Вера Александровна Петрук
Грозы над Маргутом
Глава первая
Великий Маргут, Город тысячи храмов, никогда не заливало дождем так, как случилось осенью в год Белого журавля и цветущего лотоса. Ливень хлестал столицу день и ночь, затопив нижние ярусы Подполья и разрушив сады с недавно отремонтированными дорогами в южном квартале Угодья. Вышедшая из берегов Мара возвращаться в русло не пожелала, залив мутными водами цвета кофе с молоком Утреннюю набережную и часть городского парка имени Принцессы Северии.
Древняя и самая полноводная река Деянкурской империи делила столицу на две непримиримые половины – Подполье и Угодья. Если в первой прозябали отбросы общества, загнанные законом в катакомбы, простиравшиеся под землей далеко за пределы наземного города, то во второй, куда большей части Маргута, бурлила та самая столичная жизнь, которая манила каждого провинциала с необъятных просторов империи. В Деянкуре было много прекрасных городов – новых и старых, но в Маргуте билось сердце страны, и хотя бы побывать здесь стремился каждый.
Сегодня сердце империи стучало в унисон жреческих барабанов, потому что не справившиеся со стихией погодные маги решили смыть позор жертвенной кровью. К обряду Успокоения погоды прибегали редко, но главный маг-стихийник страны, молодой выскочка Демьян Ледянский, который, по слухам, приходился родней самому Императору, объявил о необходимости божественного вмешательства. А так как утром речные воды подобрались к подножью статуи Левиафана, угрожая подмыть пьедестал и утащить прародителя магов в пучину, комиссия по чрезвычайным делам прислушалась к рекомендациям главного стихийника и согласовала отлов жертвы из нижних кабиров, проживающих в Подполье.
По закону подлости этой жертвой стал мой друг, вампир Алистер. У него имелись сотни отвратительных привычек, скверный характер, напрочь прогнившая душонка и ни одной благородной черты, из-за которой стоило его спасать. Но этот кровосос принадлежал к банде Свистящих во тьме, и пока я оставался ее главарем, ни один жрец, жандарм или выродок магов-мавари не смел поднять ритуальный нож над небьющимся сердцем моего человека. В банде Свистящих во тьме не было ни одного существа, который мог бы назвать себя человеком, однако принадлежность к людям, пусть и выдуманная, казалась нам той чертой, которая отличала нас, жителей Подполья, от тварей и демонов, обитавших еще ниже. Высокородные, поселившиеся на правом берегу Мары, заведомо считали всех обитателей Подполья низшими существами – без души, прав и моральных качеств. Но душа у нас была, даже у вампира Алистера, как и обостренное чувство справедливости, от которого в моей голове с утра гремели собственные барабаны, мешающие успокоиться и действовать по плану.
План был похож на Шестую улицу Маргута, где сейчас проходило ритуальное шествие горожан, облаченных в синие одежды – цвет, который считался приятным взору речной богини Мары. В плане зияли дыры, напоминающие те самые открытые ливневки, на которые всегда полагались городские хозяйственники. Но так как канализационные трубы были засорены и затоплены, ливневки не справились, и коричневая вода плескалась по мостовой, заливая бордюры и башмаки прохожих. Коричневое с синим – на мой взгляд, выглядело красиво.
– Эй, вирго, – стоявший впереди Юрген обернулся, обратившись ко мне так, как обычно в Подполье звали начальников, которых уважали. Вирго был заведующий складом, раздавший просрочку, жандарм, отпустивший во время облавы, или такой, как я, – главарь одной из банд, в которые собирались люди и кабиры, населяющие Подполье. В Нижнем мире одиночки не выживали, быстро становясь жертвой каннибалов, вампиров или торговцев плотью. Лично мне слово «вирго» никогда не нравилось, но традиции были слишком сильны. Как бы я ни настаивал, чтобы меня звали по имени, мои люди продолжали кидаться в меня этим «вирго», что на древнем маварском означало «душегуб».
