Вера Камша
Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб
Глава 8
Талиг. Оллария. Дриксен. Фельсенбург
400 год К.С. 9-й день Весенних Молний
1
Фердинанд не покончил с собой: его придушили подушками и повесили. Пришедший в Багерлее вместе с Мореном гарнизонный капитан пережил бывшего начальника. Он так и ходил в помощниках коменданта, пока не получил тайный приказ, каковой и исполнил умело, тщательно и равнодушно.
Следов не осталось. Никто не видел, как убийца достает из тайника запасные ключи от нужного флигеля. Никто не знал, что они вообще существуют…
Капитан был предусмотрителен и не делал ничего необычного. Он ежедневно после полуночи обходил внутренние дворы, обошел и на этот раз. Спокойно пересек освещенную фонарем площадку, пожурил клюющего носом часового и отправился дальше, ни на миг не задержавшись у стоящего особняком домика. Разбуженный солдат запомнил, как помощник коменданта в привычный час проследовал привычной дорогой, чтобы с нее сойти, когда часовой, проводив взглядом начальство, сунет руку за пазуху, где таилась фляга. Неслышно повернулся ключ, приоткрылась ухоженная дверца. В конце коридора храпел еще один караульщик – его не опоили, он просто пригрелся в полутьме возле остывающей печки. Еще одна дверь, еще один спящий человек, на этот раз нужный… Теперь положить на лицо подушку и чуть придушить: бесчувственного «самоубийцу» проще поднять и перетащить под крюк. Несколько минут на то, чтобы закрепить веревку, повесить тяжелое, еще не мертвое тело, опрокинуть стул и проверить, не осталось ли следов. Не осталось. Теперь запереть двери и продолжить обход, распекая нерадивых солдат и перебрасываясь с дежурными офицерами замечаниями о погоде. Такая обычная ночь…
Мэтр Инголс был великим рассказчиком – нарисованная им картина стояла перед глазами и не желала меркнуть. Ночь смерти Фердинанда. Утро последней и окончательной смерти Альдо. Бывшего сюзерена, которого следовало пристрелить еще в Агарисе, когда затевалась варастийская резня.
– Я не понимаю, – с усилием выговорил Робер, – как вы сумели доказать?
Мэтр Инголс довольно усмехнулся и пощекотал кончиком пальца Клемента. Законник заслуженно гордился успехом, это Роберу было муторно.
– Мне не следовало спрашивать. У каждого искусства свои секреты.
– Несомненно, – Инголс смочил в вине корочку хлеба, припудрил сахаром и протянул его крысейшеству, – но этот секрет я вам раскрою. На случай, если ее величество пожелает узнать подробности, и на случай, если вам понадобится кого-нибудь тайно убить. В последнем лично я глубоко сомневаюсь.
– Я так уже убивал, – непонятно зачем признался Эпинэ.
– Очевидно, при подстрекательстве вашего покойного друга? – нетерпеливо угадал законник, ему явно хотелось продолжить рассказ. – Забудьте и слушайте дальше. Мне облегчило задачу старое знакомство с господином Пертом и его супругой. Очень достойная пара.
– Вы давно их знаете?
– Достаточно. Как адвокату, мне доводилось бывать в Багерлее. Перт принадлежит к тем, кто незаменим, когда все идет гладко, и четырежды незаменим, когда начинаются неприятности. К тому же он всецело предан…
– Своей тюрьме, – припомнил шутку Рокслея Робер.
– Нет, своему отечеству. Это случается и с тюремщиками. Перт пользовался заслуженным доверием Фердинанда. Накануне своей смерти последний просил оградить его от визитов герцога Окделла. Фердинанд с аппетитом поужинал и заказал на следующий день к обеду рыбу и пирог с творогом и черносливом. Совершенно очевидно, что он не собирался умирать и не желал смерти. Осмотр тела ничего не дал, вернее, подтвердил, что король умер в петле. Постель была разобрана, но не смята. Казалось, в ней вообще не спали, и это стало первой уликой. Слуги показали, что Фердинанд успел лечь, и он не стал бы перед смертью взбивать подушки и расправлять простыни. Это сделал убийца: излишне смятая постель могла навести на подозрения, а Фердинанд наверняка елозил руками, пытаясь вывернуться…
Перт был потрясен случившимся, но не растерялся. Он понимал, что короля, а для Перта Фердинанд оставался королем, могли убить только по приказу Альдо. Допрос стражников ничего не дал, разве что комендант окончательно уверился в их откровенности и невиновности. Тогда Перт принялся думать об убийце. Это был кто-то из Багерлее, достаточно сильный, умелый и хладнокровный. Кроме того, он должен был получить приказ извне. В первую очередь под это описание подходил помощник коменданта, появившийся в Багерлее вместе с Мореном, но нельзя было исключать и других. Бесспорным было одно: у душителя имелись копии ключей, которые могли изготовить лишь при Морене и от которых убийца должен был избавиться до обнаружения убийства. Помощник коменданта мог это сделать во время обхода, когда шел привычной дорогой, время от времени показываясь стражникам.
