Взгляд сам находит хрупкую фигурку, укрытую пледом, и цепко впивается в нее. Не оторвать. Ноги несут меня к койке. В режиме «автопилота».
Сажусь на самый край, проминая скрипучий матрас. И всматриваюсь в лицо. Пользуясь тем, что девушка без сознания, изучаю ее долго, нагло и детально.
Ее глаза закрыты, но похоже, что разрез «лисий». Тот самый, как на фото. Обескровленные губы тонкие и сжаты в одну прямую линию. Не хватает им лучезарной улыбки.
Овал лица, вздернутый носик, аккуратный подбородок, пшеничного цвета волосы.
В какой-то момент осознаю, что рассматриваю девушку не как на обычном опознании, а словно она – мой близкий человек. Опять накатывает ощущение соучастия и жалости. Я точно полицейскую хватку теряю.
– Состояние стабильное. Ждем, когда очнется. И переведем в общую палату, – комментирует доктор.
– «Випки» есть свободные? – машинально выпаливаю, продолжая сканировать болезненное личико.
Ярослава. У меня память фотографическая – не нужно сравнивать с изображением. Каждая черточка в мозгу отпечаталась.
На девяносто девять и девять процентов уверен, что это она. Только слабая, бледная, будто… неживая. Мороз по спине.
– Конечно. Что-то я сказал, не подумав, – идет на попятную врач. – Для вас найдем.
– Я оплачу, – не хочу злоупотреблять должностью, тем более бывшей. Я и раньше не наглел, а сейчас, управляя детективным агентством и обрывая нити с полицейским прошлым, – тем более не буду. – И составьте мне список, что необходимо. Лекарства, предметы гигиены, вещи. Продукты, в конце концов. Ей же что-то можно будет есть?
– Позже… У нас тут трехразовое питание, – предлагает он, но я морщусь и посылаю ему недобрый взгляд. – Ну да, больничная еда не сравнится с домашней… Кх-кх… Я напишу все назначения, рекомендации и вам отдам. Оставить вас? – указывает взглядом на Ярославу, а потом в сторону двери кивает. – Время посещений закончилось давно, но для вас сделаю исключение. Тем более ситуация такая. Пациентке будет приятно присутствие кого-то родного – она хоть и без сознания, но все чувствует. Того и гляди, быстрее на поправку пойдет.
– Да, оставьте, – произношу, а сам будто со стороны себя слышу.
Вот на хрена ты это сказал, Ник? Какой ты ей к черту родной? Пришел, опознал. Рецепт забрал – и вали обратно к Враговым! Пацаны как раз уснут, и сам отдохнешь. Что ты за идиот, а?
Пытаюсь привести самого себя в чувства. Но голос здравого смысла тонет в новых, неизвестных мне эмоциях.
Всему виной Новый год. Атмосфера придурковатая, будь она неладна. Все вокруг, как юродивые, ходят. Вот и я заразился.
Стоит доктору покинуть палату и плотно прикрыть за собой дверь, как я протягиваю руку к спящей Ярославе. Касаюсь пальцами тоненького запястья, провожу по тыльной стороне маленькой ладони.
Ярослава не реагирует. Дышит по-прежнему ровно, глаза не открывает, не двигается.
Изможденная, в отличие от фото. Худая. Почти прозрачная. Хрустальная.
Белоснежка, мать ее. Никак не очнется. И я вместо семи гномов ношусь с ней.
Как она выжила вообще после нападения и удара? Казалось бы, тронешь – и рассыпется сама на миллиарды осколков.
Импульсивно сжимаю прохладную ладонь – и Ярослава отвечает мне лихорадочным вздохом.
Отдергиваю руку. Как объяснять ей потом, почему чужой мужик ее лапает? Будто маньяк.
Если посудить, незнакомая рожа с трехдневной щетиной – это явно последнее, что хотела бы видеть Ярослава, когда очнется. Нужно детей привести.
Уйти немедленно, а завтра вернуться с мальчишками.
Просто встать и шагать на выход.
Но я продолжаю сидеть, будто врос задницей в матрас, и смотреть на некогда красивую девушку, которая больше похожа сейчас на мраморную статую, бледную и безжизненную.
Лихорадочно хлопаю рукой по карману, в котором жужжит телефон. Громкая тяжелая мелодия разрывает тишину. Приподнимаюсь, чтобы достать трубку и выключить звук. Но, взглянув на имя контакта, незамедлительно соединяюсь.