В Подполье слово «мавари», как и все от него составляющие, считалось ругательством, а тех, кто знал язык, на котором разговаривали маги, можно было пересчитать по пальцам. Знание маварского, как и многих других языков, вдолбила в меня с детства мать, о чем я помалкивал. В Подполье интеллектуальные способности уважением не пользовались и даже наоборот – презирались. Пожалуй, только Док мог умничать и ничего ему за это не было, но на то он и был Доком, лечившим все Подполье, да и добрую половину Угодья. Дворяне хоть его и изгнали из своего круга высокородных, но, когда дело касалось черной медицины, заменить Дока было некому.
У меня для Дока других слов, кроме как «мерзавец» и «подонок», обычно не находилось – слишком свежи были воспоминания, сколько монет он затребовал за то, чтобы пришить обратно ногу Демиду, которого наши враги из «Летящих во тьме» (эти черти даже название у нас сдернули!) столкнули на рельсы. Так нас теперь все Подполье и называло, чтобы не путаться. Эти Свистуны, а те Летуны.
Но сейчас от Дока зависел наш план, а вернее, от его химикатов, которые я обменял на пять пар кожаных полицейских сапог. Какого дьявола Доку понадобились сапоги жандармов – то никто никогда не узнает, но о том, как я доставал их сегодня ночью, вряд ли забуду. После лазания по узким оконным бордюрам новостройки, в которую недавно переехала наша доблестная жандармерия, у меня до сих пор руки тряслись. Те, кто вырос в Подполье, с высотой не дружили.
Одна часть с трудом добытой химии пряталась в ящике, на котором Эд разложил дымящиеся пирожки, и я точно не хотел знать, что у них внутри. Мамаша Эда торговала пирожками на Южном вокзале всю жизнь, отправила на тот свет не одного горожанина и так бы и продолжала травить жителей Угодья, если бы не один высокородный, который однажды съел не тот пирожок. Бежав в Подполье, добрая женщина быстро освоилась и даже открыла собственную пекарню. Высокородные стрелялись на дуэлях, а у нас в Подполье бросали вызов, приглашая в пирожковую Каталины. Одно было известно наверняка: в пирожках Каталины не было кошек и крыс, потому что этих животных женщина боготворила. Впрочем, заявленной свинины в них тоже не имелось – достаточно было посмотреть на цену, которую ломили фермеры. А пирожки мамаши Каталины стоили пару медяков…
Второй пакет с химикатами грелся у меня под курткой. Грелся он в прямом смысле. За те два часа, что я проторчал с ним на площади, он наверняка успел прожечь дыру в моей единственной парадной рубахе. Подпольщиков в Угодье пропускали редко, да и то с условиями. Проверяли одежду и тело на чистоту. Дворяне боялись наших зараз, как огня, поэтому жандармы использовали завезенных с Лантайских островов карликовых собак, которые были обучены чуять грязь на теле и одежде. Звучало, как полная чушь, но я сам видел этих собачек в действии. Жандармы держали карликовых псин на руках, встречая подпольщиков на Первом императорском мосту, проход по которому открывали в такие дни, как этот – на праздники, ритуалы и разные важные государственные собрания, когда требовалась массовка. Лантайские псинки, действительно, гавкали на тех, кто шел с немытой шеей или в грязной рубахе, а полицаи, не разбираясь, заворачивали нерях обратно. Лучше бы эти псины выявляли оспу, которая иногда вспыхивала в Подполье, дотягиваясь потом и до высокородных.
Однажды, терзаемый любопытством, я провел эксперимент на новогодние торжества. Мыться зимой в Подполье – то еще удовольствие, поэтому, когда я накануне велел Демиду неделю к воде не прикасаться, тот выполнил поручение с радостью. Правда, бедолагу на императорскую елку не пропустили. Лантайский карлик на руках жандарма начал выть сразу, как только грязный Демид попытался сойти с моста. Впрочем, от него воняло за много метров, поэтому, чистота эксперимента была под сомнением. А вот кашляющего Сидона, которого мы отмыли и нарядили в чистое, полиция пропустила, не прицепившись. От чего он кашлял, даже Док не разобрался.
