Вера Эпингер
Надбавка за вредность
– Ну что ты машешь, как мельница крыльями? Дай сюда и иди ко мне, – без задней мысли решила преподать мастер–класс я.
Мужчина встал мне за спину и я, увеличив ремешок щетки, продела в него руку:
– Давай, суй руку, клади на мою. И расслабь! Почувствуй мои движения. Не думай ни о чем. Просто чувствуй. Это легко!
Поняла, что сказанное прозвучало двусмысленно… и вообще не стоило настолько погружаться в процесс, лишь тогда, когда Максим прижался к моей спине и уткнулся носом в шею. Его ладонь сжала сильнее, чем нужно, мою руку. Мужское дыхание щекотало нежную кожу.
– Я понял, – низким хриплым голосом заявил новый знакомый. – Теперь расслабься ты. Проверь, правильно ли я делаю?
Левая рука мужчины вдруг оказалась на моей талии. А правой он действительно начал легко смахивать пыль, как будто делал это тысячу раз. Стоп. Так это он притворялся, чтобы, извините, прижаться ко мне?
– Максим! – зашипела я. – Отойди от меня.
– А то что? – промурлыкал мужчина, как ни в чем не бывало, продолжая управлять моей рукой и чистить бок ахалтекинца.
– Мишку натравлю, – гаркнула я, чувствуя, что происходящее переходит все рамки. Слишком… интимно. И слишком откровенно, хотя ничего такого Максим и не делал. Михмалли как раз недовольно топнул ногой, отгоняя мух.
– Боюсь–боюсь, – рассмеялся этот гад и отстранился.
Дальнейшую чистку закончила я сама. Больше мужчина не вмешивался. Только спиной чувствовала его внимательный изучающий взгляд. Ведь стоило догадаться, что хищник продолжает охоту и вовсе не стал послушным ручным котенком.
Когда выходили на улицу, Максим следовал за мной тенью, как будто делая вид, что его здесь нет. Легко заскочив в седло, отправила жеребца шагать по периметру плаца. К сожалению, кроме нас занималось еще две пары. Мы умело разъезжались друг с другом большую часть времени, пока молоденькая всадница резко не вывернула перед носом Михмалли, подставив круп своей кобылы.
– Осторожно! Предупредила же, что жеребец! – не сдержалась я, осадив буланого. Почувствовала, как золотой конь подо мной напрягся, подобно сжатой пружине. – Ну все, начинается.
Довольно спокойный до этого и полностью контролируемый Мишка вдруг понял, что он не мерин. Он Жеребец. Именно так, с большой буквы. Гортанно заржал и, прижав голову к груди, загарцевал. Конец спокойной тренировке. Чем уж понравилась конкретно эта кобыла Мишке, я не поняла. Но от этого не легче – приходилось постоянно перебирать пальцами повод, привлекая внимание взбудораженного ахалтекинца.
Сидеть на нем стало невыносимо – несмотря на природные мягкие движения, он начал двигаться резко, рывками, накручивая себя, горячась и нервничая.
– Кира! – услышала голос Максима. – У него тут хм… хозяйство встало, – голос у мужчины был странным.
Несмотря на невеселую ситуацию, не смогла не съехидничать:
– Что, завидно?
Не видела реакции Максима, но чуяла, что мне еще аукнется. Впрочем, наплевать. Важнее было успокоить возбужденного донельзя ахалтекинца. А что успокаивает? Правильно! Работа мозга. Вот и заставляла буланого выписываться разные загогулины, менять направление, то замедляться, то ускоряться. Чем больше начинал думать Мишка, тем мягче становились его движения. Успокаивается, выдохнула я. И кобыла – виновница всего – к счастью, покинула плац. Стало повеселее. Я даже смогла сделать несколько кругов спокойного галопа.
Задал же он мне жару. Вот не был бы жеребцом, цены бы ему не было! Но Мишка – конь не простой, а племенной, класса «элита», и Света ни в какую не соглашалась сделать из будущего производителя спортивного мерина.
Посмотрела на наручные часы – два часа! Этот золотой хмырь мурыжил меня два часа! То–то я не чувствую спины и ягодиц… Неужели Максим все еще сидит на трибунах? Обернулась – и правда, сидит, смотрит. Неужели так интересно?
