Год 1989. Должник
Шаман договорился с автобусом и по первому ноябрьскому снегу повез кружковцев за город. Да не просто за город, а за двести кэмэ, до самого Троицкого! Сбор у школы чуть ли не по темноте устроили, чтобы за день обернуться. У всех в портфелях бутерброды и чай в термосах, да ноки запасные. Лица у ботаников раскрасневшиеся, все весело щебечут, предвкушая удивительнейшее приключение в их унылой ботанской жизни. Санька гордо залез в автобус с настоящим рюкзаком-колобком из брезентухи – наследством мамкиной молодости. И вообще, как потертый жизнью пацан, взял на себя роль старшего в этом курятнике.
После Шамана, конечно, который впервые предстал не в костюме, а крепких рабочих штанах, настоящей «аляске» и синем петушке «Олимпиада-80». Совсем другим стал учитель, как будто, раньше не пиджак на нем был, а смирительная рубашка. Даже моложе выглядел.
В Троицком хабаровчане объединились с местной шпаной, и руководитель кружка уверенно повел всех на горку к западу от села. Деревенские смотрели исподлобья, кто-то тихонько задирал ботаников и предлагал «отойти». Известь уже пожалел, что взялся опекать свой курятник, ибо в грядущем неизбежном махаче его будут первым валить. Но он забыл, что с ними шел Шаман.
– Вот, ребята, – с улыбкой повернулся Николай Маркович к пыхтящим детям, которые еле поспевали за них вверх по горке. – Это мыс Джари. Ученые еще спорят, но, вероятнее всего, именно здесь в 1651 году появился знаменитый Ачанский острог. Еще в 49-м археологи нашего пединститута обнаружили здесь следы древних укреплений…
И началось камлание. Через пять минут запуганные хабаровские ботаники забыли все свои страхи перед местными, а деревенские – о существовании ботаников. Все завороженно слушали историю про могучее войско казаков, которое всю весну и лето брало штурмом город за городом по всему Амуру, а потом решили зазимовать именно здесь.
– Победители дауров и дючеров никого не боялись! Про китайского императора они что-то уже слышали, но совершенно не понимали, кто это. Называли его богдыханом и даже думали обложить его данью в пользу русского царя, словно, какого-нибудь местного князька, – улыбнулся учитель. – Они были сильнейшими в здешних краях! Демонами-лоча, которые никого не боялись. Даже особенно, укреплять Ачанский городок не стали. Как будто, античные спартанцы… Осенью на них напали объединившиеся ачаны и дючеры. Было местных ополченцев вдвое-втрое больше, но казаки разметали их! Сначала ударили огненным боем, а потом пошли в бой с саблями и пиками. А после устроили пир…
Шаман рассказывал, как местные побежали жаловаться на юг, к маньчжуром, которые тогда правили Китаем. Полководец из города Нингута направил лучших воинов прогнать носатых демонов с выпученными глазами! Две роты-ниру знаменитого восьмизнаменного войска. Шестьсот опытных конников в доспехах, с длинными копьями и острыми саблями. Шесть пушек везли с собой маньчжуры, а по дороге собирали дючеров да натков, что хотели прогнать грозных пришельцев. К марту они добрались до низовий Амура.
