Василий Лазерко
Подкаблучник-рецидивист
Вот так, вот!
***
Тем не менее, в то время, о котором я веду рассказ, весь, так сказать, добробыт семьи Светланы напрямую зависел от родителей, а точнее от денег приемного папы и железной воли мамы.
И при этом Светочка продолжала думать и говорить то, что думала, не слишком придерживаясь принятым этическим и словарным нормам.
Иными словами заговаривалась иногда. Бывает такое с такими, как она. Рождена же была от пьяницы. Вот гены и сказывались.
Хотя на младшей ее сестре это обстоятельство не отразилось.
Мысли Ольги Федоровны прервал вопрос дочери:
– Мам! А что случилось?
Только теперь, резко повернувшись в ее сторону, маменька заметила дочурку.
И сразу изменился даже тон ее речи.
– А это ты! Проходи, что стоишь истуканом.
Понимая (Надо же! Такое не часто случается в ее жизни), что маменьке сейчас не до нее, Светлана прошла в столовую и скромно присела на стульчике. Она чувствовала, что произошло что – то экстраординарное. Иначе бы мама так себя не вела. Даже своим не развитым мозгом она это поняла.
А мама, протерев в очередной раз стол, принялась за газовую плиту. И так усердно принялась, что та даже заскрипела, хоть и была металлическая.
– От утворил, так утворил! – Произнесла Ольга Федоровна то, что было у нее на языке, но о чем говорить вслух она не хотела. Вырвалось просто.
Теперь уже доченька решилась начать конкретные расспросы.
– Кто и что утворил? Я тебя не понимаю. На тебе же лица нет.
Мама остановилась и каким-то рассеянным взглядом посмотрела на дочку.
– Кто утворил? – Повторила она вопрос дочки. – А!
Как будто только сейчас до нее дошел смысл вопроса.
Она не хотела распространяться о случившемся с Николаем, даже перед родной дочкой. Ведь та ничем не поможет. Только разнесет эту весть по городу. Она прекрасно знала свою дочурку, ка и того, от кого и при каких обстоятельствах ее родила.
Хотя при этом она прекрасно понимала, что шила в мешке не утаишь. Скоро все станет известно.
Тем не менее, решила, что пусть узнает обо всем от других, только не от нее. К тому же она пока не могла себе представить, как тот мог влипнуть в историю, аналогичную прежней. Ведь прошло всего несколько лет.
Конечно же, во всем случившемся она винила только муженька.
«Говорила же этому уроду старому, что прежде, чем что-то сделать, подумай хорошенько, взвесь все «за» и «против». А потом действуй. Неужели так трудно это понять? Не мальчик ведь уже. Тем более что опыт в этих делах есть. Печальный, надо сказать, опыт. Хотя этому ёлупню все по барабану. Хоть кол на голове теши!» – рассуждала он, но уже про себя.
Не могла же она все это сказать дочке.
Поэтому сказала совершенно другое:
– Да, так. Ничего особенного
– Но я же вижу, что ты чем- то сильно расстроена.
И все – таки мама не выдержала напряжения и настойчивых расспросов дочери. Нужно же было выговорится.
– Расстроена? Нет. Я не расстроена. Я просто убита твоим отцом. Идиот! Надо же попасться так бездарно.
От бессилия Ольга прошлась по столовой. Вновь вернулась к плите. И снова начала драить ее.
– Да. Скажи ты человеческим языком. Кто и что сделал такое, что ты не найдешь себе места?
– И ты еще спрашиваешь, кто? Твой отец, конечно же! Кто же еще такое мог бы выкинуть!
– Ну, так что он сделал?
– Опять попался. Сейчас в милиции сидит и дает показания.
Светлана о чем – то подумала про себя и спросила:
– С чем попался? Да, скажи ты толком. Я ничего не понимаю.
– Все. Молчи! Подробности будут позже. Я сама их не знаю. Сейчас возьми в холодильнике пакет с продуктами, что я приготовила тебе с детьми. И давай домой!
– Но я ничего не понимаю.
– А, и не надо тебе понимать. Бери пакет и марш домой. Потом поговорим.
Светланка пожала плечами.
– Ну, как знаешь. Не хочешь, не говори.
Подойдя к холодильнику, который стоял тут же в столовой – кухне, она открыла дверку и, разглядывая содержимое его, спросила:
– Какой ты говоришь пакет?