На плацу мы остались одни, и я даже вынула ноги из стремян, болтая ими в воздухе.
– Кира, сядь нормально. Пожалуйста, – напряженно выдал Максим, сжимая челюсти. Да так, что даже желваки выступили.
– Успокойся. Все нормально, – правильно расценила я причину сказанной фразы. Переживает, что жеребец снова начнет ерепениться.
– Мне не нравится, что…
– Макс! – неожиданно для себя сократила имя. – Не начинай, хорошо? Я лучше знаю, что мне можно, а что нет. И вообще. Кто ты такой, чтобы ставить мне условия?
Мужчина одарил меня ледяным взглядом. Угу, задела я его самолюбие. Настойчивость начинала раздражать – ведь я заметила, как сильно Максим походил на Данила. Тоже пытается все контролировать. А я больше так не хочу. Спасибо.
В конюшню топали в тишине. Закончив с Мишкой, пошла в раздевалку. Максим – за мной. Зашли вместе. А что? Пускай, мне не жалко. Все равно переодеваться я была не в состоянии, потому просто решила собрать в сумку чистые вещи. Сняла шлем, распустила волосы, довольно тряхнув светлой гривой и помассировав кожу головы.
– Что у тебя с волосами? – втянув носом воздух, совсем по–змеиному прошипел Максим. – Ты что, рехнулась?
Ну вот. Не понравилось. Только меня это почему–то обрадовало. Может, так и интерес ко мне потеряет? Небрежно повела плечом.
– Не нравится? – задала провокационный вопрос, встав вполоборота к этому змеелюду. Хорошо шипит! Видимо опыт большой.
– Нет, тебе идет, – пошел на попятную русоволосый. – Но зачем? У тебя и так были очень красивые длинные волосы. Кто надоумил тебя перекраситься? Назови мне имя, Кира.
– И что будет? – спросила не без интереса.
– Мозги прочищу этому умнику. Надо же! Испортить такую красоту.
– Ах, испортить? – почему–то обиделась я. – Максим, уйди, пожалуйста. От греха подальше, а. Ну что тебе от меня надо? Чего ты ко мне привязался?
– Черт, Кира, извини, вылетело. Нет, правда, тебе очень идет. Ты изменилась. Но русая была как–то домашнее, милее, нежнее.
Зря он это сказал. Домашнее? А разве можно быть более домашней, чем была я? Значит, не выгляжу сейчас такой «уютной»? Ну и здорово! Это именно тот эффект, которого я хотела добиться!
– А я не хочу быть домашней, – скривилась я. – Спасибо, хватило.
Максим задумчиво хмыкнул, будто делая для себя какие–то выводы. А потом вдруг вышел из раздевалки, кинув:
– Переодевайся скорее и поехали. Я отвезу тебя домой.
– У меня есть машина!
– Есть, – уже через двери согласился он. – Но у тебя спущены колеса. Все четыре.
Простите?
И о каком переодевании могла идти речь? Я вылетела из раздевалки, как ошпаренная, проносясь мимо удивленного Максима, не успевшего остановить меня. На стоянке оказалась быстро – белая японка сиротливо скребла днищем асфальт.
– Ёшкин кот, – едва сдерживая слезы, простонала я. Если мне порезали резину, это будет катастрофой – у меня нет денег на новую. Нервно присела к переднему колесу, вглядываясь, пытаясь найти причину спущенного воздуха.
– Ну слава богу, – уже облегченно добавила, заметив, что с ниппеля скручен колпачок. Видимо отжали острым предметом. На трех других колесах – такая же ерунда. Даже не верилось, что обошлось. Но ошибки быть не могло – колеса спустили специально. Вопрос: кому я перешла дорогу и когда они это сделали?
– Ты чего рванулась? – не торопясь, подошел Максим, чуя, что никуда я от него не денусь. – Всего лишь колеса. Я же сказал, что отвезу тебя.
– Всего лишь колеса? – резко обернулась к нему. – Может, для тебя купить новую резину, как за сигаретами сбегать. Но извини, у меня нет таких денег.
Мужчина вглядывался в мое лицо, как будто не веря, что я говорю правду.
– Тогда я тебя не понимаю, – хохотнул он. – Занимаешься в дорогом конном клубе, но купить новую резину не в состоянии.
