Вера Слабая
Материя моей юности. Сборник рассказов
Тень Логоса
Я просыпаюсь и отрываю желтые корки лимона с ресниц. Глаза саднят от яркого света ламп. С трудом вылезаю из ванны, убираю подушки в раковину. Завтрак из нурофена и зодака в сиропе новопассита, разведённого с пакетиком терафлю. Перед едой впрыскиваю капли в нос, чтобы полнее чувствовать аромат. Умыться мирамистином и скрошить яичную скорлупу на зубную щетку (желтком крашу ногти в цвет шарфика из подсолнухов). Кладу руку на плиту, чтобы желток припекся. Я облизываю палец и пытаюсь понять, куда дует ветер – пыль оседает на севере, значит, полечу на юг, если потороплюсь. Нужно заказать фокусника заранее, а то они любят принять заказ и ехать минут 15.
Откуда летите: Восточная сторона загородного посёлка при городе северного ветра по западу на юг, 30.
Куда летите: юг.
Сначала полёт стоил 100 слез, но я решила подождать, пока цена упадёт. Отлично, еду за 1500 слез – у меня накопились подавленные эмоции. Боюсь испачкать новые туфли из пуха одуванчиков, поэтому выпрыгиваю из дома через окно босиком. Обувь на цепочке из запутанных проводов наушников повисла на шее и качается в такт моим бёдрам. Фокусник в чёрном фраке уже ждёт меня и немного злится за задержку. Нужно будет дать ему пару ругательств на чай. Мужчина достаёт большой крючок для мыльных пузырей и окунает его в пенящуюся жидкость. Он обводит вокруг нас крючком, оставляя за собой след из радужной мыльной пленки, пока пузырь не замкнулся над моей головой. Ветер подхватывает нас и несёт сквозь чёрные провода телефонных столбов. Пока мы летим, я плачу навзрыд, а фокусник прибавляет: «Не держите в себе, вот так, вот так». Добиваю счётчик до 1500, вспоминая последний нашумевший фильм про концлагеря и ужасы нацизма (травмы детства я уже проработала). Наш пузырь начинает цепляться за верхушки деревьев и лопается на моем последнем всхлипе. Вот и прилетели.
⁃ Хуесос, – говорю фокуснику на прощание.
⁃ Меня это закалит, спасибо, – отвечает он мне, и мы вежливо улыбаемся друг другу на прощание.
Нахожу очередь молодых людей примерно моего возраста и социального статуса и встаю в неё. Длинная тропа ног движется в сторону университета. Что-то про рекламу, медицину и кулинарию. Я окликаю девушку позади меня.
⁃ Эй, у тебя не будет лишней тетрадки? А то я купила новую и мне ее жалко.
⁃ Пошла нахуй, – ответила она.
⁃ Сама пошла нахуй.
Девушка осмотрела меня с ног до головы. Вижу, ей понравились мои манеры и пара туфель из пуха одуванчиков.
⁃ Умеешь отстаивать личные границы, мы не поладим. Я нарцисс, а по тебе виден синдром дефицита внимания.
Я молча кивнула. Занятия проходили в душных аудиториях на 300 человек и 500 преподавателей. Я сидела на парне в зелёном берете, покрытым плесенью от сырости. На моих коленях расположилась миниатюрная девушка с потными ягодицами – она скользила по моим коленям и царапала мне кожу бритыми ляжками. Следить сразу за 500 преподавателями сложно, но я справляюсь, делая пометки на бёдрах девушки (чернила ручки скатываются от пота, приходится промокать кожу подолом юбки). Спустя полчаса нам говорят, что завтра экзамен по всем 500 предметам и отпускают домой. Я чувствую стресс, поэтому встаю в новую очередь, ведущую к психологу. Женщина с золотыми ушами говорит мне, что все проблемы из детства. Становится легче. Тут она спрашивает: «Какого числа у вас день рождения?» Я боялась этого вопроса.