Прикрыв динамик ладонью, с опаской кошусь на Ярославу. Вдруг очнется. С одной стороны, это и к лучшему – скорее разберусь с ее делом и ребят верну. Но с другой, испугается же меня.
Однако она не реагирует ни на музыку, ни на шорохи, ни на скрип матраса подо мной. Совсем. Будто не слышит ничего.
– Да, Сергей, уже выяснил что-то?
А вот на голос мой отклик есть. Замечаю, как трепещут ее ресницы и чуть подрагивают веки. Странно: тихо ведь ответил. Может, мне кажется?
На всякий случай отворачиваюсь и перехожу на слабый шепот.
– Выяснил! – довольно гаркает в трубку полицейский, и его слышно на всю палату. Вновь оглядываюсь на Ярославу, но она мирно спит. В тот раз мне точно показалось. – Вспомнил, что у меня в том клубе связи есть, – хвастается гордо.
– Беспорядочные половые? – не могу не поддеть легкомысленного коллегу. Помню, что он ни одной юбки не пропускал. И представительницами древнейшей не брезговал. Вряд ли за год изменился.
– Ой, брось. Связи у меня талантливые. Я с «местной» танцовщицей знаком, – парирует он.
– Называй вещи своими именами. Со стриптизершей? – едва сдерживаю разочарованный вздох. Хотя чему я удивляюсь?
– Не суть. Любишь ты ярлыки навешивать. Зато ты не представляешь, сколько она мне рассказала, – бросает в свое оправдание, но я лишь глаза закатываю. – В общем, так. Солнышко твое она знает.
– Какое к черту «солнышко»? – взрываюсь я.
Ярослава позади дышит чаще. Поднимаюсь с постели и отхожу к двери. Опираюсь плечом о косяк, оказываясь полубоком к Белоснежке. Краем глаза продолжаю следить за ней.
– Ярослава Солнцева. Ее из-за фамилии так все зовут, – поясняет Серега. Но все равно мне это не нравится. Как кличка или сценический псевдоним. – В общем, она действительно работает в том клубе. Неофициально.
– Кем? – сглатываю я, и мой голос срывается, а рука раздраженно сжимает корпус телефона. Так сильно, что он поскрипывает, грозясь пойти трещинами. – Кем она там работает?
– В две смены девчонка пашет, – сообщает полицейский, а я зубами скриплю от того игривого тона, которым он о Ярославе говорит. – Днем поломойкой работает.
– Ты можешь нормально изъясняться? – злюсь из-за его грубости. Хотя коллега всегда таким хамом был. Но именно сейчас терпеть я это не собираюсь.
– Ну, уборщицей. Клуб драит, – делает паузу, и я слышу, как он жует что-то. – А ночью вип кабинки обслуживает…
Замираю. Разворачиваюсь, устало уперевшись спиной в дверь, и совсем иначе смотрю на ту самую миниатюрную девушку без сознания. Милая и невинная на первый взгляд, а на самом деле… Ну и зачем?
– То есть она… – язык не поворачивается озвучить.
– Официантка, – ржет он. Намеренно меня выводит. – Клуб элитный. Если кто посидеть и пообщаться хочет, то для таких компаний закрытые кабинки сделали. Ничего криминального. То, о чем ты подумал, на втором этаже. И «солнышко» туда даже носа не показывает, – насмехается надо мной, а потом добавляет заговорщически: – Признавайся, дело ведь личное? Кто она тебе, а? Иначе не бесился бы так.
– Никто, – отмахиваюсь, а сам взгляда с Ярославы не свожу.
– Ай, ладно, – сдается коллега. – Но, если что, девчонка нормальная. Ей не раз предлагали танцевать. Ну, и не только, сам понимаешь. На второй тоже приглашали. Там доходы – не сравнить с зарплатой уборщицы и официантки. За одну ночь месячную ставку бы взяла. Но отказывалась она. Хоть и двое детей. И нуждается. И администратор давил. Угрожал зарплату не выплатить. Вот только в последний день года деньги ей все-таки отдал за два месяца, – закашливается, подавившись. – Победила она, короче, так и осталась непоколебима.
Усмехаюсь, гордый за маму «подкидышей». Радуют меня такие новости.
Ярослава, оказывается, бойкая. И принципиальная.
– А почему неофициально работает, если не из этих? – недоуменно брови свожу.