Пакет с доковскими химикатами начал серьезно припекать, и я заволновался. Церемония по какой-то причине затягивалась, а мне нужно было избавиться от подарочка в ближайшие тридцать минут – не позже. Но даже Алистера еще не привели. Может, снова непогода?
Взглянув на небо, я какое-то время мрачно созерцал нахмурившиеся над головой тучи, потом задумчиво перевел взгляд на свои изрядно промокшие башмаки. Впитав грязную воду, ткань брюк окрасилась в черный почти до колена.
На городских мероприятиях массовка из Подполья обычно стояла сразу за полицейскими рядами, окружающими сцену с главными действующими лицами – чиновниками, палачами, магами, жрецами и жертвами. Несмотря на то что для подобных зрелищ сооружали помост, снизу можно было разглядеть только головы. Другое дело – места для зрителей. Они располагались по периметру площади, вмещая добрую половину жителей Маргута.
Я встал на цыпочки, стараясь разглядеть шестой ряд, где обычно сидело семейство ДеБурков. Герцог со своей тучной женушкой и тремя старшими сыновьями были на местах, сверкая фамильными драгоценностями на шарфах и шляпах. Закутались от непогоды они серьезно, но начавшаяся морось не щадила никого, обещая в скором времени превратиться в новый ливень.
ДеБурки интересовали меня только по одной причине. Где-то рядом с семейством должно было появиться знакомое лицо, которое волновало меня, с тех пор как я увидел Аманду на крысиных бегах в Подполье. Впрочем, Амандой она называла себя только на правом побережье Мары, на левом же становилась Адой, бунтовщицей, гонщицей и моей личной занозой, потому что два года Ада просилась в мою банду, а я ломал голову, выдумывая причины для отказа, пока не вмешался Железный Барон, встав на ее сторону.
Высокородные часто навещали Подполье, а многие открыто вели дела с крупными дельцами вроде Дока или Железного Барона, но, чтобы дворянка просилась в банду, промышляющей мелким разбоем, то лично мне казалось ненормальным, поэтому общего языка мы с ней не находили. У Аманды, определенно, имелись проблемы с семьей, в которые она нас не посвящала, однако то, что девушка ее возраста свободно разгуливала по Маргуту, говорило, что эти самые проблемы она как-то решала. Ада была старше меня на два года, а я только в этом году получил справку о совершеннолетии.
Паспорт жителям Подполья на полагался, но такие справки выдавались, чтобы пополнять ряды налогоплательщиков и военнообязанных. Воинская служба переманивала многих подпольщиков, вытаскивая нас из нищеты, но в отличие от высокородных служить нам полагалось пятнадцать лет, поэтому на такой шаг решались не все. Либо за бешеные деньги покупали у Дока справку об инвалидности, либо всю жизнь бегали от жандармов, которые иногда спускались в Подполье. На таких мероприятиях, как это, призывников не ловили. Знали, что, если нарушат хрупкий баланс, восстание неминуемо. Наверное, в конце концов я отправился бы служить, если бы не одно событие, которое вот уже неделю бередило мой разум.
Шестой ряд заволновался, люди недовольно вставали, пропуская высокую брюнетку в синем платье. Даже с расстояния я видел, что оно было слишком облегающим и со слишком короткими рукавами. Многое бы отдал, чтобы узнать, чем именно шантажировала Ада своих родителей. Хватало одного взгляда на чету ДеБурков, чтобы понять – свою старшую дочь они ненавидели, но вынужденно терпели. Аманда давно должна была быть замужем, но по каким-то причинам герцог отклонял предложения сватов, не проявлял инициативы и сам. Ада же свободно шлялась по всему Маргуту, компрометируя и себя, и семью, и весь дворянский род. Не то чтобы меня волновала честь ДеБурков, но то, что Аманда вытворяла в Подполье, заставало порой врасплох и меня, того, кто в Нижнем Маргуте вырос и повидал всякого. А то, с какой настойчивостью Ада просилась, чтобы ее приняли в «Свистящие во тьме» – и только в эту банду и ни в какую другую, заставляло меня нервничать. В общем, равнодушным Ада не оставляла никого – и я исключением не являлся.
