После развода я лишилась всего. Муж изменил мне, сделал ребенка любовнице, так еще и отсудил мой бизнес. Я должна подниматься с нуля. Подрабатывать кондитером, брать любые заказы. На одном из мероприятий я встретила его… Воскресенский – отец-одиночка в разводе. Холодный, циничный, презирает женщин и идет по головам. Мне надо держаться от него подальше… Но как вышло, что его дочки похожи на меня, как две мини-копии?
Константин
– Давай оставим их в роддоме…
Жестокая фраза, произнесенная обманчиво нежным, слабым женским голоском, долетает до меня и останавливается, будто бьется в плотное, бронированное стекло. Рикошетит и тонет в детских криках, доносящихся из других палат. В бесконечном больничном коридоре шумно. И только в «випке» моей жены царит уничтожающая тишина.
– Как ты себя чувствуешь, Даш? – невозмутимо переступаю порог. С внешним спокойствием шагаю к постели, небрежно опускаю пакет с продуктами на тумбочку, поддеваю носком ботинка случайно выпавшее яблоко, и оно катится под кровать. Не смотрю туда. Как и на женщину, которая будничным тоном предлагает отрезать от себя кусок, выкинуть и забыть.
Не могу. Иначе не сдержусь.
Неторопливо отхожу к окну, складываю руки в карманы и невидящим взором гипнотизирую внутренний двор лучшей клиники в городе. Нам ее статус не помог. Как и мои связи, и деньги – все зря.
– Отвратительно, Кость. Или намекаешь, что я помешалась? В нашей ситуации все возможно, – слова друг за другом вонзаются мне в спину, превращая ее в решето, но я не поворачиваюсь. – Ты все слышал и правильно понял, не притворяйся. Я хочу отказаться от них, пока не поздно.
Внутри взрывается ядерная боеголовка, поражая все и оставляя лишь пустую оболочку. По-прежнему холодную и стальную.
Нехотя оглядываюсь, беру стул и сажусь напротив постели жены. Иначе воспринимаю ее. Вижу в ней свою персональную «зону отчуждения». И не верю, что все это происходит с нами.
– Речь идет о детях, – чеканю каждый слог и подаюсь вперед, упираясь локтями в колени. – О наших с тобой детях. Ты понимаешь, что предлагаешь?
– Ты ведь сам слышал, что сказали врачи…
– Врачи не боги, могут ошибаться, – меняю позу, чтобы увеличить расстояние между нами. От греха подальше. Откидываюсь на спинку стула, который поскрипывает подо мной. – Рано сдаешься. После нескольких лет безуспешных попыток забеременеть. После лечения, процедуры ЭКО, шести тяжелых месяцев беременности, – воспламеняюсь, стоит лишь вспомнить, через что мы прошли. – Ты же родила их. Ты мать. Неужели не чувствуешь связи и готова так легко отказаться от собственных дочек? Не верю, – отрицательно качаю головой.
– Я молода. У меня вся жизнь впереди. И я не хочу тащить этот крест до конца дней, – продолжает оправдываться. – Это равносильно тому, чтобы похоронить себя заживо. У них нет будущего, но почему его должны лишаться и мы?
– Я же не отказался от тебя, когда узнал о твоем бесплодии.
Ожесточившись, бью ее по больному. Пока только словами. И чтобы не нанести физический вред жене, я резко встаю, откидывая стул.
– К тому же, пока ничего толком неизвестно, сложно сказать, что нас ждет, – до последнего сохраняю сдержанный тон.
– Мне дали образец заявления. Рассказали, что и где нужно заполнить…
Даша тянется к тумбочке, достает какие-то листы, но я выхватываю их и, не вчитываясь, разрываю пополам. Отпускаю и, когда они оказываются на полу, наступаю подошвой.
– А дальше? – упираюсь кулаком в поверхность тумбы. – Что дальше? – нависаю над женой, повышая голос. – Ты сможешь спокойно жить, шастать по ресторанам, развлекаться, пока твои дочки в детдоме? Не зная, как там с ними обращаются… Сможешь жрать и спать, когда дети хрен знает где и с кем?