– У нее вроде документов нет. Или скрывает. Кстати, моя танцовщица сказала, она и картой не пользуется. Только наличкой. И живет в съемной квартире. В чем там дело, я выясню, но уже завтра, – собирается оборвать звонок. – С наступающим.
– Нет, стоп! На нее напали возле клуба, – повышаю голос. Но Ярослава выдыхает со слабым стоном, вынуждая меня утихнуть. – В затылок ударили. Если это правда, что при ней выручка была, то еще и ограбили. Нужно проверить записи с внешних камер. И администратора прижучить. У меня полномочий нет.
– Полномочий нет, а приказываешь, как раньше, – бурчит Сергей. – Хорошо, я займусь. Только мне заявление надо. Ты Ярославу нашел же? Пусть подаст.
– Не может она, – с тоской поглядываю на бледную статую. – От моего имени напишем.
– Так ты же посторонний, – язвит он. – «Никто». И все такое…
– Придумаем, как сформулировать, – рычу на него.
Девчонке помочь надо, а этот паяц «петросянит». Устал я от его неприкрытого сарказма.
Нервно зажимаю кнопку отключения. Бросаю прощальный взгляд на Ярославу, но та даже не шевелится. Заставляю себя уйти.
В коридоре сталкиваюсь с доктором, который протягивает мне список и рецепт. Лекарства беру в ближайшей аптеке, а вещи решаю купить завтра и привезти, когда девушка очнется. Напоследок запихиваю в карман врачу несколько купюр, чтобы внимательнее к «потеряшке» был. Он отказывается, конечно, но я стремительно покидаю клинику. Чтобы ноги опять предательски не отнесли меня к постели Ярославы.
Когда возвращаюсь в дом Враговых, Коля и Митя уже спят. Для них выделили отдельную комнату на втором этаже. Там же, наверху, уложили и остальной «детский сад», так что в гостиной уже не так шумно. Но друзья сидят за столом, негромко переговариваются, чокаются бокалами.
У меня же праздновать Новый год настроения нет, особенно, когда знаю, что одна незнакомая мне девушка лежит сейчас без сознания в унылых стенах больницы. А ее дети под моим присмотром. И неизвестно, что было бы с ними, если бы бабуля не привела их в наше детективное агентство. Подумать страшно…
Выбираю наиболее подходящий момент, прошу у друзей прощения – и капитулирую наверх. Для меня подготовили свободную спальню, но я уперто иду в детскую. Проверяю пацанов. Поправляю им одеяла, но одергиваю себя: заигрался в Папу Мороза. Пора завязывать.
И все-таки устраиваюсь на диване. С ними в одной комнате. Словно одержимый, пролистываю фотографии Ярославы. У меня нет оправданий, зачем я так поступаю. Нет сил их искать. Просто залипаю в изображения.
Так и засыпаю с телефоном в руке.
А наутро меня будит настойчивый звонок.
– Ярослава Солнцева приходит в себя. Сейчас готовим для нее палату. Приедете? – уточняет врач, но его голос тонет в радостных криках мальчиков.
Коля и Митя запрыгивают на меня, упираются локтями и коленями в грудь, горло, бока, живот, отдавив все, что только можно. Едва не скатываются с дивана, но я их по очереди за шкирку ловлю. Цепляются за меня, обнимают. И орут прямо на ухо:
– Мама! Поедем к маме!
И я не могу им отказать…
Ярослава
Под ногами хрустит битое стекло. Не вижу, но догадываюсь, что это осколки хрустальной вазы, которую впопыхах зацепили и смахнули на пол.
Переступаю через разбросанную одежду, будто забытую в спешке, поддеваю носком смятые джинсы, отодвигая их прочь. Ойкаю, ударившись бедром об открытый ящик комода, но не слышу собственного вскрика.
Пытаюсь осмотреться, однако обзор застилает туманная дымка. Едва не врезаюсь в распахнутую настежь дверцу шкафа. Обхожу ее, заглядываю внутрь. На полках нет вещей.
Отшатываюсь растерянно и разворачиваюсь. Замечаю фоторамку на тумбе. Лежит лицевой стороной вниз. Беру в руки, прищуриваюсь, но изображение плывет.
Пальцы ослабевают – и рамка летит вниз. Бесшумно, будто в вату.
Ее место занимает записка. Текст не прочесть, но я чувствую: там что-то плохое. Уму и сердцу непостижимое.