Вытянув руку, затянутую в тугую перчатку, в нашу сторону, Аманда принялась махать, пока ДеБурки ее, наконец, не усадили. Стоявшие рядом со мной парни, конечно, приняли жест на свой счет и стали махать ей в ответ, я же опустил голову, сделав вид, что беспокоюсь исключительно о судьбе плана, который, если честно, внушал мне все больше сомнений. На самом деле я хотел скрыть рдеющие щеки, которые всегда вспыхивали, когда Ада обращала на меня внимание. Как и все Свистуны, пришедшие сегодня на площадь спасать Алистера, я тоже решил, что ее приветствие предназначалось исключительно мне. А еще у меня появились веские причины для беспокойства за предстоящую операцию: Ада точно знала, зачем мы явились на церемонию в полном составе. И хотя она уже два года тусовалась с моими ребятами в Подполье, доверять я ей так и не научился. Ада была закрытой шкатулкой с торчащим ключом в замочке. Казалось, протяни руку, поверни ключ и открой, но я был уверен, что у этой девицы имелись секреты, которые я не захочу знать. Как не захочу рассказывать свои.
На сцене-помосте зачадили горшки с травами, а значит, церемония должна была вот-вот начаться. После дождливого лета Маргут утопал в комарах, которые прекрасно себя чувствовали, размножаясь в вечно мокром городе. Удивительно, как при таких обстоятельствах стихийники умудрялись оставаться любимыми магами императора. Я бы за такую работу всех казнил и того выскочку, который показался на помосте, в первую очередь.
Демьян Ледянский расхаживал по сцене, читая наставления магам-стихийникам и жандармам. В нем сразу чувствовалась кровь настоящего мавари. Черные волосы и жгучий взгляд темных глаз имели многие высокородные, но вместе с бледной, почти голубой кожей – то был будто штамп в паспорте. Таким цветом кожи обладали только потомки древних магов-мавари. Шуточки про голубую кровь мавари были излюбленными в Подполье, но Гильдия убийц, с некоторыми из которых я дружил, любимый народом миф не поддерживала: кровь у потомков мавари была красной, как и у всех нас.
Наверное, Алистера тоже привели, но с его-то низеньким ростом увидеть вампира шансов не было. Вообще, вампиров я не любил. Среди нижних кабиров, населяющих Подполье, они отличались подлостью и особенно скверным характером. Разумеется, ни один вампир не соблюдал императорский закон о неприкосновенности людей, поэтому, если бы жрецы для своих делишек отловили какого другого вампира, я бы, пожалуй, с удовольствием, понаблюдал за кровавой резней. Но Алистер однажды спас мою мать, когда она, впервые попав в Подполье, едва не стала жертвой вампирской оргии. С тех пор утекло много воды, но возможность отплатить долг предоставилась только сейчас. Алистер, сохранивший внешность подростка, считал меня своим другом. Я пытался отвечать тем же, но дружба с вампиром имела определенные рамки, за которые выходить не стоило.
– Козлов! – возглас раздался едва ли не на всю площадь, заставив скривиться не только меня, но и стоявших рядом Юргена с Радиусом. Последний был из вервольфов, а имя ему дал Док, нашедший младенца на мусорке в корзинке с книгами по алгебре.
Только «летунов» тут не хватало. Джастин Син, главарь «Летящих по тьме», вместе с шайкой преданных ему мордоворотов проталкивался сквозь толпу прямо ко мне. И так не радужное настроение покрылось всеми оттенками черного.