– Смотрите туда, – Шаман указывал детям на реку, которая виднелась сквозь густую поросль тонких деревьев. – Скорее всего, маньчжуры пришли по реке, зимой ведь иных дорог нет. Их командир Исиней сумел незаметно подвести воинов к самому острогу. Крепость с бревенчатой стеной была совсем маленькой, многие казаки спали в избах и землянках снаружи. И, когда войско Китая напало на Ачан, они выскакивали из своих жилищ и бегом бежали прямо к стенам, лезли через них, чтобы укрыться в крепости…
И тут Саньку окончательно накрыло. Заснеженная горка Джари вдруг обросла золотистым частоколом казачьей крепости, воздух наполнился клубами старинного, еще дымного пороха и душераздирающими воплями атакующих маньчжуров. Сотни врагов с бунчуками, развевающимися на ветру, мчались к крепости, а острожные казаки затаскивали своих товарищей на стены. Кто-то метко стрелял из пищалей по врагам… Но тех было так много! Маньчжуры принялись палить из пушек, да те были махонькими и не могли пробить стену. Надменный Исиней повелел воинам идти на смерть и рубить стены. Те кивнули своему господину, не в силах ему перечить и пошли под самую пальбу из пищалей. Маньчжурские батыры вырубили кусок стены – и командир повелел всем своим сотням идти в пролом на приступ. Маньчжуры, дючеры, ачаны, натки – больше тысячи воинов в радостными криками пошли убивать демонов-лоча… Но храбрый атаман Ерофей Хабаров с пушкарем Онуфрием Кузнецом поставили большую медную пушку прямо на улочке, напротив пролома и выстрелили по врагу в упор. Нападавшие понесли страшные потери, а Ерофей Павлович Хабаров выхватил из ножен засиявшую на солнце саблю и повел казаков в рукопашную схватку. Меньше двухсот русских на тысячу маньчжуров и их союзников…
И всё это происходило прямо тут, вокруг Саньки, притихших кружковцев и деревенских! Лилась кровь, разносились боевые кличи, грохотали пищали…
Новенький ПАЗик спешил вернуться в Хабаровск дотемна, салон звенел от галдежа восторженных кружковцев. А Санька Известь сидел молча, обняв свой «колобок», а глаза его клубились туманом…
Полтора оставшихся ему школьных года с того дня отмерялись только днями занятий в кружке. Он жил до вторника, а потом до пятницы, чтобы снова ехать в чужой район, рисковать встретиться с местными, но попасть в кружок. Корефаны с теплотрассы обижались, что Известь их раз за разом кидает, тот винился, угощал дружбанов сигаретами… а потом снова исчезал. За это время он изучил историю родного края вдоль и поперек. Не все ее периоды были равно интересны. Но все их можно было… пощупать! Как тот бой казаков у Ачанского острога. Не какие-то сухие книжные строчки, а вот эта земля, вот эти улочки Хабаровска. Асфальт спрятал мостовые, но они тут были!
Санька слушал Шамана, впитывая каждое слово. А потом засыпал его вопросами о непонятном. Вскоре Маркович всё чаще разводил руками:
– Саша, пойми, в истории много лакун… Ну, темных мест.
Он стал приносить ему сборники с исторических конференций, авторефераты, вузовские методички. Санька продирался сквозь зубодробительный научный язык, выхватывая то, что ему было интересно. Вскоре стало ясно, что историю Амурской земли в отрыве от общей истории трудно понять. Известь обложился уже толстенными книгами. Все эти цари и князья его угнетали, но надо было усвоить, чтобы понимать картину в целом.
Но история оказалась не редкость подлой наукой. Когда открываешь одну дверь – за ней становится видно еще минимум три закрытых! Вот взять Китай. Санька всегда думал, что Китай он и есть Китай. И живут в нем китайцы. Хрен там! Куча народов, куча правящих династий, куча завоеваний. Вот как понять, с кем воевал Хабаров, а после Кузнец? С маньчжурами или с китайцами? Ведь тогда маньчжуры сами еще воевали с китайцами. Значит, русские с китайцами выходили союзниками? Но маньчжурские богдыханы называли себя императорами Китая и правили уже тогда из Пекина. А потом вообще в их войсках против русских и корейцы воевали! Они завоеваны были?
Китайский аспект амурской истории оказался еще запутаннее. Со вздохом Известь принялся за новую задачу, только тут неожиданно вскрылась проблема.
Год 1989. Должник
Беда в том, что ответы на новые вопросы искать почти негде. Если по русской истории книг было – за всю жизнь не перечесть, то по китайской – кот наплакал. Плакал Шаман, от сердца оторвавший пару томиков.
– Понимаешь, книги китайских историков не переводят, – пожал он плечами. – Ты же понимаешь: политика. Но скажу тебе так, что в Китае история местами совсем другая. Китай века назад создал какую-то иллюзию и старательно верит, что в ней и живет. Вроде бы сейчас у них у власти коммунисты, а от иллюзий никак не избавятся.
– Может, у каждого народа есть свои иллюзии по поводу собственной истории? – грустно предположил Санька. – А другие их не понимают.
