Вероника Лесневская
Подкидыш для депутата. Выбор сердца
Глава 15
– Какое прекрасное семейство у Дмитрия Николаевича, оказывается, – ухмыляется Емельяненко. – Стоило вам один раз появиться на мероприятии, как сразу его рейтинг подскочил. Любит наш народ примерных мужей и отцов, – хмыкает неоднозначно.
Догадываюсь, к чему ведет Герман Алексеевич, и, честно говоря, я сама не ожидала такого эффекта тогда. Цель моя была диаметрально противоположной: вывести Диму из себя, чтобы он показал настоящее лицо. Но я просчиталась. Лицемер не снял маски, а мое нападение использовал в своих интересах.
Лихорадочно думаю, как ответить Емельяненко и стоит ли вообще оправдываться. Но мои мучения прерывает наконец-то вернувшийся Дима. Впервые за все время я рада его видеть. Из двух зол, как говорится…
Правда, обнимать меня за талию и прижимать к себе – было уже лишним. Мне и у перегородки неплохо стоялось!
Зато Маша мгновенно успокаивается и затихает, с интересом уставившись на Диму. Маленькая перебежчица!
– Герман Алексеевич, вы уже здесь, – бодро приветствует Щукин «старшего товарища».
Протягивает свободную руку и крепко пожимает ему ладонь. Не как знакомому, а скорее, как другу…
– Да, и инвесторы тоже, – неестественно широко улыбается Емельяненко. – Я немного ввел их в курс дела. Дальше вы сами, Дмитрий Николаевич, а я лишь поприсутствую, – жестом приглашает нас в зал.
После поворачивается к нам спиной и первым переступает порог. Идет впереди, будто он здесь главный. Впрочем, так и есть.
Тем временем мне хочется сбежать, но тяжелая ладонь на талии не позволяет этого сделать. Понурив голову, плетусь туда, где абсолютно не хочу находиться. В компании людей, которых ненавижу. Как я вообще докатилась до подобного? Ко всему прочему, и Машеньку позволяю использовать в качестве аксессуара, отчего гадко на душе.
– Герман Алексеевич неофициально курирует мою предвыборную кампанию. И очень помогает, – тихо сообщает мне Щукин, пока мы неспеша движемся в зал.
Мне даже ответить нечего, слова застревают в горле. Поворачиваюсь к Диме и внимательно всматриваюсь в его лицо. Он серьезен как никогда. И искренне верит в то, что говорит.
Пусть так. Не мое дело!
– Будь любезнее с ним, – добивает меня полупросьбой-полуприказом.
– Может, еще в постель к нему лечь? – вспыхиваю я на нервах. – Ради твоей предвыборки.
Закусываю губу, пожалев о своих чересчур грубых словах. Но поздно…
– Неплохая идея, – задумчиво тянет Щукин, потирая подбородок. – Когда сможешь? Маше на пару часиков няню найму, – смотрит на меня без тени насмешки.
Он серьезно сейчас? Я ведь не удивлюсь! От него можно чего угодно ожидать. Приоткрываю рот, хватая воздух, но не могу ничего ответить от шока.
– Да шучу я, – смеется Дима слишком громко, но, к моему удивлению, Маша не пугается. – Глупая, – добавляет хрипло. – Видела бы ты свое лицо сейчас.
Притягивает к себе ближе и как бы невзначай чмокает меня в висок. Наклоняется к уху и шепчет, дыханием вызывая мурашки на коже:
– У Емельяненко бабы эффектнее. Так что придется тебе довольствоваться мной. Пока я добрый и еще не член правительства, – слегка целует в шею, но мне и этого хватает, чтобы вздрогнуть и покраснеть.
Резко вырываюсь из объятий Димы, отступаю на пару шагов и застываю на месте, хмурясь и негодуя.
– Дима, еще одно слово – и мы с Машей уйдем отсюда!
Испепеляю наглого Щукина недовольным взглядом, а он поднимает руки в знак капитуляции. Конечно, Дима не может остаться сегодня без «фиктивной семьи». Он же так настроился на образ семьянина.
– Кать, я не прошу лебезить, – произносит спокойным тоном. – Просто у тебя такой вид, будто тебя вот-вот стошнит на Емельяненко. Постарайся расслабиться. На Машу переключись, – зачем-то треплет малышку за щечку. – Ты когда с ней возишься, то перестаешь выглядеть… стервой, – последнее слово произносит одними губами, себе под нос, но я все равно слышу.