– Ах вот ты о чем, – довольно изрекла я.– Ты ошибся, Максим. Я не из этих, – и повела плечом, как будто была уверена, что он меня поймет. – Я не твоего круга. И деньги я не плачу, а всего лишь помогаю знакомой с Мишкой.
Напряженно сжатая челюсть Максима меня не удивила. Ошибся, с кем не бывает? Подумал, что я тоже деньги пачками штампую, а тут оказалось, что перед ним не птица высокого полета. Так, воробей, по забору скачущий.
– Возникает закономерный вопрос: откуда у тебя такая машина? – вызывающе поднятая бровь заставила подавить нервный смешок.
– От верблюда, – хмыкнула.
Меня больше занимал вопрос поиска того поганца, что спустил мне колеса. С тем фактом, что Максим откуда–то узнал об этом, хотя вроде не уходил с трибун, и «по случайности» предложил подвезти, решила разобраться позже.
– Куда ты? – не дал уйти мне далеко мужчина. Вот чего он привязался–то?
– Смотреть запись с камер, – не оборачиваясь, бросила ему в ответ.
– Идем вместе, – мое мнение было Максиму по боку.
– Нет, я иду одна. А ты едешь домой или куда ты там хочешь.
– Я обещал тебя отвезти, Кира, – Максим легонько, но крепко обхватил мою руку своей ладонью, заставляя остановиться. – Я всегда исполняю обещания.
– Отпусти. Руку, – медленно выдала, буравя мужчину взглядом. Но пальцы только крепче сжались на запястье.
– Нет, – ответил он мне точно таким же уверенным взглядом. И долго мы будем играть в гляделки? Грубостью этого парня не отвадить. Значит, надо пытаться действовать мягче.
– Максим, пожалуйста, – прикрыв глаза, прошептала. – Мне больно.
Смотри–ка, подействовала. Максим медленно высвободил мою конечность из своих цепких лап.
– Спасибо, – кивнула я.– Я сейчас посмотрю записи, накачаю колеса и поеду домой. Сама. На своей машине. Одна.
Вот что он опять так удивился? Неужели я и правда создаю впечатление такой кисейной барышни? Или для него понятия «девушка» и «автомобиль» – взаимоисключающие? Должен же был понять, что я не из тех девочек, которые капот с багажником перепутать могут.
– С тобой сложно, Кира, – спустя секунду молчания выдал Максим. – Упертая. Я переживаю за тебя. Помочь мне не сложно.
– Только помощь? – не поверила я.
– Да. Только помощь. И ничего больше. Пока, – легкая улыбка на губах мужчины противоречила сказанным словам. Но ведь понимала, что не отвяжется. Хочет помочь? Пускай. Что–то большее? Нет, не дождется.
К охране заходила, дрожа от нетерпения. Должен же это козленыш был попасться на камеру! Меня выслушали, кивнули, даже признали, что сами не углядели, но клятвенно попросили не оповещать начальство, чтобы им по шапке не попало – все–таки уровень комплекса обязывает. Согласилась – ребята не виноваты. Не уследить же им за всем. Хотя пускай и ответственность они несут. За это даже усадили на стул и всучили в руку кружку с чаем – успокоить нервишки. Вдохнула аромат зеленого травяного напитка и вперилась в экран.
Итак, пакостник великолепно справился. Даже крупным планом на видео попал! Молоденький парнишка, лет пятнадцать, в красной кепке, серой футболке и модных нынче «рваных» джинсах. Украдкой перевела взгляд на Максима – он так же, как и я, внимательно следил за происходящим. Лицо напряжено, задумчив – не похоже, что он причастен.
Парнишка по очереди спустил колеса, отжимая клапан ниппеля перочинным ножичком. Почему его не видели? Как раз вся стоянка была заставлена машинами. А вот камера висела на столбе под таким углом, что дала прекрасный обзор.
– Я его знаю, – вдруг выдал один из охранников.
Мы с Максимом одновременно повернулись к говорившему.
– Этот парнишка вроде как с новой помощницей тренера пришел. С темненькой такой. Он у меня еще спрашивал, когда я на обходе был, что это за машина такая. Извините, Кира Георгиевна, виноват.
– Не виноват, – покачала головой. – Откуда вам знать было, что он не из праздного любопытства интересуется?