– На верхней полке смотри.
Догадавшись, наконец, что сейчас она ничего путного не добьется от мамы, Светочка, прихватив пакет с продуктами, молча направилась к себе домой.
***
А в это время ее маменька, оставшись в гордом одиночестве, размышляла:
«Но, должен же, быть какой – то выход? Кому дать? А? Кому и сколько? И чтобы наверняка. Да, сейчас это будет труднее, чем в прошлые разы. Но все же? С кем посоветоваться? Кто подскажет, что делать? Последняя надежда – Суворова. Так. Нужно набрать ее номер».
Найдя в записной книжке номер телефона адвоката, она набрала его.
Некоторое время никто не отвечал. В телефоне слышались только длинные гудки.
«Ну, же. Ответь! Ты же нужна мне позарез!».
Ольге Федоровне казалось, что та могла услышать ее мольбы.
И, радость какая! В телефоне прозвучал спокойный голос Суворовой:
– Слушаю.
– Татьяна Александровна! Это Березовская беспокоит Вас.
– Слушаю Вас, Ольга Федоровна. Что случилось?
– Это не телефонный разговор. Можно я сейчас подъеду к Вам? Если только Вы не заняты.
– Пожалуйста. Я сейчас свободна. Приезжайте. Вы знаете, где мы сейчас располагаемся?
– А, что, Вы из суда переехали куда – то?
– Да. Так получилось, что мы теперь сидим в здании банка. Это не далеко от Вашего дома. На соседней улице.
– А, знаю. Сейчас буду у Вас.
– Пожалуйста. Жду Вас.
Действительно, Березовская довольно быстро нашла вначале само здание банка, а затем и кабинет Суворовой.
Подойдя к кабинету, она отдышалась. Поднимаясь по лестнице, торопилась. Поэтому и дыхание сбилось. Не молоденькая ведь уже.
И постучала в дверь.
Из-за двери раздался приятный знакомый женский голос:
– Входите. Не заперто.
Ольга осторожно открыла двери и вошла в кабинет.
За обыкновенным небольшим канцелярским столом сидела несколько полноватая женщина. На вид ей было ну, уж не меньше пятидесяти – пятидесяти пяти лет, не меньше.
Лицо округлое, приятное.
И вообще внешний вид хозяйки кабинета располагал к разговору.
Это и была Суворова Татьяна Александровна собственной персоной.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! Присаживайтесь.
Суворова указала на стул рядом со столом.
Когда Ольга уселась, она спросила:
– Так что привело Вас ко мне?
– Понимаете. Моего Николая задержали милиционеры якобы за получение взятки.
– Задержали! А разве простой терапевт является должностным лицом? Ведь за получение взятки отвечает только должностное лицо.
– Я не знаю должностное он лицо или нет. Но его задержали за получение взятки. Он сам мне сказал это по телефону.
– Тогда он должностное лицо. А когда его задержали?
– Сегодня. Точное время казать не могу, так как не знаю.
– И его поместили в изолятор?
– Скорее всего, так оно и есть.
– Хорошо. Скажите, а ранее он был судим? Или привлекался ли он к уголовной ответственности за совершение преступления?
Ольга отвела свой взгляд от адвокатессы. Помолчала.
«Говорить. Не говорить. Придется сказать. Ведь, если она будет помогать Николаю, то все равно узнает», – такие мысли промелькнули в ее голове.
Она вновь подняла глаза на Суворову.
– Да. У него были неприятности. Его один раз осудили за кражу. Правда, это было давно. А потом за получение взятки. Но тогда он входил в медицинскую комиссию по проверке призывников в армию.
– Понятно. Значит, сейчас его задержали повторно за получение взятки. Скверно! Так. Сейчас мы поступим следующим образом. Мы с Вами заключим договор об оказании правовой помощи. Без этого я не смогу защищать Николая Валерьевича. Вы заплатите нашему кассиру денежку. Я скажу сколько. Но это не очень дорого. А потом поедем в милицию. Кстати, Вы не сказали, кто его задержал.
– Как сказал Николай, его фамилия Долгопалов.
– Долгопалов, – повторила Суворова. – Нет. Я с таким следователем еще не работала. Но все равно. Начнем с договора. А потом свяжемся с этим сотрудником.