⁃ 30 октября, – отвечаю неуверенно, и психолог начинает неодобрительно качать головой.
⁃ Я так и думала. Сатурн в созвездии Скорпиона в тени Логоса… – она недовольно поджала губы, мне стало жутко, – Не пугайтесь, все поправимо. Вам повезло, что я ещё и астролог, веду свои курсы.
Я сразу же после выхода из кабинета побежала к секретарю психолога, чтобы купить ее курс. Как я могла быть такой беспечной и не замечать все это время тени Логоса? Это же все объясняет. Когда деньги упали с карты на счёт женщины с золотыми ушами, я вздыхаю с облегчением.
Ноги немного болят: пятки покрылись корочкой крови, как запечённый сыр на тосте. Весь день ходила без обуви, но зато туфельки из одуванчиков выглядят как новые.
Поход к психологу занял много времени. Пока я добралась до дома, до экзамена оставалось 5 часов. Меня уже начинало клонить в сон. Зайду в магазинчик у дома, куплю что-нибудь бодрящее.
Вывеска «Бар и Га» горела неоном. У входа толпились студенты с красными глазами и конспектами.
⁃ Мне грамм фена, пожалуйста, – говорю я молодому человеку за стойкой.
⁃ Дайсон или Филлипс? – спрашивает он. Его руки были забиты татуировками в виде грязи – коричневые и чёрные кляксы жидкой почвы.
⁃ Можно смесь? – отвечаю я. Грязные руки достали из-под стойки два фена в пленке. Он отрезал длинным ножом два тонких ломтя с каждого устройства и поместил их в блендер.
⁃ Расфасовать сразу по дорожкам?
⁃ Да, пожалуйста.
⁃ Пошла нахер, сейчас сделаю, – говорит он и подмигивает. Не хочу нарушать его личные границы, потому не прошу у него номер. Но в тайне надеюсь, что он абьюзер и сам его попросит у меня.
⁃ Ты, случаем, не из неполноценной семьи? – спрашивает он, пока насыпает тонкие дорожки по контейнерам. У меня побежали мурашки по коже. Чувствую, как щеки наливаются вином под его взглядом, – А то я мог бы ввести тебя в созависимые отношения с твоим комплексом безотцовщины. Побои раз в месяц и постоянная ревность.
⁃ Пиздец, – говорю я и протягиваю ему салфетку со своим номером телефона. Неужели я, наконец, нашла кого-то, кто мне подходит?
На выходе толпа студентов только увеличилась. Когда я прохожу мимо них, слышу, как девушка с малиновой пудрой на щеках говорит своей подруге: «Побои раз в месяц и постоянная ревность! Я сразу дала ему номер». Ревность неприятно кольнула мне в лопатку, сразу захотелось порезать вены. Он ещё и изменщик, какое счастье. Чувствую, что тень Логоса, наконец, отступает – началась светлая полоса. Щипаю себя за щеку, чтобы пролить вино в уголок губ. Пью не спеша и чуть хмелею от ожидания любви.
Подсолнух на шее завял, пока я добралась до квартиры. Решаю отмокнуть вместе с ним в раковине, пока готовлюсь к экзамену. Разворачиваю пакетик с готовой дорожкой фена и снюхиваю ее дырой носа. Сон, как хуем сняло. За три часа заучиваю наизусть 967 книг по 2000 страниц и с легким сердцем отправляюсь на экзамен.
Аудитория воспаленно дрожала от взволнованных студентов. Я споткнулась о чей-то мешок под глазом и упала носом в пол. Из ноздри потекла розовая кровь, разведённая в белом порошке. Фен начал немного отпускать, захотелось есть. Я сгрызла засохший желток с ногтей.
