Вероника Петровна Якжина
Дом, в котором нет тебя
Вода с волос капала прямо на пол, твой запах сводил меня с ума. Я подняла глаза и встретила в твоем взгляде то, что чего раньше не встречала. Желание оберегать.
Я была пьяна, обижена, мне хотелось своего собственного суда, где виновным отрежут кое-что и скормят псам. Мне хотелось сатисфакции.
Встав на цыпочки, я впилась в твои губы, ворвалась языком в твой рот. Ты замер от неожиданности, и на какие-то мгновения искушение взяло верх. Ты ответил на поцелуи, одну руку запустил мне в волосы, другой сжал мою ягодицу.
Я застонала от желания, сбросила полотенце, подтолкнула и прижала тебя к стене. Жар между нами разгорался, я переставала контролировать ситуацию, мне были нужны твои, именно твои поцелуи. Я начала расстегивать ремень на грубых джинсах, и тут ты резко перехватил мои руки. Ты был сильнее. Всегда и во всем.
– Я не могу так с тобой поступить. Лучше отдохни. Утром, если ты по-прежнему будешь этого хотеть, мы продолжим.
Я вспыхнула от унижения.
– Не ты решаешь, будет у нас секс или нет. Ясно? Я решаю.
– Конечно. Вот завтра и решишь.
Далее ты сделал нечто неожиданное. Ты поднес мои руки к губам и поцеловал подушечки пальцев. Затем поднял с пола футболку и надел на меня.
– Вина у меня нет. Может, чай?
Я кивнула, обескураженная твоим поведением.
Держась за руки, мы вернулись в кухню. Ты стал возиться с заварником. Я наблюдала за тобой, минимум наполовину протрезвевшая, начинающая осознавать происходящее.
– Презираешь меня?
– Нет, – спокойно ответил ты, – Сам вел себя так же.
– Тебе тоже попалась девушка, которая убедила тебя в том, что секс с первым встречным – не выход?
– К сожалению, меня в этом убедило только то, что выход не нашелся ни после десятка девушек, ни после еще одного десятка.
– То есть, мне с тобой повезло?
Ты промолчал, но потом спросил:
– Хочешь поговорить об этом?
– Нет, – отрезала я. – Не о чем говорить. Этого следовало ожидать. Просто я настолько вошла в роль жены, что совсем забыла – мы лишь картинки в журнале. Сама поверила в собственную ложь.
Ты поставил передо мной чашку с ароматным чаем. Пахло лавандой и жасмином.
– Пей. Поможет расслабиться и уснуть. И облегчит завтрашнее похмелье.
Я взяла кружку, изучающе посмотрела на тебя.
– Ты странный.
– А ты красивая.
– Как и все куклы.
– В этот образ ты тоже поверила.
Это был не вопрос, а утверждение.
– Нет-нет. Этот номер не пройдет. Думаешь, если продинамил меня, можешь теперь лечить мою душу? Хрена с два. У тебя ничего не выйдет. Не трать силы понапрасну.
– Ты тоже странная.
– Я особенная.
– Чем же?
– Я знаменитость!
– Знаменитостей много. Чем ты отличаешься от них?
Мой мозг взорвался, переваривая страшную правду.
– Ты прав. Ничем, – горько протянула я, – Вот черт.
– Я не хотел тебя обидеть.
– Ты здесь не причем. Я просто… Я никто. Когда-то мне повезло забраться на сцену. Мне повезло, что есть кто-то, кто готов платить большие деньги за то, чтобы я пела свои песни, и есть те, кто готов платить за то, чтобы их услышать. Но я никто. Марионетка, чья-то игрушка для зарабатывания денег. Чертова кукла-чревовещатель. С чего я взяла, что заслуживаю верности?!
Я разрыдалась в голос, оплакивая свою никчемную жизнь.
Ты подошел ко мне и в нерешительности замер, не имя представления, какие подобрать слова и можно ли меня хотя бы обнять. Осторожно коснулся моего плеча.
– Тише, иди сюда.
