Вера Зверева
Пепел на твоих губах
Но вот зачем он это делает? Зачем они все это делают? Спасают её вечно от чего-то, от чего не нужно спасать? Кто их просит? Кто их тянет? Может, это у неё внутри встроен какой-то мощный магнит с намотанными на катушку проводами-нервами? Включается без её воли и притягивает совершенно неподходящих для этого людей, а потом не дает им оторваться и спокойно уйти. Или она сама их держит?
– Ты не волнуйся по этому поводу, Вик, – Дима мягко взял её за плечи. Наверное, чтобы она не упала уже наконец на пол и не стала там ползать, умоляя всех оставить её в покое, – мне было не сложно. Я просто хотел немного помочь.
И что все лезут к ней со своей помощью? Где у неё написано, что она ей требуется?
– Спасибо, Дим. Я бы справилась сама. И ты прости, но не надо больше приезжать вот так внезапно, даже, если тебе покажется, что это необходимо. Лучше позвони сначала.
– Я волновался за тебя. Извини, если немного перегнул палку.
Вика собралась с духом и произнесла то, что не хотела бы услышать, будь на его месте сама.
– Мы не на столько близки.
Дима на мгновение замолчал, будто переваривая сказанное. И Вике показалось, что в его взгляде растет как борщевик на солнце горькое разочарование. Ну вот, только не это.
– Я тебя понял, – он кивнул и отвел глаза, сразу найдя на другом конце комнаты что-то важное, что необходимо разглядывать.
– Спасибо тебе за заботу. И за шторы тоже, – она кивнула в сторону карнизов, – но это слишком.
– Ты права, – внезапно согласился он. – Это слишком быстро и прямолинейно. Мне жаль, что я тебя обидел.
– Не обидел, – внутри Виктории всё завибрировало: “добрый вечер, я твоя совесть, вызывала?” Вика проглотила её, – Просто не делай так больше. Не стоит без приглашения врываться в чужую жизнь.
Дима кивнул и промолчал, соглашаясь. Спустя несколько минут он вежливо распрощался и уехал на своей серебристой Шкоде, а Вика задумчиво провожала его взглядом, стоя у окна. Голова была полна мыслями о том, что же за чертовщина начала происходить вокруг неё и что делать с двумя мужчинами, которые навязчиво напрашиваются поселиться у неё в жизни или даже постели.
Самочувствие всё еще было не на высоте, будто накатило внезапное похмелье, но невыносимо захотелось выбраться из дома и проветриться. На заходящее солнце наползли разбавленные мазки облаков, лес перед домом призывно взмахивал кудрявыми зелеными ветвями, выманивая Вику в вечернюю прохладу.
Обдумывая мысль об освежающей вечерней прогулке, Вика собирала посуду со стола. На дне её чашки, под остатками жёлтого отвара виднелся странный осадок. Ну вот, подумала она, доверяй после этого мужчинам чай заваривать, пакетик, что ли порвался? Но вместе с водой в сливной отверстие раковины убежали и эти мысли.
Вика не стала долго собираться, натянула на себя свою спортивную форму для пробежек и отправилась во “внешний мир”, прочь из пропахшей ромашкой и сомнениями квартиры.
Бегать она не стала, просто отправилась спокойным шагом вдоль домов в сторону небольшого парка на другой стороне района. По дороге в её поясной сумке ожил телефон, и первой мыслью было, что это Дима решил ещё раз извиниться или объяснить своё поведение, но это был совсем не он. Это был ещё более неожиданный звонок.
– Привет, пап.
– Привет, солнце. Я не помешал?
– Нет, всё хорошо. Я просто гуляю. Как у тебя дела? Всё хорошо? – спросила она с зарождающимся беспокойством. Отец звонил ей настолько редко, что здесь требовалась очень веская причина для нарушения этого, придуманного им же правила.
– У меня то всё нормально. Я скорей у тебя хотел спросить то же самое.
– У меня? Всё прекрасно, – соврала она.
– Как переезд, уже освоилась?
– Конечно. Мебель расставляю, шторы вот сегодня повесила. Обычная рутина.
– Ну хорошо. Хорошо. А как соседи? Уже познакомились? Хорошие?
