Вера Александровна Петрук
Пламенные крылья
Глава 1
Курица вертела башкой, дергалась и норовила клюнуть дрожащие руки своей мучительницы. И это было только начало – поймать птицу и донести ее до колоды с топором. Миссия казалась невозможной еще утром, когда отец приказал ей помочь матери с обедом. Абель и раньше работала на кухне, но сегодня Элоиза не стала ее щадить.
– Тебе уже двадцать, – с упреком сказала она, глядя как приемная дочь привычно схватила стопку грязных тарелок, собираясь их мыть. – Оставь младшим их работу, пора взрослеть.
В семействе Клаусов были странные представления о том, что делает человека взрослым, но Абель знала, что спорить бесполезно. Долгожданное совершеннолетие не принесло ни свобод, ни прав, зато обязанностей и требований стало больше. За последний месяц все хотели сделать из нее «настоящую взрослую», особенно старался Рат, старший сын Клаусов, который уже несколько лет вместе с отцом работал на Дробильне – последнем заводе Козодоя.
После истощения ресурсов Синего Кристалла колонию ждала незавидная участь. Империя будто забыла о существовании некогда значительного сырьевого придатка и лишь изредка присылала на Козодой делегации из налоговиков, военных, врачей и миссионеров. Надолго высокие чины в дыре мира не задерживались, и очень скоро взбудораженная проверками колония возвращалась к прежней размеренной жизни поедающего самого себя гиганта. Большая часть планеты была покрыта выработанными рудниками и брошенными карьерами, которые из космоса напоминали гнилые пятна на теле умирающего. Эпидемия неизвестного вируса, разыгравшаяся на Козодое полстолетия назад, выкосила едва ли не половину населения и поставила последнюю точку в вопросе изоляции колонии. Вирус исчез так же внезапно, как и появился, делегации врачей-миссионеров еще грели себя надеждами отыскать его следы, но интерес к колонии во всем мире постепенно затухал. А вместе с ним догорало пламя цивилизации и на самом Козодое. Последний работающий космодром превратился в бункеровочную станцию по заправке грузовых крейсеров, став закрытой площадкой для всех туземцев.
Ты родилась на Козодое, чтобы здесь сдохнуть, любил говорить Рат, и за эти слова Абель ненавидела его еще сильнее.
Но сейчас все мысли Абелии занимала несчастная курица. Пеструшка надрывала глотку, посылая отчаянные молитвы о спасении птичьим богам, не догадываясь, что ее палач молилась о том же.
У Абель были трудные отношения со многими людьми, особенно с родственниками, но с животными все обстояло еще сложнее. Обожествление пернатых, четверолапых и других тварей началось у нее в детстве. Искра могла бы погаснуть, если бы не безумная Леста, ее приемная бабка, которая разглядела в хрупкой девчонке что-то особенное, возведя ее любовь к животным на пьедестал религии.
Лесту в семье не любили и не замечали, поэтому, когда спохватились, было поздно. Девочка наотрез отказывался есть животных, вязала старым курицам свитера и мастерила будки для бездомных котов. Единственным положительным влиянием старухи, по мнению отца, было то, что она передала Абель навыки врачевания, которые семья оценила, когда Клару, младшую дочь Клаусов, покусали пчелы. У девочки случился аллергический отек, и она наверняка умерла бы от удушья до приезда врачей, если бы Абелия не проколола ей трахею.
Леста хотела отправить девушку учиться в медицинский колледж Козодоя, но образование у Клаусов считалось ругательным словом. Поэтому старуха сама обучила Абель грамоте и сложила в ее голову столько знаний и навыков о врачевании человеческого тела, сколько смогла. К двадцати годам Абель с трудом разбиралась в космографии, не знала, сколько колоний входит в Верховный Альянс Империи, зато могла вправить вывихнутый сустав, зашить рану и приготовить суспензию из трав для больного горла. Когда Леста умерла, ей достался чемодан с инструментами и банкой мази, которая, по словам бабки, была изготовлена на Алатэйе, планете императоров, и обладала чудодейственной силой. Этой мазью сама Леста при жизни никогда не пользовалась, обходясь самодельными препаратами из местных трав и минералов. Увы, сокровище оказалось ненастоящим.