Экзамен шёл 13 часов. Мне достались несложные билеты. Один из вопросов только вызвал трудности: «Скажите семь тысяч комплиментов своему преподавателю». Этот вопрос был в методичке, которую выпускает только наша кафедра. Разумеется, за небольшую плату ее можно приобрести у самого преподавателя. Мужчина с гнилыми усами и мухами на лысине спрашивал строго, но справедливо. На трехтысячном комплименте я запнулась.
⁃ Все, достаточно, – сказал он и хлопнул ладошкой по сиденью рядом с собой. Я села туда, смущенная его просьбой, – Я вижу, что вы девушка сообразительная, но подготовлены не основательно. Методичку нашу не покупали, ясное дело? – Препод провёл желтым языком по своему рту, оставляя кусочки завтрака из творога на кайме губ.
⁃ Когда вы говорили про неё, я чихнула, – тихо шепчу я.
⁃ Что ж, не хочу занижать вам оценку. Давайте я вам подскажу, – тут он берет меня за руку и кладёт ее себе на колено.
⁃ Пиздец.
Я успешно сдаю экзамен и выхожу с дипломом об окончании университета из здания, пропитанного слюнявыми ртами. Телефон в кармане носков неприятно завибрировал. Надеюсь, что это тот парень из «Бар и Ги».
⁃ Получила диплом? – голос матери.
⁃ Да, мам, – я разочарована.
⁃ Ну и когда на работу?
⁃ Ма-а-ам, ну сколько можно? Это всего лишь мой 31-й диплом. Ты же знаешь, меня с таким количеством никуда, кроме кассы, не возьмут. Хватит меня контролировать!
⁃ Тебе уже 43, дорогая, часики-то тикают. Работа – цветы жизни. Заведёшь свою, поймёшь, о чем я.
⁃ Тебя недолюбили в детстве, мама.
⁃ Не подлизывайся, – и бросает трубку.
Тут я замечаю парня с руками, будто бы вымазанными в масле. Он встаёт с бордюра и направляется ко мне.
Сердце больно стучит по горлу.
⁃ Как ты здесь очутился, маньяк? – спрашиваю я бармена.
⁃ Решил проверить, не наврала ли ты про экзамен, чтобы меня отшить.
⁃ Нет, я честно подвергалась харассменту в виде домогательств со стороны преподавателя все 13 часов, – отвечаю я весело, но парень хмурится.
⁃ Красивый препод? – спрашивает он и больно хватает меня за запястье. От счастья хочется плакать.
⁃ Если только ты любишь гнилые яблоки, – мое лицо счастливо жмётся в боли.
⁃ А я похож на гнилое яблоко?
⁃ Ты похож на того, над чьим хером смеялись в школе, – он улыбнулся так, что мне захотелось ударить себя по лицу.
⁃ Хочу контролировать тебя постоянно. Выходи за меня.
⁃ Пиздец.
Очереди, очереди, очереди. Дипломы, творожистые рты. Фен в пакетиках, вино в мешках щёк. Синяки от костяшек мужа. Я не спала пару лет, и вот – получила последний 47 диплом. Устроилась вставляльщиком трубочек в стаканчики с колой в Макдональдс. Казалось бы, жизнь удалась. Мои глаза были вечно полуприкрыты от синих отеков. После 20-часовой смены меня ждал пьяный муж с отходняками от фена и прочей дури. Мне стукнуло 46, я молода и полна сил. Но тень Логоса появилась снова, нависла надо мной чёрным зонтом в ясный день.
Я шла с работы домой в облаке мужского одеколона (скучный секс в подсобке с молодым стажером ради игры на чувствах мужа). Женское счастье – нехитрое дело. Сегодня я вставила 1489 трубочек в стаканчики, это мой новый рекорд. Мои указательные и большие пальцы образуют дыру между подушечками, когда я свожу их вместе.
