У тебя ведь талант.
– Похоже, он оставил меня. Я не вижу цвета, не понимаю сочетания, не разбираю стили. Я больше не рисую, поэтому заниматься дизайном не могу. И, если честно, не хочу.
Она качает головой.
– Ты прекрасно выглядишь. Ты не вышла замуж? – Зачем она спрашивает, если не отводит глаз с моего безымянного пальца, на котором сверкает кольцо Сэма.
– Нет. Я одна. У меня есть друг, собака и работа. И родители, конечно.
– Как они?
Улыбаюсь, думая о них.
– Хорошо, ведут спокойную размеренную жизнь. Они здоровы и дружны. Это главное.
– Замечательно.
– Как мистер Ньюборн?
– Мы совсем перестали общаться. Вроде бы он женился на какой-то юной девице, старый болван.
Родители Сэма развелись за два года до нашей встречи, но продолжали тепло общаться. Инициатором была его мать, но ей не нравилось, что бывший муж пытался устроить свою жизнь. Странная женщина.
– Знаешь, Салли. Я понимаю, что не вызываю у тебя положительных эмоций. Я старая, вредная, и я считаю, что потеря сына – лишь моя боль, которую никому не понять. Но я хорошо отношусь к тебе. Мой сын любил тебя, очень сильно любил. Я только хочу сказать, что он хотел бы, чтобы ты была счастлива.
Смотрю на нее сквозь завесу слез.
– Думаете, хотел бы?
– Конечно, дорогая.
– Тогда ему следовало объяснить мне, как стать счастливой без него, – вновь начинаю плакать, стараясь сдержать рыдания, которые меня душат.
– Ох, Салли. Думаю, он смотрит на тебя сверху, и ему очень плохо от того, что плохо тебе.
Она берет мои руки и сжимает их. Ее пальцы такие тонкие и холодные, что невольно ассоциируются со смертью. Мне хочется, чтобы она меня отпустила.
– Ты должна позволить себе стать счастливой. Это нелегко. Но ты должна. Ради Сэма. Ради того, что он посвятил бы этому свою жизнь, если бы его не лишили этой возможности.
Не в силах больше этого выносить, я встаю, но ноги плохо слушаются меня.
– Миссис Ньюборн, я была очень рада встретить вас. Правда. К сожалению, мне нужно ехать. Вас отвезти куда-нибудь?
– Нет, дорогая, я выпью еще кофе. Поезжай, конечно. Подумай над тем, что я сказала.
Она встает и крепко меня обнимает.
***
Стою перед дверью Патрика и реву. У меня нет сил даже постучать в дверь. Слышу, как из квартиры доносится дружный собачий лай.
– В чем дело, ребята? Кто-то за дверью? Давайте посмотрим.
Мой сосед открывает дверь, и его лицо меняется от удивления.
– Салли, почему ты стоишь за дверью? Почему не стучишь, не заходишь?
У меня нет сил на слова, я разражаюсь истошными рыданиями и падаю в утешительные объятия друга.
– Идем, приляг.
Патрик отводит меня в гостиную и укладывает на широкий диван. Держит меня за руку, пока я выпускаю наружу все, что скопилось в душе за год. Рыдаю, кричу, издаю стоны, бью подушки кулаками. Наши собаки притихли, лежат на полу возле дивана и ждут, пока закончится мое сумасшествие.
Наконец выбиваюсь из сил. Я опустошена и издаю лишь редкие судорожные всхлипывания. Друзья человека забираются ко мне, Булка ложится в ноги, а Севен, мой драгоценный Севен, устраивается рядом, давая мне себя обнять и уткнуться носом в его плотную теплую шею. Патрик укрывает меня тонким пледом и нежно целует в висок.
– Отдохни, дорогая.
Уставшая, выплаканная, убаюканная уютом дома Патрика и теплом наших собак, я проваливаюсь в сон.
***
Просыпаюсь почти в шесть вечера от того, что Булка лижет меня в нос. Смеясь, открываю глаза. Чувствую, как опухли и горят веки. Севен, похоже, так и не пошевелился за все время, зато теперь, когда я его освобождаю, он сладко потягивается и начинает играть с золотистой подругой. В комнату заходит хозяин дома с бутылкой вина и огромной тарелкой суши.
– Патрик. Суши!
– Да, подумал, что сладкое слишком банально, а пицца слишком просто.
– Ты просто чудо. Я так голодна, ты не представляешь. Не ела со вчерашнего вечера.
– Налетай, я принесу бокалы.
– Я только умоюсь, глаза горят.
Зайдя в его ванную, смотрюсь в зеркало. Зеленые глаза обесцветились от слез. Мне на грудь словно давит огромный камень, но плакать пока больше не хочется. Может, чертовы слезы наконец закончились? Есть ли какой-то лимит слез для одного человека?
Умывшись ледяной водой, возвращаюсь в гостиную и задаю этот вопрос Патрику. Он пожимает плечами, наливая вино в большие бокалы.
– Кто знает. Наверное, у каждого человека по-своему. Я знаю людей, которым, кажется, совсем не выдали слез. И так же знаю людей, которые могли бы переплакать весь Мировой океан.
Мы выпиваем бутылку, начинаем вторую. Я рассказываю ему о встрече с матерью Сэма.
– Знаешь, Сэл. Может, тебе не понравится, что я скажу. Но она права. Тебе нужно как-то преодолеть это. Сэм умер, и это ужасно. Но ты жива. И должна жить и быть счастливой.