Обиженно фыркаю и ускоряю шаг, но Дима лишь вздыхает недовольно, будто только что упрочился в своем мнении по поводу меня. По пути лишь мельком успеваю взглянуть на внутреннее убранство зала в японском стиле: легкий изящный бамбук, бумага из сухих листьев, восточные сюжеты на стенах, столики четких прямоугольных форм, декоративные деревья бонсай… Интерьер лаконичный и практичный. Мне могло бы здесь понравится, если бы не Щукин…
Находим нужный столик, скрытый от посторонних глаз за раздвижными ширмами из дерева цвета венге и молочного стекла. Стоит нам присесть, как Щукин незамедлительно начинает разговор с инвесторами, располагает их, убеждает. Стоит признать, язык у него подвешен, речь красивая и грамотная. И голос такой… приятный, успокаивающий, гипнотизирующий.
В суть разговора не вникаю, а в какой-то момент и вовсе абстрагируюсь. Следую совету Димы и полностью посвящаю себя Маше. Малышка ведет себя подозрительно хорошо, радостно осматривается по сторонам, а хныкать начинает только от звучного голоса Емельяненко. Но в этом свой плюс: заметив данную тенденцию, он стал говорить реже.
Ресторан покидаем где-то через час. Инициатором ухода выступает Машенька, которой пора кушать. Дима не спорит, реагирует молниеносно, оставляя инвесторов на Емельяненко. Так вжился в роль заботливого отца? Показушник!
По дороге домой молчу. Сдерживаю свои эмоции из последних сил. И взрываюсь только когда мы приезжаем, а Дима по привычке спешит к моей двери, распахивает и подает мне руку. Выхожу из машины, временно оставляя Машу в автолюльке, чтобы она не стала свидетелем моей стычки с ее «папашей».
– Мы больше не участвуем в твоей предвыборной кампании! – рявкаю уверенно.
Щукин угрожающе надвигается на меня, не оставляя между нами свободного пространства. Впечатывает мое хрупкое тело в металлический корпус автомобиля, а одной рукой упирается в дверцу, полностью лишая меня путей отступления. Так близко, что даже опасно.
– Вы будете делать то, что я скажу, – рычит Дима, обнажая свою истинную натуру. – За это останетесь здесь. Ты же этого добиваешься? – заявляет таким тоном, будто тайну мироздания раскрыл, а я лишь изумленно хлопаю ресничками. – После нашей ночи ты узнала, кто я. Родила ребенка, чтобы манипулировать мною. И примчалась за жильем, деньгами, статусом? – скользит по мне презирающим взглядом. – У тебя все будет, детка. Но взамен… – поддевает мой подбородок указательным пальцем и приподнимает, – ты станешь послушной женой. Взаимовыгодная сделка.
Опускает глаза на мои губы, наклоняется, а потом вдруг проводит по ним языком и впивается поцелуем. Не успеваю оказать сопротивление, впуская его, принимая грубые, жадные, животные ласки.
«Я всего лишь растерялась», – убеждаю себя мысленно, но поцелуя не прерываю. Ненавижу себя за это. И Диму.
– Вот и умница, быстро договорились, – хрипло произносит Щукин, с трудом оторвавшись от меня.
Разворачивается и направляется к дому. А я спешу забрать Машу. Только она поможет мне успокоиться. Отвлечет от того, что я только что сделала.
Предала память человека, ради которого я здесь…
Глава 16
Следующей ночью
Дмитрий
Сквозь сон ощущаю легкое прикосновение к щеке. Отмахиваюсь, как от назойливой мухи, мешающей спать, но упертая женская ладонь опять ложится на мое лицо. Так нежно, что даже приятно. За это почти готов простить все, в том числе и вторжение в мой заслуженный отдых.
Приоткрываю один глаз и в кромешной тьме могу различить лишь слабые очертания девушки, сидящей на краю моей кровати. Кажется, слышу слабый шепот. Эротичный такой, с придыханием.
Дожил, бабы во сне мерещатся! Реальную мне надо. А то с этими делами семейными скоро монахом стану.
Тонкие женские пальчики неуверенно спускаются к моему плечу, щекочут кожу по пути. А в нос проникает сладкий запах ванили.
Ай, ладно! Виртуальная баба так виртуальная! Когда я отказывался от того, что само плывет в мои руки?
