Вера Александровна Петрук
Стальная
Неизвестно к чему вывел бы этот разговор с ИскИном, но тут рубка оживилась, замигала и запищала – пришел ответ с базы.
Запыхавшаяся Искра, выполнив сто пятьдесят отжиманий, вернулась в кресло, радуясь, что обратной связи не будет. Маша, конечно, доложит о ее взвинченном состоянии, зато у Искры будет время подумать и самостоятельно в себе разобраться. Может, то был всего лишь яд, и, если он до сих пор ее не вырубил, значит, у нее были шансы справиться с ним впоследствии. А ярость и гнев вполне объяснимы, когда рядом с тобой медленно умирают двести человек, и ты ничем им помочь не можешь. Как бы не хотелось искромсать на части эту адовскую гниду, инструкции были правы – физическое увечье преступника ни к чему не приведет. Смертной казни в Российской Империи не было, но для такой мрази и тюремный срок станет суровым наказанием. В тюрьмах свои законы, а с подобными тварями там расправлялись беспощадно.
Как она и предполагала, с монитора на нее смотрел Ректор. Она не знала ни имени, ни настоящего звания человека, от которого получала инструкции еще на Маркаряне, но Искра уже привыкла работать в окружении секретности. Чтобы называть Ректора по имени, нужно было иметь первой или второй уровень допуска, а Искра дослужилась только до пятого. И выше подниматься не собиралась, потому что ее ждал дом.
– Привет, Зайка, – начал Ректор, Искра же, едва успокоив себя изнурительными отжиманиями, стукнула кулаком по подлокотнику, не в силах сдержать ярость.
С ней, определенно, творилось что-то неладное. Хорошо, что Ректор ее сейчас не видел, а Маша обиженно помалкивала. Впрочем, любовь центра к позывным бесила многих. Зайкой Искру называли, когда она, еще салага, нарезала круги на тренировочном поле русского военного полигона на Маркаряне. Искра всегда хорошо бегала, и, хотя никогда не считала себя милой и пушистой, таковой казалась многим. И даже война Зайку не уничтожила. Фарш из нее получился уже в госпитале после плена, и провернуть его обратно возможности не было.
С больничной койки Искра поднялась волчицей, пусть и покалеченной, но руководство упрямо продолжало называть ее Зайкой. А бесило то, что изменения в Искре видели все – ведь останься она мягкой и пушистой, никто такой контракт ей бы не предложил. И тем не менее, Ректор по-прежнему позволял себе эту «Зайку». Как подозревала Искра – назло, в отместку за то, что она ушла с государственной службы в частный военный сектор. Ректор, конечно, предлагал ей златые горы, но «Росресурс» предложил то, от чего Искра отказаться не смогла. То была возможность зажечь лампу на окне родного дома.
– Надеюсь, ты выспалась и сейчас в здравии и в ясном уме, потому что у меня на тебя большие планы, – с присущей ему откровенностью сообщил начальник. – Одной рукой в ладоши не хлопнешь, так ведь говорят? Не волнуйся, детка, ничего такого, с чем бы ты не справилась. У вашего ЧП столько приятных совпадений, что я поверил бы в высшие силы, если бы не был таким безбожником. Во-первых, именно ты отправилась наблюдателем на «Старце», хотя некоторые и были против твоей кандидатуры. Кстати, официально ты в списках пассажиров не числишься, думаю поэтому мистер Свонсон и действовал столь решительно. Утечка данных есть всегда, о твоем экспериментальном проекте адовцы, вероятно, информированы, но, если бы они знали, что наблюдателем отправишься ты, действовали бы иначе. А так у нас появился шанс. Второе везение заключается в том, что ваш тормозной путь проходит мимо Элайи. Планета не совсем освоенная, но, как считалось раньше, с перспективами. Еще лет десять назад там планировались многочисленные международные колонии-поселения и даже космополисы. О том, что случилось, почитаешь сама. Элайю изучали разведки разных спецслужб мира, но так вышло, что все они коллективно недоработали. Причин провала много, сейчас речь не о них. Поселения закрыли еще года четыре назад, на планете осталась пара рудников – один наш, другой американский. Надеюсь, ты меня внимательно слушаешь, не заснула там?