Вика мысленно рассмеялась истеричным внутренним голосом. Соседи – просто улёт и отрыв башки!
– Да, вполне нормальные. Не переживай.
– Не бандюки какие-нибудь? У вас там, в Москве, чего только не бывает.
– Да нет, пап. Всё хорошо, – Вика невольно вспомнила их семейное прошлое в Бирюлёво, вот уже есть с чем сравнить. В этом плане Новая Москва пока казалась ей благодатной и тишайшей территорией. Но для папы Москва кончилась в середине нулевых, когда он развелся с мамой и вернулся в Краснодар. Тогда было ещё весело, тут не поспоришь.
– Если тебя это успокоит, то у меня сосед пожарный, – решила Вика избавить отца от ненужных переживаний за неё. Он и так очень многим ей помог за последние месяцы.
– Отлично. Это очень хорошо. Полезно!
Ну да, подумала Вика, сам разожжет, сам потушит. Удобно.
– Ты мне, пап, зубы не заговаривай. Что-то случилось? Что-то с детьми или Таней? – начала напирать Вика, чтобы добиться правды. Может, у его новой жены или их троих детей какие-то проблемы, а он не решается сказать и попросить помощи. – С фермой всё хорошо?
– Да всё нормально, – отмахнулся отец, – я не по этому поводу звоню тебе.
– Точно? Я если что, могу с твоим бизнесом помочь, аналитику тебе проведу, оптимизируем всё, хочешь, бизнес план на следующий год напишу? У меня и по налогам хорошие специалисты есть…
– Подожди, подожди. Всё и так работает. Мне твоя мать звонила.
– Что?
– Сегодня названивала без остановки, пока я трубку не взял. Ты ей так и не сказала?
Вика глубоко вздохнула. Началось.
– Нет. Не сказала.
– Ты не тяни. Она уже психовать начала. Кипишь какой-то поднимает, еле успокоил.
– Ты не рассказал ей ничего?
– Нет, конечно. Я же тебе обещал.
– И не надо. Даже, если опять позвонит, не говори. Я сама с ней разберусь. Она слишком любила Рената, чтобы ему не проболтаться сразу, как узнает.
– Это бывший твой, да?
– Ну да.
– Вот всегда она любила богатеньких, да холёных. Если б я не разорился тогда в Москве, так и сидела бы, помалкивала, – в сердцах папа вспомнил причину их развода. Крах бизнеса и разорение отца в те совсем непростые для них времена стали для матери последней каплей. Она его совсем затерроризировала своими разочарованиями и претензиями, выжила из квартиры, которая досталась ей от матери и вечно понукала тем, что у него теперь ни гроша за душой, а ей приходится их обеспечивать. Он перестал для неё быть мужчиной. Так и разошлись, с криком и битьем посуды. А Вика осталась.
– Давай не будем ворошить прошлое, – попросила она не терзать её и без того шаткую психику.
– Прости. Ты права. Это теперь былое и пусть там и остается. Но тебе придется с ней разобраться. Не откладывай это.
– Да, я знаю.
– Я не за себя прошу. Мне тут всё равно. Я и потерпеть её звонки могу. Или в чёрный список, в конце концов, добавлю. Таню с ребятами не трогает и, слава богу. Но чем дольше ты тянешь, тем больше она твоей кровушки попьет потом.
– Чёрный список и у меня есть, – пошутила Вика. Но папа не одобрил такого отношения.
– Она все же твоя мать. Не хорошо это как-то.
– Ты прав, – Вика вздохнула, соглашаясь с неизбежным. Она её мама, какой бы она не была. Это святое.
– Скажи ей не всю правду, – посоветовал отец, – не говори, где теперь живешь. Ну, чтобы не приехала к тебе.
Вика представила картину, как мама, картинно морща нос, будет ходить по её беспорядочно недообустроеной квартире, и вздрогнула. Нет уж, спасибо. Это выражение брезгливого отвращения на лице ей и так в кошмарах снится.
– Я что-нибудь придумаю. Спасибо, пап, что предупредил. Она не сказала, чего хотела?