– Очень может быть, – улыбнулся учитель. – Только ты особо на этот счет не распространяйся.
– А чего это? – сразу вздыбил шерсть на загривке Известь. – Вон, по телику чего только не говорят.
– Просто, если ты прав, то эти мысли в любое время людям будут неприятны.
Запертых дверей было много, ключей – мало. Но все-таки Санька постиг немалую часть иллюзорного мира, который проступал теперь вокруг него почти постоянно. И в итоге, когда с матерью сели думать о его будущем, вдруг стало понятно: податься ему особо некуда с его двумя пятерками по физре и истории.
– Не для того мы тебя в десятый класс потащили, чтобы ты теперь в техникум пошел, – заявила мать и постановила. – Будешь в пединститут поступать.
Шаман идею одобрил.
– А что? Времена, когда истфак был для партийных, прошли. Сегодня на отсутствие комсомольского значка даже не посмотрят. И характеристика не так важна. Главное – экзамены сдать так, чтобы им не придраться.
Санька был уверен, что уж экзамен по истории он сдаст. Ведь в кружке он уже год считался первой звездой. Даже среди ботаников. Но, когда Шаман начал с ним индивидуально готовиться, оказалось, что он еще толком ничего и не знает. Всё чаще выпускник слышал от наставника хмыканье, полное сомнения… И это его сильно злило! А злость Саньку кидала в разные стороны: то он две ночи не спал, обложившись книгами, то приходил домой в заблеванных штанах.
Лето пришло неотвратимо и внезапно. Отмахался кое-как от выпускных экзаменов, списав контрольную по математике, и понес документы в хабаровский пед. Там их приняли, но с таким видом, что с бумаг немедленно начнут стряхивать грязь, едва он отвернется.
«Ноль шансов» – тоскливо подумал Известь. Фальшиво-бронзовый Пушкин на входе старательно смотре куда-то в землю – видимо, был согласен. И все-таки на экзамене Саньке фортануло. Отвечать он сел к женщине, которую не могли ввести в заблуждение жалкие попытки причесать с пробором нестриженные волосы и спрятать бунтарское сердце под рубашкой, застегнутой на все пуговицы.
– Фамилия? – строго спросила она.
– Коновалов.
«Училка» пробежала глазами длинный список абитуры и многозначительно постучала обратной стороной ручки по столу.
– Угу… – протянула она, не поднимая глаз.
А у Саньки еще и билет выпал муторный «Формирование феодального абсолютизма в России» и «Триумфальное шествие Советской власти». Боевой настрой спал, но кое-что он все-таки наболтал. «Училка» подумала-подумала, да и решила потопить явно случайного человека в этих академических стенах.
– Давайте, я вас по программе в целом поспрашиваю…
Где ж тут везение? А заключалось оно в том, что «училкой» была Татьяна Яковлевна Иконникова, специализацией которой была как раз история Дальнего Востока. В XX веке, конечно, но сути это не поменяло – из Саньки потоком потекли факты, даты, имена. От героев Гражданской войны и до самого принца Агуды. Когда диковатый абитуриент принялся еще и ссылаться на имена исследователей, у которых он подчерпнул тот или иной факт, завороженная Иконникова поставила «пять», а потом, на комиссии, просто продавила «подающего надежды мальчика».
Счастливый Известь старательно пробухал с дружбанами весь август, восполняя прожитые всуе месяцы – и стал студентом. Только вот в институте ему тоже не понравилось. Их с первых недель начали загружать диаматом и истматом, тогда как за окном вуза буйным цветом распускалась совсем другая жизнь. Жизнь, отвергающая все эти законы и принципы. За окном жирел культ бабла, хотя, сами деньги обесценивались. Открывались кооперативы, процветала форца, а всех их старательно ставила на бабки уличная братва.
«Легкие деньги» – вот он, «Отче наш» новой религии. И Санька, конечно, читал эту молитву каждый раз перед сном. А еще чаще – утром, перед поездкой в пед. Потому что в школе форма, и там легче скрыть своё нищебродство. А вот в институте уже всем всё видно. Вчерашние школьники (кто мог себе позволить) из кожи вон лезли, чтобы показать личное материальное благополучие. Санька уже посмотрел «Курьера» и был «идеологически» готов к проблемам в чужой стае. Но одно дело – понимать, а другое – каждый день чувствовать косые взгляды. И видеть, как девчонки улыбаются не ему.