Искать улики и бить тревогу, пока в городе распоряжается узурпатор, Перт не стал, он поступил умнее. Усилил охрану внутренних дворов и приставил надежных людей к тем, кто походил на убийц и имел возможность убить. Следили так, чтобы подозреваемые это заметили. Теперь преступник не рискнул бы уничтожить улики. Комендант не сомневался, что ключи лежат там, где их оставили, и оказался прав. Мы их нашли в водосточном желобе, когда прошли дорогой помощника коменданта от места убийства до комендантского дома. Оставалось связать их с нужным человеком.
– Я уже знаю, что вы правы. – Робер прикрыл ладонями глаза. Не от усталости, просто это стало привычкой. – Но убийца рисковал. Другое дело, вернуться под утро…
– …предварительно прокравшись от комендантского дома до центральных дворов мимо всех постов?
– И все равно я бы не рискнул убивать во время обхода.
– Вы бы и попались сразу, а этого господина с трудом удалось загнать в угол. Будете слушать как?
– Да.
– Сперва его свели со стражником ближайшего после флигеля Фердинанда поста. Солдат показал, что господин капитан выглядел слегка запыхавшимся. Затем настал черед супруги одного из старших смотрителей. Эта дама в Багерлее славится своим легкомыслием. В интересующую нас ночь она отправилась на встречу с любовником. Разумеется, заслышав шаги, она спряталась в одной из ниш, но женщины по своей природе любопытны. Прелестница разглядела, как господин помощник коменданта поднялся на выступ и что-то положил в водосточный желоб. Женщина не поняла смысла увиденного, кроме того, ей не хотелось признаваться в своих похождениях, но госпожа Перт ее уговорила.
– Иногда я начинаю верить в справедливость. – Люра, Морен с Кавендишем, Альдо… Их смерти слишком разбавлены чужими, чтобы считаться возмездием, но гулящая бабенка, оказавшаяся в нужное время в нужном месте… Это и впрямь похоже на вмешательство провидения.
– В справедливость не верят, ей служат, а верить следует в разум. У нас были убийство, убийца и ключи в водостоке. Не хватало только свидетеля, и я узнал у госпожи Перт, кто бегает ночами по Багерлее. Красотка ничего не видела – видели ее, и этого было достаточно. Дальше все пошло как по маслу. Женщина, не желая разглашения собственных тайн, охотно согласилась «опознать» убийцу, а тот оказался легковерным. Особенно оказавшись перед выбором: остаться в кабинете коменданта или же спуститься в хорошо ему знакомый подвал.
– А если это не он?
– Он, герцог, он. Я не имею обыкновения доверять чужим словам, даже самым своевременным и удобным. Капитан знает то, что может знать лишь убийца. Его показания надлежащим образом записаны и заверены. К ним приложены ключи и два «Полных прощения», подписанных Альдо Раканом. Первое дано в день отставки Морена, второе – во второй день Весенних Ветров, что само по себе является уликой.
2
Удрать от сестер было нетрудно, но это мало что меняло. После отъезда Гудрун Руппи оставляли одного лишь в спальне, да и то под дверью всю ночь болтались слуги. Лейтенант не представлял, что накатило на маму, вернее, представлял, но это было слишком глупо и недостойно «волшебницы Фельсенбурга». Проклятье, это было глупо и недостойно даже жены буфетчика!
Молодой человек подавил желание кусаться и поднял скатившийся с колен сестрицы золотистый клубочек. Агата даже не улыбнулась, Дебора гордо сунула за щеку леденец – обе были в сговоре и дулись на брата из-за отложенной поездки. Подошел красноглазый Генрих, молча передал два письма, зевнул и убрался, загребая ногами скошенную поутру траву. Руппи с трудом сдержал вертящуюся на языке гадость – Генрих ползал, как привидение, потому что ночами сторожил наследника фамилии. Можно подумать, моряку нужны двери и лестницы! Захоти Руппи отправиться на прогулку, он бы воспользовался дымоходом или окном гардеробной.