Искра моргнула от неожиданности, так как успела забыть о необычном способе общении Ректора. Она едва не кивнула, Ректор же, сделав паузу, продолжил.
– Наше третье везение заключается в том, что очень многое из того, что было переброшено на Элайю для колонии, забрать не успели. В частности, склад медицинской химии разместили рядом с базой на руднике. Нагрузка на нынешние межпланетные врата большая, планировали отправить этот груз обратно уже через новые врата где-то через год.
Искра догадалась, к чему клонил Ректор, и нахмурилась. Меньше всего ей хотелось высаживаться на Элайю. О недопланете она краем уха слышала, в свое время кто только о ней не болтал. Приставку «недо» Элайя заслужила из-за того, что была очень похожа на Землю с той разницей, что эта похожесть была мнимая. Вроде бы тот же состав воздуха, но долго дышать им было нельзя из-за чуть других параметров. Вроде бы похожие флора и фауна, однако химический состав опять же другой и для человека ядовит. Чуть не то атмосферное давление, не та погода, не та гравитация, не тот климат. Разве что магнитное поле совпадало с земным, защищая от радиации. И в то же время Элайя оказалась кладезью ресурсов, в том числе, тех, которых еще предстояло изучить.
В частности, именно из-за открытия Элайи война на Маркаряне закончилась – все побоялись не успеть в освоении новых богатейших недр. Перемирие заключили на коленке, склеив его гнилыми нитками. Открытые боевые действия перешли в стадию затяжного холодного конфликта и террористических операций, какая случилось на «Старце». То были излюбленные методы адовцев, хотя обычно они действовали не столь прямолинейно, предпочитая подкупать местных. Но либо все двести пассажиров «Старца» оказались неподкупными, либо имелась другая причина, однако на этот раз адовцы рискнули отправить на задание своего итана ханта. Настолько сильно им хотелось прервать миссию.
Элайя оказалась с характером и, когда все крупные игроки человеческой цивилизации отхватили себе по кусочку, намереваясь ее колонизировать, планета развела бурную тектоническую деятельность, сделав жизнь на себе невозможной. Задвигались плиты, наезжая друг на друга, уничтожая одни горы и образуя другие, вулканы непрерывно извергались, континенты меняли очертания, а моря и океаны кипели. Подобное безобразие охватило все западное полушарие, а также шапки полюсов. На востоке сохранялось подозрительное спокойствие, но случившегося было достаточно, чтобы люди побежали с Элайи, как те самые тараканы из перегретого контейнера. Искра думала, что там уже никого не осталось, но, оказывается, русские с адовцами еще держали позиции, оставаясь на рудниках. Хотя кому нужны были эти шахты? В мире были давно разработаны технологии добычи ресурсов с астероидов. Что касалось Элайи, то все понимали, что дело в неизвестных химических элементах, которыми была богата планета. Всем хотелось найти нечто уникальное, решающее разом все проблемы человечества. Искре стало любопытно, что добывали на том руднике, который, несмотря на риски, все же оставили на планете.
Словно прочитав ее мысли, Ректор сказал:
– Как ты, наверное, догадалась, тебе нужно будет отправиться на наш серебряный рудник на Элайе, называется он СКВРД-10, забрать у них медицинские препараты и как можно скорее доставить на «Старец». Согласно нашим расчетам, Маша сможет изготовить из них противоядие. Список необходимых лекарств уже у тебя. Надо успеть за трое суток. Система жизнеобеспечения корабля хоть и отравлена, но все же функционирует, пассажиры протянут с ее помощью дней семь-восемь, однако три дня – это время, за которое «Старец» будет пролетать мимо Элайи. На рудник сообщение мы отправили, они окажут тебе всяческую помощь. Все просто. Сядешь в шаттл, долетишь до орбиты, там тебя перехватит погрузчик, который доставит на базу. Получишь медикаменты, выполнишь еще одно маленькое задание и вернешься на корабль. Отдашь химию Маше и можешь возвращаться в капсулу. А проснешься ты уже дома, Зайка. Не забывай о награде. Опасности никакой, сейчас тектоническая плита, где находится рудник, стабильна и останется такой, по меньшей мере, лет пять.
