Вероника Мелан
Последний Фронтир. Том 2. Черный Лес
Часть 1
Глава 1
Blue Stahli – Mystique
Она неслась в сплошной черноте, не разбирая направления, а враги возникали на пути, как призраки, один за другим. Светящемуся и полупрозрачному мужику в плотной шапке и тяжелой одежде она снесла голову мечом, во второго – вдали – выстрелила из пистолета. От третьего – не человека вовсе, а клыкастой твари – сумела унести ноги, лишь пригнувшись, а после притаившись в тени возникшей на пути каменной гряды. Схоронилась, переждала. Снова бросилась бежать.
– Точка три «В» пройдена, – звучал откуда-то ровный голос.
И почти сразу же тьма рассеялась, просветлела – окружение стало походить на туман. Впереди обрыв – перепрыгнуть.
Перепрыгнула. Почти. Сорвалась по камням, упала на дно – к счастью, неглубокое, – взобралась, как обезьяна, по стене, ободрала в кровь ладони. А на той стороне на земле пять видов оружия: палаш, секира, арбалет, меч, автомат… Что выбрать?
– Быстрее, – гнал голос невидимого собеседника.
Он – Джон – всегда был рядом, всегда следил, но никогда не подпадал под удар, не мешал. Всевидящее Око.
Секира – тяжело, арбалет – долго взводить, меч…
И уже вылетел из мутной пелены очередной враг – зверь, похожий на разъяренного буйвола.
Белинда схватилась за автомат – глухо затарахтела очередь, заходил ходуном под руками приклад.
Зверь рухнул в шаге от нее, напоследок взглянул на нее красным глазом – заплывшим и диким.
– Впереди точка четыре «А»…
Выбившаяся из сил Лин всхрипнула, как загнанная лошадь, бросила ствол, схватила с земли меч и ринулась вперед, пробивая грудью ненавистный туман.
Они вот уже третий месяц тренировались не в Тин-До, а в центральном здании Комиссии, но она все никак не могла привыкнуть, что в закрытом помещении по щелчку чужого пальца вот так запросто перестраивается реальность: обрушивается в овраги пол, корежатся в высокогорья стены, из воздуха налетают опасные твари – пропусти одну, и ты мертв.
Мертв. Наверное. Нет, Мастер Мастеров никогда бы не допустил настоящей смерти, но заставил бы ее за подобную ошибку тренироваться до упада, до полного обессиливания и физического и морального опустошения. Джон не любил ошибки.
Белинда крутилась, отбиваясь от чужих атак, как волчок. С выбрасываемыми поочередно в стороны руками и ногами она походила на обезумевший перочинный нож. Одному по горлу, второму по промежности, третьему стальным пальцем в межреберье…
Ей объясняли: это Пантеон Миражей. Место, в котором изначально нет ничего, лишь материя, по команде разума свыше складывающаяся в объекты. Разумом свыше был конечно же он – Джон. И количеством врагов он не обделял.
За один лишь час тренировки Лин превращалась в дрожащую лужу – мешок с мышцами, едва способный самостоятельно передвигаться, – зато какой результат!
– Отрезок четыре «А» пройден. Выбор оружия…
А на земле лом, грабли и рыболовная сеть. Сеть?!
Сбоку недобро засвистело, захлопало крыльями.
– Противник – не человек. Прощупай энергетическую структуру. Реши, допустим ли бой.
Прежде, чем что-то решать, Лин в панике схватилась за грабли.
* * *
(Lara Fabian – Demain N'Existe Pas)
После тренировки начиналась часть, которую Белинда любила больше всего, – «починка». Ее тела.
Ее в зависимости от полученных повреждений либо укладывали на длинную кушетку, либо просили сесть в неудобное кресло с прямой, но короткой спинкой, а после… ее касались его руки.
В перчатках, конечно же.
Но все-таки.
Белые стены, белый кабинет – всегда пустой и тихий. Много света. Только она и человек в серебристой форме. Ее всегда раздевали почти донага – до тонких эластичных плавок и спортивного бюстгальтера.
– Видишь эту рану? Если бы на отрезке два «С» ты выбрала нож, тебя распороли бы до ребер.
Краев разорванной кожи осторожно коснулся палец; Лин со свистом втянула воздух.
– А если бы метнула копье, сумела бы избежать повреждения.