Перехватываю запястье и резко дергаю на себя. Ночная гостья теряет равновесие и падает в мои объятия, ошеломленно ахнув. Второй рукой обвиваю ее талию, сильнее вжимая в себя. И, недолго думая, нахожу во тьме пухлые губы, жадно впиваясь в них.
Поцелуй выходит чересчур реалистичным. 3Д с полным погружением. Только погружение в перспективе, ближайшей. Забираюсь ладонью под шелковую маечку, скольжу по приятной наощупь, бархатной коже. Спускаюсь ниже, очерчиваю линию бедра, стискиваю нетерпеливо…
Начинаю подозревать, что это не сон. Особенно когда ощущаю укус на нижней губе. Девчонка поиграть решила? Люблю инициативных. Блин, перестаралась только, больно.
Завожусь с полуоборота, становится глубоко плевать, сон это или реальность. Аромат ванили окутывает и срывает крышу, которая и так слабо держится, когда рядом податливая, жаркая девчонка.
К черту все!
Крепко сжимаю горячее женское тело, рывком переворачиваю и впечатываю в постель, устраиваясь сверху. Скольжу рукой по плоскому животику вниз. Поцелуями вгрызаюсь в шею.
Кажется, девчонка сопротивляется, но не слишком настойчиво. Подобные жеманства меня точно не остановят, не сейчас. Наоборот, она только сильнее распаляет меня.
Но хлесткая пощечина, а вслед за ней несколько слабых ударов по спине – отрезвляют. Нехотя отрываюсь от манящей шеи, на которой так неистово бьется жилка. А я, как гребаный вампир, желаю впиться в нее губами. Но вместо этого вздыхаю тяжело и тянусь рукой к лампе на прикроватной тумбочке.
Тусклый свет позволяет рассмотреть черты моей страстно-опасной ночной гостьи. И лучше бы я его не включал.
– Катя? Какого… – удивленно хриплю.
С другой стороны, жена моя, пусть и временная. Имею право. Но моя уверенность испаряется, когда обращаю внимание на ее заплаканное лицо и дрожащие губы.
– Меня испугалась, что ли? – мрачно тяну, чуть отстраняясь. – Сама виновата. Зачем приходишь ночью в постель к озабоченному холостяку? – пытаюсь отшутиться, но девчонка становится еще печальнее.
Пытаюсь считать ее эмоции, понять, что происходит. И выдыхаю с облегчением, когда Катя начинает объяснять.
– Нет, я… – с трудом говорит из-за сбивающегося дыхания. И мы оба понимаем, на что у нее такая реакция. – Маше плохо! – выдает, наконец, и слегка ерзает подо мной.
Не из-за меня ревет, что не может не радовать. Черт, и все-таки хочу ее, такую домашнюю, не размалеванную, настоящую. И в любой другой ситуации, с любой другой бабой хрен бы я остановился, потому что привык брать то, что хочу. Но сейчас вместо того, чтобы продолжить начатое, я резко остываю, когда до меня доходит смысл Катиных слов.
– Что значит «Маше плохо»? – хмурю брови. – Что случилось?
Приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше видеть напуганное лицо Кати, с припухшими от слез глазами и розоватым носом. Остро желаю поцеловать ее в губы. И не только. А потом…
Но Маша… И когда я превратился в заботливого отца?
– Ее тошнит, температура высокая, не сбивается, – хнычет Катя, а сама в этот момент, как ребенок, которого хочется защищать. – Помоги, Дим, ты же врач, – добивает меня свой фразой.
– Откуда ты знаешь? – рычу нервно.
Катя медлит с ответом. Закусывает губу. Она специально меня провоцирует сейчас? Не видит, что и так еле держусь?
– На официальном сайте прочитала, там твоя биография, – шепчет чуть слышно.
Прищуриваюсь с подозрением. Не помню, чтобы я предоставлял сведения о своей врачебной практике. Я в принципе предпочитаю скрывать сей нелицеприятный факт биографии. Врачом я работал недолго, в клинике кузена. Ровно до тех пор, пока жестко не напортачил с назначениями одному тяжелому пациенту и чуть не угробил его. Видимо, я родился в рубашке, потому что несчастному мужику удалось выкарабкаться, а от суровой руки закона меня Влад прикрыл. Правда, с условием, что я в медицину больше ни ногой. Да я и сам только рад. На хрен надо. В депутатском кресле и теплее, и чище, и не убью никого. Надеюсь…
– Я не педиатр, а хирург. Причем через «е», потому что меня лучше не подпускать к пациентам, уж поверь, – рявкаю с внезапно накатившим раздражением и чувствую, как подо мной вздрагивает женское тело.
