Вероника Петровна Якжина
Дом, в котором нет тебя
– Никогда бы не подумал, что ты умеешь готовить.
Я хитро улыбнулась, раскладывая начинку на следующий пласт теста. На меня нахлынула ностальгия.
– Когда я работала в приюте, иногда баловала детей домашней стряпней. То, что готовили в столовой, было редкостной гадостью. Когда оставались время и силы, я старалась готовить. Хотя бы немного. Поварихи были недовольны, дети потом совсем не хотели есть то, что им положено.
– Ты работала в детском приюте?
Я задумчиво покивала.
– Несколько лет после колледжа. Вечерами пела в баре. Сейчас та дыра в Орегоне делает себе неплохую рекламу на моем имени. Давно я об этом не вспоминала. А раньше знала каждого ребенка по имени, знала его прошлое. Проверяла детей, которых взяли в семью. Я играла с мальчиками в войну, а девочкам делала разные прически и рассказывала сказки со счастливым концом.
Неожиданно слезы защипали глаза. Я резко отвернулась к окну и обхватила себя за плечи. Ты тихо подошел и обнял меня сзади.
– Я так скучаю по ней.
– По кому-то из детей?
– По той, кем я была тогда.
– Ты и сейчас – она.
– Ее давно уже нет. Она мертва, и это я убила ее. Намеренно. Шаг за шагом. Отрезая частичку за частичкой. Господи, почему я тебе все это рассказываю?
Я со злостью утерла глаза.
– Можешь рассказывать все, что угодно. Если хочешь.
Я оттолкнула тебя.
– Не хочу. Ты и так знаешь слишком много. Надоело говорить обо мне. Все вокруг только и говорят, что обо мне. Лучше ты расскажи о себе.
– Сначала я хочу есть.
– Черт! Духовка!
Обжигаясь, я вытащила противень из печи, парой движений разрезала пиццу на кусочки и положила тебе в тарелку.
– Ну, пробуй. Только честно. Ты же не дети, которые вкуснее горохового пюре ничего не ели.
Ты начал расхваливать мои кулинарные таланты, и я ударила тебя полотенцем.
Мы сидели на кухне до самого рассвета, ты много рассказывал о себе, а я слушала в пол-уха, просто наслаждаясь тем, что мир не крутится вокруг меня. Твоя жизнь была такой обычной, такой предсказуемой, что я умирала от зависти. Ты общался со мной как с равной себе – как с обычным человеком из народа, и это тоже заставляло меня страдать от счастья.
Я провела в твоем доме четыре дня, не снимая твоей футболки, целуя тебя, если захочется. Мы спали в обнимку, но ты вел себя до отвращения деликатно.
Мой побег от реальности удался. Я совершенно забыла, кто я, откуда, и как здесь оказалась. Будто всегда была в этой квартире, даже до твоего появления. Но игры не могут длиться вечно.
Одним утром ты был в душе, а я варила кофе. Не знаю, зачем, включила небольшой телевизор, и с экрана на меня тут же уставилось слишком знакомое и в то же время слишком чужое лицо. Мое собственное. Светские новости вопили о моей пропаже. О том, как мой муж явился на вечеринку в честь моего дня рождения с расцарапанным лицом и без меня. В эфире появился и он сам. С жалобными глазками молил меня вернуться, молил всех, кто может что-то знать, сообщить ему или в полицию. Обещал огромное вознаграждение.
Это же шанс все изменить, я могла начать все заново. Такой была первая мысль. Но запись с одного из концертов, где я сияла и вводила толпу в бешеный экстаз, заставила меня передумать. Будто та я повернулась ко мне и сказала:
– Ради этого ты карабкалась? Чтобы остаться прозябать на этой крошечной кухне? Стоит ли оно того?
Я огляделась и не поняла, что это вообще было за наваждение? Где я? Что за мужчина в душе? Почему я готовлю ему? Все происходящее показалось мне абсурдным.
Швырнув кулинарную лопатку прямо на пол, я рванула в комнату, схватила свое платье, быстро переоделась и, не сказав тебе ни слова, просто исчезла из твоего дома.
Я не думала о том, что ты почувствуешь. Считала, что тебе и так слишком повезло. Окунувшись с головой в свою «идеальную» жизнь, я напрочь забыла о тебе и твоей квартире.
Пиарщики уговорили нас с мужем не разводиться. Но скандал с моим исчезновением уже вовсю жевали СМИ, и мы не упустили этот шанс повысить интерес к нашей персоне. Мы ходили по разным ток-шоу, держась за руки, рассказывали, как стойко переносим непростой период в отношениях, и чему учимся друг у друга. Выходя из студии, отодвигались друг от друга на расстояние вытянутой руки, и разговаривали лишь по делу. На бесконечных вечеринках и презентациях мы смотрели влюбленными глазами, но за этой искусной игрой сверкала алыми искрами моя ненависть и плескались волны его абсолютного равнодушия. Иногда по пьяни занимались сексом, чтобы сбросить это напряжение, которым были заполнены апартаменты, а наутро снова не разговаривали, отправляя по почте план совместных мероприятий. Я в основном была на выступлениях, репетициях, готовилась к туру по штатам, почти не думала о том, что происходит в моей жизни. Я пахала до отключки, выматывала танцоров и бэк-вокалистов, требовала искать лучшие песни.
Тур начинался в Сан-Франциско. Мы приехали туда за неделю до первого концерта, чтобы привыкнуть к сцене, погулять по красивому городу и набраться сил перед месяцами без передышки. В первый вечер там я взяла машину напрокат и колесила по городу. Ничто не цепляло мой взгляд. Я была одна, трезва, слушала тишину. Внезапно мысли унесли меня на три месяца назад, к нашей с тобой встрече. У меня перехватило дыхание. Я повернула машину в аэропорт.