Она в какой-то мере радовалась, что не сумела, – глупо, но ничего не могла с собой поделать. Бок, впрочем, саднило страшно.
Но здесь, после тренировок, Джон проводил с ней не меньше часа – латал кости, мышцы и кожу. Касался, поглаживал, на длительное время прикладывал к ней свои ладони. Все по делу – ничего лишнего.
А Белинда испытывала тайный восторг. Старалась не смотреть на того, кто находился рядом, и им же жила – то выхватит краем глаза незакрытый кусочек кожи у воротника, то выбритый подбородок, то тихонько втянет ставший их общим воздух.
Джон почти не пах, и хорошо. Потому что, если бы пах, она сошла бы с ума – сбрендила бы окончательно. Она и так в последнее время лезла к нему с двусмысленными фразами все чаще, и ее, к удивлению, не упрекали и не осаживали. Однако на провокации не отвечали тоже.
– Ложись.
Кушетка под ее весом даже не скрипнула.
Белинда так и не поняла, что ей нравится больше – сидеть или лежать. Когда лежишь – интимнее. Когда сидишь – Джон ближе.
– Ты вовремя распознала, что с последним драться не имело смысла – он был сильнее тебя физически раз в пятнадцать.
Занимаясь ее телом, Джон раскладывал ход прошедшего боя по кирпичикам: хвалил, упрекал, объяснял, как было бы лучше, правильнее, быстрее. Она слушала и не слушала. В его поле, как бывало всегда, она плыла, теряла ясность мыслительных процессов, зато приобретала потрясающую чувствительность. Рядом с ним воздух становился колюче-холодным, зато ее собственное дыхание предательски-горячим. И хорошо, что этот факт никогда не комментировался.
– У тебя вывихнута лодыжка. В настоящем бою недопустимо. Будь противников на один или два больше…
Да где в реальной жизни она возьмет такое количество врагов?
Куда сильнее ее сейчас занимали прижавшиеся к животу ладони – шло сканирование ее ранений.
– От удара смещен позвонок, рястянуты два сухожилия, множественные порезы, трещин в костях нет…
Она не слушала.
Между ними сохранилась та нить, которая связала в Тин-До. Все вроде бы было просто: он Учитель, она ученица, однако существовало что-то еще. Всегда сквозящее между ними в воздухе и звучащее сквозь слова, как второй немой диалог, который слышат сердца.
«Слышал ли его Джон? – всегда вопрошала себя Белинда. – Или же это только «ее»? Как узнать, как?»
– Джон…
Здесь она могла называть его по имени.
Тихий вопрос, и его ресницы дрогнули. В глаза ей не посмотрели. Не изменился и ровный взгляд – и теплый, и холодный, строгий, и как будто чуть насмешливый. Странный взгляд – он всегда ее пленил.
– А что Вы делаете этим вечером?
Она уже не в первый раз шагала туда, куда не следовало, но не могла остановиться. Хоть бы один жест, хоть бы дополнительный градус в его глазах, и она рванула бы навстречу.
Человек рядом с ней долго молчал – помнится, когда он впервые явил ей себя в форме, Белинда долго не могла оправиться от шока. Потом приняла это, как данность – ну и что, что Представитель Комиссии? Ведь… учит дальше? Ведь… может быть?
– Работаю.
Отозвался просто и сложно. Сделал вид, что не понял намека.
– А после работы? – его ладони на ее животе вибрировали, и у Лин почему-то чесались пятки. Побочные эффекты быстрой регенерации. – Вы выпьете со мной пива? Я приглашаю.
Он смотрел на нее так долго, что она вновь запуталась во взгляде серо-зеленых глаз, проросла в нем.
– Вы любите кольца кальмаров в кляре?
Ей хотелось знать о нем так много – все, – но на данный момент хватило бы просто «люблю». И сердце обратилось бы бабочкой, и в следующей битве она победила бы за них двоих всех врагов.
– Если Вы освобождаетесь не поздно – «даже если поздно», – я знаю одно хорошее место…
– Назови мне энергоструктуру врагов на отрезке шесть «В».
Лин осеклась.
Вот и все.
Ей никогда не отказывали. И никогда не принимали ее приглашений.
Вздохнуть она постаралась неслышно.
– Энергия текучая, древовидная, плотность от нуля до четырех, разрушительная способность примерно три.
– Четыре.
Ладно. Попробует повторить приглашение на следующей неделе.