Искра помнила, что, когда на Элайе начались извержения, в эфир вылезла армия специалистов, которые утверждали, что давали прогнозы о том, что колонизация опасна, так как вся планета нестабильна. А правда была в том, что человечество до сих пор не научилось прогнозировать погоду ни на одной из освоенных территорий. Какое уже там движение тектонических плит…
Искра прищурилась, уловив в речи Ректора то, на что он постарался не акцентировать внимания. То, что ей, определенно, не понравится.
– Ты не сказал, что делать с этим душным адовским козлом, – пробормотала она.
– А теперь насчет пленного, – улыбнулся ей Ректор. У него в арсенале имелась сотня разных отвратительных улыбочек, но это была наимерзейшая. – Мы уже обо всем договорились. Ты должна доставить Беллами Свонсона на американский рудник. Адовцы передают нам кое-какую важную информацию, а мы им – пленного. Он должен быть в целости и сохранности, Зайка, надеюсь, ты не успела ему ничего отрезать. А если успела, пришей обратно, да поскорее. Информация действительно важная, и она нам нужна. За покалеченного Беллами нам ее не дадут. Это называется военный обмен. По моим подсчетам, ты справишься за двое суток. Не скучай там. Докладывай мне каждые шесть часов. Конец связи.
Какое-то время Искра хватала воздух ртом, задохнувшись от возмущения. Ох, уж эта односторонняя связь! Она, конечно, была офицером, и с дисциплиной до недавнего времени проблем у нее не возникало, однако от злости аж скулы сводило. По-хорошему, ей следовало немедленно доложить о своем состоянии на базу. Возможно, то действительно вылезла побочка ее экспериментального лечения, и выполнить операцию, которая так просто звучала со слов Ректора, Искра была не в состоянии. Ей хотелось рвать и метать, в голове гудело, а перед глазами порой мелькали яркие всполохи. С другой стороны, какие у них были варианты? Даже если центр перебросит в эту часть сектора спасательный транспортер, он достигнет «Старца» в лучшем случае через пару месяцев. За это время пассажиры в капсулах умрут, гниду Свонсона сожрут тараканы, а Искра сойдет с ума. В ее интересах было как можно скорее добраться до Элайи, избавиться от мерзавца, забрать медикаменты и погрузиться в спасительную гибернацию. А уж там на базе разберутся, что с ней не так, и, если повезет, снова починят.
И хотя Ректор сообщил, что связь окончена, через полминуты экран снова замигал, явив его пресную физиономию. Искра знала, что она ненастоящая, и всегда бурчала, что в таком случае могли выбрать аватарку какого-нибудь красавчика – базе все равно, а ей приятно.
– Совсем забыл, Зайка, отправляю запись повторно, – деловито произнес Ректор. – Дома у тебя все хорошо, семья передавала привет, как говорится, любят и ждут. Знаю, что ты не любишь сюрпризы, поэтому предупреждаю. На том руднике работает один твой старый знакомый, Клим Иванов. Он тебя встретит. На Маркаряне вы не очень мирно расстались, но парень он хороший, ты уж там не стерви и его не обижай.
Искра медленно выдохнула и вдохнула. Значит, мужская солидарность, да? Мало того, что Ректор отпускал этого адовского бздуна целым и невредимым, так еще и встал на сторону ее бывшего, засранца Иванова.
Успокойся, Капитонова, сказала она себе, тебя послушать, так тебе весь мир немил. Но сдержать эмоции все же не удалось. Поднявшись с кресла, которое показалось ей пыточным, Искра развернулась и со всей силы врезала по спинке, проломив ее так, что кулак вышел с той стороны. Искра оцарапала кожу до крови, но боль притупила ярость.