Даша отодвигается к стене, испугавшись моего гнева. Дергает рукой, натягивая капельницу. Перехватываю ее, чтобы не вырвала катетер из вены и не навредила себе.
– Лучше так, чем обрекать себя на мучения. Я не справлюсь, Кость, я не хочу, – Даша внезапно срывается в истерику. – Не так я представляла себе счастливую семью.
Выпрямившись, смотрю на плачущую жену сверху вниз. И ничего не чувствую, кроме опустошенности.
– Далеко не все происходит так, как мы ожидаем, – выдаю поучительно. – Бог дает нам ровно столько, сколько мы способны выдержать. Так что вытри слезы, дорогая. Твое дикое предложение спишем на послеродовую депрессию. И забудем об этом разговоре.
Хлестко, грубо и повелительно. Пусть я выгляжу бесчувственным тираном, но только так могу достучаться до паникующей матери. Она запуталась, и я единственный, кто способен уберечь ее от ошибки.
– Но…
– Закрыли тему, – обрываю резко. – Дочек беру на себя. Я уже договорился с ведущим перинатальным центром за границей, нас там примут, – бесстрастно сообщаю о своих планах. Ставлю Дашу перед фактом, потому что менять их не намерен. – Поеду с малышками и буду постоянно находиться рядом. Компанию оставлю на Славина, он хорошо зарекомендовал себя в роли моего заместителя. Думаю, справится. Если у тебя какие-то проблемы или просьбы будут, тоже ему звони. Я его предупредил. Ну, а пока… восстанавливайся. Заодно хорошо подумай о нашем будущем, – добавляю многозначительно.
Ухожу, не дождавшись ответа. Плотно прикрываю за собой дверь, но не хлопаю, как бы ни хотелось вбить ее с размаха в косяк. Самообладание – это все, что у меня осталось на данный момент. И оно не дает мне сломаться и разнести клинику, сравняв ее с землей.
– Кто сегодня дежурил? – выплевываю у стойки в приемной, а миловидная медсестричка испуганно хлопает ресницами. – Мне нужна фамилия врача, который надоумил мою жену подписать отказ от новорожденной двойни. Ну же!
– На дежурстве был Коновалов, – лепечет она, беглым взглядом беспокойно окидывая помещение. – Он уже сменился.
– Передайте главному, пусть ищет ему замену, – хмыкаю зло. – Вопрос времени…
И профессионализма ребят из моей юридической компании. У любого врача можно при желании найти скелет в шкафу. А то и раскопать маленькое кладбище.
Щелкаю пальцами, чтобы вывести ошеломленную медсестру из транса, и мне тут же накидывают халат на плечи. Провожают в отделение для недоношенных. На короткое время оставляют рядом с кувезами, в которых спят мои дочки. Два крохотных комочка, слабых и тихих. В ворохе одежды, пеленок и обмотанные датчиками. Цыплята внутри инкубаторов, искусственно поддерживающих нужную температуру.
Если бы я мог отдать за них жизнь, я бы это сделал, не задумываясь. Но это было бы слишком просто. Видимо, у нас свой путь.
– Я тоже не так представлял себе счастливую семью, – все-таки соглашаюсь с Дашей, не замечая, что произношу это вслух.
– Константин Юрьевич, вашим котятам очень повезло, – доносится от женщины-врача, которая неожиданно возникает рядом со мной. – Вы на редкость сильный человек и настоящий отец.
Касаюсь ладонями стекол, отделяющих меня от детей, согреваю своим теплом несколько секунд, будто девочки могут почувствовать. И одергиваю руки, оставляя запотевшие следы.
– Не представляете, что бы я отдал, лишь бы стать… обычным.
***
Три месяца спустя
Осторожно спускаюсь по трапу частного самолета, крепко держа в руках две люльки со спящими дочками. Стараюсь не спешить и сильно не раскачивать их, чтобы не разбудить. Перелет и так выдался нелегким, но я рад наконец оказаться дома. Да и малышки притихли, словно почувствовали себя спокойнее на родной земле.