– Одно мое слово, Козлов, и весь твой план по освобождению кровососа обернется прахом, – пафосно заявил Син, тряся рыжей шевелюрой. Он был классическим рыжим дварфом-переростком – с покрытой веснушками кожей, мощными плечами и огромными ручищами. От дварфа в нем ничего не осталось, разве что цвет волос.
Я кожей почувствовал, как напрягся Юрген и подобрались Сидон с Демидом. За ногу Демида, которую отрезало поездом, когда «летуны» столкнули его с платформы, мы уже отомстили, но я знал, что Демид не успокоится никогда. Стычка буквально за спинами полицейских испортила бы весь план окончательно, на что, вероятно, Джастин и надеялся.
Эх, невовремя петух закукарекал. Нужно было срочно спасать ситуацию.
Глава вторая
Я поспешил сделать шаг навстречу рыжеволосому Джастину. Как говорила моя покойная матушка: «В бурю мудрая женщина молится богам, но и к берегу грести не забывает». Я уже по взгляду рыжего догадался, что пришел он сюда не за разговорами. Зная про наш план, он сделает все возможное, чтобы его испортить.
– Можно без формальностей, – улыбнулся я Сину. – Для тебя я всегда Лев.
Главный «летун» маварского не знал и мою тонкую шутку не оценил. Его фамилия на маварском означала «щенок», но мне он, конечно, не поверил бы.
– Козлов, – продолжал фамильярничать Джастин, зная, что я не люблю, когда треплют мою фамилию, – ты ведь сюда не просто так со всей бандой явился. А хочешь, я сейчас позову вон того верзилу жандарма и объясню ему, что ты задумал? Даже если мне и не поверят, тебя заберут просто так – ради общественного спокойствия.
– И за что же на тебя так Святой Кава обиделся? – вздохнул я, намекая, что вместе с нами заберут и Джастина с ребятами, но тугодум Син опять не понял, что я имел в виду и почему упомянул бога-покровителя, подарившего людям мозги.
– У тебя наверняка имеется встречное предложение, – добавил я, посматривая на сцену. Эд ждал моего сигнала, но Ледянский все еще трепался со своими жрецами, изводя терпение зрителей. Мне его проволочки были только на руку. Я был уверен, что Джастин Син не знал о нашем плане, но, как всегда, включал быка и шел напролом. Я бы предпочел выбить ему новые зубы, которые он, по слухам, купил задорого у Дока, однако умение различать, когда махать кулаками, а когда заговаривать зубы, досталось мне с рождения.
– Про Айву хочешь поговорить? – спросил я, предугадывая ход мыслей Джастина и оттесняя плечом Демида. Тот был крупнее меня, но спорить не стал, хотя, зная его характер, я был уверен, что без драки сегодня не обойдется.
На физиономии Джастина нарисовалось: «А как ты догадался?». В прошлом месяце самая популярная в Подполье швея Айва Две Иглы попросилась в мою Яму, закрыв лавку на Шестнадцатом рынке, который контролировали «летуны». В Подполье, как и во всем Маргуте, любили названия с цифрами: Третья кладбищенская аллея, Двадцатый тоннель, Сорок седьмой рынок… Ямами называли жилища банд и подземные рынки, которые хаотично возникали на пересечении главных тоннелей, вырытых кем-то задолго до строительства наземного Маргута. Такие банды, как моя, обычно брали десять процентов с прибыли лавочников, торгующих в Ямах, взамен защищая их от других банд и от тех, кто иногда лез с нижних ярусов. В последние два года нам везло, так как почти всех мутантов истребил мор, к счастью, до нас не добравшийся. Однако подпольщики помнили времена, когда нижние никому не давали жилья, поэтому торговцы исправно платили дань, а мы старались не терять бдительности. Пока все разборки сводились к теркам с другими бандами, сражающимися за территорию и таких, как Айва.