После смерти бабки Абель попробовала препарат на подстреленном братьями диком гусе, которого они притащили с охоты еще полуживого. Украв птицу с кухни, Абель спрятала ее в зарослях гигантских лопухов на заднем дворе и сутки пыталась выходить, пустив на пернатого почти всю мазь. Гусь издох в страшных мучениях, Абелии же еще долго снились кошмары об истекающей кровью птице.
Так был развенчан еще один миф о чудесах цивилизации извне, в которую верилось все меньше. Козодойцы были одни – с загибающейся экономикой, прогнившей политикой, разложившимся обществом и умирающей медициной, где химию все больше заменяли народные травки, способные лечить разве что прыщи у подростков.
Итак, Абель должна была убить свою богиню, которая в данный момент глядела на нее глазами курицы.
– Долго ты там будешь копаться? – мать высунулась из окна кухни, выпустив на улицу облако пара. – У меня уже вода закипела. Рат, помоги ей, она нас так без обеда оставит.
Рат, старший сын Клаусов, приехал домой на выходные и завтра должен был снова отправиться с отцом и тремя братьями на очередную смену в Дробильню. Будущее, ждавшее Абель, дышало ей в затылок зловонием каменного рудника, где добывался последний полезный ресурс Козодоя – топливо для грузовых крейсеров. Вся «повзрослевшая» молодежь поселка на нем работала – и девушки, и парни. Дробильне предсказывали еще лет десять активной жизни, после чего должен был наступить апокалипсис. С закрытием карьера теряла рабочие места большая часть козодойцев, но о будущем Абель не думала – ее пугало настоящее.
От мысли, что Рат обратит на нее внимание, стало холодно. И хотя на Козодое официально наступила осень, и холода имели право на существование, лето все не унималось, продолжая дарить людям жаркие деньки.
Абель решительно прижала голову курицы к колоде, другой рукой взяла топор, замахнулась… и замерла. Зачем она это делала? Неужели страх перед тем, что отец отправит ее в Дробильню, пересилил разум? Ведь она знал ответ. Вопрос о ее работе обсуждался давно, и ничто не могло отсрочить неизбежный конец. Абель всегда казалось, что как только она опустится в подземелье рудника, то умрет. От озноба кожа покрылась пупырышками, воздух застрял в глотке, уши заложило, и где-то вдалеке раздался визгливый голос Элоизы:
– Рат, золотце, поторопись, она сейчас себе пальцы отрубит. Плохая была затея, и чего только Густав задумал. Тьфу, позорище.
За «позорище» стало обидно. Она, может, была не красавицей, зато не жирной, как Руфус, который отрастил сальный фартук на животе и с трудом передвигался.
И прыщей, как у Сорэла, у нее не было. Что Абель в себе больше всего не нравилось, так это худоба. Но она была объяснима, и с ней ничего нельзя было поделать – Абель не доедала. Клаусы любили мясо, а собственный птичий двор и свое стадо коз автоматические превращали все блюда в мясные. Абелия перебивалась гарнирами, выбирала, что могла, из общего котла, а когда было время, готовила сам – тайком, на заднем дворе за курятником, но подобное удавалось не часто. Леста всегда ругала ее за растительную диету и как-то подробно объяснила, к чему приведет отсутствие питательных веществ, получаемых вместе с животной пищей.
– Витаминов и добавок для таких, как ты, на Козодое больше не делают, – ворчала Леста. – Все закончится тем, что у тебя выпадут волосы, зубы, ногти, и вообще ты умрешь лет в тридцать.
О том, что она умрет рано, Абель догадывалась, но растительное питание тут было не при чем. Что до волос с ногтями, то да, они оставляли желать лучшего, но внешность ее давно не волновала. В отличие от ее родственников и немногих знакомых, с которыми она общалась в поселке.