Позади суетится нянька, пытается услужить, помочь мне, но я осекаю ее легким кивком. И так достаточно сделала для нас. Я специально вызвал ее из России, когда девочек уже выписали из клиники, но назначили дополнительные анализы и процедуры. Не захотел подпускать к ним иностранку – такой у меня заскок.
Благо, эта приятная женщина согласилась прилететь и на протяжении почти месяца не отходила от них. Понимаю, что делала это за деньги, и я щедро оплатил ее услуги, но все-таки… по-человечески ей благодарен. Без нее я бы не справился.
– Ярослава Ивановна, все в порядке, – цежу чуть слышно. – И возьмите сегодня выходной. Малышки будут с мамой.
Улыбнувшись, взглядом окидываю аэропорт. Незамедлительно нахожу огромную фигуру друга. Такой шкаф сложно не заметить. Отталкивается от капота автомобиля, чудом не оставив вмятину, – и шагает к нам.
– Привет, Тим, – я искренне рад Вулканову. – Но обойдемся без рукопожатий, – демонстрирую две люльки. С гордостью, черт возьми, будто это мое главное достижение в жизни.
Впервые за три месяца ада я выдыхаю и учусь наслаждаться отцовством. Теперь все у нас должно быть в порядке.
– Как вы? – вместо приветствия спрашивает Тимур. Он в курсе наших проблем. Странно, но с ним я созванивался чаще, чем с женой.
– Диагноз не подтвердился, – бросаю короткую фразу, которая вернула мне смысл жизни. – Есть еще определенные трудности, связанные с тем, что малышки родились недоношенными. Они слабые, им необходим особый уход, наблюдение, специальное питание. Но это такая фигня по сравнению с тем, что могло быть…
– Понимаю, – хрипло отвечает. – Надеюсь, все наладится. Кость, если тебе нужны деньги, только скажи. В моей сети автосалонов дела вверх идут. Любая сумма в любое время…
– Да ты и так мне помог, а с долгами компании я быстро разберусь, – аккуратно огибаю машину, подходя к пассажирской двери, которую тут же распахивает Тимур. – Но спасибо, буду иметь ввиду.
– Обращайся.
– А у вас с Олей как дела? – устраиваю люльки на просторном заднем сиденье, и Вулканов помогает мне закрепить их.
– Все так же, – произносит безэмоционально. – Мы тоже решились на ЭКО. Как и вы с Дашей. Но Оля сама не своя, нервничает, раздражается по пустякам. Хотя я ведь на все иду ради нее.
– Верю, – честно говорю, потому что видел, как Тимур относится к жене. Пылинки сдувает. – Ты правильно делаешь, что продолжаешь бороться. Видимо, такая у тебя судьба.
– Ты же знаешь, я не верю в подобное, – отмахивается.
– Да я вроде тоже, но… – указываю на дочек, которые, словно услышав меня, одновременно морщат носики. Поправляю выбившиеся из-под шапочек рыжие волоски. Смешные. Две огненные лапочки у родителей-шатенов.
Наверное, внешностью они пошли в мою прабабку. Та еще ведьма была. Зададут мне девочки жару, когда подрастут.
– Ты Даше уже сообщил хорошую новость? – смягчается друг, окинув взглядом малышек. И медленно, почти бесшумно прикрывает дверь.
– Н-нет, я даже не предупредил, что мы прилетаем сегодня, – потираю затылок и занимаю переднее пассажирское кресло. – Домой торопился. Сорвался с места, как только нам все документы и рекомендации выдали. Друг, да я так быстро даже в армии не собирался, так что немудрено было забыть, – сдавленно смеюсь, чтобы не потревожить девочек.
– Значит, сюрприз будет, – усмехается Тимур, трогаясь с места.
Чертов предсказатель, как в воду глядел!
Потому что сюрприз действительно удается. Правда, не такой, как я ожидал. И преподносит мне его горячо любимая жена.
– Хм, а что это значит? – озвучивает мои мысли Вулканов, пока я сам пребываю в ступоре.