Не знаю, что у них с Джастином случилось, но, по слухам, Син чем-то ее обидел, поэтому Айва Две Иглы попросилась со своей лавкой и мастерской ко мне, разумеется, получив согласие. Айва родилась фейлиной, и тонкое чувство красоты и вкуса было у нее в крови. Цены она не ломила, обшивая все Подполье, а заодно и некоторых высокородных, которым хотелось экзотики. Доход у нее поступал регулярный, и я в нее с радостью вцепился, предоставив лучшее место, недалеко от своей норы.
Джастин уход Айвы простить не мог и периодически портил мне из-за нее нервы.
– Она должна вернуться ко мне, – заладил тупоголовый, а я в этот момент заметил движение на сцене. Пора было начинать и нам, потому что на помосте появился палач. Демьян Ледянский, может, и затеял всю эту церемонию, но перерезать горло вампиру явно был не способен – слишком нежен, слишком воспитан и слишком высокороден. Признаться, мне однажды приходилось пачкать руки о вампира, и главное слово здесь было – «пачкать». Крови из вурдалаков вытекало раз в пять больше, чем из обычного человека, и никакими физическими законами это не объяснялось, хотя Док пытался.
– Давай, выкладывай свои аргументы, – важно кивнул я Джастину, чем явно того озадачил. Фраза для рыжего была слишком мудреная, и пока он соображал, что именно от него хотели, я успел дать знак Эду.
Тот быстро прикрыл торговлю и наклонился к ящику, чтобы поджечь смесь. И… ничего не произошло. Ни через секунду, ни через полминуты, ни через две. У меня задергался глаз.
Рыжий принялся что-то бубнить, пытаясь угрожать и договариваться одновременно, но сейчас было не до него. Почувствовав скопившуюся на лице влагу, я вспомнил о мороси, которая все это время неспеша увлажняла мир, видимо, намочив и химикаты Дока.
– Если твоя Клара будет танцевать в моей яме, я забуду про Айву.
Моя голова, корпевшая над различными вариантами дальнейших событий, не сразу осознала смысл сказанных Джастиным слов. А потом я получил тычок в спину от Юргена и, следуя направлению его пальца, уставился на первый зрительский ряд, где, совсем недалеко от ДеБурков, взгромоздилась на бочку девушка с ярко красными волосами в мужском акробатическом костюме. Чтобы еще больше привлечь к себе внимание, она использовала южные свечи, которые зажглись послушно и без выкрутасов – не то что химия Дока. Огни вспыхнули под бешеный ритм, который выбил на подвесном барабане Сидон, и гибкое тело Клары качнулось в нежном изгибе раз, другой, а потом согнулось так, как обычное человеческое тело складываться не может. Кларе было обеспечено внимание не только зрителей, но и участников скучного ритуала – жрецов, магов, чиновников, а заодно и жандармов. То был план Б, который я запретил, положившись на то, что салют в пирожковом ящике Эда быстрее отвлечет внимание жандармов и поможет подобраться к помосту, где в ход должна была вступить та химия Дока, которую я уже несколько часов грел на груди.
Но Клара, по глупости влюбленная в Алистера, конечно, поступила по-своему. Плохая сестричка. Следующие крысиные гонки ты точно сидишь взаперти. Впрочем, родственников не выбирают. Я велел себе запомнить, что при случае следует набить Джастину рожу за его гнусное предложение. Чтобы моя Клара да в его Яме? «Летуны» были известны своими борделями, и слова Джастина иначе как оскорбление воспринимать было нельзя.
Но сейчас было не до «летунов», потому что хоть ящик Эда и не взорвался, план Б сделал свое дело. Жандармы всполошились, зрители повскакивали с рядов, вытягивая шеи, чтобы лучше увидеть Клару, потому что юное тело, которое она так беспардонно оголила (обтягивающее трико и водолазка ничего не скрывали), притягивало куда больше взглядов, чем скучные рожи чиновников и один тщедушный вампир, который на самом деле никого не интересовал. Обряд укрощения погоды проводился так редко, что большинство воспринимали его как очередную казнь провинившегося из Подполья. Одним словом – скукота. Ни я, ни другие горожане Маргута в то, что смерть Алистера поможет угомонить непогоду, не верили.