Я охотно позволила тебе взять меня на руки. Ты сел на пол спиной к холодильнику и посадил меня к себе на колени. Я долго сотрясалась от рыданий, задыхалась от своей боли. Жить в иллюзии было приятно. Но все иллюзии рано или поздно рушатся, и тогда осколки розового стекла больно впиваются в сердце.
Я плакала так долго, что в какой-то момент начала судорожно заикаться. Ты не утешал меня, просто был рядом, и впервые за многие годы я чувствовала себя не одиноко. Я была вымотана и опустошена, веки отяжелели и закрывались против моей воли. Моя голова мягко опустилась на твое плечо. Ты бережно сдвинул с лица еще влажные пряди.
– Отнесу тебя в кровать, хорошо?
– Угу.
Ты уложил меня, укрыл одеялом.
– Спокойной ночи.
Я, насколько сильно могла, сжала твою руку.
– Побудь со мной.
– Конечно.
Уже сквозь сон я чувствовала, как ты лег с другой стороны кровати. Повернулась к тебе и уткнулась носом в грудь. Ты не спал почти всю ночь, я уверена, хоть ты так и не признался в этом. Знаю это точно, потому что отчетливо помню, как неоднократно вскрикивала от мучивших кошмаров, но каждый раз ты в ту же секунду успокаивал меня, заверяя, что мне ничего не угрожает.
Мне, настоящей мне, той, что я прятала за красивой оберткой, угрожало все, целый мир, в первую очередь тот образ, который я создала и поддерживала. Но той ночью я верила, что все будет хорошо. Как и каждую минуту, что проводила потом в твоем обществе.
Сейчас я сидела на твоей кухне и знала, что хорошо не будет. Больше никогда. Ты тоже обманул меня, и твое предательство оказалось куда страшнее измен мужа, его побоев, грязных скандалов, громкого развода, потребительского отношения, работы на износ и прочего дерьма, которое я называла своей жизнью.
Следующим утром я проснулась с удивительно ясной головой. Сладко потянувшись, пазл за пазлом вспомнила прошлый вечер. Картинка из кабинета встала горечью на языке.
Меня отвлекли аппетитные запахи и звуки готовки. Босиком я прошла на кухню и встала в проеме.
Ты возился с ингредиентами, сооружая какой-то невероятный омлет с помидорами, беконом и зеленью. Кофеварка бурлила горячим кофе. Ты негромко подпевал песне из радио. Я любовалась тобой. Постоянно окруженная готовой едой, вечно занятым мужем, гламурной обстановкой, я, оказывается, всегда скучала по тому, чего у меня никогда не было – по элементарному уюту, домашним завтракам, непринужденности.
Ты обернулся, будто почувствовав мое присутствие.
– Доброе утро.
Я смутилась. Ты подловил меня за подглядыванием в чужую, недоступную мне жизнь.
– Доброе.
– Будешь завтракать?
Я кивнула.
– Как спалось?
Я внимательно посмотрела тебе в глаза. Мы оба знали ответ.
– Хорошо, спасибо.
Поставив передо мной тарелку с ароматным омлетом и чашку кофе, ты уселся напротив.
– Ты же понимаешь, что никому не должен рассказывать о том, что вчера произошло?
– О чем именно?
– Обо всем. Обо мне.
– Я и не собирался.
– Учти, если в прессу попадет хоть что-то из этого, я тебя засужу.
Ты одарил меня строгим взглядом, от которого я поежилась.
– От меня никто ничего не узнает.
– Отлично. Ты всегда так завтракаешь?
– Вообще-то нет. Обычно что-нибудь быстрое. Так – в выходные, когда не нужно на работу.
– У тебя выходной?
– Нет. Я взял отгул на сегодня.
– Почему?
– Чтобы не оставлять тебя одну.
– Мне что, пять лет? Я не сую пальцы в розетки. И воровать у тебя ничего не буду.
Ты усмехнулся. Я отложила вилку.
– Послушай. Не обращай на меня внимания, ладно? Не нужно делать праздник из моего присутствия. Живи, как обычно. Иди на работу. И завтра приготовь обычный завтрак.