* * *
Автобус, идущий на улицу Вананда, попался старенький, дизельный и все время застревал в пробках. Вместе с низким гулом двигателя, передаваясь через жесткое сиденье, дрожали и внутренности Белинды.
За окном снова сентябрь. Как и два года назад – капризный, дождливый, похожий на тот, который она когда-то встречала в Ринт-Круке. Куда утекло время, когда?
Снаружи моросило.
Пассажиров помимо нее и кондукторши, пятеро: долговязый парень в наушниках у двери, морщинистый мужик с потертой тростью напротив, парочка влюбленных на сиденье возле кабины водителя и усталая тетка, глядящая в никуда. Пассажиров пять, а присутствующих ни одного. Парень утонул в словах и нотах, льющихся в уши, мужик жамкал губами и хмурился, вспоминая что-то из прошлого, парочка существовала в иллюзорном мире, выдуманном на двоих. Довольно хрупком, как предположила Лин, глядя на капризничающую по поводу и без девчонку, которая то улыбалась, то поджимала накрашенные губы. Тетка и подавно ушла в печальные грезы о несбывшемся. Кондукторша неприязненно пересчитывала деньги – видимо, дневная выручка оказалась меньше ожидаемой.
И потому в автобусе была одна Белинда. Какое-то время рассматривала остальных, слушала монотонный рокот мотора, стекала вместе с холодными каплями по стеклу. Была здесь и нигде.
Зачем она вернулась во внешний мир? Для чего поспешила возвращаться сюда, где даже поговорить ни с кем не выходит? Она теперь инопланетянин, она теперь устроена по-другому, она может разговаривать, глядя собеседнику в глаза и созерцая душу. Но с кем? Если людские сердца в основной массе закрыты плотной пеленой бесконечных желаний и недовольства от того, что все эти чудесные, на первый взгляд, желания не спешат претворяться в жизнь. И отсюда раздражение, тоска, кусачие слова, бесконечные обиды, злость…
Она была такой же. С «подселенцем» в голове, окруженная паутинным коконом стрессов, смертельно уставшая от борьбы с жизнью и самой собой.
«Она могла такой и остаться…»
Могла. Но долгие год и восемь месяцев, наполненные тренировками, медитациями и гармоничным, хоть и непростым режимом, не прошли даром.
Тин-До.
Белинда до сих пор вопрошала себя, зачем ушла оттуда так скоро? Могла задержаться еще на пару лет, но не задержалась, вдруг однажды в солнечный полдень, стоя на гребне холма, где всегда исполняла танец тела, с кристальной ясностью поняла: ей пора. Пора двигаться вперед, уходить из безопасной и привычной бухты, начинать применять полученные знания на практике. Зачем учиться грести, если не выходить в море?
Что ж, вот оно – море. Укрытый сумерками город, запруженные машинами дороги, чужая спешка и куча замков – не на внешних дверях, на внутренних. Быстро или медленно автобус мчит ее к дому. На телефоне нет новых смс, и, значит, сегодня не на работу.
Гудели после тренировки мышцы – несмотря на то, что Джон латал раны, усталость все равно наваливалась на Лин после часа в тренировочном зале невидимым плотным покрывалом. Ничего, доберется до дома, заварит чаю, а потом поспит – имеет право.
Парень в наушниках вышел за остановку до ее собственной; пробки рассосались сразу же, стоило маршруту номер четыре покинуть центральную часть города. Дальше три километра по прямой, а от последней остановки семь минут пешком под дождем. Ничего, ей не привыкать. Поднялся, приготовившись выходить, и мужик с тростью; кондукторша апатично созерцала окрестности сквозь умытое щетками лобовое стекло.
– Только до Рутгера Брамса, – раздался в динамиках голос водителя. – Маршрут укороченный.
Значит, еще плюс десять минут ходьбы. Раньше бы Лин мысленно выругалась, костеря на чем свет стоит поганых водителей и их привычку ничего не сообщать заранее. Теперь спокойно поднялась с места, накинула на голову капюшон, взялась за поручень. Вскользь отметила грусть от того, что Мастер Мастеров и в этот раз проигнорировал ее приглашение провести время после работы вместе. Вздохнула, ощутила, как родившаяся в глубине униженность взглянула на нее черными злыми глазами – мол, отпусти, не держи, – и Белинда мысленно распахнула клетку вокруг сердца. Ни к чему держать внутри стрессы – чем быстрее те уходят, тем меньше вреда причиняют. Шагнула на улицу, когда скрипучие дверцы разъехались в стороны, молча забалдела, втянув в легкие сырой, пахнущий размоченной землей вечерний воздух. Быстро зашагала по грязной обочине к улице Вананда – туда, где в тупичке ждал возвращения временной хозяйки крайний перед пустырем дом.