Ну, Док, на этот раз не подведи. Рыжеволосый Джастин все еще ждал ответа, всматриваясь в мою озабоченную физиономию, поэтому первый шарик, который я достал из нагрудного кармана, полетел в него. Во время подобных мероприятий по всему Маргуту, а особенно в месте проведения церемоний, устанавливали специальные каменные столбы, призванные гасить любую магию. В народе их называли «истуканами» – еще одно наследие древних мавари, которые оставили нам не только свою магическую кровь, но и средства борьбы с колдовством. Однако то, что дал мне Док, имело не магическую природу, а химическую. В науках я не разбирался, но уже уяснил, что иной раз прибегнуть к таким штучкам, куда полезнее, чем к магическим артефактам. Хотел бы сказать – надежнее, но ящик Эда нас все-таки подвел. За Клару я не беспокоился, знал, что Ада прикроит. Без ее участия там точно не обошлось, а значит, выволочка ждала потом обеих.
Огненные горошины сработали как надо. Опалив бороду и брови Джастина, яркий шар света размером с кулак метнулся вверх и, зависнув в паре метров над землей, рассыпался яркими искрами. Следуя моему примеру, разбрасывать свои горошины стали и Юрген с Демидом, двинувшись в разные направления и сея хаос в толпе. Джастину было не до меня, как и его мародерам, которые тушили ему бороду, поэтому я беспрепятственно двинулся к сцене. К этому времени от стройных рядов жандармов, оцепляющих помост, ничего не осталось. Одни бросились к зрителям, другие служители закона поспешили укрыть собой чиновников, решив, что нынешний саботаж – по их душу. О вампире, разумеется, никто не думал, потому что кому он, кроме нас, мог понадобиться?
Взглянув на Демьяна Ледянского, который, прикрыв глаза, сосредоточенно превращал морось, сыплющую на площадь, в дождь с явным намерением потушить праздничный салют Дока, я не удержался от ухмылки и специально бросил в Ледянского огненную горошину, которая в мага попала, но в отличие от остальных снопом искр не взорвалась. Вообще-то, Док обещал, что никакой дождь его химии навредить не может, однако, как минимум, два прокола были налицо. Ящик намок, а шарик, угодивший в мага, попал под чары стихийника и погас. Из-за проделки оставшиеся два метра до помоста пришлось преодолевать, согнувшись в три погибели. Впрочем, остальные горошины, которые я разбросал – а их было не меньше пятидесяти, порхали огненными шарами над головами горожан, плюясь искрами и чадя дымом. Последний был мне особенно на руку. Когда я добрался до сцены, площадь основательно затянуло чадом, который хоть и прибила к земле морось, но полностью уничтожить не могла.
Алистер уже тянул ко мне руки, закованные в кералитовые наручники, мешающие ему превратиться в летучую мышь. Универсальный ключ-отмычка, который я когда-то купил у Железного Барона, стоил безумно дорого, но всегда выручал. Как только кералитовые побрякушки грохнулись о помост, Алистер, чиркнув в воздухе крыльями, юркнул мне в карман, я же нырнул сначала под стол с бумагами, за которым еще пару минут назад восседали чиновники, а потом, дождавшись, когда взбешенные стихийники покинут помост, последовал их примеру и, вывернув куртку на изнанку, превратился в мечущегося от страха горожанина.
Магам мы сегодня не только день, но и репутацию испортили. Огненные шары им не подчинялись, потому что с природной стихией ничего общего не имели. Я честно не хотел знать, чем Док занимался в своих лабораториях, но подозревал, что с такими экспериментами его царство в Подполье продлится недолго.