Мой бармен сидит в прихожей и ножом ковыряет заусенцы на левой руке. Срезает длинный кусок кожи и кладёт над губой (у него плохо растут усы, в отличие от его отца). Я захожу и сажусь ему на колени, подставляя шею, пахнущую другим мужчиной. Он запускает свою большую руку мне в волосы, сжимая их в кулаке, а второй – подносит нож к моему левому соску. Я в приятном возбуждении семейной сцены. Но тут мой бармен роняет нож (он звенит по кафелю холодным лезвием) и крепко сжимает меня в объятиях. Слышу тихий плач, и горячие слёзы заливают мне надключичные ямки. Мне становится не по себе, я засаливаюсь в его слезах и тромбуюсь в петле рук.
⁃ Я так больше не могу, – всхлипывает он и кладёт тёплую соплю мне на ухо.
⁃ Я не понимаю… – а я ведь и правда не понимаю.
⁃ Милая, дорогая, хорошая, лучшая, моя… – он начал осыпать меня поцелуями, такими нежными, что меня начало тошнить.
⁃ Зачем ты так со мной? Что я сделала?
⁃ Я не могу больше притворяться. Меня достало играть этого маскулинного мужлана. Я не люблю пить. Я не люблю тебя бить. Я не люблю курить это дерьмо. Я не люблю говорить тебе злые слова. Я не люблю изменять. Я..я..
⁃ Что я?! – злость накрыла меня волной, начала щипать рёбра.
⁃ Я люблю только тебя, – сказал он и обмяк в тихой капле своей слезы.
Я не выдержала и влепила ему пощечину с такой силой, что вывернула себе запястье. Мой бармен аккуратно взял мою руку и стал целовать синеватые веки в крошке слёз. Он все повторял: «люблю, люблю, люблю». А я кричала на него: «прекрати».
⁃ Да лучше бы ты оказался геем… Изменял бы мне по субботам, помогал выбирать туфли…
⁃ Мы все наладим, любимая. Давай попробуем без ругани, выпивки и дури? Мы все исправим.
⁃ Да! – вдруг вскричала я, – Ну, конечно! Как я сразу не подумала об этом? Помнишь того психолога, к которому я ходила во время учебы?
⁃ Милая, я.. – начал он неуверенно, но я его перебила.
⁃ Она тебя исправит! Она нам поможет, – возбужденно повторяла я, хватая его опухшей ладонью за лицо.
Мой бармен грустно выдохнул и посмотрел на меня так, будто потерял все, что ему дорого в одну секунду. Его руки опустились до грядок с фиалками на первом этаже. «Ты такая красивая, когда синяки сходят, такая красивая…» – сказал он и ушёл в спальню. Я осталась в тени прихожей с засохшими озерками соли на ключицах – в тени Логаса…
Работать вставляльщицей трубочек в Макдональдсе стало невозможно. Коллеги косились на меня, шептались за спиной, обсуждали. Мой бармен стал встречать меня с работы, покупать цветы. Я со стыдом шла с ним за руку по городу, краснея, как надутая гематома.
Пришлось устроиться архитектором в фирму, строящую мосты по всей стране. Меня печатали в газетах и журналах, деньги лились рекой. Я была так несчастна. По ночам, укрывшись банкнотами, усыпанная поцелуями, я плакала, как маленькая девочка, даже не представляя, что могла себя такой когда-либо почувствовать. Все стало иметь вкус, цвета без наркоты не резали глаза, сон давал сны про трубочки и гнилые усы преподавателей. Моя жизнь стала кошмаром наяву.
Одной ночью я просто вызвала фокусника, повесила туфли из пуха одуванчиков на провода наушников, накрасила ногти желтком и вышла в окно. Я летела в радужном пузыре молча, глотая все таблетки, что нашла в заначках. Глаза закрывались, заливались розовой пеной изо рта. Что-то ударило наш пузырь, и он лопнул вместе с моим желудком на тротуар. Я разбилась пухом одуванчиков по темным лужам Логоса.
⁃ Пиздец, – сказал кто-то, проходя мимо моей кляксы.