Тогда.
(Ashram – All' imbrunire)
– Значит… пора? – карие глаза Рим сделались непривычно глубокими. Конечно же, только на мгновенье. – Знаешь, а ты продержалась здесь гораздо дольше, чем я думала. Малявка.
И в ухмылке обнажились кривые зубы.
Лин улыбнулась тоже. Они вновь сидели на самом верху, там, где за колоннами прятался ветер, смотрели, как холмы обнимает закат. Уриманна привычно смолила самокрутку мелкими нервными затяжками. Белинда к тому времени не курила – бросила.
И они обе знали, что Лин уже давно не «малявка» и что она способна уложить одной левой и Лума, и отличника в боевых искусствах Тугала, и даже, скорее всего, Бурама. Если бы им однажды предложили выступить друг против друга. Ведь Мастер Мастеров не шутник, и, если учил, то учил хорошо, а Лин его тренировки не пропускала ни разу.
– Пойдешь, значит, в город? Уже знаешь, в какой?
– Не знаю, – ответ получился хриплым, неуверенным. Белинда до сих пор не понимала, зачем вняла голосу интуиции, зачем восприняла позыв уходить из Тин-До всерьез.
Над крытыми лесами холмами воцарилась первозданная безмятежность. Еще не отцвел на полях схровник, еще жужжали в воздухе шмели и стрекотали теплыми ночами цикады.
Рим тщательно прятала за маской равнодушия растерянность. Все-таки долго вместе.
– А Мастер Шицу что сказал?
– Что я знаю дорогу назад, если что.
И ухмылка на узком лице подруги расплылась шире.
– Тебе всегда везло – все двери для тебя открыты.
– Ну да, я же «халявщица».
А внутри ни капли обиды или злости, лишь тягучее сентиментальное спокойствие. И та самая сладкая грусть, когда понимаешь, что было хорошо, но уже не вернуть. Над Тин-До застыли золотистые облака.
– И это несмотря на то, что ты испортила им Тхар.
– Да я потом им пять новых Тхаров зачищала.
– Фигня, не считается.
– Тебе никогда ничто не считается.
Они препирались, как в самом начале. Раньше враги – теперь подруги. И чувствовалась, что Рим неуютно будет одной, в чем она, конечно, никогда не признается. Молчаливо и жадно распахивал на бритой голове пасть дракон; чиркнул о каменный пол край бычка – разлетелись искры.
– Ты… это… – и Рим, что случалось редко, стала вдруг честной, серьезной. – Ты ведь знаешь, что я твой друг?
Белинде хотелось закрыть глаза и зачем-то растянуть этот миг, где она сидит на теплой крыше, привалившись спиной к колонне, на очень-очень долго.
– Знаю. Я тоже твой друг.
– И судьба, она, если будет нужно, сведет нас снова.
Да, сведет. А у них ничего, чтобы обменяться – ни адресов, ни телефонов.
– Я знаю, Рим, все знаю.
Голова с ирокезом качнулась; расстроено поджались тонкие губы. Именно сейчас им страшно не хотелось расставаться друг с другом – не вот так скоро, без предупреждения, без моральной подготовки. Но обе вроде бы сильные, мудрые – справятся.
И нечего добавить.
– Но ты ведь еще побудешь здесь пару дней? Пока собираешься?
– Да, пару дней побуду.
– Здорово. Я успею плюнуть тебе в тарелку с лапшой.
– Угу. И пернуть через матрас.
И они рассмеялись. А после, оставив ласковый ветер гладить колонны в одиночестве, зашагали к полуразвалившейся винтовой лестнице.
Сейчас.
(Ashley Wallbridge feat. Elleah – These Walls (Album Mix))
На старенькой оцарапанной сковороде разогревалось масло.
Белинда достала из холодильника охлажденное куриное филе, которое прикупила утром. После выставила на стол сметану, кусочек сыра, хлеб. Помыла помидоры.