Когда я уже почти добрался до конца площади, в небе на фоне сизых туч мелькнули гигантские тени. Запахло гарью и серой, и я точно знал, что это не от наших горошин. Драконы явились – как всегда с опозданием. Четыре силуэта приземлились за дымными клубами в районе храма богини Мары. Судя по желто-красным оттенкам крыльев, на ритуал наведался клан Яхсари, обитавший в горах за северным Маргутом. Расстояние неблизкое, лететь долго – аж пятнадцать минут, вылетели с расчетом эффектно появиться прямо перед казнью, а тут диверсия, самое интересное пропустили. Оставалось только позлорадствовать. С кланом Яхсари у меня имелись давние счеты, и любая их неудача ложилась бальзамом на мое сердце. Драконы никак повлиять на ситуацию не могли, дело было выполнено, однако вместо того чтобы скрыться в Подполье, ноги сами направились к оврагу под мостом, который уже никто не охранял. Всех жандармов заняли огненные шары.
Было принципиально разобраться с Алистером на правом берегу Маргута. Вампиры считали, что вода по эту сторону моста регулярно освящается жрецами разных божеств, а потому для них вредна и даже опасна. Я как-то болтал на эту тему с Доком, правда, не очень-то его понял. Док считал, что вампиры подвержены внушениям и гипнозу сильнее, чем люди. Согласно его опытам, чеснок никак не влиял на их самочувствие, однако все вампиры Подполья боялись овоща, как огня. И все же я выбрал воду. Алистер спокойно заходил в реку на стороне Подполья, однако за мостом, где начиналось Угодье, дергался и шипел каждый раз, когда я в шутку в него брызгался. Он утверждал, что потом у него на коже надувались волдыри от ожогов, правда, я ни одного так и не увидел.
Когда я вытащил из-за пазухи летучую мышь, держа вампира-оборотня за крыло перчаткой с кералитовыми вставками, Алистер заверещал так, что уши заложило. Нас могли услышать разве что жрецы в храме, но сейчас весь Маргут был на Львиной площади, а служители Мары исключением не являлись и так же были падки на развлечения.
Обмакнув тварь пару раз в грязную речную воду, я бросил вампира на каменную набережную. Он обратился не сразу, изображая, будто жутко покалечен. И даже приняв привычный облик, Алистер продолжал валять дурака, поджав колени к груди и обхватив себя руками.
– За что? – трагически протянул он.
– Твоих клыков дело? – я сунул ему под нос утреннюю газету, которая сразу привлекала внимание статьей на первой полосе: «Убита и обескровлена магичка-стихийница!»
Тело нашли в реке спустя неделю без головы и конечностей, но Ледянский опознал свою сотрудницу, которую все это время искали, считая без вести пропавшей.
– Зуб даю не я! – в своем привычном репертуаре заявил Алистер, на миг забыв о том, что он «смертельно обожженный». – Все наши закон нарушают, почему сразу я? Ты же меня сейчас спас!
– Неделю назад проходили гонки на крысалах, а ты отпросился по делам в наземный Маргут, – объяснил я, проигнорировав его последнюю реплику. – Потом лодочник вспомнил, что видел тебя под мостом с телом в руках. Ты кого-то топил в реке.
– Совсем спятил, что ли? – без всякого уважения к моему почетному статусу главного в банде заявил Алистер. – С каких пор тебя стихийники интересуют?
– Когда мы тебя принимали, ты поклялся питаться крысиной кровью до конца своих дней и никогда не посягать на человека, – напомнил ему я. – Мы соблюдаем законы Маргута.
– Ой ли? – скривил физиономию Алистер, но, взглянув на меня, поспешил сменить тон. Говорят, когда я злился, у меня в глазах плясали дьявольские огни. В Подполье так еще отзывались о психах, поэтому за подобное сравнение вслух я мог и навалять.
Видя, что я сделал к нему шаг с явным намерением снова искупать его в реке, Алистер поднял вверх когтистые руки и затараторил:
– Я все-таки еще и Круавье служу, он мой создатель. Ну, попросил меня папаша тело в реке спрятать, отчего ж просьбу старика не выполнить? И там не женщина была, а парень. И не я его загрыз. Клянусь, всю прошлую неделю крысами питался. Не трогали мы твою стихийницу. Да и зачем она тебе? Где ты, а где маги?