– Может, ты меня отпустишь? – тихо лепечет Катя, упираясь почти кукольными ручками в мои плечи.
Осознаю, что все еще вдавливаю ее в постель, ощущаю трепет миниатюрного и практически обнаженного тела (дурацкая шелковая пижама не в счет – одно название!). Дурею на долю секунды, а потом резко подрываюсь, пытаясь взять себя в руки.
Машу спасать надо. Но если я вмешаюсь, только хуже сделаю. Поэтому набираю номер единственного человека, которому смогу доверить здоровье своей дочери.
– Доброй ночи, Влад, – бодро кричу в трубку, на ходу натягивая брюки. – Не бубни, сон для слабаков. У меня малая заболела, сможешь в свою клинику позвонить, чтобы приняли нас сейчас?
Глава 17
Одного взгляда на Катю хватает, чтобы понять: сегодня она не боец. Дрожит вся, нервничает, плачет. Обычно женские слезы меня жутко раздражают, но сейчас… почему-то хочется ее обнять. Сдаю позиции. Иллюзия семьи меня заражает и выбивает из привычного ритма жизни. Так и до пуза с газетой недалеко.
Передергиваю плечами и позорно сбегаю из своей же спальни. Слышу, как «жена» покорно плетется следом.
Стоит мне войти в комнату Маши, и я понимаю страх Кати. Малышка мяукает жалобно, мучается и вся горит. Убеждаюсь в последнем, приложив пальцы к ее крохотному лбу.
Так, надо срочно приводить в чувства Катю. Потому что сам я с ребенком не справлюсь. На руки брать, переодевать, подгузники менять. Нет уж, к такому меня ни жизнь, ни депутатская карьера не готовили. Увольте!
Пару секунд изучаю содрогающуюся от всхлипов Катю, приближаюсь к ней и аккуратно беру за плечи. Хочу поймать ее взгляд, но девчонка упорно прячет лицо. Опускает голову, пытается высвободиться из моей хватки.
– Котенок! – неожиданно зову я.
Катя чуть не подпрыгивает на месте, поднимает на меня округлившиеся от шока глаза. Смотрит недоуменно и растерянно. Думает, наверно, что ослышалась. И куда делись ее спесь и стервозность? Даже реветь прекращает мгновенно. Бабы такие бабы. Но зато шоковая терапия сработала!
– Собери Машеньку, сама переоденься. И побыстрее. Справишься? – дожидаюсь, пока она слабо кивнет. – К врачу поедем. Хорошо все будет, ясно? – добавляю строго.
Некоторое время наблюдаю за действиями Кати, помогаю по возможности, но в большей степени контролирую процесс. Удаляюсь, когда «жена», забывшись, начинает шустро переодеваться сама. Шоу, конечно, занимательное, но я тоже не железный.
Дожидаюсь ее уже в машине. Всю дорогу Маша плачет. Надрывно так, что хочется с размаху удариться головой об лобовое стекло. Потому что слишком сложно чувствовать на себе такую ответственность. Одно дело, когда речь идет о народе, которому самому палец в рот не клади: если надо что-то, запинает и мозг затюкает. И совсем другое, когда от тебя зависит беззащитный ребенок. Ты единственный можешь помочь ему, но не знаешь, как…
Когда, наконец, подъезжаю к клинике Влада, голова раскалывается на части. Замечаю, что Катя тоже чувствует себя паршиво. Поэтому, вздохнув, беру у нее Машу. Пусть бедная малышка мне на ухо кричит.
В приемной нас встречает медсестра, лебезит и что-то звонко щебечет. Честно говоря, даже внешности ее не запоминаю. Но слушаю внимательно, выхватываю нужную мне информацию. Чувствую себя на каком-то важнейшем совещании. Только хуже…
– Ваш педиатр Иван Евгеньевич будет с минуты на минуту, – сообщает девушка и потихоньку начинает раздражать своей улыбчивостью. – А Владислав Романович… – осекается, глядя мне за спину. – Вот он как раз приехал!
Смысл ее слов до меня доходит не сразу. Потому что не могу поверить. И лишь обернувшись, убеждаюсь, что мне не послышалось. Действительно, Влад примчался. С чего бы это?