Вот вам ваши эксперименты, в сердцах бросила она и направилась к стыковочному отсеку, не слушая Машины вопли. Клим Иванов был последним человеком в космосе, кого Искра хотела бы видеть. Она могла простить многое, но не предательство.
Глава 3
Доктор свою фамилию не любил и даже на входном люке медицинского отсека разместил табличку с указанием имени отчества и заглавной буквы: Юрий Борисович П. Он много раз думал о том, чтобы ее сменить, но всегда было что-то срочное, мешающее заниматься бюрократией. К тому же надо было обязательно лететь на Землю, в Питер, а доктор в свое время наследил, причем довольно грязно, и предпочитал судьбу не искушать. Один раз повезло, а во второй раз знакомства и связи могут не сработать. К тому же после двух лет работы на Элайе от этих связей мало что осталось.
– Еще долго? – прозвучал глухой голос из медицинского сканера, и Юрий поморщился, с трудом подавив раздражение. Недавно ему исполнилось сорок пять, но здесь, на этом проклятом серебряном руднике, он чувствовал себя глубоким стариком. Доктор уже не помнил, всегда ли так ненавидел пациентов, или то началось на Элайе. Если когда-то он и давал какую-то там клятву, то это случилось совсем с другим человеком. Совесть же нового Юрия была чиста. Доктор нехотя положил на стол скальпель, который любил вертеть в пальцах во время приема, и ответил, придав голосу привычную медово-лилейную интонацию:
– Минут десять, голубчик, лежи смирно.
За «голубчика» начальник рудника уже не раз ему выговаривал, однажды даже с занесением в личное дело, но доктор ничего не мог с собой поделать. Нет, ему не нравились мужчины, впрочем, как и женщины, но подобная лексика служила отличной маской, с которой он сроднился.
– Никогда никому не рассказывай о том, что вас двое, – наставляла мать, помирая от новой марсианской лихорадки в Миллионке, Пятом общественном госпитале в Питере, где тогда работал доктор.
– Теперь только он у тебя остается, Юрочка, – шептала женщина в бреду. – Береги его, а главное – слушайся.
Она повторяла ему это с тех пор, как трехлетний малыш доверительно рассказал маме, что слышит голос в голове. Мама обрадовалась, ведь второго ребенка выносить не получилось, все последующие беременности обрывались выкидышами. Значит, то сам Господь послал душу братика, о котором она так мечтала. Душа эта заселилась в ее первого, и, увы, последнего сына. С тех пор в детской комнате Юры появилась еще одна кроватка – вечно пустующая, а все игрушки покупались в двойном экземпляре. Праздновать день рождения «братика» решили в тот же день, что и Юрин. Правда, подарки «брата» мать ему трогать запрещала, а после дня рождения отвозила на дачу, где сжигала в бочке. Юра честно старался не замечать, что «брату» дарят больше игрушек, чем ему, но обида на мать зрела. В голове роились разные мысли, и, если бы не заступничество «брата», которого мать нежно звала Андрюшей, а Юра Дрюхой, неизвестно чем бы детские игры закончились.
Дело было в том, что Юра любил Дрюху больше, чем маму. Этот Андрей и в самом деле оказался мировым парнем, настоящим другом, своим в доску. Он говорил всегда именно то, в чем Юра боялся себе даже признаться. Андрей разрезал правду скальпелем, находя и отсекая больные кусочки даже в том, что казалось истиной. В университете он стал Андроном, а потом, наконец, когда Юрий немного разобрался в себе и жизни, просто Андреем.