До ушей доносятся голоса. И плач. Жалобный и тонкий.
Душа рвется на части, разум не верит, тело, словно на воздушной подушке, плывет в сторону звука.
Потому что это важно. Ценно.
При этом дико и невозможно! Неужели можно было так поступить?
Хватаюсь за ручку двери, толкаю ее в панике…
***
Ослепляющая вспышка вызывает острую боль в затылке. Вырывает из сна. Или воспоминаний?..
– Где я? – сипло шепчу. – Пить хочу.
С трудом поднимаю веки и жмурюсь от яркого света. Голова раскалывается. Осматриваю больничную палату, вижу капельницу, трубка от которой тянется к моей руке. Собираюсь привстать.
– Лежите-лежите, – подбегает медсестричка. – Сейчас ваших позовут. Все ждут, когда проснетесь.
– Моих? – хрипло спрашиваю. – Кого?
Пытаюсь вспомнить, что со мной произошло. Но в голове белый шум.
Никаких картинок! Абсолютно. Словно меня не существует.
Я даже не знаю, как меня зовут. Перебираю в мыслях возможные варианты, примеряю на себя. Но как только только нить, связывающая меня с реальностью, становится прочнее, ее будто кто-то нещадно режет ножом. Паника захлестывает разум.
– Ма-ама! Мамочка! – возвращают меня к жизни звонкие детские голоса.
Двое мальчиков подбегают к моей койке, обхватывают меня маленькими ручками, чмокают по очереди в щеку. Оба светловолосые, сероглазые. Напоминают мне кого-то. Но образ мгновенно стирается.
– Мы нашли тебя! – визжит один. Он старше. Улыбка такая красивая. Родная.
– Нахли! – коверкает второй. Маленький совсем, но матрас скрипит жалобно и проседает, когда он упирается в него.
– Так хотели Новый год вместе встретить. Но не успели до полуночи к тебе! – жалуется первый. – Зато все-таки нашли! Успеем подарки под елкой забрать?
Елка? Подарки? Сейчас Новый год? А у меня стойкое ощущение, будто за окном осень. Как в том сне… Хочу встать и взглянуть на улицу. Но каждое движение отдает резью в висках и затылке.
– М-м-м, – постанываю, морщась.
Мальчики отстраняются, чтобы не нанести мне вреда, и от постели отходят. Смотрят на меня обеспокоенно.
– Подарки, – хриплю, – вас дождутся, – киваю импульсивно.
Набираю полные легкие воздуха, надеясь, что кислород освежит мысли. Но вместо этого к горлу подкатывает тошнота. Из последних сил вглядываюсь в лица мальчиков. Напрягаюсь, чтобы вспомнить их, игнорируя боль и помутнение.
Дети аккуратно укладывают свои крохотные ладошки на мою руку. Улыбаются. И в сердце разливается тепло. Родственное… Материнское?
Мои. Мои мальчики!
– Коля, Митя, – сами слетают с уст их имена. Хоть что-то!
Едва не плача, обнимаю сыновей в ответ.
У меня есть дети. Мысль о том, что я не одинока, греет душу. Но чувство странное, будто я упускаю что-то.
– Все готово, – доносится незнакомый мужской голос. Мне он не нравится. Как пенопластом по стеклу. – Сейчас пообщаетесь, но недолго. Чтобы не сильно утомлять. И потом мы перевезем ее в вип палату. Вещи привезли? Ну, сегодня больше ничего не нужно. Если что, медсестра позвонит.
Смотрю поверх детей – и вижу край белого халата. Логично. Я ведь явно в больнице. А пришел ко мне, наверное, мой лечащий врач.
– Да, конечно, – отвечает ему кто-то.
Я вслушиваюсь в грудные бархатные нотки, различаю волнение в тоне, беспокойную вибрацию. И в то же время этот голос обволакивает теплом, дает ощущение безопасности. Кому он принадлежит?
Недоуменно хлопаю ресницами, когда замечаю мужчину в дверях.
Незнакомец собирается сделать шаг, но вдруг замирает, перехватив мой изучающий взгляд. Стоит истуканом, внимательно сканирует меня.
Каждую черточку. Каждую эмоцию. Каждую реакцию.
Чуть прищуривается, лаская взглядом. Добрым, нежным, словно я родная ему.