Белая кожа, бесцветные волосы и красные глаза Абель вызывали настороженность у всех, кто ее знал. За исключением сестры Клары, которая еще была маленькой и верила в эльфов. Она так ее и звала – прекрасная Абелька из рода Лесных Эльфов. И это было самое милое прозвище из всех ее имен. Имя Белка придумал Рат, за которым стали повторять другие братья, а потом и родители.
Хлопнула дверь, и двор сразу стал тесен. Мир заполнила огромная фигура старшего сына Клаусов – Рата. Парню шел двадцать восьмой год, и он считался самым завидным женихом поселка. Отец, устав ждать придирчивого сына, который слишком избирательно подходил к выбору невест, пообещал после свадьбы отдать ему свой грузовик – машину-монстра, идеально подходившую для габаритов Рата. Рат, действительно, был огромным, возвышаясь над всеми Клаусами и даже над отцом не меньше, чем на голову. Он рос не только вверх, но и вширь, так как качался в местной библиотеке, переоборудованной после кризиса в спортзал. А работа в Дробильне закрепила результат. Роботы на Козодое исчезли еще в эпоху вируса, который поразил, в том числе, искусственный интеллект, поэтому тяжелый ручной труд завершил превращение Рата в чудовище.
Встретившись с тусклыми глазами громилы, Абель легко прочитала в них все, что ожидало курицу и ее лично. На раздумья времени не было. Прижав одной рукой к себе курицу, она ухватилась второй за топорище и бросила топор в опешившего брата. Разумеется, из нее был никудышный метатель, и топор с чваканьем вонзился в землю далеко от ног старшего сына Клаусов. В очередной раз пожалев, что убить Рата не удалось, Абель перехватила курицу и бросилась наутек.
Бегство всегда было плохой стратегией, которая ничем хорошим не заканчивалась. Поселок был маленький, чужие дворы огорожены высокими заборами, за последним домом – пустошь, поросшая бурьяном, и река. Хоть топись. Но попытаться убежать стоило. Она всегда пыталась.
За спиной послышались радостные вопли. Рат набирал скорость, для тяжеловеса он бегал неплохо. Для него выходной должен был закончиться интересно, для Абель – больно, для курицы – смертельно.
На этот раз Абель добежала до реки и остановилась на мосту, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из глотки. В боку кололо, горло горело от сбившегося дыхания, глаза с трудом различали Фарка, возвращавшегося из соседнего поселка, куда парень ходил продавать козьи шкуры. Младший Клаус перегородил дорогу, дожидаясь, когда к мосту подбежит Рат. Тот не спешил. Если бы не брат, он просто загнал бы Абель в пустошь и гонял бы ее там, пока она не сдалась.
– И что ты сегодня натворила? – спросил курносый Фарк и крутанул колесико громкости на приемнике. Значит, обмен был успешным. Радиоприемник Клаусов поломался еще месяц назад, и семья давно мечтала о новом. Над рекой покатились волны бархатного голоса Джеки Морган, ведущей из «Новостей Козодоя»:
– Эскадрилья пиратских «странников» замечена сегодня утром в третьем орбитальном секторе Козодоя. Четыре звездолета класса Бета и один крейсер Альфа появились в зоне радаров на восемь минут, не выйдя на связь. Пограничные патрули приведены в боевую готовность, но губернатор Тайсон считает, что преступников интересовали грузовики химического концерна «Рега», заправлявшиеся на Козодое. Вероятно, пираты планировали атаковать грузовые крейсеры на орбите после бункеровки, однако их что-то вспугнуло. Следите за нашими новостями.
– Выруби, – приказал Рат, и Фарк поспешно выключил приемник. Старшего брата в гневе боялись все.
– Без обеда нас оставила, дура, – прорычал Рат, хватая Абель за куртку. – Держи ее.
Плохо. Значит, сегодня будет больнее, чем на прошлой неделе, подумала Абель и попыталась кинуть курицу в реку – вдруг выплывет, – но Рат оказался быстрее.