Она быстренько оформила необходимые документы.
Березовская заплатила кассиру консультации и по совместительству секретарю указанную Суворовой сумму. Она действительно была не такой значительной, как она опасалась.
– Не хочу Вас пугать. Но, если его подозревают в получении взятки, и тем более задержали его, то и речи не может быть о том, что уже сегодня отпустят домой. Не та это статья уголовного кодекса, чтобы следователь мог так просто отпустить задержанного. Я сейчас же свяжусь с Долгопаловым. А потом мы определимся с нашими дальнейшими действиями.
– Хорошо. Заранее спасибо Вам, Татьяна Александровна.
– Ну, ну. Благодарить еще рано.
Адвокатесса по телефонному справочнику Борисовглебского РУВД нашла телефон Долгопалова.
– Так это не следователь, а оперуполномоченный ОБЭП. Ну, что же. Будем звонить ему. Хотя, скорее всего, он не будет проводить расследование по делу. Это не его подследственность.
– Что? Какая такая подследственность?
– Ну, это долго объяснять. Да, Вам и не надо в этом разбираться. Просто он все равно будет вынужден передать дело следователю. Вот с ним конкретно и будем работать.
– Делайте так, как положено. Только помогите нам!
– Помогу, помогу. Не сомневайтесь.
Она набрала номер оперативника.
Тот ответил сразу же. Как будто ожидал этого звонка.
– Слушаю Вас.
– Здравствуйте! Я адвокат Суворова Татьяна Александровна. Жена задержанного Вами Мухова Николая Валерьевича желает, чтобы его интересы на следствии представляла я, как его защитник. Скажите, когда Вы собираетесь проводить следственные действия с задержанным?
– Во-первых, здравствуйте, Татьяна Александровны! А во – вторых, да, я возбудил уголовное дело против Мухова Николая Валерьевича по статье четыреста тридцатой уголовного кодекса. И задержал его в порядке статьи сто восьмой уголовно – процессуального кодекса. Сейчас он находится в нашем изоляторе. Но мое непосредственное руководство уже договорилось с руководством следствия, что дело сегодня же заберет в свое производство следователь Станин Владимир Юрьевич. Это будет буквально в течение часа. Поэтому Вы связывайтесь лучше с ним. И решайте все вопросы по защите задержанного непосредственно с ним.
– Хорошо. Я сейчас же позвоню ему. До свидания.
– До свидания.
Отключив телефон, Татьяна Александровна задумалась:
«Станин. Станин. Что я о нем знаю? Мы не встречались, это точно. Ни по делам, ни просто так. Но ты ведь, девочка, слышала от других следователей, и прежде всего от Виталика Марцинкевича, что в свое время тот работал в отделении по борьбе с экономическими преступлениями, сокращенно ОБЭПе. Оттуда его выперли. По какой причине не помню. Но, конечно же, не за успешную работу. А, поскольку в следствии была острая нехватка следователей, потому, что никто из здравомыслящих не только милиционеров, но и просто юристов добровольно становиться следователем не хотел, то он и перевелся в следствие. На время. Но, как оказалось, надолго. Еще Виталик говорил, что, по его мнению, следователь из него не очень – то хороший. Но апломба хватает. Как же привык в ОБЭПе выпендриваться перед расхитителями и взяточниками. Скорее всего, и это дело передают ему, как бывшему оперу. Ладно. Сработаемся. И не с такими «специалистами» общий язык находила».
***
Хочу напомнить дорогому читателю, что двенадцатого сентября две тысячи одиннадцатого года Президент Республики Беларусь Лукашенко А. Г. двенадцатого сентября две тысячи одиннадцатого года подписал Указ № 409 «Об образовании Следственного комитета Республики Беларусь». Создание этого комитета положило начало коренной реформе белорусской правоохранительной системы.
Правильно ли было объединять следствие из разных ведомств или нет, оценивать не мне. Хотя негатива в работе следователей хватает как до две тысячи одиннадцатого года, так и после уже при Следственном Комитете.
Так вот, следователь Станин некоторое время являлся сотрудником следственного отделения Борисовглебского РУВД. Это потом, уже в самом конце две тысячи одиннадцатого года он вместе с другими следователями, попавшими в состав Борисовглебского районного отдела Следственного Комитета Республики Беларусь из числа следователей и дознавателей РУВД, переедет в новое здание отдела.