Наблюдаю, как Даша выходит из нашего дома. Тащит за собой дорожный чемодан, который от тяжести едва крутит колесиками. Подходит к смутно знакомому автомобилю, который мало того, что прохлаждается на моей территории, так еще и заехал на газон. Косой урод. Прибью!
Накаляюсь до предела, но потом вдруг ныряю в ледяную прорубь, когда из машины выходит… Славин. Перехватывает чемодан, запихивает его в переполненный багажник, стирает пот со лба. Но передохнуть козлу не позволяет моя благоверная, которая повисает у него на шее. Что-то мило щебечет, чмокает его в гладкую щеку и летящей походкой, виляя задом, дефилирует к капоту. Замирает у пассажирской двери, ожидая, пока Славин ей откроет. И прищуривается, заметив нас.
Жестом прошу Тимура въехать во двор. Если появляться, то эффектно.
– Это значит… – задумчиво тяну, не отрывая взгляда от жены и моего заместителя. Заменил так заменил, мать его. На совесть. Не жалея сил и времени. – Это значит, Тимур, что тебе придется сегодня немного поработать у меня няней, пока не приедет Ярослава Ивановна, которую я поторопился отпустить, – медленно толкаю дверь, ступаю на асфальт. – Правда, за свой счет и мое большое спасибо, потому что я на мели. И, судя по всему, сейчас лишаюсь последнего…
– Кость, подожди, – настороженно окликает меня Вулканов, но я уже не слушаю.
Сложив руки в карманы, шагаю к двум людям, которым когда-то доверил самое ценное. Славину – компанию, а Даше – семью. Ошибся.
– Костя? – не верит глазам жена. Уже бывшая. – А ты вернулся?
О наших детях даже не спрашивает. Плевать ей. Три месяца – и точка невозврата.
– Не мог не пожелать счастья молодым, – выплевываю издевательски.
– Константин Юрьевич… – подобострастно подает голос Славин, бегая взглядом по нам с Дашей.
– Уволен, Петь, – бросаю холодно.
– Да как же? – задыхается и часто моргает. – А фирма? Там долги…
– Супер! – зло усмехаюсь. – Вот на тебя их и повешу. Пойдешь по статье, – говорю абсолютно серьезно. Славин знает о моих методах. И в курсе, что я пойду на любую хитрость ради цели. А сейчас моя цель – размазать их обоих по асфальту.
– Кость, давай расстанемся по-человечески, – пытается повлиять на меня Даша. – Ты у меня сильный, а я слабая. Говорила же, что не смогу так, – нежно поправляет мне воротник, но спотыкается о мой презрительный взгляд и одергивает руки. – Я подала на развод, – сообщает очевидное. – Откажусь от прав на детей, все бумаги подпишу. Имущество пополам поделим, как указано в брачном контракте. И разойдемся.
Вопросительно выгибаю бровь. И молчу в ожидании очередной глупости, которую способна выдать моя «любовь». Взмахнув каштановыми волосами, она на всякий случай отступает назад. Ищет защиты у Славина, но тот уже не рад, что на чужую жену покусился. И будет жалеть об этом до конца дней. Я проконтролирую.
– Конечно, дорогая, разойдемся, – выжимаю из себя кривую ухмылку. – Мирно, спокойно, как люди, – перечисляю невозмутимо, но Даша бледнеет. Ищет подвох в моих словах. – Как только я оставлю тебя без трусов, а твоего любовника без работы.
– Но Константин Юр… – пытается вступиться за нее Славин, но мой кулак не позволяет ему договорить.
Видит бог, я не хотел этого. Сдерживался до последнего, ведь позади меня, в машине, мирно спят мои дети. Хреновый пример я им показываю. Да и вообще ситуация дерьмовая.
Но поздно. Я сбиваю костяшки об скулу бывшего зама и, не успокоившись, заряжаю ему в нос. Я бы добавил, но Славин оказывается проворнее и… Шустро сбегает, падая за руль своего авто и заводя двигатель.
– Вот ты мудак, – пищит Даша, зная, что я не подниму руку на женщину, однако тоже прячется в салоне.