Осознание того, что вопреки уверенности домочадцев он отнюдь не в клетке, и удерживало лейтенанта от бунта. До поры до времени. Руппи каждое утро клялся не замечать дрожащих маминых губ и «чужого», слишком ровного голоса. И выдерживал. Просить прощения было не за что, а любой разговор окончился бы слезами и выдавленными обещаниями, которые пришлось бы нарушить.
Руперт фок Фельсенбург не собирался замуровывать себя в розовой пещерке, но ощущать себя извергом было еще гаже, чем собакой на сворке. Если б не память «Ноордкроне», он бы сдался и пополз утешать, заверять, отрекаться, а так… Хотите следить – следите. Он читает письма, а после обеда, как всегда, займется медициной. Он совершенно спокоен и думает о большом круге кровообра-щения, а не о том, что через час садиться за общий стол и поддерживать разговор об ирисах, погоде и достоинствах блюд, у которых последние дни вообще нет вкуса.
Лейтенант опустился на украшенную венками скамейку и, чувствуя неприязненный взгляд сестер, открыл первый футляр. Герцог Альберт коротко сообщал сыну, что приедет после Коронного совета,[3] и велел до его возвращения не покидать замок. Бабушка была откровенней.
«…я написала своей дочери, что вам всем следует оставаться в Фельсенбурге. Этого достаточно, чтобы ее осчастливить, но у Вас больше соображения, чем у переевшей незабудок косули. Насколько я понимаю, Вы не склонны исполнять приказы, если они Вас не устраивают, что немало заботит Вашего непосредственного начальника. Меня это свойство Вашего характера скорее радует, поэтому я отдаю Вам предпочтение перед прочими своими внуками.
Надеюсь, Вы понимаете, что обзавелись очень неприятным врагом, к счастью обладающим деревянной башкой. Я ничего не поняла из объяснений своей бестолковой дочери и не верю ни единому слову Гудрун, но это сейчас и не важно. Ваша лопающаяся от избытка соков двоюродная тетка, как и следовало от нее ожидать, взъелась на Вас и брата Вашего отца. Дайте ей время успокоиться, эта дура не умеет злиться долго, скоро она поймет, что выставляет себя на посмешище, и замолчит. Если же нет, придется надеть ей браслет, но герцогиней Фельсенбург Гудрун не бывать. В крайнем случае она получит Мартина, благо лосихи ему не в диковинку.
Передайте Агате и Деборе, что им придется вышить еще несколько покрывал. Я не могу сейчас тратить время на войны с оскорбленной коровой и нежелательными женихами, но было бы неплохо, если б Вы рассказали сестрам о Вашем пребывании в Талиге. Девицы на выданье должны видеть дальше горных елок. Остальное с Вами обсудит отец как глава дома и мужчина, хотя в последнем я порой сомневаюсь. Альберту Фельсенбургу, будь он мужчиной, следовало бы командовать армией, а не пестовать страхи своей жены.
Надеюсь на Ваше благоразумие. Сомнений в остальных Ваших качествах у меня нет.
Благосклонная к Вам Элиза фок Штарквинд».
3
Мэтр Инголс наскоро погладил Клемента и откланялся. Законнику предстоял регентский совет, Роберу тоже, но сперва надо было сказать сестре, что она в который раз оказалась права.
Робер извлек из корзинки с хлебцами его крысейшество и водрузил на плечо. Легче стало, но не слишком. Вино тоже не поможет…
– Данжа![4] – произнес по-бирисски Робер, вспоминая чужое небо и чужие смерти. Первые смерти, посеянные Альдо ради мыльного пузыря по имени Золотая Анаксия.
– Монсеньор, – доложил болтавшийся в прихожей Сэц-Ариж, – генерал Карваль.
– Давай его сюда…
Хоть что-то раз в жизни случилось вовремя.
– Монсеньор, что с вами?
– Налейте вина, Никола. И себе тоже. Я приказываю.
– Монсеньор, произошло что-то дурное?
– Мэтр Инголс отыскал доказательства. Фердинанда убили по приказу Альдо Ракана.
– Да, я слышал. – Маленький генерал явно ни кошки не понимал в чувствах начальства. – Все было так, как предполагала ее величество.
– Мне сейчас с ней говорить… Катари должна все узнать до регентского совета. Никола, я помню, что вы думали об Альдо и о нашей с ним дружбе… Так вот, я с вами согласен. Полностью. С вами, с Левием, с Дугласом… Леворукий, да наливайте же!
– Сейчас. Монсеньор, я не думал, что убийство его величества так изменит ваше мнение о Ракане. Узурпатор неоднократно сожалел о том, что после появления Алвы вы остановили казнь. Он поступил последовательно, только и всего.