– Так это же я подтвердил, что на ней девушка ездит, когда он спросил.
– Вы виноваты, с этим я согласен, – вдруг серьезно выдал Максим. – Но ситуация нестандартная. Вы прежде всего отвечаете за то, чтобы на территорию не проникли посторонние. А то, что кто–то из местных, мог решиться на порчу чужого имущества – даже мне бы в голову не пришло.
Охранник покачал головой.
– Так как вы говорите? С помощницей тренера? Сможете на камере показать?
Показал. Вот же…! Мало того, что клиента чуть не угробила, так еще и решила отомстить за позор. Братца, видимо, своего подначила. Жаль, что они уже уехали. Но раз, фактически, дело рук персонала, то администрацию нужно подключать обязательно. Охрана обещала поставить в известность Левина.
Максим сдержал слово – помог. Точнее, попытался. Я не дала ему и прикоснуться к любимой машине – сама подключила компрессор к прикуривателю, накачала колеса. Жаль, что красивые колпачки с ниппеля утащили – они радужные были, как будто бензиновая лужа. Мужчина сначала сопротивлялся, пытался отобрать компрессор. Мне пришлось даже совсем по–детски убегать от него по стоянке! Практически поймал – но в последний момент я успела ускользнуть из объятий.
Поставив японку на колеса, все–таки сказала:
– Спасибо, Максим. Ты мог быть уже дома.
Русоволосый хмыкнул:
– Сначала спроваживала, а сейчас благодаришь? Странная ты, Кира.
Но надо признать, что Максим так и щурился от удовольствия – льстила ему благодарность.
– Кир, давай будем вести себя как взрослые люди, – сказал он, когда я уже села в машину и завела мотор.
Ожидающе посмотрела на него.
– Ответь, когда я буду звонить. Тебе несложно, мне приятно.
– Посмотрим, – понимая, что пока в самом выгодном положении нахожусь именно я, протянула безразлично. А затем, вторя его вчерашней выходке, резко сорвалась с места, с пробуксовкой и визгом шин.
Посмотрела в боковое зеркало – отскочивший от автомобиля мужчина, сложил руки на груди и провожал меня взглядом.
Один – один, Максим. Может, у тебя создалось обо мне неверное впечатление, но придется тебе считаться и с моим мнением.
Глава пятая
Понедельник – день тяжелый. Особенно в моем случае. После вчерашних выкрутасов Мишки чувствовала себя настоящей клячей. На работу пришлось ехать на автобусе. Загоревшийся значок бензоколонки на приборной панели японки навевал грусть. Хмурилась и погода. Теплые и солнечные выходные сменились промозглыми и дождливыми буднями.
Торопливо шагала в сторону бизнес–центра, то и дело обходя или перепрыгивая лужи. Дождь, ливший всю ночь, превратил город в огромное болото. Ливневые канализации не справлялись, и стремительно пролетающие по проезжей части автомобили норовили обрызгать прохожих с ног до головы.
Проснувшись утром, выглянула в распахнутое настежь окно и глубоко вдохнула свежий пьянящий воздух. Вкусно! Всегда любила аромат озона после дождя.
Облачаться в юбку не стала. Вместо этого натянула прямые, чуть суженные брюки со стрелками, в них заправила белоснежную рубашку с коротким рукавом. Всегда любила интересные элементы в одежде – и в этот раз с блаженной улыбкой накинула на плечи подтяжки от брюк, на шею – женский тоненький галстук. Придирчиво оглядела себя в зеркале – так одеваться с темными волосами почему–то не решалась, а вот в новом образе я выглядела вполне строго, официально и… дразняще. Немного подумав, дополнила картинку свободным пиджаком с рукавами до локтя.
Собиралась долго – видимо изменение цвета волос заставило пересмотреть некоторые моменты собственной внешности, хотелось выглядеть по–особенному, не так, как обычно. Воронцов придраться не должен – костюм темный, рубашка белая, с воротничком, декольте не наблюдается. А то, что расстегнутый пиджак акцентирует внимание на черном галстуке, приковывая взгляд к груди, и ремешках подтяжек – не катастрофа, не так ли? И все равно я выглядела как–то не так. Но как – объяснить не могла.