Замороженные продукты, полуфабрикаты? Раньше – может быть. Теперь – никогда. Пища являлась слишком важным атрибутом поддержания здоровья и сил, чтобы можно было, как раньше, пихать в себя мертвые, заполненные красителями и консервантами калории. В прошлом, пожалуйста: чипсы, котлеты из коробки, заказ пиццы на дом – все, приготовленное или автоматами, или чужими руками и чаще всего без души. Более она так не рисковала – научилась относиться к своему телу бережно.
Плита – почти что единственный предмет интерьера ее просторной кухни, помимо мойки и холодильника, – работала отлично; минуту спустя масло уже пахло и пузырилось. Лин покидала в него кусочки филе. Принялась чистить одну из трех картофелин, найденную в пакете на нижней полке холодильника. После поставила на дальнюю конфорку алюминиевую кастрюлю с водой.
Посуда досталась ей вместе с домом. Надолго ли?
Джон не сказал.
Тогда – будто в прошлой жизни, – когда она приняла решение уходить из Тин-До, ее волновало лишь одно: смогут ли они продолжить тренировки? Она научилась существовать без всего: комфорта, друзей, общения, ненужных потребностей, научилась довольствоваться малым. Но взвыла бы волком, узнай, что на этом ее общение с Мастером Мастеров прекратиться навсегда.
Собственно, она и взвыла, потому что решила, что именно так и будет. Помнится, в последние дни ходила серая лицом и молчаливая, как тень. Не могла понять, как ей жить без того, что сделалось смыслом ее жизни.
А после в хитросплетении коридоров – вечером накануне ухода – ее отыскал Бахрай. Сказал: «Девка, тебя в комната ждать. С печка». Она поняла бы его на манольском, но плосколицый мужик с косичками и в халате предпочитал изъясняться коряво, но на ее родном языке.
– Кто?
И на нее загадочно зыркнули, приподняв лохматую бровь.
В комнату с печкой она неслась, скользя по плитам и не вписываясь в повороты.
Именно там, в душной и натопленной каморке, Джон впервые предстал перед ней в серебристой одежде с белой полосой на рукаве, и Лин, помнится, поначалу обессилела от ужаса и накатившей вдруг дурноты. За ней все это время следила Комиссия? Она в чем-то провинилась? Что… вообще… происходит?
А ее собеседник не стал ничего пояснять. Лишь поинтересовался:
– Все поняла?
А она почему-то боялась смотреть ему в лицо. Сидела на краю койки, сжавшись в комок, и отводила глаза. Затем кое-как взяла себя в руки, чуть осмелела, спросила нервно:
– Вы ведь не пришли… за мной?
– Нет.
– А теперь уйдете? Насовсем?
В ответ пренебрежительно фыркнули:
– Все, тренироваться больше не хочешь?
– Не хочу?! – и она забыла про всякий страх. – Хочу! Больше всего на свете хочу.
– Тогда – вот, – и в ее сторону полетел серебристый ключ. – Нордейл, улица Вананда, дом восемьдесят семь. Пустует. Можешь пока занять.
Ключ она поймала жадно, как выплюнутую золотой рыбкой волшебную монету.
Дом оказался деревянным, простым, одноэтажным. Почти без мебели, зато с ровной площадкой на заднем дворе, подошедшей для ее занятий, и высокими от пола до потолка окнами. От окон, хотя вид из них открывался так себе – забор из сайдинга, а дальше поле и овраг, – Лин балдела особенно.
Здесь было пусто, тихо и… замечательно.
До той поры она не подозревала, что однажды окажется так далеко от расположившегося на краю Четырнадцатого Пембертона. За тысячи километров, аж в северной Столице.
Но Джон сказал, что здесь ему удобно. И этого хватило бы для того, чтобы она переехала куда угодно.
Курица шкворчала, пузырилась в масле и собственном соку; Белинда снова и снова думала о том, чьи руки сегодня снова касались ее тела.
«Надо сказать ему…»
Да, надо признаться во всем – что дура, что чувствует слишком много, что… Черт, давным-давно нужно было набраться храбрости и расставить все точки над «i». Услышать, что идиотка, что ничего не получится, увидеть равнодушие в серо-зеленых глазах или же сочувствие. В общем, увидеть что-то, что раз и навсегда обрубит в ней росток пробивающейся надежды. Эта самая надежда чрезмерно долго скребла душу и порождала в голове фантазии о том, чего не может быть никогда. Выпивала все душевные соки желанием обнять того, кто, наверное, и не помышлял о таком. Так больше нельзя – больно. Сегодня она ляжет в постель и перед тем, как провалится в привычную пустоту, вновь позволит себе несколько минут представлять запретное. Терзать собственное сознание, как мазохист.