Этих «голубчиков», «дорогуш» и «любезных» придумал, кстати, его брат. Звучало старомодно, но формировало характерный образ, за которым можно было прятать Андрея. Юра всегда его прятал, хотя иногда тот просился на волю. Однако эта его последняя «воля» стоила доктору места на государственной службе в Питере, а также лицензии хирурга, которую у него забрали. Впрочем, Андрей же и подсказал, как дело исправить. На задворках вселенной, вроде этого рудника, никто к лицензиям не присматривался, и фальшивые документы легко проходили за настоящие. Если начальник станции Сальцев что-либо и подозревал, то держал свои подозрения при себе. Дело у них было общее.
Доктор томился на Элайе, как попугай в клетке, но мысль о том, что у этой каторги есть приятные бонусы, а также срок окончания, грела и придавала сил.
Сканер запищал, выдавая результаты, и доктор, подслеповато щурясь, склонился к монитору. Он давно вылечил близорукость, но привычка с детства осталась. Мать была ярой противницей технологий, и Юрий до самого университета, пока не уехал в общежитие, носил очки.
То, что выдал компьютер после обследования шахтера, его не удивило. Результаты совпадали с данными еще двух горняков, которые приходили к нему на прошлой неделе.
«ФОП – Фибродисплазия Оссифицирующая Прогрессирующая» – значилось в предварительном диагнозе от компьютера, но на то он и был машиной, чтобы лишь предполагать. Окончательное слово оставалось за доктором.
Юрий Борисович покряхтел, схватился привычно за скальпель, бросил его, принялся лихорадочно строчить в блокноте, потом захлопнул и его тоже, задумчиво уставившись на серый пейзаж за окном. Десятисантиметровый слой стеклопластика защищал от враждебной погоды, но доктору всегда казалось, что этот момент наступит. Однажды утренние ветра не только выбьют стеклопакет, но снесут к чертям и сам медицинский отсек, и другие модули станции, которая, словно грибок поганка, возвышалась над рудником.
Нет, не было это похоже на ФОП. Да, мягкие соединительные ткани превращались в кость, мышцы спины окаменели, а в брюшной полости появились уплотнения неопределенного характера. Но не у третьего же подряд шахтера. «Каменная болезнь», простонародное название ФОП, была редким генетическим заболеванием и начиналась она с десяти лет. Горняки же проходили строгую медицинскую комиссию, подобное отклонение, да еще у трех человек сразу, никто бы не пропустил.
Весна на Элайе всегда наводила на доктора тоску. Это была его вторая весна на планете, но он помнил, как они с Андреем едва не сошли с ума в первую. Смена сезонов напоминала странный танец, когда на один шаг вперед приходилось сто шагов назад. Вчера температура днем разогрелась до тридцати пяти градусов Цельсия, но уже ночью начались заморозки, скатившись к сорокоградусным морозам. И так всю неделю подряд. Добавить бешеные ветра, от гудения которых болела голова, а также агрессивных кровососущих ос, которых не убивал даже мороз, и картина местного ада готова.
Доктор мрачно поглядел на жухлую траву, которая вчера утром появилась под окнами его медицинского отсека, прикрыв неприглядную серую почву Элайи, но которая к ночи вся вымерзла. Трава пыталась вырасти уже месяц, то выбрасывая зеленые ростки, то загибаясь от сурового климата. Ему бы ее упрямство и силу воли. Юрий чувствовал, что выдохся настолько, что даже Андрей не справляется с его депрессией и чувством вечной усталости.
А тут еще эта непонятная болезнь шахтеров. Доктор давно потерял интерес к науке и любовь к людям, поэтому воспринял новых пациентов как неизбежное зло, которое придется побороть на пути к отдыху и свободе. Рудник дорабатывал свои последние месяцы, и доктор не собирался менять одну каторгу на другую. Карантин им с Андреем был совсем не нужен. Благодаря смекалке Сальцева и своему умению договариваться, доктор за время службы на Элайе сколотил неплохое состояние, которое собирался потратить разумно – в первую очередь на покупку новой медицинской лицензии. А цены на пиратском рынке, увы, взлетели. Нет, ему с Андреем, определенно, не нужно было внимание государства.