– В общих чертах. Спрашивала, не у меня ли ты. Сказала, что ты перестала ей звонить, что у Рената тебя нет, и с работы ты уволилась. Просила сообщить, если вдруг приедешь, – объяснил он. – Но я бы не стал ей говорить, даже если бы приехала.
– Спасибо, – Вика улыбнулась. Папа всегда был на её стороне. Даже спустя столько лет и многие годы молчания.
– Ты, кстати, в гости обещалась. Когда приедешь? Таня и мальчишки, знаешь, как рады будут с тобой познакомиться? Они же только фотографии твои видели.
– Обязательно приеду, но попозже, – попыталась пообещать она почти невозможное, – как только разберусь с делами. Уж больно много всего тут накопилось.
– В августе приезжай. У нас тут хорошо будет. И да, еще одна просьба.
– Какая?
– Не присылай мне больше денег.
– Ну, пап. Я так не могу, – возразила Вика. – Это слишком большая сумма, я не могу принять её просто так и не вернуть.
– Конечно можешь, дочь. Это даже не обсуждается.
– Так нельзя.
– Мне можно. Я твой отец. Я должен тебе помогать. Если я помог единственной дочери купить квартиру, я что ещё и обратно деньги с неё брать буду? Нет, солнце, так дела не делаются. Считай это вкладом в твоё будущее, за то, что я пропустил твоё прошлое и не был рядом, когда был очень нужен.
– Пап.
– Всё! Возражения не принимаются. А если пришлешь, обратно отправлю. Так и знай.
– Спасибо тебе, – на глаза Вики навернулись непрошеные слёзы. Папу она не могла упрекнуть за помощь. Наверное, это был единственный человек, в искренности которого она не сомневалась никогда в жизни. – Это очень много значит для меня.
– Так всё! Давай закончим на этой сопливой ноте. Перезвони мне на следующей неделе и расскажи, чем дело у вас с мамкой закончилось, – отшутился он, подозрительно весело. А ведь и сроки выполнения своего наказа дал. Вот хитрюга.
– Перезвоню. И обязательно приеду к вам, как только смогу.
– Всё. Пока. Я буду скучать, и ждать приезда, как твой верный бородатый Хатико.
Вика рассмеялась. Умеет же он поднять настроение.
– И я очень скучаю. Пока. Поцелуй от меня Таню и мальчишек.
– Обязательно!
Папа разъединил связь, а Вика так и осталась стоять на тротуаре, глупо улыбаясь и купаясь в солнечных воспоминаниях о весёлом бородаче с морщинками вокруг добрых глаз. Его большом и громком мотоцикле, который ненавидела мама и обожала Вика. Об их поездках на нём на дачу на шашлыки, когда они сбегали из дома. О ветре в лицо на большой скорости под орущую музыку группы “Ария” и главном безбашенном хулигане в её жизни, который обожал свою дочурку, дачный огород и свободу.
Теперь он счастлив с новой семьёй, у него своя ферма с полями и коровами, огородами в горизонт и большим загородным домом. Всё как он всегда мечтал. До того, как одна очень красивая московская красавица вскружила ему голову и увезла с собой в столицу, делать из него человека. По маминым понятиям, человеком он не стал, а по мнению Вики, он стал наконец тем, кем хотел всегда быть, и полностью обрел себя.
Вика перелистнула очередную фотографию отца в своем смартфоне и улыбнулась. Хоть у кого-то в жизни всё хорошо. Пусть так будет и дальше. И может быть, стоит воспользоваться его приглашением и сбежать…
Резкий звук заставил её подпрыгнуть и обернуться. От неожиданности аж сердце забилось, а патрульная полицейская машина ещё раз подала свой скрежещуще-крякающий сигнал, чтобы привлечь её внимание. Затем, остановилась у тротуара, где Вика стояла. Вышел один из полицейских в форме.
– Виктория Скворцова? Пройдемте с нами.