Он искал подработки, только денег там давали – кошкины слезы. А купить на них можно было всё меньше и меньше. Нужны были именно «легкие деньги». Глупо горбатиться за чирик, когда рядом кто-то в карман кладет сотенные. Бронзовый Ильич на порядки симпатичнее красного. Санька ни разу не видел потрепанной сотки, тогда как все десятирублевки вечно затерты и замызганы. Он сходил несколько раз с пацанами в заброшенные цеха в Кировском. Но много оттуда не унесешь, а потом их всех едва не поймали мильтоны. Спекулировать? Но «чтобы продать что-нибудь ненужное, сначала надо было купить что-нибудь ненужное». Школьный кореш Булка обзавелся двухкассетником и вовсю продавал записи. За свежие альбомы и рубль давали. Санька вступил в «кооператив» и стал приводить к другу клиентов из педа, но 10 копеек с покупателя – не очень жирный барыш.
А потом в жизни Извести, который никогда не чурался новых впечатлений, появился Шаха. Уже здоровый парень. Года на три старше. Когда-то давно он, по блату, тоже поступил на их факультет, с горем пополам пролез сквозь сито первой сессии, но вторая его срезала. В армию Шаху почему-то не взяли, и он частенько заходил в альма-матер. Когда чисто пообщаться, а когда и развести кого. С Шахой не связывались, ибо блат его находился где-то в ректорате, а на улице у него имелись «дружки». Особенно тяжко приходилось абитуре, настал черед и группы Саньки.
Правда, тут Шаху ждал облом. Завалившись в аудиторию к зеленым первачкам, он попал в аккурат на Известь и после двух-трех фраз опознал в нем правильного пацана. В тот же миг он сменил интонации с наезжающих на покровительственные, норовил после каждой реплики крепко хлопнуть собеседника по плечу и наконец, вообще позвал вечерком прогуляться. Санька никогда не считал зазорным разрулить конфликт базаром. Но понимал, что конфликт-то сам собой не исчезает, и заднюю врубать нельзя. Так что согласился.
Наскоблил трешку по закромам (уж на пару пива в любом месте хватит) и пошел на стрелку. А домой вернулся уже с сиреневым «Ильичом». В кабаке, где Санька провел долгий вечер, Шаха с корефанами открыли ему удивительный мир секи. Карточная игра была одновременно проста и невероятно сложна. После часа игры студент поверил, что всё про нее понял. И ему поперло! Он под занавес угостил пивом всех, и еще 25 рублей осталось. А на приближающуюся весну у него появились новые туфли.
Год 1989. Должник
Шаха стал периодически зазывать его на такие вечера. Поскольку даже ловкому картежнику, как Санька, нужны были начальные бабки, старший товарищ подкидывал ему какую-нибудь работенку. Причем, аховую: отвезти что-нибудь куда-нибудь или вообще подержать несколько сумок у себя дома с недельку. Известь не был дурачком, понимал, что там что-то незаконное, но его это мало волновало. Зато в кармане шелестели бумажки, с которыми можно было и сотню выиграть и даже больше!
А потом оказалось, что в мире есть еще и покер. Совершенно замороченная игра (сека Саньке больше нравилась), но в покере играли уже на другие деньги. А значит, это то, что ему и было нужно…
Да, ладно, что рассусоливать… Прекрасным майским вечером Шаха позвал Известь в «крутое место». Для того, чтобы «обуть лоха». Санька для такого дела выгреб все запасы – рублей 70. И поначалу быстро удвоил бабки. А потом пошла какая-то полоса неудач. Он стал волноваться, путаться в правилах замудренного покера. А Шаха на ухо сипел:
– Братан, не ссы, удваивай! Накинь сотку-другую! Да пох, что уже нету – ты же такие суммы за вечер выигрывал! Если чо – потом отдашь. Мы тебе верим.