Каблуки стучали по темному, пропитанному водой асфальту. Волосы, затянутые в конский хвост чуть выше затылка, спускались до талии. Но мне отчаянно хотелось их распустить, укрываясь самым уютным в мире плащом, защищающем от промозглой сырости. За столько лет с длинной гривой отвыкла от обнаженной шеи. Налетающий и касающийся нежной кожи ветер вызывал дрожь и мурашки, скользившие от затылка вдоль по позвоночнику.
Зонт не взяла – и потому, поглядывая на затянутое серой хмарью небо, задумчиво прикусывала губу. Лишь бы снова не ливануло. Не нравились и громовые раскаты, сначала тихие, едва слышные, а теперь играющие только им известную мелодию. Когда закрапали первые капли, я уже юркнула в золотую высотку, высящуюся, словно маяк, указывающий путь кораблям в беснующемся море. Город и правда напоминал полотна Айвазовского.
Маринистов любила моя мама и еще с детства вырезала репродукции их картин с журналов, складывая в особенную папку. Лично мне удалось лишь один раз лицезреть те самые вырезки – для матери они были настоящим сокровищем.
Сквозь прозрачное желтое стекло смотреть на дождь было одно удовольствие.
– Доброе утро, – улыбнулась представителям службы безопасности.
– Вы рано, – поднял на меня глаза секьюрити. – С «Немезиса», да?
– Угадали, – даже не были удивлена я. Я ведь не первая секретарша, которую Воронцов просит приходить пораньше? – Удачного дня вам.
– И вам того же.
В затерянном среди дождей городе каждая частичка тепла на счету. Поднявшись на тридцатый, поняла, что Воронцова еще нет. Иначе бы створка окна возле лифта была бы открыта – в прошлый раз шеф, когда мы оказались в офисе, первым делом сделал именно это.
Интересно, на ночь закрываются ли помещения? Или охраны и камер видео-наблюдения достаточно? Почему–то мне казалось, что нет, не закрываются. Но легкая доступность офисов могла оказаться заблуждением. Иначе вряд ли бы квадратные метры в таких бизнес–центрах стоили бешеные деньги.
Оказавшись в приемной, включила ноутбук. Глазами пробежала ряд разноцветных папок – на корешках наклеена фамилия клиента. Папки расставлены невпопад – еще в первый день заметила, что никакой логики в их стройном ряду нет. Почему бы не разобрать?
Всего – восемь рядов, самый верхний на уровне моей головы. Решила начать с него. Всегда в детстве любила играть в «пятнашки». Вот и сейчас не стала опускать все на пол – заниматься постройками разноцветных хлипких башен или устраивать цветной кавардак на полу не хотела. Действовала проще: меняла папки местами, позабыв о времени.
Недовольное «кхм» застало меня на том моменте, когда я, открыв одно из дел, увлеченно вчитывалась в документы. Не успела обернуться, Воронцов заговорил с такой интонацией, что захотелось провалиться под землю.
– У меня к вам два вопроса: кто вы и что вам здесь надо? – низкий, рокочущий, с гневными нотками голос, от которого из живота поднялась волна страха. Неужели не узнал? – Верните документы на полку.
Послушно поставила папку и, сглотнув вязкую слюну, повернулась к начальнику.
Расширившиеся от удивления серые глаза Воронцова стали мне самой лучшей наградой.
– Кира? Это вы? – Кирилл Романович, напряженно замерший на входе, словно почуявший добычу охотничий пёс, тут же расслабился и откинул черный пиджак на кресло.
– Я, – коротко кивнула, продолжая вполоборота стоять у стеллажей и полок.
– Не ожидал. Кажется, у вас был другой цвет волос.
– Был, – согласилась.
– Хм, – многозначительно выдал начальник и, стоило мне встать ровно, обвел мою фигуру внимательным, долгим взглядом. – Вы сегодня прекрасно выглядите.
Это точно Воронцов?
– Спасибо, – улыбнулась я, откидывая платиновый хвост с плеча за спину.
– Не думал, что у вас такие длинные волосы, – продолжил шокировать меня мужчина.
Я улыбнулась. Происходящее все больше напоминало фарс. Нужно было что–то делать, пока я окончательно не утвердилась в мысли, что моего шефа в выходные украли инопланетяне.
– Кирилл Романович, вы не против? Я начала разбирать папки, расставляя в алфавитном порядке?