– Ты останешься до завтра?
– Это проблема?
Ты отрицательно покачал головой, глядя на меня с непониманием. Достал сигарету из пачки, закурил. Я, как завороженная, смотрела на вспыхнувшее пламя зажигалки, следила, как занимается и трещит тонкая бумага, как ты выдыхаешь первый клуб дыма.
Я протянула руку и забрала у тебя сигарету.
– Крепкие, – предупредил ты.
Я передернула плечом, показывая, что мне плевать. С вызовом глядя тебе в глаза, глубоко затянулась и освободила дым из плена легких тонкой струей. Я знала, что это выглядит сексуально, и видела, как ты напрягся от возбуждения.
– Ладно, пойду на работу.
Ты встал из-за стола и пошел к выходу. Я развернулась на высоком стуле, провожая тебя взглядом.
– Эй, – позвала я, когда ты уже почти вышел из квартиры.
Ты снова появился в кухне.
– Что?
Я поманила тебя пальцем. Ты покорно подошел.
– Когда вернешься?
– Поздно. Около полуночи. Тебе что-то нужно?
Вместо ответа я притянула тебя к себе и поцеловала. Горячо, жадно, собственнически. Твои руки гладили мои спину, талию, бедра, я обхватила твой пояс ногами, прижимая к себе еще ближе.
Когда твои ладони коснулись моей голой груди, я резко оттолкнула тебя и влепила пощечину. Ты ошарашено уставился на меня и покраснел.
– Прости.
– Заткнись, – рассмеялась я и снова втянула тебя в объятие и поцелуй.
– Что ты делаешь? – задыхаясь, прошептал ты.
– Делаю, что хочу.
Я снова затянулась сигаретой и вернулась к завтраку, показывая, что ласки кончились.
Мне понравился день в твоей квартире. Я тупо смотрела телевизор, игнорируя музыкальные каналы. Рассматривала фотографии. Самое удивительное – я взяла первую попавшуюся книгу и просто читала, лежа в кровати среди мятого белья. Как ни старалась, я не могла вспомнить, когда читала в последний раз. В школе я не выпускала книгу из рук, иногда читала по две или три книги одновременно. Но с тех пор, как занялась карьерой, книги первыми полетели в жертвенный костер во имя славы.
Когда ты пришел около одиннадцати вечера, я занималась ужином. Радио изливалось какой-то зажигательной песней одной из моих конкуренток. Но у тебя на кухне в твоей футболке и нелепом переднике, перепачканная мукой, я не была королевой чартов и топовых треков. Поэтому я просто наслаждалась дивным голосом и позитивным мотивом.
Сказать, что ты был удивлен – не сказать ничего.
– Ущипните меня.
– Какого черта так рано! Ты сказал, что придешь в полночь.
Ты рассмеялся.
– Я сказал приблизительно.
Я направила в твою сторону нож и игриво прошипела:
– Теперь мне придется тебя убить.
– Мне все равно никто не поверит.
– И то правда.
– Ну и? Что здесь происходит?
– Готовлю ужин.
– И что это?
– Пицца.
– Ты ведь просто ее заказала, да?
– Нет.
– Разогреваешь из морозилки.
– Если ты хотел меня оскорбить, у тебя это почти получилось.
Над кухней прокатился твой смех, басовитый, глубокий. Я обратила внимание, что, когда ты смеялся, оголялись верхние клыки. Ты напомнил мне кота.
– Тесто для пиццы нужно делать самому. Иначе это просто хлебная лепешка с начинкой.
Ты внимательно наблюдал за мной. С восхищением смотрел, как я раскатываю тонкое эластичное тесто и ловко раскручиваю его подобно лучшим пиццайоло1. Я приготовила соус из томатов, чеснока, базилика и орегано. Подумав, щедро добавила черного перца. Смазала тесто соусом, небрежно разложила начинку и посыпала целой горой тертого сыра. Когда первая пицца отправилась в духовку, ты нарушил тишину.