В конце вечера, незаметно для самого себя, Санька оказался должен почти полторы косых. Новый приятель не соврал: лоха, действительно, развели. По дороге из «крутого места» эта падла еще и на Известь гнала, будто, он во всем виноват:
– Капец, ты подвел! Ищи бабки, пацан – этому типу нельзя не отдавать! Понял?
Санька кивал, а пальцы рук оледенели от страха. Где он такие деньги найдет? Сумма из каких-то фильмов про кровопийц-капиталистов! Да, если бы он во время игры понял, что, хотя бы, треть от нее должен – то тут же карты сбросил. Как они его так заболтали?
«Падла… Падла… Падла…» – в голове крутилось только новое имя Шахи. Но злиться на того можно сколько угодно, а деньги проиграл он сам. В карты. При людях. И отдавать надо.
Но как?!
Это была самая бессонная ночь в его жизни. А наутро в педе его уже ждал «добрый друг Шаха» и с улыбочкой потребовал деньги. Даже уже не скрывал, что Санька должен именно ему.
– Я отдам, – с твердостью, за которой ничего не было, ответил Известь. – Только дай сессию закрыть. Я потом найду и отдам.
– Может, мне пять лет подождать? – заулыбался Шоха. – Короче так. С тебя талон на водку и курево. Это будут типа проценты за май.
– Да у меня ж нет! – изумился Санька. – Мне 18-ти нет, у меня вырезают их.
– У матери возьми. Или она пропивает сама?
За май талоны найти удалось. И за июнь. Но понятно, что вечно так отмазываться не выйдет. Да и талоны на алкоголь – это дефицит, который по итогу может дороже карточного долга выйти. Санька продал всё, что у него было, даже зимние вещи отнес на барахолку. Но в жестянке у него лежало чуть больше трех сотен. Корефанов можно попросить – те не бросят. Но что они дадут? Пару сотен, не больше. Матери говорить не стал. Она не поймет и будет права. Да и откуда у матери деньги? Ну, даст еще пару соток – а ему стыда на всю жизнь.
Когда в деканате объявили, что археологическая экспедиция все-таки состоится (деньги на нее нашли) и можно пройти на ней практику – он записался самым первым. Хоть на время свалить из города. Собраться с мыслями. Придумать что-нибудь. И это было правильным решением. Преподы копали неолит, находок было мало, но работа на лоне природе – это чистый кайф! Санька чувствовал себя в своей стихии и на раскопе, и в лагере. За хлебом в деревню отправляли тоже его, так как и с местными он тоже лучше всех общался. Не сразу, конечно, общение заладилось…
– Сашка, не ходи в лагерь, – особенно бледная без макияжа однокурсница Машка встретила его на проселке, когда Известь потел под сумкой с хлебом, закупленным на два дня.
– Чо это?
– Да там… твой дружок приехал.
– Шаха? – догадка сразу резко понизила температуру воздуха в окрестности. – С чего это?
– Он. С дружками. Ну, типа в гости приехал. Старшаки же часто приезжают. Кваса преподам привез. Нашим – пива. Но у всех про тебя спрашивает.
В животе заныло. Санька остро понял, что теперь его в качестве уплаты процентов отмудохают. И уже конкретно на счетчик поставят. Он же типа сбежал.
– Саша, – бледная Машка, не умевшая скрывать эмоций, вся зарделась. – Давай мне хлеб, я отнесу. А ты пока в сопках пересиди. Рано или поздно уедут же.
…И вот он сидит в зарослях шиповника, только усугубляя свое положение. Шаха от кого-то все-таки узнал, что Санька неподалеку, и с подручными активно обследует округу. Если они тут его найдут, без свидетелей… Известь тихо выматерился. Как же хочется отмотать жизнь назад и всё исправить! Да гори они пропадом, эти легкие деньги!
Внизу что-то хрустнуло. Санька встрепенулся и мелко-мелко, стараясь не хрустеть прошлогодней листвой, побежал дальше. «Надо в самые сопки уходить, – сдался он. – Там точно не найдут».