Глава 20
Тесный кабинет с одним единственным рабочим столом был больше похож на библиотеку или архив старого советского образца. Две стены занимали стеллажи под самый потолок забитые стопками толстенных картонных папок, каких-то пронумерованных и подписанных от руки, каких-то настолько затёртых, что прочитать на них что-либо было уже невозможно. Пыль «веков» покрывала большую часть бумаг и было совершенно непонятно их назначение в век компьютерных технологий и электронных баз данных. Папки громоздились не только на полках, но и занимали добрую половину подоконника широкого окна, перед которым и стоял письменный стол с компьютером.
Никаких табличек с именем или званием хозяина на столе не было и оставалось только догадываться, кто так сильно желает встречи с Викой и по какому поводу, раз отрядил для этого целую патрульную машину.
Худой и совсем молоденький патрульный стоял в дверях, видимо для того чтобы преградить Вике путь к бегству. Но поводов бежать у неё пока не было. Если к ней были серьезные претензии или был бы повод, она сейчас сидела бы не в кабинете перед пустым пока столом, а за решеткой обезьянника. Она и согласилась то на поездку с полицейскими лишь потому, что была уверена, ей нечего предъявить и не за что задерживать. Поездка вызвала скорей любопытство, чем беспокойство.
Патрульный, стоящий в дверях, на вопросы не отвечал, лишь старательно отводил взгляд, пытаясь смотреть на что угодно, только не на Вику. Зато она смогла рассмотреть его едва пробивающуюся щетину и свежеподбитый глаз, что было даже немного забавно.
За окном уже начинало темнеть, и терпение кончалось даже у Вики. В тот момент, когда она уже собралась покинуть негостеприимное отделение – а кто бы её остановил – в кабинет наконец-то пожаловал его хозяин. Мужчина лет тридцати, в джинсах и светлом поло, с ещё одной картонной папкой в руках, обошел патрульного и махнул ему рукой, отпуская. Тот сразу же ретировался, плотно закрывая за собой дверь кабинета.
– Добрый вечер. Следователь Разумов, извините, что заставил ждать, – поздоровался и представился хозяин кабинета, укладывая папку в стопку на столе. Затем включил монитор компьютера и сразу же уставился в него, что-то читая, судя по движениям глаз.
– Странно, а я думала архивариус, – съязвила Вика, прекрасно понимая, что этот следователь мариновал её здесь умышленно, потому как во взгляде не было не сожалений, ни даже малейшего намека на дружелюбие. Скорей раздражение и неприязнь.
Следователь поднял голубые глаза, но на подколку со стороны Вики реагировать не стал. Если бы не ореол неприязни, он мог бы быть ей симпатичен как человек, подумала Вика, но тот лишь продолжил свой официоз.
– Виктория Скворцова? Проживаете по адресу улица Николаева дом четыре, квартира восемьдесят четыре?
– Проживаю, – согласилась на всё сразу Вика.
– В каких отношениях вы состоите с гражданином Ветровым? – задал он крайне неожиданный для неё вопрос.
– С кем?
– Ветровым Андреем Владимировичем.
Вика замолчала и удивленно моргнула. Это об её Андрее сейчас речь идет? Ну, то есть не «её», а её соседе. Вот оказывается, какая у него фамилия.
– Кто это?
– Проживает по адресу улица Николаева, дом четыре, квартира восемьдесят три.
– Ни в каких отношениях с ним не состою, – Вика постаралась придать лицу максимально нейтральное выражение.
– Зачем вы говорите неправду? – Разумов пристально посмотрел на неё.
– А зачем мне говорить правду? – вернула она упрямый взгляд. Что это за вопросы такие?
Следователь вздохнул, но взгляда не поменял.
– Вам сложно ответить?
– У меня нет ни малейшего повода отвечать на подобные вопросы, потому что это совсем не ваше дело и никаких правонарушений я не совершала. Если у вас, есть какие-то обвинения, то прошу…
– Вас ни в чем не обвиняют, – перебил он её.
– Тогда зачем я здесь?
– Разговор не о вас.
– О гражданине Ветрове мне вам тоже нечего рассказать, – Вика откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Что бы ни натворил Андрей, она на него стучать не собиралась, даже, если бы что-то знала. Впрочем, знать сейчас не особо хотела. Даже скорей боялась, внезапно услышать, что он преступник и теперь через неё полиция хочет добраться до него. Это было бы слишком. В такие игры она играть не собиралась, даже с учетом между ними произошедшего.