Наверное, я должна была сразу почувствовать, кто это? Узнать, как детей?
– А это наш Папа Мороз! – радостно объявляют Коля и Митя, оборачиваясь в сторону незнакомца. Кажется, он действительно чем-то на мальчишек похож. Или они на него? Есть общие черты.
Мы с мужчиной вздрагиваем одновременно. Опять пересекаемся взглядами. И у меня воздух выбивает из легких.
– Папа?.. Вы… мой муж? – спрашиваю испуганно, и он заметно напрягается. Молчит, пока я судорожно копаюсь на самых дальних задворках моего сознания, но все напрасно. – Простите, я вас совсем не помню, – выпаливаю прежде, чем успеваю прикусить язык.
Меня ведь примут за сумасшедшую. А мне нельзя подставляться. Иначе мальчиков заберут. В детдом.
Стоп. Откуда эти страхи?
Качаю головой, будто «шкафчики» в воспоминаниями встряхнуть хочу, но получаю в ответ лишь вспышку боли. Такую сильную, что прикрываю глаза, чуть не плача.
– Мамочка, – зовут мальчики.
Кажется, не сдерживаюсь и хнычу. Жалобно. Что со мной? Почему так плохо?
Шаги приближаются. Осторожные. Негромкие. Чтобы не тревожить меня.
– Тише, – одно лишь слово ласкает слух. Успокаивает.
– На сегодня визит окончен, – чеканит врач. Больше всего на свете желаю сейчас, чтобы он замолчал, а вновь заговорил тот родной голос. – Ваша жена слишком слаба.
Мой муж все-таки. Значит, мальчики под присмотром. В надежных руках – на уровне интуиции осознаю это.
О Коле и Мите позаботится…
Как зовут его?
Щеки касается теплая ладонь, потом перемещается к руке, крепко сжимая кисть. Добрый шепот проникает прямиком в голову, но от него не больно. Хоть я и не разбираю больше слов. Все становится не важным.
Слабо выдыхаю, слегка приподнимаю губы в улыбке и, обессиленная, лечу в темноту.
Никита
– При такой сильной травме возможны провалы в памяти. Частичная или даже полная ее потеря, – вещает врач, а я замечаю, как учащается дыхание Ярославы, и подаю ему знак «понизить громкость». – Но то, что пострадавшая вспомнила имена детей, – уже хороший знак. Глядишь, со временем и вас как мужа примет.
Опомнившись, отпускаю руку девушки. Оказывается, все это время я сжимал и поглаживал ее ладонь. Веду себя, как псих. Никогда не замечал за собой подобных наклонностей, но к Ярославе меня будто магнитом притягивает. Дотронуться до нее хочется. Обнять, защитить. Откуда во мне эта патологическая жалость? Или что-то еще?
Закрывать нужно это «дело». И чем быстрее, тем лучше для всех.
– Я не… – собираюсь поспорить с доктором, но кошусь на мальчишек, которые устроились на краю постели рядом с мамой и с грустью всматриваются в ее бледное, умиротворенное лицо.
Если я сейчас признаюсь, что являюсь абсолютно посторонним для них человеком, врач обязан будет уведомить соответствующие органы. Что тогда с пацанами будет? Родственников у них нет, судя по всему. Или тем плевать на детей. Иначе не соседка присматривала бы за Колей и Митей, а кто-то из близких. И уж точно любящие люди не пустили бы малышей на мороз маму искать.
Одни они…
Значит, пацанов ожидает прямая дорога в детский дом. На время, пока Ярослава не придет в себя.
– Сколько ей времени нужно, чтобы восстановиться? – мягко обхожу вопрос о нашем «замужестве». – Когда ее выпишут?
– Около трех недель пациентка пробудет у нас, – шокирует меня врач. – Ну, а что вы хотели, – разводит он руками, словно извиняясь. – Мы должны наблюдать за ней. Так что праздники все она проведет в больнице, но вы сможете ее навещать.
Очередной быстрый взгляд летит в сторону Мити и Коли – и решение приходит самой собой. Не вижу другого пути, кроме как… забрать их к себе.
Позже, когда Ярослава придет в себя, я представлюсь, объясню все, «корочку» покажу, если не поверит. Выпишут – передам ей детей из рук в руки, так сказать, и с чувством выполненного долга вернусь к работе.
Три недели, мать их. Целая вечность. Мне что с мелкими все это время делать? Может, все-таки удастся хоть какую-никакую родню отыскать? Вызвать из другого города?