Выхватив птицу, он прижал ее к доскам моста, снимая с пояса топор. Вот почему он так медленно бежал. Что ж, Абель с таким грузом не преодолела бы и десяти метров.
Хрясь, чвяк. Голова курицы отлетела под ноги трясущейся Абелии, а тело птицы, никем не удерживаемое, бросилось наутек, отплясывая последний танец. В следующую секунду Абель поставили на колени, а ее шея оказалась зажата в мощной руке брата. На долю секунды ей показалось, что сейчас и ее голова полетит вслед за куриной, но Рат отбросил топор, и схватив освободившейся рукой Абель за волосы, ткнул ее лицом в лужу крови, натекшую из курицы.
– Сама ничего не жрешь, и нас хочешь голодными оставить? Ничего, я из тебя эту дурь выбью, – приговаривал Рат, елозя ее лицом по доскам. Она, конечно, попыталась оттолкнуть Рата, но Фарк «помог», навалившись сзади.
– Видел, какой я приемник добыл? – с пыхтением спросил Фарк, удерживая руки Абель.
– Сколько волн ловит? – деловито поинтересовался Рат. Подняв сопротивляющуюся жертву за волосы, он с удовольствием рассматривал перепачканное кровью лицо сводной сестры. – Ну, и как на вкус кровушка? – теперь вопрос был к Абель.
– Тридцать, – с гордостью ответил Фарк.
– Чтобы ты сдох! – от души пожелала девушка. Одной щеке повезло, а вот вторая встретилась с занозой, и теперь ее лицо пересекала рваная царапина, тянувшаяся от глаза к подбородку. Кровь смешалась с куриной, попала на шею и грудь, безнадежно испачкав куртку – не отстирать. Черт с ним, со шрамом, а вот новую одежду достать будет трудно.
– Ладно, топай домой, – распорядился Рат. – Мы с Белочкой поучимся ощипывать курицу, и сразу за вами.
В глазах Фарка было видно, что он хотел поглядеть, но с Ратом не спорили. Переключившись на музыкальный канал, Фарк водрузил приемник на плечо и вразвалочку направился к поселку.
Абель похолодела.
– Рат, пожалуйста, там картошки целое ведро сварили, голодным никак не будешь!
Но громила ее не слушал. Схватив за волосы, потащил под мост, туда, где бы их никто не увидел. Каким бы смелым Рат ни был, а огласки не хотел.
– До чего же ты меня бесишь, белобрысая, – пробормотал Рат себе под нос, перехватывая Абель за ворот куртки. И хотя она молотила кулаками по воздуху, стараясь достать обидчика, с таким же успехом можно было пытаться вручную остановить грузовик старшего Клауса. Рат был настолько же силен, насколько безумен. Это его безумие тщательно пряталось под маской добродушного деревенского здоровяка, но по неясной причине, когда они оставались наедине, маска переставала держаться, и Абель сминало ратовым сумасшествием.
Книг по здоровью души у нее не было, но тут и не нужны были никакие справочники: Рат был садистом. Выбрав в жертву Абель, он ничем не рисковал, потому что красноглазая белобрысая девушка, какой выросла Бель, пугала всех – от детей до стариков, и селяне с нетерпением ждали, когда Клаусы отправят свою «ненормальную» приемную дочь работать на завод в город. Вечная пара-тройка новых синяков и царапин на ее лице никого не волновали.
Тем временем, Рата уже повело. Голос стал тихий, елейный, дыхание участилось, но хватка не ослабла. Повалив сопротивляющуюся Абель на мшистые камни, он схватил ее за горло и спросил:
– Хочешь?
Рат всегда спрашивал, и этот его вопрос пугал сильнее, чем предстоящие побои. А они будут, в этом Бель не сомневалась. При всей своей силе и дурости, у Рата имелся один пунктик. Вернее, два. Первым была, собственно, Абель. Когда он увидел ее в первый раз, то сразу же сообщил: «Будешь моей женой». Имелся в виду, разумеется, не брак. Родители Рата ни за что не позволили бы ему связаться с такой, как Абель, и дело было даже не в сводном родстве. Женитьба Рата должна была принести семье выгодные связи, которых у нищей Абелии не было.