– Я всё же хотел бы продолжить разговор.
– Мне не о чем с вами говорить и я имею полное право сейчас встать и уйти отсюда, тем более, что уже ночь на дворе.
– Виктория, я вам не враг…
– Но и не друг. Это что допрос?
– Нет, дознание…
– Есть уголовное дело?
– Да причем тут… – Разумов выходил из себя, чего Вика и добивалась, пусть и не очень осознанно. Он снова раздраженно вдохнул. – Это скорей опрос свидетеля.
– Свидетеля чего, вашей некомпетентности?
– Скворцова! – Следователь хлопнул раскрытой ладонью по столу. – Вот что вы за цирк разводите?
– Это у вас тут цирк. Задаете вопросы, ответы на которые вас не касаются. Объяснить ничего не можете. Мне что-то предъявляете? Нет. Андрей к чем-то виноват? Я не знаю. Наши с ним отношения тут вообще не причем.
– Как раз таки причем! – сквозь зубы почти прорычал Разумов и уставился на Вику суровым взглядом из под бровей.
Вика приподняла вопрошающе брови.
– Так объясните. Незачем пытаться меня как-то запугать или сбить с толку всем этим антуражем, – она обвела руками кабинет.
– Андрей Ветров обвиняется в вандализме, хулиганстве и нападении на сотрудника полиции при исполнении. Это серьезный повод?
– Возможно и так. Но повод ли задерживать при этом меня?
– Да не задержаны вы! Я же говорю, поговорить с вами хочу.
Вика вдруг задумалась и коротко улыбнулась одному небольшому открытию.
– Это он что ли фингал поставил этому вашему? – она кивнула на дверь, где недавно стоял молодой патрульный, – “церберу”.
– А это уже не ваше дело.
– Красиво вышло, – Вика не переставала улыбаться. Но не только от воспоминания об обиженном взгляде подбитого глаза, но и от мысли, что у Андрея хватило смелости залепить оплеуху служителю закона. Хотя, это наверное, всё же должно было заставить её беспокоиться, а не улыбаться.
Разумов задумчиво смотрел на её эмоции, которые не слишком получалось скрывать.
– По моим сведениям, все эти правонарушения были спровоцированы, в том числе, и вашими отношениями с вышеуказанным гражданином.
– Кончайте комедию ломать, – Вика подалась вперед, – вы что говорите мне, что гражданин Ветров поставил вашему патрульному фингал из-за наших с ним отношений? Звучит бредово для правоохранительных органов. Теперь так официальное расследование проводят?
– Это не совсем официально…
– Я в кабинете семейной психологии? – Вика картинно оглянулась по сторонам, – что-то не вижу диплома психолога на вашей стене. Впочем я и стен не вижу.
– Прекратите поясничать.
– Судя по тому, как вы задаете вопросы и тому, что это неофициально, я смею сделать предположение, что у вас с Андреем есть собственные отношения, благодаря которым он сегодня был возвращен домой на вашем такси с мигалками, а не заперт в клетке за нападение.
Ха! Скушал, товарищ следователь, хотелось крикнуть ему в лицо со всей наглостью, на которую она была способна. Вика не просто так получает зарплату, её аналитический мозг всё еще немного варит.
– Зрите в корень, – Разумов оживился, – только в вашем разоблачении учитывайте, что если следователь на стороне Андрея, то вы выходит на другой.
– Это что угроза?
– Это предостережение. Андрей мой друг и я очень многим ему обязан. Мне не очень приятно получать новости о его проблемах, поэтому я пытаюсь их минимизировать.
Вика сжала губы и молча уставилась на Разумова. Сколько бы в ней не было сил строить из себя невозмутимость, сердце билось как сумасшедшее от навалившихся мыслей. Сложно было притянуть даже к самой себе мысль о том, что Андрей ей безразличен. Нет, он не был, и после секса с ним не стал, скорей наоборот. Но вот эмоции при этом оказывались настолько полярными, что между их разной заряженностью скоро начнет искрить.