Но Коля и Митя мне в этом не помощники. Молчат, как партизаны. Вся надежда на Ярославу. Она ведь может раньше хоть какие-то крохи вспомнить? Вот и подскажет, кому я могу ее детей доверить.
Осталось дождаться…
– Когда к ней вернется память? – уточняю я.
– Человеческий мозг – загадка, – увиливает от прямого ответа доктор, и мне определенно не нравится такое начало. – Мы пока не понимаем, насколько все серьезно. Нужно пообщаться с больной ближе. В случае, если у нее все-таки ретроградная амнезия, а это вполне возможно, но никаких прогнозов я давать не могу, – делает паузу, а я невольно изучаю Ярославу. – На восстановление могут уйти недели, месяцы, годы. Она может вспоминать некоторые эпизоды своего прошлого. Или все и сразу. Или… вообще ничего.
– Это лечится? – хрипло спрашиваю, а горло судорогой сводит. – Что делать?
– С вашей стороны необходимы внимание и уход, – пальцем в меня тычет. Собираюсь возмутиться, но осознаю, что он меня считает мужем Ярославы. И поддерживаю легенду. – Часто бывает, что пациента достаточно вернуть в привычную среду обитания – и память сама восстановится. Поэтому в ближайшие дни вы с детьми должны быть рядом и общаться с ней. А после выписки поедете домой, – касается моего плеча, похлопывает успокаивающе. – Вернетесь к обычной жизни. Как было до травмы. Постепенно больной должно стать лучше.
Домой. В обычную жизнь.
Я понятия не имею, как Ярослава жила до травмы. И возвращаться некуда. Квартира-то съемная. За три недели девушку успеют выпереть оттуда – и заселить новых постояльцев.
Ай, к черту! Сделаю то, о чем сто процентов пожалею потом.
– Спасибо, – пожимаю врачу руку и поднимаюсь. – Коля, Митя, – окликаю мальчишек, и они смотрят на меня с надеждой. В самое сердце забираются, ковыряют там что-то затвердевшее. – Поехали домой. Маму завтра навестим еще раз.
***
– Пап-мороз, – пыхтит Коля, пока мы поднимаемся по лестнице, – ты нас одних дома оставишь? – выдыхает он шумно.
От неожиданности резко останавливаюсь, и Митя, которого я за руку все это время вел, влетает мне плечом в бедро. Испуганно кошусь на него, переживая, не сильно ли он ударился. Но малыш так упакован в свой «скафандр», что ему ничего не страшно. Улыбнувшись, треплю его по шапке.
– Давайте ускоримся, – протягиваю руку и Коле, но тот не принимает предложенную помощь. Обходит меня и важно топает к своей квартире.
– Опять одних? – вторит Митя брату и губы дует, но ладонь не вырывает из моей хватки.
– Да с чего вы взяли? – возмущенно голос повышаю.
– В квартиру же нашу приехали, – пожимает плечами Коля, не оборачиваясь.
Догоняю его и спины касаюсь. Похлопываю, как старого друга.
– Конечно. Чтобы сумки собрать. Или вещи вам не нужны? – укоризненно говорю несмышленышам, а они молчат виновато. – А маме?
На самом деле, есть еще причины, почему я здесь. Хочу пообщаться с соседкой или с хозяйкой квартиры, узнать что-то о Ярославе. А также перерыть все вверх дном – и найти хоть какие-то документы.
Если Ярослава не была трудоустроена в клубе, то, скорее всего, и паспорта у нее при себе не было. Возможно, он где-то дома спрятан.
Но об истинных мотивах нашего приезда в квартиру я, конечно же, умалчиваю. Пацанам лучше меньше знать.
– Да, нужны, – соглашается Коля, пока Митя растерянно переводит взгляд с меня на брата и обратно. – А куда мы потом? – не отстает он.
Нет, из него точно полицейский отличный выйдет. Я сейчас себя, словно на допросе, чувствую. С пристрастием.
– У меня поживете, – задумчиво хриплю и делаю еще несколько шагов вверх по лестнице. – Временно, – выпаливаю, не просчитав последствия.
– Что такое «влеменно»? – отзывается Митя и дергает меня за руку. Вопросительно на Колю поглядывает.
– Это как наш папа, – быстро ориентируется тот, а мне разбить что-нибудь хочется в этот момент. Желательно, об голову чудилы, который их бросил.