– Отличная идея, Кира, – и он стремительно направился к кабинету.
– Кофе? – предложила я.
– Кхм… нет, не надо, – и скрылся у себя, громко хлопнув дверью.
И что сейчас было? Черный пиджак так и остался сиротливо откинутым. Долго смотрела на темную ткань, пытаясь определиться: отнести или не отнести? Воронцов повел себя, мягко говоря, странно. Если его первоначальная реакция, когда он увидел незнакомого человека, роющегося в документах, казалась мне адекватной и закономерной… то вот относительно дальнейшей я и не знала, что подумать. Решила дать время начальнику, чтобы тот привел свои мысли в порядок. А пока снова занялась папками.
Старалась больше в них не заглядывать, хотя было жутко интересно. Там же всё: и процессуальные документы, и копии договоров, и протоколы… Настоящее сокровище!
Перебирая папки, долго продержаться не смогла – дорогой пиджак все время попадал в поле зрения.
– Черти чё и с боку бантик, – неожиданно даже для самой себя пробубнила и осторожно подняла вещь с кресла. А ткань какая мягкая – понятно, за что платят, покупая такие вещи. Пиджак пах Воронцовым. Тем самым парфюмом, который несколько дней назад вскружил мне голову. Интересно, если Кирилл Романович вдруг не найдет вещь на кресле, сильно расстроится? Тихонько рассмеялась от бредовых мыслей, посетивших голову. Нет, нужно бы избавляться от вещички – а то действует она на меня, как наркотик. Опьяняет, кружит голову. А ведь Воронцов – мой начальник, и испытывать никаких желаний – даже прижаться носом к шее и вдыхать его запах – я не должна.
С замирающим сердцем подошла к двери в кабинет Воронцова. Постучалась, чувствуя подкатывающий к горлу ком. Ответа не последовало. Может, что–то случилось? Ведь наверняка с Кириллом Романовичем что–то не то. Может поэтому он и вел себя странно.
Тихонько приоткрыла дверь и заглянула. Кресло за рабочим столом пустовало. Шеф обнаружился на огромном кожаном кресле с высокими подлокотниками, стоящем в левом углу кабинета. Мужчина уютно расположился, утопая в дутой спинке роскошной мебели. Ноги широко расставлены; одна рука небрежно лежит на подлокотнике, вторая – на пряжке ремня. Воронцов спал, чуть повернув голову и прижимаясь щекой к креслу.
Улыбнулась. Не я одна сплю на рабочем месте. Мышцы лица расслаблены, губы чуть приоткрыты. На ангелочка начальник не смахивал, скорее на чертенка, замученного ежедневными пакостями. Странно было видеть строгого Воронцова в таком беззащитном состоянии. У животных совместный сон – показатель доверия. Лошадь никогда не ляжет в присутствии человека, если не доверяет ему. У людей… у людей, пожалуй, тоже.
Стараясь сильно не шуметь, повесила пиджак на спинку офисного кресла и, еще раз обернувшись на притихшего мужчину, тихо претворила за собой дверь. Скорее всего, проснется Воронцов не скоро. Поэтому решила сходить к Лене. Судя по времени, она уже на рабочем месте.
– Приве–е–ет, красотка, – присвистнула подруга, едва заметив меня. – Выглядишь – огонь!
– Да брось, – усмехнулась я. Приятно, черт возьми.
– Город Грехов отдыхает, – подмигнула Лена. – Горячо, чертовски горячо! Воронцов уже видел?
– Видел, – хихикнула. – Он меня не узнал.
Рассказ об утреннем происшествии из моих уст звучал как дешевая пьеска. Но подруга оценила. Делиться тем, что начальник спит, не стала. Я же вообще не должна была это увидеть.
– Кирилл вечером на мальчишник ходил, друг его лучший женится. Так что сегодня сильно зверствовать не будет.
Так вот, в чем дело. Но что–то Ленка скрывает. Слишком уж личико у нее хитрое и глаза сверкают.
– А чего это ты так гаденько ухмыляешься? – облокотилась о ее стол я.
– Знаешь, какая тема мальчишника была? Ты же в курсе, что сейчас у народа бзик на тематические свадьбы и прочую мишуру.
– И? – не выдержала я.
– Чикаго тридцатых годов, Кира.