Сначала она хотела защитить себя, потом защитить Андрея, а теперь оказывается ей надо защищать снова себя, но уже от друга Андрея, который решил покозырять перед ней своей должностью и, похоже, даже надавить для того, чтобы как-то повлиять на их с Андреем отношения. Какие отношения? Этот беспорядочный хаос между: ненавижу, спаси меня, как ты прекрасен, уйди с глаз долой и трахни меня ещё раз?
Хуже всего в этой не радужной и абсурдной картине было то, что все те обвинения, которые Вика навешала ранее на себя – что портит жизнь всем её окружающим мужчинам – теперь подтверждались и этим следователем, и неприятностями в которые попал Андрей. Ей без труда вдруг представилось, как Андрей крушит что-то в гневе, как он разносил свою квартиру, и как полицейские прибывшие разбираться с вандалом отхватывают по лицу. После этого конечно же Андрея скорей всего скрутили и увезли в отделение, где его освобождением и отмазыванием занялся этот Разумов, оказавшийся его другом. А теперь он решил устроить разборки с Викой?
– Андрею предъявлены обвинения?
– Нет. В этот раз.
– У меня к нему нет претензий. Я не понимаю, о чём наш разговор.
– У меня есть претензии к вам, Виктория, – выдал Разумов, – и настоятельная просьба.
– Даже боюсь представить…
– Оставьте его в покое.
– Что?
– То, что вы услышали. Оставьте Ветрова в покое, – Разумов сложил руки на столе перед собой, – я не могу заставить вас переехать или что-то подобное. Но раз уж вы оказались его ближайшей соседкой, то уменьшите с ним контакты до минимума. Желательно до вежливых приветствий в подъезде или, в крайнем случае, при наступлении форс-мажорных обстоятельств. Пожара, например.
Вике ужасно захотелось встать и выйти. Или может быть поставить ещё одному полицейскому синяк под глазом.
– С чего вы вообще решили, что я как-то нарушаю его покой?
– С того, что с момента вашего заселения уже несколько происшествий оказались с вашим участием. Затем они по цепочке начинают вызывать новые, и снова вы мелькаете на горизонте.
– Да что вы несёте? – Вика вскипела внутри. Откуда он может знать хоть какие-то подробности из их с Андреем «контактов».
– Я очень, – Разумов придвинулся ближе, – очень хороший дознаватель. Я всегда докапываюсь до сути вещей. Даже, если эти вещи являются личными делами моего друга. Потому что только так я могу по-настоящему защищать его.
– От чего его нужно защищать? Он выглядит вполне способным не только защитить себя самого, но и других людей. Не он ли выбрал это своей профессиональной деятельностью?
– Вы о его профессиональной деятельности знаете чуть больше, чем ничего. Поэтому не делайте выводов. Если я прошу вас оставить Андрея, то на это есть веские причины. И я рекомендую вас прислушаться к этому доброму совету. К моей просьбе.
– Это больше похоже на угрозу.
– К угрозе я не переходил ещё и надеюсь, это не понадобится, – он снова сел в расслабленную позу, – надеюсь на ваше, Виктория, благоразумие.
Вика резко встала, стул громко скрипнул ножками по полу.
– Я не собираюсь выполнять ваши «просьбы», особенно высказанные таким образом. Мне с вами говорить не о чем, и если у меня с Андреем будут проблемы, то мы решим это между собой. Без посредников и так называемых «друзей».
Она развернулась и решительно направилась к выходу, Разумов тоже резко встал и в последний момент положил руку на дверь, блокируя её.
– Жизнь Андрея было очень сложно вернуть. На это ушло много месяцев и сил людей к нему неравнодушных. Вы же, Вика, сами того не понимая, разрушаете это хрупкое равновесие.
– Я ничего не разрушаю! – Вика дернула ручку двери, но следователь не дал ей и шелохнуться.
– Вместо того, чтобы готовиться к соревнованиям, от которых зависит его карьера, он оказывается в больнице с травмами. Вместо того, чтобы восстанавливаться дома, он полуголый среди ночи разносит строительную площадку, получает новые травмы и нападает на полицейского, вызванного сторожем. И всё это исключительно после контактов с вами, Виктория Скворцова.