Второй пунктик был на том, что у него скрывалось в штанах. А хвастаться там особо было нечем. Историю, как однажды купающегося Рата застали в реке девки и разнесли по всей деревне о его «крохотном стручке», знали все. Парни обычно переживают подобное плохо, Рат же, кажется, просто сошел с ума. Абелии среди тех девчонок не было, но почему-то именно на ней громила вымещал свою злость. Он мог давно ее изнасиловать, но ему было важно, чтобы она согласилась добровольно. Будто это было залогом, что смеяться не будут. А так как в ответ всегда звучало «нет», Рат ее бил.
Вот и на этот раз, услышав «нет», намотал куртку на кулак и, перевернув ее на живот, нанес пару размашистых ударов по спине. Куртка была нужна, чтобы не оставалось синяков, а в живот он не бил, по той же причине, что и не насиловал. В сумасшедшей голове Рата жила еще одна навязчивая идея – чтобы она родила ему ребенка. Поэтому ее живот он берег.
Она старался не дышать и не поднимать головы, чтобы не спровоцировать громилу на новые побои. Сработало. Отвесив ей пару тумаков, Рат успокоился. К тому же, он торопился. Дома ждали к обеду, да и любопытный Фарк всегда мог вернуться посмотреть, как проходит «обучение».
Дождавшись, когда тяжелые шаги старшего Клауса растворятся в звенящей пустоши, Абель выползла из-под моста и повалилась в траву у берега, ощущая пустоту на сердце и холод в душе. Когда-нибудь Рат ее не спросит, и тогда жизнь здесь точно станет невыносимой. Домой идти не хотелось. Но если не вернуться к ночи, на поиски отправят Рата, и тогда все повторится. Всегда повторялось.
До заката еще оставалось много часов, но синее небо вдруг прорезали яркие всполохи. В лазурном пространстве внезапно возникла белая точка и устремилась вниз, оставляя за собой огненную дорожку. Ни звука. Только травы на пустыре шелестели под полуденным ветром.
– Никогда не видела, чтобы звезды падали днем, – прошептала Абель, подняв руку к крохотному шару огня, который рос по мере того, как приближался к горизонту. Проследив, как звезда достигла леса за пустошью, коснулась еловых макушек и вспыхнула напоследок, Абель закрыла глаза.
– Как было бы здорово, если бы ты оказалась кораблем, – с грустью подумала она. – Я бы тебя нашла даже в самой глубокой чаще и продала бы душу, чтобы ты забрала меня к себе, обратно на небо. А ты, Козодой, будь проклят.
Глава 2
– Будь проклят этот Козодой! – кричал Мортан Вельзевул Бранвен Третий, удерживая тяжелый звездолет буквально одной силой воли. Воля тут была не при чем, скорее дикое желание отомстить тому пирату, который посмел подстрелить его любимый «Саартан». Боевой глайдер умудрился выйти целехоньким даже из мясорубки Тришты, когда повстанцы палили по правительственным войскам из экспериментальных орудий, уничтоживших половину крейсеров, зато сейчас его черный красавец потерял разом четыре двигателя, клевал носом и плевался огнем внутри и снаружи.
– Пожар в медблоке ликвидирован, но возгорание в сердечнике обширное, – доложил первый помощник Эшмонд Карро по кличке Асмодей. Если бы даже из строя вышли все двигатели, ситуация была бы не такой критичной. Огонь в сердечнике означал одно – смерть всем: и кораблю, и экипажу.
– Сколько доноров выжило? – спросил Мортан, по-прежнему не открывая глаза, но уже и так зная ответ.
– Пятнадцать. Ты не сможешь посадить нас всего с пятнадцатью телами. К тому же, люди не отдыхали после прыжка, дойка будет всухую, да ты и сам это чувствуешь.