Я нахмурилась. Что–то знакомое…
– Дремучая! – подмигнула Лена и, нагнувшись, с придыханием прошептала: – Мафия. Гангстеры. Брюки с подтяжками.
Я прижала ладонь к губам, сдерживая смех. Да не может быть!
– Девочки–стриптизерши тоже были с подтяжками. Сначала. Прямо, как ты сейчас.
Сказанное дошло не сразу. А когда дошло… Твою ж… Я испуганно распахнула глаза и тут же засмеялась, хотя нет, заржала. Стыдно–то как! Понятно, почему Воронцов так отреагировал.
– Боже. Мой, – умудрилась выдавить сквозь смех.
– Именно так. У тебя сегодня очень подходящий наряд.
Наш дружный смех привлекал внимание приходящих сотрудников. Волновало ли это нас? Нисколько.
Когда шла к себе, на губах блуждала предвкушающая улыбка. Да–а–а, господин Воронцов, представляю, что вы испытали. Выдержите ли вы этот день? Вот, в чем вопрос.
Я поняла, что спящий шеф – это удобно, когда допивала вторую чашку кофе. Переделала все дела – даже расписание на следующие недели накидала. Позвонила назначенным клиентам, оповестила их о времени встреч и даже еще позанималась папками. Чувствовала себя пчелкой Майей. И самое приятное из всего этого – я могла сама выбирать, чем мне заняться. А выполнив все необходимое, можно было немножко забыть о том, что ты на работе.
Вот я и потягивала кофе, калякая морду Мишки на листе бумаги. Выходило откровенно плохо – никогда не умела рисовать. Но что странно, глаза получались хорошие – живые, с той самой присущей ахалтекинцу хитринкой. Добавив смешной морде залихватский высунутый язык, довольно откинулась на спинку стула. Красота! Хоть сейчас на деннике Михмалли вешай.
Еще через пять минут поняла, что мне стало скучно. Решила позвонить Светке, пожаловаться на Мишку. Ответила на звонок Света после второго гудка.
– Кира, привет! Только собиралась тебе звонить, но подумала, что не стоит.
– Привет, Свет! Вот я и решила тебе набрать, – перекинула волосы на плечо и стала наматывать локон на палец.
– Рассказывай, как вчера съездила?
– Не спрашивай, серьезно, – в моем голосе послышалась обида.
– Что случилось? – тут же посерьезнела Света. – Что–то с тобой? Или с Мишей?
– Со мной. Миша твой – настоящий жеребец!
Знакомая звонко рассмеялась.
– Ты только это поняла?
– Угу. Представляешь, два часа, Света, два гребаных часа я пыталась его успокоить! Такое ощущение, будто он неделю стоял и только сейчас смог напряжение выпустить!
– Так сильно жеребцовал?
– Не просто сильно. Он двигался, как ненормальный. Ты бы знала, как я себя сейчас дерьмово чувствую. Спина и поясница адски ноют, а задница… он отбил мне всю задницу, – доказывая свои слова, чуть застонала.
– Понимаю, Кирусь, – вздохнула Света где–то там. – Но тебе же не привыкать. Ты сколько уже со мной и Мишкой? Не меньше шести лет, так это точно.
Я потянулась, как кошка, изогнув больную поясницу. На самом деле я немного преувеличила – пятую точку отбила не так уж и сильно, но мы давно играли со Светой в игру: кто кого пережалобит.
– Так что в следующий раз я выберу Витю! Сама будешь с Мишей мучиться!
Витя – это второй конь Светы. На этот раз не мечта детства, а серьезное спортивное приобретение. Винтеркайзер – огромный добродушный голландский теплокровный мерин – был привезен Светой из Европы и являлся ее основной лошадью. Именно на нем она прыгала конкура и занимала призовые места, выезжая на соревнования высокого уровня.
– Неее, – протянула Света. – Мишка – твой. Ладно, я побежала, дел – умотаться.
– Давай, пока, – хихикнула я и посмотрела в зеркало, висящее на противоположной стене.
Да так и застыла – в отражении, привалившись к дверному косяку, стоял Воронцов. Смотрел на меня таким странным взглядом – смесь удивления, отвращения и неверия. Скривил губы с легким намеком на ухмылку, а глаза серьезные–серьезные.