Вика взметнула на него яростный взгляд. Лицо Разумова было так близко, что она могла разглядеть его во всех подробностях. Особенно неподдельные эмоции.
– Я не совершала ничего такого, что стоило бы угроз с вашей стороны, следователь Разумов. Друг вы ему или нет.
– Что будет дальше? Он не выйдет на работу? Или выйдет и на очередном пожаре его накроет приступ? – каждое новое слово, как пощечина по лицу Вики, – поставит под угрозу жизнь других людей? Или свою?
– Пустите меня!
– Вы готовы отвечать за его жизнь?
– Откройте дверь!
– Вы готовы взять на себя ответственность? За разрушение того, что не вами было построено? За уничтожение Андрея?
– Я. Ничего. Такого. Не делаю!
– Вы не знаете, через что он прошёл. Вы даже представить себе не сможете, чего ему стоило его возвращение к жизни. Каких потерь! И следующая потеря может стать для него последней. Вы это сможете уяснить?
– Пустите, – Вика не выдерживала этого прессинга. Что он от неё хочет, что он у неё просит? Как такое вообще можно просить другого человека?
– Оставьте его. Слышите? Оставьте или я не оставлю вас, пока вы этого не сделаете!
– Выпустите или я закричу!
– Кричите, – спокойно произнес Разумов, но руку убрал, – не будете первой, кто здесь кричит. Никто не придет.
– Андрей придёт. Не сейчас, так потом. Если узнает, что вы мне устроили.
Разумов усмехнулся.
– Вы так ничего и не поняли, – он отошел от двери, – идите. У вас есть время подумать. Вы девушка умная, университет с отличием закончили, сами всё поймете. Но лучше рано, чем поздно. Уйдете от него до того, как ваша жизнь поменяется безвозвратно, вам же лучше.
И непонятно было, что в его словах заставило Вику внутренне вздрогнуть. Андрей и так поменял её жизнь. Безвозвратно ли? На этот вопрос она ещё не нашла ответа. Или именно в этом состояла угроза Разумова? Это он поменяет безвозвратно жизнь Виктории в случае отказа оставить Андрея в покое? На что он способен и готов ради своего друга? Что он сможет ей сделать?
В коридорах отделения было пусто и тихо, слишком поздно для толпы и суеты, на входе сидел дежурный за высокой стойкой и не обращал ровно никакого внимания на её уход. Разумов не пошёл за ней, ничего больше не сказал в «напутствие», но и того, что уже выдал, с лихвой хватало. Горечь невыносимым тугим комком собиралась в горле и искала выхода. В слезах, в крике, в бессильной ярости? В чём-то очень и очень болезненном для её едва срастающегося от ударов сердца.
Она не была с Андреем. Она не собиралась быть с Андреем. Даже думать об этом не планировала. Не мечтала и не строила планов.
Но мысль о том, чтобы оставить его…
Эта мысль неожиданно для неё самой вдруг превращала столь незначительное, казалось, бы решение в невыносимую и неподъемную задачу. В невозможную. Отрывающую от неё большой окровавленный кусок.
Как можно страдать от мысли потерять то, чего у тебя никогда не было? Того.
На улице было совсем темно, возможно уже близко к полуночи. Впереди ровной серой рекой ползла дорога между домами с почти погасшими окнами. Чуть дальше, где заканчивались мягко-оранжевые уличные фонари, начинался вездесущий чёрный лес. Отделение полиции находилось в соседнем от её жилого комплекса микрорайоне. Возможно, стоило вызвать такси и добраться домой быстро и с комфортом. Но Вике не хотелось этого делать.
Хотелось забраться в самую глухую, темную и страшную чащу, чтобы спрятаться. А точней спрятать себя саму от людей. Подальше и понадежней.
Разумов выжал её досуха, выкачал все оставшиеся силы, на которых она могла бы пройти всю дорогу до дома. Сейчас же хотелось прилечь на асфальт и полежать. Подумать о жизни. Об Андрее и всём, что о нём рассказал невменяемый следователь.
И пугало больше всего не то, что в ней даже на мимолетную секунду не появилось желание последовать “убедительному ультиматуму” Разумова, а то что, проламывающим твердь разума побегом в ней прорастало желание защитить Андрея. Встать между ним и тем, что собиралось его разрушить и причинить боль. Заслонить его собой. От чего угодно.