Асмодей говорил хладнокровно, будто его ситуация не касалась. Может, так оно и было. Вероятно, ему было интересно проверить свою «неубиваемость» еще и в крушении. Эшмонд был вампиром, сыном генетических мутантов, выведенных еще три столетия назад, и был помешан на проверках своих способностей. А так как Мортану «повезло» быть его другом, он волей-неволей был в курсе вампирских экспериментов. За двадцать лет знакомства они выяснили, что Эш не горит в огне, не тонет, не взрываем и, в общем-то, неубиваем. Они еще не выкидали его в открытый космос, но у Мортана были кое-какие мысли на этот счет. И про осиновый кол тоже. Классику никто не отменял. Если Эш пил кровь его выработанных доноров, почему бы ему не сдохнуть от осины в сердце. Когда мы станем врагами, так и сделаю, пообещал ему как-то Морт. Друг отнесся к его словам серьезно, так как их отношения были редкостью: вампиры с эмпатами не дружили в принципе.
– Хватит называть моих доноров телами, – вспыхнул Мортан. Ему надо было выпустить пар, а рядом был только Эш. Остальных из рубки он прогнал. Остальные – это десять эмпатов его личной команды, которая за время службы в Императорском Флоте прошла с ним огонь и воду. Но вампир был единственный, который сейчас его не раздражал.
Пятнадцать из ста. Ничтожно мало. Полет разрешался с минимальным количеством доноров в шестьдесят человек.
– Эвакуация через катапультирование, – меланхолично заключил Эш Асмодей. – Нас подберут твои друзья-эмпаты, которые оказались удачливее, потому что их корабли не подбили. Представляю, какой ад творится сейчас там на бортах. Наверняка, они думают, что это покушение на твою драгоценную задницу. Связи с нами нет, корабль в огне уже вошел в орбиту Козодоя, о судьбе сына Адмирала Флота ничего не известно, а вот их судьбы вполне предсказуемы. Всем по старинке отрубят голову, вероятно, это сделает лично твой папочка. Ведь это он отправил с тобой армию телохранителей, которая теперь летает вокруг нашего огненного кокона и ничего не может поделать. Мы все умрем. Я – с вероятностью в пятьдесят процентов, ты – в девяносто девять. Эмпаты взрываются, тонут и вообще обладают весьма непрочной конструкцией. Когда будешь гореть, вспомни мое предложение.
Асмодей любил шутить, и когда он однажды предложил другу сделать его вампиром – через укус, как в старых добрых сказках, Мортан лишь посмеялся. Эксперимент был бы необычным, но не новым. Находились эмпаты смельчаки, которые вопреки запрету Старейшин, пытались стать вампирами разными способами. За укусом следовал долгий курс медицинских практик, заканчивающихся одинаково – смертью. Они либо умирали сами в лабораториях, либо их убивала полиция, наемники или войска, в зависимости от того, как тщательно удавалось скрыться выжившему.
– Ах да, как я мог забыть, ты же у нас полукровка, наполовину эмпат, наполовину человек, – неизвестно на что нарывался Эш.
– Именно поэтому я приземлюсь на эту чертову колонию мягко, как на подушку, – прорычал Мортан, нащупывая жизненные нити последних доноров. Он чувствовал, как вокруг них бушует пожар, люди горели, кресла-дримеры не справлялись, и, если бы не его внушения о спокойствии и счастье, паника убила бы их раньше ожогов и его чудовищного голода, который он сейчас вызвал в себе искусственно. Ему нужен был эфталит, огромное количество эфталита.
Да, я черт возьми, не чистокровный эмпат, спасибо, что напомнил, подумал Мортан, у которого тоже имелось прозвище. Если Эша называли Асмодеем за дьявольски-искусительную внешность, то Мортана звали просто – Мором или Кошмаром. Пройдя все круги ада в эмпатовских школах и академиях, где чистота крови путалась с могуществом, способностями и возможностями, Мортан поклялся, что всегда будет первым, что бы это ему не стоило. Обычно стоило другим.