– Мудак, который всегда выполняет обещания, – подмигиваю ей и киваю на трясущегося Петю. – С милым рай в шалаше, Дашуль, а ты это испытаешь на себе.
И совсем скоро претворяю свои угрозы в жизнь. Без особого напряжения, но с больным удовлетворением. А со временем становлюсь самым известным и лучшим бракоразводным юристом. Исключительно для таких же доверчивых «мудаков», каким был сам.
* Добро пожаловать в историю Константина Воскресенского и его Веры. Поддержите новинку звездочками, комментариями.
* История Тимура (друга Кости) ➡ "Сыночек в награду. Подари мне любовь"
* БУКТРЕЙЛЕР тут ➡ https://youtu.be/-0qgfoGDW8g
Около четырех лет спустя
Вера
Вдох. Шаг. И я врастаю в землю.
Порыв ветра бьет в лицо. Наотмашь. Дает пощечину, еще одну. Раздувает рыжие кудри, взметает вверх. Наверное, я сейчас похожа на ведьму. С ненавистью в глазах и зияющей дырой в груди.
Нет сил пошевелиться.
Тяжелый, болезненный выдох. Легкие всмятку. Сердца нет. Вырвал человек, которого я любила. И теперь он забирает у меня последнее.
Не моргаю. Широко раскрыв глаза, ловлю каждую деталь. Чтобы не забыть, каково это – быть преданной. Чтобы не повторить свою ошибку.
Наблюдаю, как «Сладкая жизнь», покосившись, срывается с фасада кафе-кондитерской, падает и с металлическим скрежетом проезжает по асфальту.
Морщусь, но не зажмуриваюсь. Запоминаю, с каким задором Женя, бывший муж, рушит бизнес, который я создавала с нуля. Как мое дело летит в ад вместе с вывеской.
Сладкова – моя девичья фамилия. Она и легла в основу названия первой кондитерской. И ее же я вернула себе после развода.
Никогда не думала, что меня это коснется. Я ведь правильная, верная, слежу за собой. Голова не болит, халат не растянут, ни грамма целлюлита. В чем еще обычно упрекают бывших? Черт! Создана по всем канонам идеальной жены.
И я любила мужа. До беспамятства. Доверяла слепо.
Но…
Женя оказался лжецом и подонком.
Мало того, что завел интрижку на стороне, сделал ребенка любовнице, так еще и каким-то образом отсудил мой бизнес, как «совместно нажитое имущество». Я была уверена, что он не посмеет. Да и не захочет заниматься кафешкой. Зачем она ему? Женя никогда не вникал в мои дела, а о сладостях знал лишь, как их есть.
Я рано расслабилась – и получила удар в спину. Смертельный.
И теперь все, что у меня осталось, – машина доставки с логотипом несуществующей кондитерской. А еще вещи, которые бывший муж любезно позволил мне сегодня забрать из кафе. До того, как его закроют на ремонт.
Вот и все. Жили мы недолго и несчастливо, пока развод не разлучил нас.
А дети… Их у нас с Женей так и не получилось. Наверное, к лучшему. Иначе бы еще и малышей делили…
– Грузи с остальным хламом, – выкрикивает один из рабочих и цепляет трос к помятой вывеске. Небрежно наступает на нее грязным кроссовком. Дает знак водителю грузовика. Хлопает по кузову и достает из кармана сигареты.
На секунду мне кажется, что сразу после перекура он подойдет ко мне, закинет на плечо и оттащит меня туда же. К ненужному мусору.
«Боже, дай мне сил это выдержать», – шепчу, впервые за все время прикрыв глаза. Слез нет. Я вообще не плачу. Не истерю. Говорю же, улучшенная модель жены. Только теперь сломанная.
– Мася, смотли, какая класива-ая, – восхищенно тянет тонкий детский голосок.
Сердце оживает под ребрами, стучит все быстрее и чаще. Пытается выскочить на звук. Кровь бурлит в венах, зовет. Не понимаю, что со мной.
– Ксюса, низя тыкать пальцем, – отчитывает ее вторая.
