Вера Русакова
Повесть о родительской любви
Щеглова захлебнулась от злости. Уже стоя в дверях боком к Кристине, один из милиционеров бросил недовольным тоном:
– Зачем ты с ней так? Мать всё-таки…
От возмущения и обиды девушка потеряла дар речи. Только через двадцать минут, выходя из здания прокуратуры, Кристина нашла подходящие слова:
– Она до такой степени мать, что перестала быть человеком.
На остановке автобуса Кристину внезапно пронзила мысль: а что, если и она станет со временем такой же? Девушка содрогнулась от ужаса. Такая участь показалась ей хуже смерти. Стать остервенелой самкой, ненавидеть всех девушек и молодых женщин, тиранить дочь, исступлённо баловать «сыночка», вырастить из неё психопатку, а из него – подонка, потому что у таких мамаш только подонки и вырастают, в лучшем случае – тюфяки. Может, лучше действительно остаться старой девой, не рожать детей… Действительно зачем их рожать – чтобы дочь били одноклассники, оскорбляли все кому не лень, а потом ещё, не дай боже, изнасилуют и скажут, что она сама во всём виновата. А родить сына – значит стыдиться его, знать, что он бьёт слабых (и в первую очередь девочек) и заискивает перед сильными…
Кристина судорожно оглядывала окружающих её людей. Возникают ли у них такие мысли? Или они считают, что всё в порядке вещей? Или просто забыли, как было на самом деле, и верят теперь сладким сказочкам про счастливое детство? Как сказал кто-то из великих: «для счастья надо иметь хорошее здоровье и плохую память»?
А может, она ненормальная? Кристина мысленно повторила свои рассуждения. Нет, она нормальна. Ненормальна страна, где она живёт, и где мужчины и женщины встречаются только как исключения, а как правило – сынки и мамаши. Может, поэтому она и не вышла до двадцати трёх лет замуж?
Автобус проезжал мимо здания, очертаниями напомнившее Кристине Alma mater, и она попыталась переключиться на светлые студенческие воспоминания. Но зловредная память тут же подсунула ей картинку: семнадцатилетняя Кристина, ни жива, ни мертва, сидит в приёмной комиссии среди таких же желторотиков, а полная дама благожелательно вещает:
– Что бы поступить, нужно сдать как минимум два экзамена на пятёрки и один на четвёрку, итого четырнадцать баллов. Впрочем, мальчиков берут и с тринадцатью.
Потом девочки долго доказывали друг другу, что это несправедливо, что девушка, конечно, может выйти замуж и бросить работу, но может и не бросить, а парень тоже вовсе не обязательно будет работать по той специальности, которую получил, а возможно, что он просто косит от армии… Но дамы при этом уже не было, и никто, кроме их самих, их не слушал. «А потом, с горечью подумала Кристина, многие сами позабудут про свои унижения, свои волненья, свои мысли, и сами станут такими, как эта дама, или ещё хуже – такими, как Щеглова». От боли и горечи у неё выступили слёзы на глазах.
Автобус подошёл к нужной остановке.