***
А что же происходило с нашим героем после того, как Долгопалов отправил его в изолятор временного содержания?
Когда дежурный по изолятору приоткрыл наполовину дверь одной из камер и подтолкнул туда Николая Валерьевича, тот еще не представлял толком что будет дальше. Но ничего хорошего не ожидал.
Само помещение было сравнительно небольшим по размерам. В нем стояли две кровати в два этажа. На нижней койке лежал молодой парень.
«Подселили к кому – то, – подумал Мухов. – Хорошо уже то, что хоть одна живая душа рядом будет».
При появлении Николая Валерьевича в камере, парень приподнялся и сел на кровати. При этом с явным интересом уставился на вошедшего.
Кроме кроватей в камере стояли небольшой столик и скамейка. А в углу была загородка для туалета. Рядом с ней к стене крепился металлический умывальник.
В стене напротив входа выше человеческого роста почти под потолком виднелась небольшое окошко – форточка, прикрытая металлической решеткой снаружи.
Металлическая дверь лязгнула за спиной нового сидельца. Да так громко, что он вздрогнул, как от удара.
– Здравствуйте! – Несмело выдавил он из себя, обращаясь к парню.
– Здорово, коль не шутишь, – серьезно ответил тот. – Раз не знаешь, как нужно обращаться в камере, значит не судимый, – констатировал он.
– Нет, почему. Судимый. Только в камере никогда не сидел. Как – то обходилось.
Он умолчал о том, что ему все – таки пришлось после задержания с первой взяткой побывать в камере ИВС. Но посчитал, что нечего все рассказывать этому пацану.
– Понятно.
Парень встал с кровати.
На вид ему было лет двадцать пять – тридцать, не больше. Худой. Росточком чуть выше Николая Валерьевича. Лицо невзрачное. Не запоминающееся. Такого встретишь на улице, не узнаешь, пока он сам не напомнит о себе. Было заметно, что оно уже давно не имело дела с бритвой. Как и волосы на голове с помывкой. Грязные, прямые, не чесанные, да еще неизвестно какого цвета.
Одет парень был в трико черного цвета. Такое же замызганное и неопрятное, как и его хозяин.
Под трико виднелась майка опять же непонятного цвета. В ее вырезе на груди хозяина красовалась татуировка. Но Мухов не рассмотрел ее. Не до этого ему было сейчас. Хотя татуировка навела его на одну мысль.
«Судимый. Вор, наверное», – подумал о сокамернике Николай Валерьевич.
– Ну, я вижу, что ты отец будешь постарше меня. И, наверное, больной. Поэтому я сейчас переброшу свое барахло наверх. А ты располагайся на нижней шконке.
Сказано, сделано.
Не успел Мухов присесть на скамейке у столика, как там же рядом с ним разместился сосед.
– Давай знакомиться! Сергей, – представился он.
– Николай Валерьевич, – промямлил Николай Валерьевич.
– Ну, это длинно. Буду тебя называть Валерьевичем. Не против?
– Нет, конечно.
– И за что же тебя такого тихого и старого загребли? – Начал расспросы Сергей.
Николай Валерьевич помялся, помялся, не зная говорить ему про себя или промолчать, как советовала Суворова. Но решил, что кое – что ему все равно придется сказать. Иначе в камере будет тягостно сидеть.
– Да, меня ни за что задержали.
– Ну, это понятно, – участливо сказал Сергей. – Ты думаешь, что меня посадили сюда за дело? Нет, конечно. Шьют статью по кражонке. Но ничего у них не выйдет. Не на того напали волки позорные. Отобьемся. Так, а тебе что шьют? Не изнасилование же девочек?
– Нет, что Вы. Как Вы могли только подумать такое. Приписывают мне получение взятки.
– А! Так ты чинуша!
Парень даже чуть отодвинулся от сокамерника.
– Нет, я не чиновник. Я врач в поликлинике. Мне подсунули деньги и утверждают, что я получил их от больного.
– По взятке, это серьезно, – серьезно сказал Серега.
Помолчал немного. И продолжил:
– Небось, обэпники, волки позорные, поработали?
Похоже, было, что никаких других слов, кроме как «волки позорные», для работников милиции у него в лексиконе не было.
– Да. А откуда Вы знаете? – Удивился Мухов.