Нарциссы
Меня отштамповали на постсоветском заводе под руководством института брака в 1998 году. Семья бухгалтера и инженера – плакат с красным фоном и лозунгом желтыми буквами. Я вижу восклицательный знак после своего имени. Вечерами после работы мама перешивала трусы моего старшего брата, чтобы те подошли мне. Она варила рис, который в очередной раз вручили в мешке вместо зарплаты, пока я лежала в коляске на балконе и росла куда-то вглубь простыней. Пухлая масса человека, множащаяся на рисовой каше, вскормленная надеждами. Отец уходил из офиса посреди дня, оставляя пиджак висящим на стуле. Он тайком шёл преподавать информатику в школу в качестве учителя на замену, а потом возвращался на основную работу. Я слышу его тихий шаг сквозь коробочки офиса: он так боится, что его раскроют. Я сплю в манеже в комнате, и кто-то сквозь сон что-то шепчет. «Иди на работу, Вера. Я устала, Вера. Я так устала» – голос мамы, но какой-то старый, не такой звонкий, как на дисках с детскими записями. Я набухаю от риса и вырастаю из трусов брата.
Мне говорят: чтобы не стать дворником, ты должна учиться, ты должна быть лучшей. Большая «Л» ножницами разрезает мои амбиции и стремления. У слова «лучшая» есть тень – она кусками лежит в углах комнаты, пенится слезами от полученного минуса возле цифры 5. Кажется, я любила рисовать и сочинять рассказы. Моя мать мне говорила, что у меня талант, но все это потом – сначала закончи год на одни пятёрки. Рис закончился, меня начали кормить другой личностью. Я ела на завтрак разговоры о том, что я особенная из-за отметки «отл» за контрольную, а на обед – суп из ругательств за четверку по физкультуре. Сначала мне было предначертано стать всемирно известной балериной, потом богатой и успешной бизнесвумен, далее черёд переводчика с мужем-иностранцем. Я ненавидела пуанты, точный счёт и мужчин. Тени в углах комнаты казались мне уже чем-то родным – черный шлейф вел меня домой во тьму, а я глотала ее слезливыми зрачками, как пакмен. У меня тяжелело на сердце от звука поворота ключей в замке.
Я – что-то необыкновенное. У меня талант к рисованию, языкам, математике, танцам. Моя вера в себя была соткана из слов матери, которые говорили мне, что я стою чего-то только там – в ее мечтах, где я не дворник с пятёрками в дневнике. Вера росла без веры. Вера верила кому-то, кто считал ее особенной, кто убеждал ее в этом. Фото на память: девочка, набравшая и скинувшая за год больше 20 кг стоит с красным дипломом за окончание школы. Мама плачет от счастья. Папа улыбается за кадром. Я каждый год с пелёнок задуваю свечи на торте в день рождения и загадываю одно и то же каждый раз: поступить в МГУ. Это была молитва перед сном – закрывая глаза, я чувствую, как жаром обдаёт мои щёки от горящих свеч. Я даже не знала, на кого я хотела поступать: журналист, биолог, филолог, химик.. МГУ был «особенным», «лучшим»– мне только там место. Фантомная гордость раздувалась во мне, и я задыхалась от дыма свечей каждый год, ведь твердила эту мантру про себя, пока воск не зальёт весь торт.
Я тайком писала рассказы: в голове перед сном. Кружевные драконы, парящие в синем небе, разговаривали со мной – защитницей небесных врат. Я бы хотела жить обычной жизнью, но не могла: кто тогда спасёт землю от алых демонов? Все держится на мне, повелительнице драконов, храброй и немного грустной, когда никто не видит. Я часто смотрела на жирные телевизионные провода, разрезающие небо. Если глядеть очень долго, то начинает казаться, что пространство изгибается вглубь этой чёрной полосы, засасывается во тьму. Там и живут алые демоны.