Опускаю взгляд и вижу крохотных рыжих кудряшек, похожих друг на друга как две капли воды. Приятное тепло разливается в груди, течет по всему телу, солнечным светом пробивается сквозь кожу.
Я всегда по-доброму относилась к детям. Но ни разу не чувствовала ничего подобного. Наверное, расклеилась после развода. Стала слабой и сентиментальной.
– Она тоже солныско. Как мы, – довольно кивает первая малышка и указывает пальчиком на мои волосы.
Словно под действием неведомой силы, я приседаю перед ними и беру их за ручки. Веду большими пальцами по нежной, бархатной, покрытой слабыми веснушками коже. Ох и замучаются красавицы с ней, когда вырастут. По себе знаю.
– Вы откуда, крошки? Потерялись? – тяну уголки губ вверх и получаю от девочек ответные улыбки.
– Неа, – отрицательно качают головами, и озорные кудряшки подскакивают в такт. – Папу ждем. Я Ксюса, она Мася, – бойкая представляет обеих, пока сестра настороженно молчит.
– Ксюша и Маша? – расшифровываю их «детский говор».
– Ага, – соглашаются обе. Значит, угадала. – А ты кто? – одинаково наклоняют головы. И накручивают кудряшки на пальчики.
– Меня зовут Вера. Я…
Одинокая женщина. Без мужа, без детей, без работы. Я никто. Так себе презентация. Поэтому умолкаю, не зная, как представиться.
– Ты наша мама? – выдают хором. И на миг вгоняют меня в ступор. Потому что у меня не может быть детей.
– Нет, – резко поднимаюсь.
И вряд ли ей когда-нибудь стану. Но пожалеть себя не успеваю, потому что на всю улицу неожиданно раздается жалобный детский плач. Две сирены сливаются в одну. Вселенского масштаба.
От крика малышек замирает сердце. Пропускает удар – и разрывается на части, истекая кровью. Не имея ни малейшего опыта общения с детьми, я на секунду теряюсь. Широко раскрыв глаза, испуганно смотрю на капризных солнышек.
Так хочется обнять их, прижать к груди и больше никогда не отпускать. Дать им все, что попросят. Даже если в качестве новой игрушки они выбрали… меня.
– Тш-ш, – очнувшись от комы, в которую меня погрузили чужие дети, я протягиваю руку, но на запястье тут же ложится чья-то широкая ладонь. Берет в кольцо, словно защелкивает наручник. Чувствую себя особо опасным преступником, пойманным на горячем. И кожей ощущаю негативные эмоции, которые мгновенно обволакивают меня, отравляя.
– Что вам нужно от моих дочек? – от грозных ноток в обманчиво спокойном голосе я невольно передергиваю плечами.
Тень надвигается на меня, заслоняя собой слабые лучи весеннего солнца. Девочки постепенно затихают и, как по волшебному щелчку, меняют кривые, расстроенные гримасы на лучезарные улыбки. Маленькие обманщицы. А мне теперь придется оправдываться перед их странным папой. Сурово зыркнув на кудряшек, я нехотя поворачиваюсь к мужчине, который ни на миг не ослабляет хватки.
– Ничего, – произношу будничным тоном. – А вам следовало бы внимательнее присматривать за своими детьми, – своеобразно защищаюсь.
Ныряю в мрачные омуты стремительно темнеющих глаз. На дне расширенных от гнева зрачков – холод и пустота. Таким взглядом убивают. Одним выстрелом – и сразу насмерть. И, кажется, незнакомец именно так бы и поступил со мной, если бы не дети.
Мысленно размазывая меня катком по асфальту, внешне он невозмутим. Поворачивает голову к дочкам, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. А маленькие актриски сияют, хлопают длинными светлыми ресницами и смущенно ковыряют пальчиками пышные юбочки. Покосившись на них, с трудом сдерживаю улыбку и больше не могу обижаться и, тем более, злиться. Под детскими чарами смягчается и их грозный отец. Оценив состояние и внешний вид малышек, он отпускает мою руку.