– Я понимаю, что выгляжу болваном. Дело не в убийстве, не только в убийстве… Альдо заставил нас поверить, что Фердинанд это сделал сам. Я – ладно, я Оллара не любил, и я и так по горло в крови, но для Катари самоубийство – смертный грех. По своей несчастной привычке во всем винить себя она могла решить, что невольно подтолкнула мужа… А с Диконом еще гаже! Альдо убедил дуралея, что все вышло из-за их с Фердинандом ссоры…
– Ваше вино, монсеньор. Вы не станете возражать, если я передам Джереми Бича на попечение коменданта Перта? Поганец будет полезен во время суда над Манриками, а в Багерлее людей Морена больше нет.
– Передавайте. – Дику Карваль сочувствовать не станет, в лучшем случае промолчит. Красноречиво. – Никола, вы ведь пришли о чем-то доложить? Ну так докладывайте.
– Вернулся Дювье. Монсеньор, мы ошибались. На Надорском тракте нет мародеров. Это опять землетрясение. Разрушены мосты через Лукк, кроме того, в предгорьях Надор случился сильный оползень. Судя по всему, дорог на северо-восток больше нет.
– Люди?!
– Вроде бы ушли. По крайней мере те, что жили на нашем берегу Лукка. Собаки предупредили и зверье. Оно бежало, не обращая внимания ни на людей, ни друг на друга. Волки, косули, кабаны, лисы, зайцы… Все вместе, как от лесного пожара. Народ понял и снялся с места. Те, кто пошел на юг, скоро будут у Кольца, но там им делать нечего – ни жилья, ни работы, ни запасов. Боюсь, беженцы потянутся в Олларию. Надо же им куда-то идти.
– Доло́жите на совете… Подумаем, куда их девать…
– И чем кормить, – подсказал Никола. – Монсеньор, нужно поторопить регента и послать к Дораку. Он не должен рассчитывать на наше продовольствие.
– Вернее, нам потребуется его продовольствие. – Робер снял с плеча возмущенного – еще бы, оторвали от еды, а теперь – вон?! – крыса. – Что ж, будем побираться. Никола, вам не кажется, что мы тонем и чем больше дергаемся, тем сильнее увязаем?
– Нет, монсеньор, мне кажется, мы выбираемся. Вот после появления Ракана… Мы даже не тонули, нас подхватило и понесло, как какую-то солому. Мне это очень не нравилось.
– Я видел. Будет глупо, если мы так и не выпьем. Берите бокал, барон Карваль. Ваш тост.
– Здоровье ее величества.
Глава 9
Дриксен. Фельсенбург. Талиг. Оллария
400 год К.С. 9-й день Весенних Молний
1
Зубрить в библиотеке и не думать о Гудрун не получалось, и Руппи перебрался со своей медициной на балкон Ручейной башни. Здесь ему никто не мешал, ну, или почти никто… Лейтенант торопливо перевернул страницу, скрывая от непрошеных гостей картинку с человеком без кожи, но явились не сестрицы и даже не Генрих, а дядя Мартин, с которым Руппи теперь здоровался и то с трудом.
– Ну ты и забрался, – посетовал дядя. – Крылья отращиваешь?
– Почему бы и нет? – Молодой человек перевел взгляд на вспоровшего синеву стрижа. Летать во сне будущему герцогу доводилось не раз, это были восхитительные сны, но в жизни как-то не тянуло.
– Леворукий знает что… – проворчал Мартин. – Даже не знаю… Нет, Альберт должен был жениться, иначе его наследником остался бы я, и жениться пришлось бы уже мне…
Охотник замолчал, подбирая слова. Начало вышло многообещающим: Мартин брался рассуждать о своей женитьбе, лишь затевая нечто необычное и требующее подготовки. Например, охоту в Седых землях, обошедшуюся Фельсенбургам во столько же, во сколько кесарю обходится линеал. И принесшую, ко всеобщему удивлению, изрядную выгоду.
– Даже не знаю… – Мартин требовательно взглянул на племянника. – Лотта меня, если что, затопчет. У ланей острые копытца, а уж эта всем ланям лань!
– Ты опять бросил во дворе что-то окровавленное? – предположил Руппи. – Знаешь же, мама боится мертвых зверей.
– До Осеннего Излома охоты нет, – с укоризной напомнил дядя. – Я ездил в Шек и встретил там одного парня… Он искал тебя, но нарвался на Генриха. Тот наврал, что ты уехал в Верхний Фельсенбург и вернешься не раньше чем через месяц, но малый оказался не промах и вцепился в меня.