Я стала мечтать постоянно: во сне и наяву. На переменках, идя со школы, делая домашку. И я стала путаться, что реально, а что нет. Мне кричали «лгунья», когда слышали про алых демонов. А я, уставшая после сражения, скручивалась больным комком на полу в своей комнате, чувствуя, что меня предали те, кого я защищала. Мне пришлось уйти в отставку – это очень неблагодарная профессия. Меня ждал МГУ – факультет мгушных наук. Я стала жирной почвой, усеянной нарциссами.
Родители твердили мне, что деньги достаются с трудом. Я должна быть благодарна за то, что у меня есть обувь и еда в холодильнике. По ночам моя тень, отделившись от углов спальни, скользила по кухне и брала с полок то, что она не заслужила. Я воровала печенье родителей в доме родителей – ничего своего я еще не заработала. Мои неблагодарные руки, розовые от стыда, крали конфеты в полусне. Я просыпалась, стоя посреди своей комнаты, усыпанная шоколадными звёздами. Я ложилась в хрустящие от обёрток простыни и сочиняла свою жизнь, чтобы заснуть.
У меня не всегда выходило быть лучшей. Мне приходилось искать лазейки, придумывать маленькие победы. Я считала слова, когда кто-то что-то говорил – загибала пухлые пальчики – 22, 23, 24. Мне задавали вопрос, на который я знала лишь один ответ: 25 слов. Я очень расстраивалась, когда не успевала считать, и просто заканчивала разговор. Мне стало трудно ходить в кинотеатры, ведь там нельзя перемотать фильм на пару секунд назад. Я вела счёт разговорам – мама была права – у меня талант математика. Нарциссы созрели, пора собирать урожай.
Моя первая паническая атака случилась в ночь перед экзаменом по анатомии. Я поняла, что не хочу это знать. Всю ночь мои пальцы сжимали ручку, пишущую рассказы, пока часы не пробили 5 утра. Мои зрачки поймали меня в раме зеркала, а потом вобрали в себя густой чернильной кляксой. Я чувствовала, что падаю тяжелым облаком на пол. Сопревшая гнилая масса лопнула у меня в животе и начала вытекать из пор. Я задыхалась струйками страха, длинными пальцами рвущего мне рот. Мне хотелось кричать: как же страшно. Мне хотелось позвать маму. Мне хотелось, чтобы меня спасли. В голове больным штампом отпечаталось слово «помогите». Кадр на память: девочка, скрученная в спазме, лежит на полу в ванной, тихо мыча. Она кулаком вминает себе зубы, затыкая мокрый рот. Мама через полчаса пожелает удачи на экзамене, а потом не будет разговаривать с ней неделю из-за оценки «неуд». Букет свежих нарциссов воняет в вазе на кухне.
Я поняла, что все ложь. В том, что я повелительница драконов, было больше правды, чем в том, что из меня слепили ожидания родителей. Защитница земли от алых демонов хотя бы говорила моими словами, страдала за свои оборванные мечты. Меня били со всех сторон за неудачу. Выдуманная матерью личность стонала в агонии за то, что у меня не выходит ею быть. Моя мать в истерике сжигала мое «я», поливая меня чувством вины, как керосином. А я бросала в него искру, осознавая, что не знаю, где-кто-что-почему я. Вспышка – атака. На меня нападает повелительница драконов. От запаха нарциссов болит голова.
Мне 22. Я красива и юна. На моих веках лежат блестки – они стекают к пухлым губам, смоченным винной помадой. Мои пальцы перебирают густые гладкие волосы. Я улыбаюсь подруге, которая меня любит. Скоро придут ребята, и будет тусовка, как из подростковых сериалов, которыми я упивалась несколько лет назад. Свежий августовский ветер немного морозит румяные скулы. Я немного озябла, что-то подрагивает внутри. Звонок в дверь – пришли друзья. Поворот ключа в замке – а я на полу: валяюсь скомканная, как грязное белье. В голове одно – помогите. Мне хочется позвать маму…
Нарциссы отцвели, но у меня до сих пор болит голова.