– А-а-а, – в заметной грустью в голосе тянет Митя и голову опускает, пару раз шмыгнув носом. Надеюсь, он от холода, а не потому что…
Одного взгляда на мелкого хватает, чтобы все осознать.
Черт!
Ну, вот что ребята делают со мной? Какого хрена я вину чувствую вместо их отца? Я их еще и не оставил даже, а они крест на мне поставили.
Как папа, видите ли!
Я помогаю, ношусь с ними. Ночь не спал, маму их искал. А взамен что?
Как папа! Тьху, черт!
Я ведь и предавать их не планирую. Пока Ярослава память себе не вернет, с ними останусь. Потом уже разговаривать будем и "расходиться" по-мирному.
– Я не как ваш папа, – цежу я, не выдержав. Пацаны головы в плечи вжимают от моего грозного тона.
Так, нервы у меня ни к черту. Надо быстрее управиться тут – и домой.
Детей – в ванну, за стол и спать! Мне, в принципе, тоже такой сценарий по душе. За одним исключением – хочу вечером к Ярославе заехать. Всего лишь убедиться, что она в порядке.
– Марьванна ваша, надеюсь, вернулась уже, – рычу, вдавливая кнопку звонка и тарабаня в дверь.
Мальчики молчат. То ли обиделись на меня окончательно, то ли испугались, то ли размышляют о будущем своем. А больно мне.
– Кто? – наконец доносится голос. – Не выбивай двери, иначе полицию вызову! – рявкает бойкая соседка.
– Полиция на месте, – не теряюсь я.
И перед глазком просроченной «ксивой» взмахиваю. Прав был Кузнецов: надо нам в детективном агентстве похожие удостоверения сделать. Пока никаких нет. А ведь без «бумажки» ты, как говорится… не человек, в общем.
– О-ой, – шустро щелкает замком Марья Ивановна. – А что случилось?
– Ключи запасные есть от квартиры, где Солнцевы живут? – киваю на пацанов.
– Н-нет. Но у хозяйки должны быть. Сейчас, – машет головой и мчится к двери на той же лестничной площадке. – Тамара, открывай, – орет что есть мочи. – К Ярославе полиция.
Закатываю глаза и ругаюсь про себя всеми матерными словами. Хотел же аккуратно, но вышло как всегда. Будто маньяка-убийцу ловлю тут, а не девчонку из беды вытащить пытаюсь.
– Что? Кто? – распахивается дверь, и на пороге появляется женщина в махровом халате. – Вот так и знала, что проблемы с ней будут, – ядом брызжет. Заочно мне змеюка не нравится.
– Почему? – холодно чеканю. – Родственники есть у нее? Или… приходил кто, – голос от злости срывается в глухой рык.
Боюсь услышать то, что мне не понравится. Хотя не имею права на необоснованную ревность. Наличие мужика у такой девушки, тем более, одинокой, еще ни о чем плохом не говорит. Молоденькая ведь, ей жизнь свою устраивать надо после ухода супруга-идиота. И это не мое дело.
Не мое. Ага, как же. Руки в кулаки сами сжимаются. Даже Митьку отпускаю, чтобы не сдавить ладошку.
– Нет, мы почти не общались, – испуганно хлопает ресницами Тамара. – В квартире никого постороннего я не замечала. Вот, вы первый.
Ее заявление не должно меня трогать. Но все-таки камень с души срывается и летит вниз.
Первый, значит. Только вот я ей никто…
– Родственники не приезжали, – подключается Марья. – Да у нее и нет их особо. Сестра за границей где-то, родителей нет, а муж… – обрывает фразу, покосившись на детей.
– Объелся груш. Ясно, – отмахиваюсь я. – Так чего же вы на нее наговариваете тогда? Какие проблемы?
– Пф, одна с двумя детьми, – произносит Тамара так, будто это преступление быть матерью. – И пропадает сама днем и ночью где-то. А теперь полиция за ней явилась. Что она натворила?
– Ничего. В больнице Ярослава, – выплевываю я, желая «обелить» девчонку. Честь ее, блин, защитить, хотя зачем это мне…
– Да? Ой. Бедная, – сразу меняет интонацию хозяйка. Однако лицемерием так и прет. – Ну, сейчас открою. Обыск проводить будете? А зачем? – вся превращается в слух.