Передаю Машу в руки растерянной Кати, усаживаю их на диван. А сам направляюсь к брату.
– Быстро ты из соседнего города приехал, – хмыкаю вместо приветствия, пожимая ему руку. – От жены убегал?
– Спешил на твою глянуть. Надо же знать, какой несчастной такое чудо, как ты, досталось, – не остается в долгу Углицкий. – Принял все-таки ребенка? – добавляет серьезно и тихо.
– Не знаю, Влад, – отвечаю честно. – Не верю до конца…
– В лаборатории, контакты которой я тебе скинул, работают профессионалы. Я за них ручаюсь, – холодно чеканит кузен. – Тест, я так понял, оказался положительным?
Обреченно киваю, а следом нервно запускаю руку в свои волосы.
– Все равно что-то не так! Да мелкая даже на меня не похожа, – делюсь с братом опасениями.
– И слава богу! В этом ее главный плюс, – издевается Влад, а сам скользит взглядом по Кате и Маше. – Она и на маму, честно говоря, не слишком похожа, – тянет задумчиво, но, поймав мой недоуменный взгляд, добавляет поспешно. – Я имею ввиду, что дети в таком возрасте ни на кого не похожи. Только сами на себя. Вот подрастет немного, и станет понятно.
Смотрю на него недоверчиво, но отвлекаюсь на подошедшего педиатра. Углицкий мгновенно принимает вид стального биг босса. Хочется закатить глаза и подколоть братца, но я держусь. Мне нужна помощь сейчас, поэтому не время подрывать его авторитет забавы ради. Влад сурово дает какие-то распоряжения Ивану Евгеньевичу, пока тот сжимается под черным взглядом и явно мечтает закатиться под плинтус, чтобы его не выколупали оттуда.
Вдвоем они подходят к Кате, спрашивают что-то. А я спешу следом, потому что каменный братец сейчас и «жену» мою запугает до чертиков, знаю я его. Кто потом с Машей сидеть будет?
В какой-то момент педиатр подзывает медсестру, чтобы та забрала ребенка. Катя медлит, не выпускает дочь из рук, а вместо этого вопросительно смотрит на меня. Быстро киваю ей, мол, все в порядке. И после этого, к моему удивлению, она передает Машу врачам.
Не доверяла же мне, ненавидела! Когда все успело измениться? Или это временное помутнение рассудка?
Когда медперсонал удаляется вместе с нашей Машей, сажусь рядом с Катей, но к ней даже не прикасаюсь. Наоборот, сцепив руки в замок, смотрю прямо перед собой.
– Винишь меня, наверное, – озвучиваю неприятные мысли, потому что сам себя виню. – Маша ведь после нашего похода в японский ресторан заболела…
– Нет, Дим, ее вчера стошнило до того, как мы переступили его порог. Маше уже было плохо, – всхлипывает, балансируя на грани истерики. – Это я виновата. Надо было сразу обратить внимание, отреагировать. Такую ответственность на себя взяла. И не справилась, – хнычет, прикрывая лицо ладонями.
Не совсем понимаю, о чем она говорит. К тому же, ее слезы дезориентируют. Обнимаю Катю за плечи, целую в висок – и опять прибегаю к запрещенному приему.
– Котенок, успокаивайся давай. Врачи помогут, – произношу с максимальной уверенностью в голосе.
***
– Не зови меня так, – Катя поспешно стирает слезы и отодвигается от меня.
Зато успокаивается. Говорю же, работает система!
– Маша крещеная? – зачем-то спрашиваю я после затянувшейся паузы.
– Не знаю, – выдыхает Катя, а потом вдруг спохватывается. – То есть… Не знаю, как я сама к этому отношусь, поэтому пока нет. Машу не крестили, – заикаясь, объясняет, при этом устремив глаза в пол. – Не думала, что ты религиозный.
Признаться, я и сам не понимаю, зачем мне вдруг понадобилась подобная информация. Я далек от веры, а крещение воспринимаю всего лишь как что-то привычное в обществе. Родился ребенок, торжественно выписали его с шариками, покрестили… Какие еще этапы из жизни моей дочери я пропустил? Странно, что меня это вообще волнует.
– Какой же депутат – и без религии? Грехи надо же как-то замаливать, – отшучиваюсь я.