– В ваших советах я точно не нуждаюсь, – припечатывает ледяной фразой. Окидывает меня пренебрежительным взглядом и обращается к дочкам. – Милые, я же просил не отходить от машины, – кивает за спину, на строгий черный автомобиль, под стать хозяину. Вот только несколько свежих ярких наклеек на крыле и возле фар, куда только смогли дотянуться детские ручки, выдают истинное положение дел.
Этому мужчине удается совмещать тяжелый, жесткий характер и мягкое, внимательное отношение к детям. Как его еще не разорвало от бурлящих внутри противоречий. С таким раздвоением личности немудрено свихнуться.
– Пап, мы маму нашли, – бесхитростно выдают девочки и указывают на меня.
Невинные слова звучат четко и ясно, как приговор, который прямо сейчас выносит мне их отец. Казнить. Повесить, а потом четвертовать. Чтобы не посмела даже близко к его сокровищам подойти. В черных глазах вспыхивает необъяснимая ненависть.
– Нет, малышки, вы обознались, – аккуратно объясняю, наклоняясь к рыжим кучеряшкам. – Я не ваша мама. Но мы можем с вами дружить, – подмигиваю и подаю им обе руки, в которые они тут же вкладывают свои ладошки.
Переглядываются друг с другом, словно придумывают новый план захвата «мамы», косятся на отца – и кивают, делая мне одолжение. И на том спасибо. Потому что несколько напрягает нависший надо мной мужчина, который следит за каждым моим движением и контролирует каждое слово.
– Гиперопека никого еще до добра не доводила, – выдыхаю я, выпрямляясь. – Скорее, становится причиной неуравновешенности, которая порой может привести к истерии, – добавляю аккуратно, но с подтекстом. Хотя лучше просто уйти.
– Вы только что моих девочек неуравновешенными истеричками назвали? – вздергивает соболиную черную бровь мужчина. И вновь его эмоции я могу читать только по глазам. В остальном, он непоколебим, будто оброс камнем и при всем желании уже не сможет вырваться из своей оболочки.
– Пап, кто такая истисиська? – мгновенно реагируют малявки. Приподнимаю уголки губ, замечаю, что мужчина напротив делает то же самое. Неосознанно, инстинктивно. Но в следующий момент мы оба возвращаем себе стальные маски.
– Вообще-то я не их имела ввиду, – бросаю как бы невзначай.
И мысленно ругаю себя. У меня и так проблем выше головы – не скоро выберусь из той бездны, в которую меня кинул бывший муж при помощи своих юристов. Но вместо того чтобы двигаться дальше, я стою и препираюсь с незнакомцем. Наши пути даже не пересекутся никогда! И этих рыжих девчушек я вижу в первый и последний раз. От одной мысли, что мы попрощаемся навсегда, становится больно.
Кажется, мне срочно нужен психолог. И гора антидепрессантов. Мое поведение становится неадекватным.
– О, это нам? – резко переключаются девочки на сверток в руке отца. Только сейчас замечаю логотип «Сладкая жизнь» на бумажном пакете и знакомую пометку, которую мы ставили на особых заказах, в которых должны быть исключены определенные ингредиенты.
– Аллергия? – машинально уточняю.
– Вы слишком навязчивы и любопытны, – осекает меня мужчина, передавая пакет дочкам и придерживая их за плечики. – Это тоже еще никого до добра не доводило, – возвращает мне мою же фразу. – Всего доброго, – выплевывает, как проклятие.
– И вам того же, – не теряюсь.
Но украдкой наблюдаю, как он ведет детей к машине, помогает им забраться внутрь, устраивает в автокреслах. Ныряет в салон, позволяя крошкам по очереди чмокнуть его в щеку. И, совсем другой, довольный и улыбающийся, садится за руль.
Нервно, коротко сигналит, чтобы я отошла от обочины, и выезжает на дорогу. Цепляюсь взглядом за знак «Дети в машине» на заднем стекле – и хмыкаю, сглотнув горький ком, внезапно подступивший к горлу.
Семья. Которой у меня никогда не будет.