«Нужно уметь проигрывать» – к этой мысли он приучал всех своих врагов. Отец пообещал не вмешиваться в его жизнь и держал слово – до недавнего времени. К тридцати годам Мортан стал одним из самых сильных эмпатов Империи, а его присягу принимал лично император Балор, чего не удостаивались даже чистокровки. Герой многочисленных военных кампаний, мастер боевых искусств, чемпион Империи по свободной борьбе, внештатный эксперт императорской службы безопасности, член правительственной комиссии по делам инопланетных организмов – так называли всех разумных гуманоидов, которые не вошли в состав Империи, старший специалист императорского патруля экстренного реагирования и командир первой императорской эскадрильи, Мортан был занозой в заднице многих чистокровных эмпатов, не поднявшихся и близко до его высот. И это грело честолюбивую, эгоистичную и амбициозную душу Морта. А еще он был пилотом. Лучшим – что бы там ни говорил завистливый Эш.
Корабли эмпатов были достоянием эмпатовской нации и ее особым вкладом в технократичное развитие Империи. Эмпатовским звездолетам не требовались сложные ресурсы в качестве источника энергии. Они летали на эфталите, который эмпаты в силу своей природы добывали из людей с помощью кресел-дримеров или, как в случае с Мортаном – обходились без всяких приспособлений. Таких эмпатов называли истинными, и происхождение здесь роли не играло. Любой мог стать истинным – все зависело от того, сколько сил он был готов вложить в тренировки способностей. Однако большинство эмпатов предпочитало верить, что все зависит от таланта и врожденных умений, передавшихся от родителей. Конечно, куда легче было внушить донору эмоции с помощью дримеров и наслаждаться результатом – эфталитом, чем попытаться добыть его самостоятельно. Мортан все предпочитал делать сам и презирал свою расу за лень, которая позволила другим выскочкам – например, вампирам, занимать с эмпатами одну ступень на иерархической власти Империи. Впрочем, кораблей у вампиров не было. Человечество строило звездолеты, которые работали на разных источниках энергии, например, на Синем Кристалле, некогда массово вывозившимся с Козодоя, но истощение ресурсов было предсказуемо, потому что Империя была подобна младенцу Великана, грозившему перерасти родителя.
У эмпатов, некогда присягнувших династии Императора Балора, была только одна проблема – где добыть доноров. А так как люди размножались быстро, то проблема была неострой. Люди грешили, нарушали закон, попадали в рабство, становились должниками, в общем, доноров эмпатам поставляло само человеческое общество. За это звездолеты Альянса служили во Флоте, а когда Адмиралом императорской флотилии стал эмпат, отец Мортана, до этого занимавший пост Главного Старейшины Альянса эмпатов, слияние рас посчитали почти официальным. Правда, были и недовольные. Многие эмпаты восприняли назначение своего на такую высокую должность признаком слабости и преклонения перед человеческой расой, родом из которой был Император. Бунты вспыхнули незамедлительно, быстро же и были подавлены. Недовольных эмпатов разослали по колониям, и лишь немногим разрешили остаться в армии.
Среди этих немногих оказался Мортан, который с детства грезил идеями независимости своей расы – как от доноров, так и от императорского протектората. Его «Саартан» не громил императорские крейсеры во время восстаний, он лишь сделал круг в составе колонны недовольных по орбите Алатэйе, планеты-столицы, но этого хватило. И, вот, тогда пришлось вмешаться отцу.
Гордость Мортана не позволила ему лично явиться к Императору, чтобы принести извинения, поэтому его корабль с подчиненными единицами перевели в статус пограничных и отправили в качестве патруля в дальний сектор. Благодаря отцу за Мортаном сохранились все титулы и должности, его вообще не хотели трогать, но тот же отец настоял на наказании. И оно было изощренным.