Мамочки… а как давно он тут стоит? И главное, сколько он услышал? Ведь разговор двух женщин–конников – это вещь своеобразная. Непосвященным слышатся очень пошлые и непотребные вещи. И судя по начальнику, слышал он весь разговор.
– Кира, – и голос такой проникновенный. – Будьте добры, кофе в мой кабинет. И зайдите сами.
По ощущениям сердце опустилось в пятки. И стучит так гулко–гулко, часто–часто. По телу то ли жар расплылся, то ли холодок пробежал, а может все вместе и одновременно.
– Сейчас, Кирилл Романович, – сухо кивнула я, не разрывая контакта с глазами Воронцова в отражении.
Дождавшись моего кивка, начальник вернулся к себе. Что ты разволновалась, Кирочка, не съест же он тебя. В самом–то деле! Ну, услышал разговор. И что с того? Главное, чтобы сильно не придирался и зарплату платил исправно. А все остальное – мелочи, пережить можно. Встала, оправив брюки на бедрах. Может, снять галстук и подтяжки? Нет, плохая идея. Это будет означать, что я в курсе веселого вечера Воронцова. Попадет Лене за сплетни в офисе. А потому пришлось взять себя в руки.
Кофе–машина выделывалась. Кнопка, отвечающая за количество сахара, перестала срабатывать еще тогда, когда я делала напиток себе. И потому сейчас даже не обратила на нее внимания – все равно Воронцов его без сахара хлещет. Никогда не понимала, как так можно?
Минуты две стояла, держа кулачок практически в миллиметре от двери начальника. Не могла решиться.
– Ни пуха, ни пера, – тихонько прошептала себе под нос и сама же ответила: – К черту!
Тут–тук–тук. Кто там? Это я, почтальон Печкин. Всплывшие в памяти строчки прибавили уверенности.
Подождала несколько мгновений после стука и, нажав ручку, толкнула дверь. Та бесшумно распахнулась, явив мне Воронцова, присевшего на письменный стол и сложившего на груди руки. Начальник снова был в пиджаке. Нет, все–таки надо было оставить сей элегантный и приятно пахнущий предмет гардероба у себя. Замешкалась, чем вызвала неудовольствие шефа.
– Проходите, Кира. Я не кусаюсь, – недовольно закатил глаза Воронцов. – Вы что–то натворили?
Я тут же насупилась и переступила порог, позабыв о собственных сомнениях:
– Нет, с чего вы взяли?
– Так почему идете ко мне, как на эшафот?
– Я не… – вскинулась я.
– Нет, вы выглядите так, как будто я заставлю вас встать на колени, – Воронцов сделал легкую паузу, – и положить голову на пень.
– Зачем? – вылетело раньше, чем я смогла захлопнуть рот. Язык мой – враг мой.
– Чтобы я обезглавил вас, Кира. Это же эшафот.
Хуже того, что я не понимала, шутит он или нет – на лице нет ни намека на смех. Смотрит серьезно, словно действительно приговор выносит. И все–таки я была благодарна за то, что Воронцов умело отвлек меня от снедающих мыслей. Как будто чувствовал, что в голове у меня черт ногу сломит. Решительно подошла к рабочему столу и встала напротив мужчины.
– Вы просили кофе, – напомнила я.
– Просил, – согласился начальник.
Тяжко вздохнула, перевела взгляд с шефа на стол и обратно.
– Можно я поставлю поднос?
– Ставьте, Кира, – хмыкнул Воронцов и чуть–чуть пододвинулся в сторону.
Даже при таком раскладе мне пришлось практически вплотную приблизиться к мужчине. Стол был узким, как будто бы старинным, темно–вишневого цвета. Пыталась посчитать, сколько раз его лакировали, пока находилась в «зоне поражения». Парфюм Воронцова окутывал приятной томной дымкой, но я стоически задерживала дыхание. Выставила чашку на столешницу и забрала поднос, собираясь его унести, но начальник остановил меня, покачав головой.
– Сначала поговорим.
Раз начальство настаивает… Прижала к груди столь необходимую сейчас вещь на манер щита – ладно хоть поднос чистый, а то не хватало еще пятно на блузку посадить. Сесть не предложил. Потому отошла на пару шагов, прижавшись лодыжками к креслу, на котором некоторое время назад сладко спал Воронцов.