– Что там, доктор? – спросил Мозоль, выбираясь из сканера. У шахтера имелось имя, и звучало оно, по мнению Юрия, даже красиво – Николай Николаевич Колокольцев, но таковы были негласные правила рудника, что все здесь пользовались прозвищами и позывными. За что товарищи прозвали этого Николая Мозолью, доктор так и не понял. Ведь именно на мозоли человек никогда не жаловался.
– Небольшая аллергия и дефицит витаминов, – не моргнув глазом, произнес доктор. – Ничего серьезного, все, как у остальных. А что вы хотите, дорогуша, три смены подряд работать и, думаете, без последствий?
– Я не брал три, – растерянно произнес Мозоль, – однажды товарища подменил и все.
– Ну-ну, рассказывайте дальше, – деловито протянул доктор. Мол, знаю я вас. – Не переживаете, сейчас поправим. Проходите к роботу и укладывайтесь на рабочую поверхность. Небольшой массаж и будете как новенький. Я вам еще витаминчики пропишу.
Медицинский модуль шахты был оснащен скромно – сканер, да многофункциональный медицинский робот, но именно последний пугал пациентов больше всего. В первые годы обучения на медтехе Юрий тоже долго не мог привыкнуть к этому чуду медицинской инженерной мысли. Такое впечатление, что концепцию робота взяли с дешевого нейроарта, а после добавили к нему детали от устаревшего медоборудования – немного от ИВЛ, УЗИ и рентгена, что-то от стоматологического и гинекологического кресел, но больше от хирургического и лабораторного оборудования. Но это видел доктор после многолетней практики обращения с роботом, пациент же видел стол и нависшую над ним пыточную машину.
– Лицом вниз, – скомандовал Юрий, натягивая перчатки и пристально разглядывая обнаженную спину шахтера, похожую на яйцо, из которого вылупляется дракон. Повреждения затронули поверхностный слой мышц спины: верхнюю трапециевидную мышцу, малую и большую ромбовидную мышцу, а также мышцу, поднимающую лопатку. Впрочем, окаменение постепенно начиналось и у глубоких мышц. Однако помимо очевидной затрудненной подвижности в области спины пациент не испытывал другого дискомфорта – ни боли, ни повышенной или пониженной температуры, никаких других отклонений в физических параметрах. Разве что чуть заторможенная реакция и медленный мыслительный процесс. С другой стороны, чего ждать от шахтеров? В горняки на таких колониях, как Элайя, шли работать отбросы общества, и, если бы не подозрительная системность, доктор бы без колебаний поставил в диагнозе эту самую фибродисплазию, на которой так настаивал компьютер.
Все анализы говорили о том, что у человека внезапно развился ФОП, редкая болезнь «каменные мышцы», вот только Юра с Андреем новичками в медицине не были, а у того же Андрея вообще чуйка на диагнозы была хорошая. Если Юрий еще сомневался, то Андрей был настроен решительно: это вирус, и вирус хитрый. Он хочет, чтобы все думали о фибродисплазии, не подозревая о том, что скрыто под маской ФОП на самом деле. «Он как мы с тобой, – шептал в голове доктора голос брата. – Не хочет, чтобы о нем знали, но нас-то обмануть сложно».
Когда Мозоль улегся на стол лицом вниз, гребень, росший под кожей спины, стал отчетливо виден. Скоро такие же наросты образуются у него по бокам, и прижать к телу руки будет уже сложно. Когда на прошлой неделе к доктору явился первый шахтер с такими симптомами, Юрий еще осторожничал. Андрей сразу подсказал, что нужно делать, однако доктор колебался до тех пор, пока не обнаружил, что болевой синдром у пациентов отсутствует полностью. Вирус что-то делал с нервной системой, блокируя болевые импульсы. У доктора даже руки зачесались провести ряд экспериментов, но время и место были не те. Если ему и повстречался незнакомый вирус, следовало скорее сойти с тропы – пусть этот вирус идет своей дорогой, им с доктором явно не по пути. Мешать ему Юрий не собирался, но и тот не должен был препятствовать его планам.