Ближайший рейс в Нью-Йорк был лишь утром, а я была уверена, что за ночь передумаю. Отвалив неадекватно огромную сумму, я перехватила чартер и улетела.
Когда я стучала в твою дверь, готова поклясться, мое сердце затаилось. Ты распахнул дверь. В одних джинсах, с сигаретой в одной руке и бутылкой виски в другой.
– Черт. Ты мне уже мерещишься.
– Не впервые?
– Так четко и реально впервые.
Не спрашивая разрешения, я вошла в квартиру, походя забрала у тебя бутылку. Повернулась к тебе, сделала обжигающий глоток.
– Ну, рассказывай, как часто ты меня видишь. И что это за видения?
Я медленно прогуливалась по комнатам, будто в поисках того, что изменилось. Или в поисках присутствия девушки.
– Видел тебя в каком-то шоу. С мужем. Можете сойти за счастливую пару. На минуту.
– Не веришь в это?
Я по-хозяйски уселась на диван и закинула ноги на журнальный столик.
– Кто-то вообще верит?
– Что, плохо получается?
– Хуже некуда. Видно, что ты его на дух не выносишь.
– А тебе-то что?
Ты оторопел от вопроса.
– Зачем ты здесь?
Я пожала плечами, оглядывая комнату, на секунду задержав взгляд на тебе.
– Если честно, не знаю. Вообще-то я сейчас должна быть на репетиции. У меня через несколько дней концерт в Сан-Франциско. Потом буду колесить и выступать. Выступать и колесить. Нон-стоп.
– Ты, когда выступаешь. И ты, когда находишься здесь. Два разных человека.
– Потому что это не я.
– Какая именно?
Я развела руками, показывая, что говорю о той, кто сидит перед тобой.
– Мне кажется, наоборот.
– Ты ни хрена не знаешь обо мне. Не делай вид, что можешь меня понять.
– Вдруг у меня получилось бы.
– Слушай, я здесь не для этого. Твои душеспасительные беседы мне не нужны.
Ты подошел, склонился надо мной очень близко, уперев руки в спинку дивана. Долго изучал мое лицо, глаза, губы.
– Зачем ты здесь?
– Я захотела оказаться здесь. И прилетела.
– Ни черта не понимаю. Ты прилетела из Сан-Франциско? Для чего?
– Не знаю я, черт побери! – закричала я тебе в лицо.
Ты не шелохнулся, но я почувствовала, как напряглись все твои мышцы. Сама я, словно пробежала марафон, тяжело задышала. Пара минут тишины, всего пара дюймов между нашими губами. И вот я, не выдержав, преодолела это нестерпимое расстояние и поцеловала тебя. А ты – меня. Ты не понимал, какого черта происходит, почему я так веду себя, почему снова оказалась на твоем пороге и в твоих руках. Но одно было предельно ясно. Ты стал мне близок, чем-то зацепил мою душу, а я зацепила тебя. Не один раз в ссорах я говорила, что тебя привлекло лишь то, что я знаменита до неприличия. Но я всегда знала, что это не так. Может, я и возвращалась раз за разом, надеясь понять, что именно заставляло тебя принимать меня.
В ту ночь ты был моим на диване, в душе, в кровати, пока я не уснула под утро на твоем плече. А ты снова не спал, гладил меня по волосам и что-то нашептывал. Не помню ни слова. Но помню, что никогда не видела таких сладких снов, как тогда. Днем ты ушел за кофе, а я снова сбежала. Я никогда не прощалась, просто испарялась, заставляя нас обоих думать, что лишь приснилась тебе.
Весь обратный полет я тихо плакала, роняя слезы в бокал дорогого шампанского. Юная стюардесса таращилась на меня, как на божество, спятившее с ума. Наверняка у нее в комнате еще пару лет назад висел мой постер, а сейчас она думала, над чем может плакать такая, как я.
После этой ночи, проведенной в единении, я уже не могла выбросить тебя из головы. Меня тянуло назад. Во время первого концерта я готова была поклясться, что среди сотен лиц выловила твое. Турне стало для меня и пыткой, и спасением. Я отвлекалась от мыслей о тебе, когда выступала. К счастью, концерты были почти каждый день. Когда же выпадал свободный вечер, я напивалась и находила утешение в постели одного парнишки из балета.
Казалось, трехмесячные гастроли меня излечили. Даже вернувшись в Нью-Йорк, я не вспоминала о тебе. Но через полтора месяца, после ночной прогулки по заведениям с самыми громкими названиями я снова оказалась перед дверью твоей квартиры. Упав на звонок, старалась держаться на ногах и не засыпать на ходу. Услышала за дверью твои шаги. Ты подошел, но не открывал. Понял, что это я. Не хотел снова позволить мне ворваться в мерное течение твоей жизни. Ты знал, что будет. Я буду вести себя как циничная высокомерная тварь, потом успокоюсь и буду смахивать на человека. После мы будем делать вид, что между нами что-то настоящее, привыкнем к этому за пару дней, даже поверим. И в конце концов я снова исчезну, оставлю тебя с растрепанной душой в полном непонимании.
Ты точно это знал. Отчетливо представлял, как все будет развиваться, и чем закончится, к чему приведет, как тебе будет плохо после моего ухода.
Ты знал. И после долгих минут раздумий открыл.
– А вот и я! – радостно завопила я и икнула, – Скучал?