Представив, насколько густой ушат говна, будь она прежней, вылил бы на нее «подселенец» за подобные мысли, Белинда усмехнулась.
А после прозвенел звонок.
Прежде чем двинуться в сторону двери, она вытерла руки полотенцем и выключила плиту.
(Blue Btahli – I Am the Beast)
Раньше.
Сколько всего изменилась с этого пресловутого «раньше».
Раньше бы она вообще не двинулась в сторону двери, находясь дома в одиночестве, – перепугалась бы, что за ней окажется незнакомец/насильник/маньяк, – теперь же распахнула ее, не спросив «кто там?»
А «там» стоял Кей Рамчини – ее коллега по работе. Невысокий, жилистый, в пропитанной дождем синей куртке и влажными волосами. Вьющиеся черные локоны не добавляли очарования владельцу желтоватой кожи и слишком узкого лица. Лин он не нравился.
– Здорова.
С улицы дохнуло стылой моросью.
Одетая в домашние трико и майку, под которой отсутствовал не нужный ей вечером бюстгальтер, Лин не шелохнулась.
– Цель визита?
Спросила ровно, как робот. Не улыбнулась, не попыталась повилять хвостом, лишь потому что коллега, – давно отлепилась от желания производить на кого-то ненужное впечатление.
– Поговорить – такая цель пойдет?
Кей ухмыльнулся криво, почти гнусно, и его передние зубы, наползающие друг на друга вдруг напомнили ей о Рим.
– Я пройду или нет?
Отодвигаясь в сторону, Белинда подумала о том, что для того, чтобы вырубить нежеланного гостя, ей понадобится примерно две секунды.
– А хорошо у тебя тут, просторненько.
Рамчини топтал пол ее гостиной, не сняв ботинки, – на досках отпечатывались мокрые следы.
Она уже поняла, что у этого не самого тактичного мужского образчика имелась слабость к равнодушным к нему женщинам. Либо к женщинам с полным отсутствием форм, как в ее случае.
– О чем ты хотел поговорить?
– А ты торопишься? У нас же вроде есть время?
Ей вдруг представилось, как она будет его вытаскивать на улицу, если вырубит посреди гостиной. Ей не нравились ни его наглые черные глаза, ни этот ощупывающий фигуру взгляд, ни слишком поздний при отсутствии приглашения визит.
– Я собираюсь ужинать.
– Вот! – Кей комично выставил вверх указательный палец. – Об этом я и хотел поговорить. Может, сходим в ресторан?
Лин сложила на груди руки, потому как выделяющиеся через ткань соски, по-видимому, оказывали на гостя магнетическое воздействие.
– Можем. Но ем я молча.
– Почему?
Она могла бы ответить «по кочану», но промолчала. Бессмысленно тратить слова и смыслы на того, кто их все равно не улавливает.
– Я смотрю, у тебя тут курочка? Может, тогда поедим у тебя?
– Я приготовила на одного.
Вместо того, чтобы внять намекам, Кей деловито кружил по гостиной – разглядывал сначала воткнутые в горшок с песком палочки, которые она на несколько минут поджигала перед сном. Нет не «духи гнать», но прихоть. После молча глазел на прикрепленный к стене затейливый рисунок мандалы, который подарил ей Шицу.
– А ты странная, да?
Его взгляд переместился на расстеленное прямо на голом полу одеяло – ее спальное место. Ухмылка неуловимо изменилась на неприязненную.
– Неласковая совсем.
– Совсем, – очень ласково ответила Лин.
– Ладно, – с фальшивой легкостью отмахнулся Рамчини. – Не хочешь в ресторан – как хочешь. Слышь, а ты правда во дворе вырыла яму, чтобы прыгать в нее по утрам? Прям, хоп-хоп-хоп?
И он пальцами с утолщенными от постоянных ударов костяшками изобразил человечка, запрыгивающего и выпрыгивающего из ямы.
Ответом ему вновь послужила тишина.
Кей покинул ее дом минуту спустя, прикинувшись, что не покороблен поведением хозяйки.
Белинда захлопнула дверь с выражением крайнего отвращения на лице.