Активировав сенсорный экран робота, доктор быстро ввел пару команд и принялся глядеть в окно, будто потеряв интерес к происходящему. Он даже обезболивающее вводить не стал – зачем тратить ресурс, когда в нем нет необходимости. Шахтер, действительно лежал, словно на массаже, расслаблено опустив руки вдоль тела, тогда как робот методично дробил ему окостеневшие мышцы. У первого шахтера, с которым доктор провел похожую манипуляцию, еще ничего не срослось, но двигался он вполне сносно. Авось до конца месяца протянет терапия, а там следа доктора уже будет не найти – освоенная галактика большая.
Что Юрию нравилось в этих роботах, так это то, что они не задавали лишних вопросов. Сказали ломать спину, значит, он будет ломать человеку спину. Такое себе было лечение, зато на какое-то время к шахтеру вернется подвижность. А все Андрей выдумщик, Юрий сам такое придумать был не способен.
– Не больно? – спросил он пациента. Не из сострадания, но из любопытства.
– А должно? – с беспокойством вскинулся Мозоль.
– Нет-нет, все в порядке, – успокаивающе поднял руку доктор, а сам невзначай подумал, не вырезать ли кусочек кожи со спины этого недоумка? Его коллекция давно не пополнялась. Логичнее было бы отломать часть закаменевшей мышцы для последующего изучения, но доктор опасался вызвать недовольство вируса. Андрей считал, что трогать эту штуку было опасно, и Юрий с ним согласился.
Всего месяц осталось продержаться, а потом хоть эпидемия, хоть мор – доктора здесь уже не будет. А какие планы у всех были сначала на эту Элайю! Теперь же от амбиций остался этот жалкий огрызок человеческой цивилизации в виде серебряной шахты, да и то работать ей предстояло недолго.
Робот заканчивал ломать шахтера, доктор же занимался мазохизмом, глядя на унылый однообразный пейзаж, въевшийся в память так глубоко, что наверняка останется в его кошмарах до конца жизни.
База шахты СКВРД-10, которую местные называли просто «Сковородой», строилась по такому же типу, как и все снабжающие станции рядом с колониями: пять жилых модулей, модуль с ядерным реактором, обеспечивающий энергией всю станцию и шахту, интеграционный модуль, распределяющий энергию от реактора к другим ячейкам колонии, буровая установка, добывающая лед с глубин Элайи и перерабатывающая его в воду, грузовой модуль и рефрижератор. Внешне станция напоминала россыпь шаров, врытых наполовину в землю, но доктор был уверен, что именно так выглядит ад.
Верующим Юрий не был, но о существовании возмездия догадывался. В жизни ему приходилось делать плохие вещи, а так как в мире царил баланс, а не хаос, ответ на его злодеяния выглядел таким вот образом – в виде серебряной шахты, где он добровольно обрек себя на заключение. Но скоро они с Андреем освободятся, ждать осталось недолго, главное – не нарушать правила местных, и они тебя отпустят.
Проводив шахтера, который и, правда, почувствовал себя лучше после «массажа», и снабдив его пачками витамина С, доктор собирался закрыть дверь и окончить на сегодня прием, чтобы полюбоваться своей «коллекцией» до возвращения в жилой модуль. Его сокровища были тщательно спрятаны в лабораторной центрифуге. Но не успел он подойти к роботу, еще прибирающемуся после «операции», как замигал коммуникатор – на связь вызывал начальник станции.
Закатив глаза, доктор нехотя надел комм на запястье. Пусть они с Сальцевым и были подельниками, но отнюдь не друзьями и даже не приятелями. Начальник шахты вызывал у него стойкую неприязнь и желание вырезать у него сердце. Как подозревал доктор, желание это было взаимным.