– Он назвался? Можешь его описать?!
– Премьер-лейтенант флота. Очень настойчивый и недоверчивый. Постарше тебя лет на пять… Рыжий как морковка, на левом ухе – шрам. Уверяет, что ты его помнишь.
– Помню, это Диц. Он был адъютантом Олафа до меня… Я должен его увидеть!
– Диц, – задумчиво повторил дядя. – Хельмут Диц, да, так он и представился. Он передал тебе письмо. И я взял. Даже не знаю…
– Оно у тебя?!
– Да… Говорю же, Лотта меня затопчет.
– Не затопчет, застрелит. Из твоей же аркебузы и бросит во дворе. Где письмо?
…Знакомый почерк, по-прежнему ровный и четкий. Беспокойство о здоровье. Восхищение герцогиней Штарквинд. Уверенность в том, что два предыдущих письма пропали. Понимание того, почему так случилось. Извинения за то, что Диц проявит невежливость и будет настаивать на личной встрече. Руперту не следует волноваться – кесарь знает, кому обязан потерей Западного флота, но возникли непредвиденные обстоятельства, которые адмирал должен обсудить со своим адъютантом лично. Крайне желательно сделать это до того, как Руперт увидится с отцом, по словам герцогини выезжающим в Фельсенбург сразу же после Коронного совета. Не менее важно, чтобы о встрече, до того как она состоится, не знал никто, кроме двоих адъютантов – прошлого и нынешнего. Встретиться лучше в тихом месте на окраине Шека или, в крайнем случае, поблизости от города. Руперт знает окрестности, поэтому выбор места за ним, но изменить время не получится – Кальдмеер появится в ночь с десятого на одиннадцатый день Весенних Молний. Диц проводит адмирала на условленное место и проследит, чтобы собеседникам не помешали.
– Дядя, почему Хельмут отдал тебе письмо? Что ты ему сказал? Что ты на самом деле сказал?
– Даже не знаю… Что в замок его не пустят, а если пустят, наедине вас не оставят, но я на вашей стороне. В твои годы самое время служить кесарю и приличному начальству, а юбки обойдутся. Для материнской – поздно, для жениной – рано… Этот Диц ждет ответа, я обещал привезти.
– Дядя!
– Я тоже ходил в адъютантах, – напомнил Мартин. – Фельдмаршал был мной доволен, потом он поймал пулю, и нам подсунули Бруно… После старины Ади – эту недодоенную корову!.. Брр!
– Олаф хочет видеть меня послезавтра ночью, – пресек поток воспоминаний Руперт, – потом ему нужно в Эйнрехт: ожидающий суда не должен покидать столицу без ведома кесаря… В замке нам нельзя… Давай у Форелевой…
– Обалдел? – ласково предположил охотник. – У текучей воды по ночам девицы стадами бродят. Лягушатник зацвел.
Ну и болван же он! Забыть о дурацком девчоночьем поверье, а ведь Агата с утра вытащила у Деборы из-под подушки несчастный цветочек и сунула в куртку Генриху. Слез было…
– Твой Кальдмеер наших краев не знает, – напомнил Мартин, – а плутать в темноте по лощинам – дело гнусное, да и некогда ему. Быстро переговорили – и назад.
– Я помню. – Удрать тайком не выйдет – лошадь через стену не перебросишь, а пешком – далеко. Нужен сообщник… – Мартин, давай отправимся куда-нибудь вместе. Иначе мне не выбраться.
– Съездим, – с ходу согласился бывший адъютант. – Давай решать куда. Адмирал цур зее – не девица, ему по росе бегать не по чину, да и заметить могут. Даже не знаю… Может, у Осенних боен? Там по ночам сейчас никого.
Лучше не придумать! Бойни у самой дороги, если из Шека повернуть к Фельсенбургу, мимо не проедешь. Ну, отстал немного, задержался. Ровно на столько, чтобы поговорить.
– Спасибо, Мартин, – от души поблагодарил Руппи. – У боен ты поедешь вперед, а я тебя догоню…
– Кошки с две! – Дядя скривился, словно раскусил зеленое яблоко. – Одного я тебя не оставлю, не надейся, да и Лотта тебя без овчарки не пустит… Леворукий, как хорошо, что женился Альберт, а не я!
– Подожди, – утешил Руппи и отчего-то хихикнул. – Еще женишься. На Гудрун. Тебе больше пятьдесят, чем шестьдесят, а ей всего-то тридцать один.
Такой смеси бешенства и… блаженства на дядиной физиономии Руперт еще не наблюдал.