Нерационально. Неразумно. Необъяснимо.
Головная боль нарастающей волной поднималась из забытых глубин, сужая поле зрения густыми тенями. Вика сжала пальцами виски. Так вот оно что? Это её наказание такое?
Рядом с ней послышался тихий шорох шин, и слева подкатила медленно ползущая патрульная машина, поравнялась с ней и продолжила движение со скоростью самой Вики. Она оглянулась на непрошеного попутчика. В окошко выглянул патрульный с подбитым глазом, сидящий на водительском месте. Напарника его не было.
– Садитесь, я отвезу вас домой.
– Не нужно, – Вика продолжила идти. Патрульный потянулся и приоткрыл ей пассажирскую дверь.
– Садитесь. Пожалуйста. Если я не отвезу вас, он мне голову открутит.
Вика остановилась и машина вместе с ней.
– Кто? Разумов? – патрульный кивнул. Вот чем ему этот несчастный не угодил. Зачем вообще после всех этих угроз, еще и заставлять её подвозить.
– На улице прохладно. Я вас до вашего дома быстро довезу.
Вика колебалась несколько мгновений. Какие еще сюрпризы ей ждать от сегодняшнего дня? Неужели ещё не достаточно?
– Хорошо, – пожалела она патрульного. Он и так пострадавший во всех смыслах.
Она уселась на сидение и захлопнула дверь, машина плавно тронулась и свернула на объездную дорогу, где можно было сократить путь и выехать минуя все светофоры через лес к жилому комплексу.
Несколько минут они ехали молча, и Вика чувствовала себя крайне неуютно. Затем её невольный водитель заговорил.
– Знаете, что я написал в рапорте об этом? – он указал на синяк под глазом.
Вика пожала плечами. Она должна угадать?
– Ветром надуло, – сам ответил он и улыбнулся шутке. Ну конечно, Ветров же ему приложил. Другой вопрос, что именно он хотел этим сказать? Что не выдал Андрея? Не стал на него писать рапорт, чтобы заводить уголовное дело?
– Смешно, – Вика натянуто улыбнулась, не слишком понимая, что от неё хочет добиться этими словами молодой полицейский.
– Я видел, как он работает, – произнес он и выждал реакции Вики на свои слова. Потом продолжил, так и не дождавшись, – я про Ветрова. Немного. Но этого хватило.
– Он же пожарный, а ты в полиции.
– Я в патруле, мы и на пожары выезжаем. А если Прометей, то и Разумов всегда там.
– Прометей? – переспросила Вика. Причём здесь был древнегреческий мифологический персонаж?
– Они так называют сгоревших людей. В смысле пожарные. Когда находят внутри трупы, чёрные как головешка или просто задохнувшиеся в дыму. Просто Прометей. Такое кодовое слово.
Вика поежилась от картин, представших перед её глазами.
– А Разумов тут причем?
– Так в большинстве случаев Прометей с криминалом связан, так часто следы убийств, например, скрыть пытаются. Он следователь, это его работа. Он у нас вообще спец по таким случаям. Поэтому и с пожарными на короткой ноге. Может и с Ветровым так сдружились, он не рассказывает. Знаю только, что он за него кому хочешь голову отгрызет. Говорят, он ему чем-то очень серьезно обязан. В прошлом, конечно же. Если бы это было недавно, кто-то бы да проболтался. А так это тайна, в которую никто из наших не лезет.
– Могу понять почему, познакомилась сегодня с вашим следователем поближе как раз по этой теме.
– Вы не думайте, мы Ветрова сажать не собирались. Мы ему скорей… помочь хотели. Он хороший мужик.
– Звучит забавно от человека, с автографом от него на лице.
– Да нет, – отмахнулся полицейский, – это я под горячую руку, считайте, попал. Он был немного не в себе. Кажется, даже не понял, кого ударил. Вот вы знаете, какой однажды случай был у меня с ним? Я после этого проникся к мужику.
– Какой? – не могла она не испытывать любопытства и не желать узнать об Андрее побольше.