Ладно, если бы Морта отправили воевать с крейгами, сражаться с пиратами, которые беспокоили границы Империи все чаще, даже ссылку в казармы он бы и то легче перенес. Но нет, ему поручили особую миссию – отловить жар-птицу для императорского космического зоопарка. А так как приказ был дан лично императором, то оставалось либо повиноваться, либо начинать войну со всем человечеством, да и с доброй половиной эмпатов тоже. Мортан знал, что если кому и поднимать бунт против системы, то ему – человеку с именем, властью и возможностями. Эмпаты за ним пойдут, но их будет меньшинство, и скорее всего, оно будет уничтожено генетическими мутантами, стоящими на страже человечества. И вампиры были не единственными среди них.
Поэтому, подумав, Морт попросил отца передать императору свои извинения и отправился ловить птичку в сектор Козодоя, где ее видели в последний раз.
Космический зоопарк Императора включал огромное количество неразумных видов, которые были собраны со всех населенных планет Империи. Впрочем, вопрос разумности всегда оставался открытым, и лично Морт считал, что у Императора Балора в клетках томится не одна инопланетная раса. Что касалось птицы, то о ней ходили легенды, когда он еще учился в Летной Академии. Птицей эту массу называли условно, а прозвище «жар» она получила за оперение из протуберанцев и за внешнюю схожесть с пернатой тварью из человеческих сказок. Очертания, действительно, были похожи на птичьи – крылья, хвост, лапы, голова на изящной шее. Миф о том, что это птица счастья придумали, конечно, люди, им всегда счастья не хватало, для эмпатов же, прирожденных охотников, поимка птицы представляла спортивный интерес.
Решив относиться к заданию как к отпуску, Мортан выбрал шесть глайдеров из личной армады и даже не поморщился, когда экипаж на большей части звездолетов заменили на людей отца. Спорить со стариком не хотелось, к тому же Мортану нужно было остановиться и подумать, в какую сторону лететь дальше – к счастливой жизни в дружной человеческой семье во главе с Императором или все же к иной цели.
И все шло хорошо, да гладко, пока они не добрались до Козодоя. В Империю официально входило восемьсот планет со статусом полисов и две тысячи со статусом колоний, которые не имели независимого правления. В Академии он честно старался выучить все названия миров, но потом решил, что бортовой компьютер «Саартана» справится с этим лучше. Поэтому о Козодое он впервые услышал, когда Асмодей закричал на всю рубку управления:
– Мы засекли птичку, и она в секторе Козодоя!
Птица была прекрасна и прожгла датчики на трех кораблях его маленькой армады. А дальше все пошло не по плану.
Морт приказа стрелять не давал, но у кого-то из экипажа не выдержали нервы, когда существо изменило курс в сторону «Саартана». Найти птицу было удачей и чистой случайностью, однако редким шансом было ее ранить. Как бы там ни было, но заряд пробил крыло, движение огненной массы остановилось, и она стала заваливаться на Козодой.
Нервного Морт наказал быстро. Тот не стал сопротивляться, когда Мортан стеганул его эмпатическим щупом, отобрав большую часть эфталита. Несчастного увели в медблок, где ему предстояло восстанавливаться в течение суток. Если бы такой удар пришелся на человека, то он стал бы для него смертельным.
Когда «Саартан», сопровождаемый пятью глайдерами, уже входил в орбиту Козодоя, появились пираты. Портал открылся в районе искусственного спутника колонии, засияв вторым солнцем. Мортан едва не облился кофе, так как увидеть два чуда в один день – жар-птицу и пиратский портал – было слишком даже для такого везунчика, как он. Если жар-птица интересовала исключительно людей, так как была частью их мифологии, то пиратский портал интересовал всех в Империи – от эмпатов до мутантов. Потому что это была та самая технология, которая оставалась недоступной их цивилизации. Пираты на рожон не лезли и открывали порталы лишь на границах, вылетая роем по десять боевых катеров и нападая, в основном, на грузовые звездолеты. До сих пор не удалось захватить ни один пиратский корабль, что уж говорить о портале. Он оставался недосягаем, как мечта о вечном доноре.