– Плаксивый, что у тебя там? – на фоне медицинского робота появилось прозрачное лицо Сальцева, соответствующее его фамилии. Начальнику давно не мешало похудеть, но каждый на руднике справлялся с изоляцией, как мог – Сальцев вот одиночество и собственных бесов заедал. Но главное, что не мог простить ему доктор, было фамильярство. Сальцев звал Юрия исключительно по фамилии, вызывая у того тихое бешенство. Юрий Борисович Плаксивый тоже получил свое прозвище, но ему не повезло, потому что оно совпадало с фамилией. Злая ирония заключалась в том, что доктор никогда не плакал, даже в детстве, когда мать лупила его ремешками от своих платьев, оставляющих узкие, плохо заживающие порезы.
– Доброе утро, Алексей Матвеевич, – кивнул ему доктор. С начальством «голубушка» и «дорогуша» не проходили. После первого и единственного раза, когда Юрий назвал так Сальцева, тот молча лишил его премиальных на полгода. Доктор предупреждение понял, но поклялся, что, когда они все разлетятся по галактике после закрытия рудника, Сальцева он обязательно найдет, хотя бы потому что такой гладкой розовой кожи в его коллекции еще не было. Несмотря на явное ожирение, эпидермис начальника дерматологических проблем не имел – не сухой и не жирный, с идеальным балансом уровня увлажненности и количества сальных выделений. В век пластической хирургии и имплантов самого разного уровня такая кожа была на вес золота. Доктор даже знал клиентов, кто мог ей заинтересоваться.
– Сегодня третий приходил, – отчитался Юрий. Может, они с начальником и недолюбливали друг друга, но сейчас были на одной стороне. Ситуация с неизвестным заболеванием, о котором доктор сразу же доложил Сальцеву, начальство явно тревожила.
– Те же симптомы. Окостенение мышц, замедление мозговой активности. Наша лаборатория не справляется, нужно в центр анализы отправлять. Подозреваю вирус, но воздушно-капельным он, вероятно, не передается. Иначе весь жилой модуль с этими шахтерами давно был бы заражен.
Оба помолчали, потому что знали – для их общего дела вмешательство центра было совсем не нужно.
– Закрыть бы этих троих в карантин, но тогда без вопросов центра не обойтись. Кто-нибудь да доложит.
– Нельзя в карантин. Месяц протянем? – с надеждой спросил Сальцев.
– Шанс есть, – задумчиво протянул доктор. – Из двенадцати горняков трое заражены. Подозреваю, что работали они в одном забое. Если хотим протянуть месяц, ту штольню стоит закрыть.
– Это седьмая, – мрачно произнес Сальцев. – Та самая. Именно ее закрыть мы не можем.
– Что ж, тогда предлагаю притвориться больным и в ближайший месяц столовую, комнаты отдыха и общую душевую не посещать. Прививки от всех известных человечеству вирусов все мы получили, когда отправлялись на Элайю. Значит, это вирус неизвестный. Если, вообще, вирус. Или, как вариант, можно объявить об эвакуации базы. Мол, есть прогнозы вулканической активности в нашем районе. А пока проверят, нас здесь уже не будет.
– Нам нужен этот месяц, – стиснув зубы, сказал начальник шахты. – Не знаю, как ты, но мне деньги не помешают.
– Рискуем, – вздохнул доктор. – Не хотел бы однажды проснуться с окаменевшим телом. Мне кажется, что не все симптомы успели проявиться.
– И тем не менее ты спокоен, – подозрительно сощурился Сальцев.
– Полагаться на мнение медицинского сканера последнее дело, но робот считает, что это генетическое заболевание, а не инфекция.
– Хорошо бы так и было на самом деле.
– Робот ошибается, – хладнокровно заявил доктор, – но я согласен с ним, что контагиозность данного заболевания минимальна. Если бы возбудитель передавался через выделения или предметы обихода, мы смогли бы это отследить в нашей лаборатории. В этих штольнях все, что угодно может быть – от грибка до паразитов. Один укус – и готово.
– Ребята работают в скафандрах, – хмуро прокомментировал Сальцев. – К тому же они не сами ведь породу долбят, а управляют ботами.