– Вопросы здесь задаю я, – осекаю чересчур любопытную женщину. Потом будет слухи разносить, а мне такое ни к чему. – Считайте, что я здесь как частное лицо, – все-таки уточняю, чтобы из-за моей самодеятельности у коллег проблем не возникло. – Мы вывезем вещи и освободим квартиру.
Хозяйка сканирует меня внимательно, замечает, как дети ко мне жмутся.
– Все-таки вы… ее мужчина? – делает неправильный вывод. Хотя в нашей ситуации больше нечего думать. – Она мне должна, – спохватывается мгновенно. – За два месяца, – не теряется.
Сомневаюсь, что ей можно верить. Знаю я этих «серых риелторов».
– Без проблем, – ухмыляюсь я. – Договор покажите, по нему оплачу остаток. Вы же официально квартиру сдаете? И самозанятость оформлена? – едва сдерживаю смешок, наблюдая, как кривится лицо Тамары.
Соседка Марья и вовсе скрывается в своей квартире, почуяв неладное. Отлично, меньше свидетелей, сующих свой длинный нос куда не надо.
– Конечно, – врет Тамара и взгляд отводит. Надо бы прислать к ней проверку. – Но искать долго. Да и черт с ними, с деньгами. Такие детки хорошие, – позорно отступает она. – Что же я, не человек вовсе? Мама в беде, а я о деньгах. Забудьте. Вот. Ключи в прихожей на тумбочке оставите, позже заберу.
Вкладывает связку мне в руку, а сама капитулирует в сторону своей квартиры. Дверь захлопывает так громко, что петли трясутся.
– Она плохая, – постановляет Митя.
– Да, выгнать нас обещала, на маму орала, – бурчит Коля. – Вот я бы ее, – еще и кулаком грозит. – Но мама не разрешает мне ругаться.
Маленький, а уже чуть ли не глава семьи. И умный не по годам.
– Правильно делает. Слушайтесь оба маму, – машинально произношу. – Так, показывайте, – первыми впускаю их в квартиру. – Мамина комната где?
– Тут всего одна комната. Вон дверь, – указывает Коля, пока я с Мити шарф и куртку стягиваю.
– Тогда помогите мне вещи собрать, – тянусь к старшему, но он сам молнию расстегивает. – Займитесь своими, а я мамину одежду упакую.
Коля кивает охотно и, поманив брата, направляется в комнату. Деловые оба такие!
Провожаю их взглядом и, погасив лишние эмоции, осматриваюсь: чисто вокруг, убрано. Не то чтобы я ожидал бардака, но по долгу службы готов ко всему. Выдохнув, проверяю шкафчики в коридоре, но ничего в них не нахожу.
Бреду в спальню, где «трудятся» Коля и Митя. Хорошие пацаны, послушные.
Заставляю себя сосредоточиться на том, зачем я здесь. Перерываю постельное, зону под матрасом, подушки, осматриваю стол снизу, вазы внутри. Малышня посматривает на меня с интересом, но вопросов лишних не задает. Подумав, иду в ванную комнату.
Стараюсь игнорировать женское белье на сушилке, но взгляд сам скользит по милому, отнюдь не вульгарному, а нежному, как сама Ярослава, кружеву и хлопку. Внезапно душно становится – я даже ворот рубашки ослабляю.
Нет, все же не так со мной что-то. Хотя ясно, что. Сбой системы и перегрев. Работа бабу не заменит.
Любви я с Миланой нажрался, теперь воротит. В одну из новогодних ночей предложение собирался ей делать, романтик хренов. Но она «обрадовала» меня новостью о скорой свадьбе с Загорским. А вскоре ребенка нашего тайком «убила». «Подарок» под елку мне сделала.
Не-ет, чувства мне больше точно не нужны. Несколько недолгих интрижек – мой максимум. Да и то надоело. Постоянно подвоха жду. А, как коллеги, «перебиваться» легкими девушками я элементарно брезгую. Хоть справку бери, ей-богу, прежде чем в кровать пускать.
Вот и стеклись в итоге мозги вниз. Странно, что произошло это именно сейчас, а не раньше. Накопилось, мать вашу.
Не вовремя! И не по отношению к девушке, которая без сознания в больнице лежит! К матери двоих детей!
Точно псих озабоченный!
Мысленно встряхиваю себя, мозг возвращаю в черепушку. И лезу туда, куда намеревался, – в туалетный бочок.