Кстати, говорю почти правду. Многие мои коллеги исправно и при этом демонстративно посещают храм, а по особо большим праздникам обязательно светятся в прессе. Свои рабочие места окружают иконами. Как оберегами какими-то! Причем чем выше должность, тем дороже, помпезнее и больше иконы. Может, и мне пора приобщаться к традиции?
– И как? Помогает? – дерзко вздергивает подбородок Катя.
Узнаю дикую кошку. С возвращением!
– Ну, пока что за мои грехи мне тебя прислали в наказание, – усмехаюсь ехидно.
Мою реплику Катя оставляет без ответа, хмыкает и отворачивается. Но молчание убивает нас обоих. Потому что мы возвращаемся мыслями к тому, что через стену врачи возятся с Машенькой. И Катя не выдерживает первой.
– Хирург через «е», говоришь? Как же так? Довольно прибыльная специальность, – разрывает тишину и мгновенно выводит меня из равновесия.
– Не мое это, – отмахиваюсь и почему-то признаюсь, как на исповеди, ей-богу. – Я чуть пациента не убил, после этого завязал с врачебным делом. А в моем нынешнем амплуа, что бы я ни делал, все равно из-за меня никто не погибнет, – хмыкаю довольно и откидываюсь на спинку дивана.
– Я бы не была так в этом уверена, – еле слышно бубнит Катя.
Мне показалось или в ее тоне опять проскользнули нотки ненависти? Сказала бы хоть, что я ей сделал. Достали эти загадки! Приперлась в мой дом – и тихо ненавидит. Если это ее план мести, то весьма хреновый!
Разворачиваюсь вполоборота, намереваясь серьезно поговорить с Катей. Но она вдруг поднимается и со словами «я на минутку» скрывается за дверями уборной. Знает, что туда я за ней точно не побегу. Хитрая кошка!
Мое внимание отвлекает педиатр. Вот невовремя Катя смылась! Вдруг он сейчас что-то спрашивать будет, а я о Маше ничего не знаю.
– У вашей дочери, – начинает Иван Евгеньевич, а меня коробит от его слов, непривычно, – обычное ОРВИ, и на его фоне – расстройство желудочно-кишечного тракта. Укол сделали, температуру сбили. Выпишем вам все необходимое, объясним, как принимать лекарства. И можете забирать свое счастье домой.
Следом появляется медсестра – и вручает мне Машу. Малышка выглядит гораздо спокойнее. Зевает и прикрывает глазки, явно собираясь уснуть. И где ее мама бродит?
Словно услышав мои мысли, за спиной появляется Катя. Нетерпеливо забирает у меня ребенка и прижимает к себе. Целует порозовевшие щечки, улыбается. Они обе мило выглядят сейчас.
Пока Катя отвлекается на Машеньку, я незаметно вкладываю в карман педиатру сложенную в несколько раз купюру. Знаю, что Влад не одобряет подобной «благодарности». Сам не берет и персонал свой контролирует. Честный, аж противно. Мы с ним как ангел и демон. Думаю, не стоит уточнять, на чьей стороне я.
Успеваю провернуть «авантюру» четко перед появлением братца. Перебрасываемся с ним парой фраз и прощаемся. Наконец-то, могу отвезти Катю с ребенком домой и нормально отдохнуть. Правда, от силы пару часиков, потому что на улице уже светает. Но главное, что все разрешилось.
Когда переживаешь сильный стресс, начинаешь ценить каждую минуту спокойствия.
*История Влада – в книге "Жених с браком"
– Почему я? – голос предательски дрогнул.
– Почему нет? Ты красивая, видная девушка и вполне подходишь на роль моей жены. С отчимом твоим легко договориться, и он не задает лишних вопросов. Меня все устраивает.
– У меня уже есть жених! И я люблю его…
– Я предложу твоему жениху хорошую сумму в обмен на тебя, – охнула от такой наглости, но Владислав поднял палец вверх, чтобы я не перебивала. – Если он выберет деньги, то ты согласишься на мои условия и поможешь получить наследство…
***
Владислав Углицкий – монстр в человеческом обличии. Его тело испещрено шрамами, а сердце покрыто шипами. Он появился в моей жизни, чтобы забрать все, что мне было дорого: свободу, любимого человека и надежду на счастливое будущее. А взамен предложил брак. Ему нужна законная супруга, чтобы заполучить наследство своей семьи, и он не остановится ни перед чем, лишь бы достичь цели.
Меня зовут Марина Судьбина. Я должна быть примерной женой для чудовища, но стану его головной болью.
Или исцелением…