Наверху его ждал совсем другой мир, чем в речной долине. Тут даже трава была какая-то другая: густая, мягкая, отливающая легкой голубизной. А воздух – свежий, сухой. Тревога отступала, Санька всласть повалялся на травяном ковре и подумал, что без проблем даже переночует здесь – ночи были совершенно теплые, а синее небо дождя не обещало. Одна проблема – жрать хотелось нестерпимо. А лес в начале июля катастрофически пустой. Ягоды и орехи еще не созрели, сезон яиц давно прошел, грибы…
Известь машинально хлопнул себя по карману шортов, и медленно достал из него газетный пакетик.
Грибы. Ну… те самые. Целые заросли этих грибов Мишаня Хипан нашел в первый же день, едва они разбили экспедиционный лагерь. Прямо возле сортира, который его и послали копать. Поэтому сортир у археологов заработал нескоро, зато у Мишани на укромной полянке на ниточках сушилось полкило свежайших грибов, показывающих мультики. Хипан был твердо убежден: что легко пришло, должно также и уйти. А потому щедро делился своим промыслом с друзьями, старательно объясняя: сколько надо сжевать грибочков, чтобы не сдохнуть, а сколько – чтобы не спалиться преподам. Санька один раз уже попробовал, но было ссыкотно, и он зажевал совсем чуть-чуть. В итоге просидел два часа на дичайшей измене, потом отпустило, и он сразу пошел спать.
– Да уж, еда не ахти, – взглянул он на сморщенные кусочки. – Но хоть что-то.
И он пошел дальше по междусопочнику, потихоньку разжевывая подарок Хипана. По счастью, прошлых страхов не было. Наоборот, природа вокруг расцветала невиданными красками, в ногах появилась невероятная легкость. Перевалив за очередной бугор, Санька бросил взгляд вниз и обомлел. Прямо пред ним, в оправе двух гряд холмов лежало почти идеально круглое озерцо. А, может, даже не озерцо, а большая лужа, скопившаяся от дождей. Даже 20-ти метров в диаметре не было. Но самое офигенное – озеро было совершенно черным. Так бывает, когда водоем находится в лесу. В него годами и веками падают листья, выстилают дно, преют – и вода кажется черной, хотя, зачерпни ладошкой – и она прозрачная!
– Пить! – вдруг осознал свое желание Известь и сразу устремился его удовлетворять.
Очень скоро бег превратился в кувыркание, и Санька поразился, как ловко он может это делать. Затормозил у самого берега – даже обидно, что никто не видел его виртуозной акробатики. Повернувшись к воде, беглец протянул ладони и замер.
В глубине воды переливался какой-то золотой шарик. Легкая волна искажала контуры, но Санька явно видел его! В самом центре, на самом дне. Так ясно, как будто золотое нечто само испускало свет.
– Это чо… Я клад нашел?! – изумился Известь и, даже не попив, вошел в воду.
Озерцо оказалось мелким – чуть выше пояса в самой середине. Студент чуть наклонился и начал медленно сводить руки прямо на сияющее нечто. Поймал с первого раза! Ладони почувствовали что-то теплое и шершавое. Он осторожно поднял руки…
И увидел Золотую Рыбку!
– Отпусти меня, Санька! – взмолилась Рыбка, и Санька едва не сделал это от изумления… Но вовремя спохватился.
– Погоди-ка!.. Мы сказки читали, знаем! Исполнишь мои желания сначала?
– Да, блин, – сразу загрустило животное. – Раньше было лучше… Ладно. Короче, условия такие: желаний три. В принципе, любые; но, что пожелал – отменить уже нельзя. Даже следующим желанием. Понятно?
Санька закивал так, что шея заболела.
– Желания уже имеются?
– О да! – Известь аж прорвало. Он уже начал было их озвучивать, как…
– Санечка-а-а! Сашочек! – вдруг раздался мерзкий голос чуть ли не над самым ухом.
Шаха! Совсем близко!
– Рыбка, спрячь меня, пожалуйста! Так спрячь, чтобы никто найти не смог!
– Как скажешь.
Внезапно Золотая Рыбка стала тяжелой, как танк, и потянула вниз. А Санька понял, что не может ее выпустить из рук. И сказочная рыба потянула его вниз-вниз-вниз. В бесконечно глубокие черные воды озера.