Опавшие листья – Василий Розанов

Теория катастрофы.

«Душа есть энтелехия тела». «Бабочка есть энтелехия гусеницы и куколки». А Русь, есть ли Русь энтелехия Советской России? Такова первая тема «Апокалипсиса»: революция и крах исторической России.

Русь слиняла в два дня. Самое большее – в три. Даже «Новое Время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Христианство – вторая и, пожалуй, главная тема размышлений Розанова, точнее, «инсуррекция против христианства». Монолог писателя-христианина, находящегося на грани отчаяния, когда ранее немыслимые понятия, такие как «конечная смерть», «отсутствие Бога», «небытие», вдруг обрели реальный, достоверный смысл.

Солнце загорелось раньше христианства. И солнце не потухнет, если христианство и кончится… О, не надо христианства. Не надо, не надо… Ужасы, ужасы.«Апокалипсис» – произведение сложное и противоречивое и читать его крайне трудно. Здесь нет строгой композиции, последовательного развития темы, взвешенной и обдуманной аргументации, а есть хаос мыслей, страстная взволнованная речь, восклицания и риторические вопросы. Метания от одной темы к другой, тревожно-сбивчивый тон повествования – всё это выдаёт недоумение и гнев автора, его стремление как можно скорее рассказать об увиденном и пережитом и попытаться объяснить, в первую очередь самому себе, смысл происходящего. Существенное отличие «Апокалипсиса» от более ранних работ Розанова заключается именно в том, что прежняя уверенность писателя в истинности своих идеалов (какую можно увидеть, например, в анализе «Легенды о Великом инквизиторе» Достоевского) сменилась растерянностью и сомнением.«Всё потрясено, все потрясены. Все гибнут, всё гибнет. Но все это проваливается в пустоту души, которая лишилась древнего содержания». В духовном опустошении Розанов обвиняет русскую литературу, именно литература, по его мнению, «убила Россию»: развратила молодежь, разрушила мораль и воспитала поколение нигилистов. Следуя этому убеждению, сам Розанов не мог окончить свои записи на ноте отчаяния, он должен был оставить читателю надежду, дать совет. Но звучит ли этот совет убедительно?

Но ты, читатель, будь крепок духом… И помни: жизнь есть дом. Дом должен быть тепел, удобен и кругл. Работай над «круглым домом», и Бог тебя не оставит на небесах. Он не забудет птички, которая вьет гнездо. Гораздо убедительнее, на мой взгляд, у Розанова другое:

LA DIVINA COMEDIA

С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею железный занавес.

– Представление окончилось. Публика встала.

– Пора одевать шубы и возвращаться домой.

Оглянулись.

Но ни шуб, ни домов не оказалось.

А что бы сказал по поводу Розанова Витёк Акашин из «Козлёнка в молоке»? «Амбивалентно», – буркнул бы он, и был бы прав.Прочитав первые страниц двадцать и осознав, что я ничего не понимаю, кроме знаков препинания, да и то через раз, я наконец залезла в биографию Розанова. Что же я узнала? Прелюбопытнейшие вещи:

Так, ему удалось прослыть одновременно юдофилом и юдофобом; революционные события 1905–1907 он считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций – выступая в «Новом времени» под своей фамилией как монархист и черносотенец, он под псевдонимом В.Варварин выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения.

Кроме этого, он был настолько увлекающимся человеком и так любил Достоевкого, что даже женился на его любовнице Аполлинарии Сусловой.Ну это к слову пришлось. На самом деле, меня поразило, что с просьбой о помощи к читателям, выписывающим журнал (это не книжка в привычном понимании, а 10 номеров журнала, собранные вместе – получился такой сборник эссе), потому как голодал, Розанов обращается только один раз, остальные статьи у него по большей части о высоких эмпиреях: он нападает на Новый Завет и возвеличивает Ветхий, и особенно Песню песней.P.S. Кто не читал ещё «Козлёнок в молоке» – рекомендую. Забавная книжка и про писателей) Боюсь, что в молодости, я тоже щеголяла «Золотым минимумом» и особенно часто прибегала к пункту №6.

Уникальнейший текст, пропитанный явственно ощущаемым ужасом и страхом старика Розанова; загнанного, окружённого и сломленного, забитого с семьёй в промёрзлую каморку; перебивающегося и открыто нищенствующего. Розанова, встретившего свои последние месяцы в ужасных условиях, и наблюдающего крушение империи. Его эмоциональный кошмар проступает сквозь страницы трактата.

… в европейском человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства; и в эти пустоты проваливается всё: троны, классы, сословия, труд, богаства. Все потрясены. Все гибнут, всё гибнет.

С этих слов начинается публикации предсмертной серии выпусков журнала «Апокалипсис нашего времени». Император отрёкся от престола, страшные социалисты у власти, война проиграна и вот-вот распадётся Россия, и, что его больше всего пугает, его старое тело будет перемолото в труху. Никак иначе как Апокалипсис происходящие события Розанов оценить не мог. И он с капающей изо рта слюной и болезненным блеском в глазах начинает вопить и причитать, а затем хрипеть, стонать и плакать. Не уберегли, сломали… а может это было богу угодно? Раз уж смерть человека угодна Богу, то и смерть России ему угодна. Отжила своё. Рухнула империя, а будто ничего и не произошло, все та же среда, все те же дела. России нет, а никто и не заметил. И прочее, прочее.Розанов задаётся вопрос: «Как же случился апокалипсис»? Раз уж в Библии задуман конец всего, то он закономерен с точки зрения Бога. Люди помогли устроиться Апокалипсису, да и сама планета не вытерпела России и опрокинулась. Писатели тоже хороши – всё у них плохо – и власть, и дворянство, и армия, и народ. Всё заклеймили, всё оплевали. Правда писатели-то всё-таки стремились к прогрессу, сама революция была венцом прогрессивных идей мира. Истина разрушительна. Россию убила литература.

Все размышления Розанова вьются вокруг смерти и крушения. Бабочка энтелехия гусеницы. То есть бабочка есть душа гусеницы. По мысли Розанова, человек и его душа после смерти подобны гусенице и бабочке. Человек должен дойти самостоятельно до состояния бабочки, если смерть прервет его жизнь заранее, то ничего и не родится из него. Наверняка эта мысль не нова, но все же любопытна. Розанов стал свидетелем своего персонального ада и иначе как сквозь тусклое стекло эсхатологии не мог смотреть на действительность. Он вопрошал в пустоту – как так получилось? Почему? Зачем? И не мог уяснить никакого ответа, кроме конца света.