– Ну, ты Валерьевич даешь стране угля, хоть мелкого, но …, – тут он запнулся, и продолжил, – …очень много! Такими делами они только и занимаются. Если эти волкодавы взялись за тебя, то отвертеться будет сложно. Это тебе не просто уголовка! Такой, как я, им не интересен. Им этих…, как их…, коррупционеров, подавай.
– Понятно. Да, задерживал меня оперуполномоченный ОБЭП. Вот только фамилию его я запамятовал.
– Дело не в фамилии, а в его посаде.
– Посаде? – Переспросил Мухов.
– Ну, это по – русски будет должность или пост, который тот занимает. Ферштейн?
– Ну, теперь понятно.
– Так ты говоришь, что не при делах?
– Конечно. И это скоро выяснится. Надеюсь.
Последнее слово Николай Валерьевич произнес как – то не очень уверенно.
– Не при делах, так не при делах. Только я тебе скажу так: твоя статья по сравнению с моей будет потяжелее. А, значит, и срок побольше. Поэтому, если докажут, то лучше тебе сознаваться. Тогда, учитывая чистуху, могут и скостить пару лет. А в твои годы это много значит. Подумай на досуге.
– Да я только и делаю, что думаю. Посмотрим, что у них против меня есть.
– Мое дело сторона. Я сказал то, что думаю и знаю по опыту других. Со мной в камере как – то сидел один чинуша за взятки. Так он стал каяться сразу. И его положение улучшилось. Передачки там, свиданка с жонкой. И все такое. И срок потом, насколько я знаю, получил небольшой. Так что подумай, старик. А пока давай помолчим. Скоро ужин принесут. На обед – то ты опоздал.
– Да мне кусок в рот не лезет.
– Как знаешь. Если не захочешь, есть, то мне отдашь. Я что – то голодать не привык. Договорились?
– Конечно.
– Тогда отдыхаем.
Сергей забрался на свою, как он говорил, шконку и улегся там.
Николай Валерьевич же остался сидеть на лавочке, как он заметил только что, прикрепленной шурупами к полу.
***
Тем временем после короткого разговора с оперативником, Суворова нашла в справочнике районного отдела Следственного комитета номер телефона Станина. И набрала его.
Тот ответил сразу же. У адвоката даже возникло ощущение, что он специально ожидал звонка.
– Станин слушает.
– Здравствуйте Юрий Владимирович. Адвокат Суворова беспокоит.
– Здравствуйте, Татьяна Александровна. Слушаю Вас внимательно.
– Я звоню по поводу задержанного Мухова. Уголовное дело в отношении него уже у Вас?
– Нет. Пока что нет. Но скоро будет. Долгопалов должен его привезти вместе с вещдоками. А Вы, наверное, будете защищать подозреваемого?
– Вы угадали. Сейчас с женой задержанного мы заключили соглашение об оказании юридической помощи. Мы соберемся и подъедем к управлению. Он же ведь в изоляторе?
– Да.
– Тогда я буду в Вашем распоряжении.
– Договорились. Но лучше я Вам позвоню, как получу дело, и хоть немного ознакомлюсь с ним.
– Хорошо. Буду ждать Вашего звонка.
И, обращаясь уже к Березовской, сказала:
– Как только дело передадут ему, он мне позвонит. И мы поедем в управление. А пока посидим. Помолчим. Я соберусь с мыслями, как вести защиту.
– Я только позвоню младшей дочери. Пусть она на всякий случай подъедет за нами. А потом я заберу свою машину отсюда.
Ольга Федоровна созвонилась с младшей дочкой Ксенией. Та оказалась свободной. Такая уж у нее была должность в газовой конторе, что она могла практически в любое время оставить место работы. Тем более что она была на хорошем счету у руководства.
Вскоре Ксения подъехала к юридической консультации.
***
Прошло еще некоторое время. Тянулось оно для Ольги долго и нудно. От не проходящего чувства какой-то собственной бесполезности, беспомощности, и еще большей неопределенности она просто не знала чем себя занять, чтобы отвлечься от грустных дум о своем положении. Да, она сейчас думала не столько о муже, сколько о себе, о своей жизни с этим человеком. Как ей сейчас казалось не простой жизни.
Внезапно зазвонил телефон Суворовой.
Многие считают, что телефоны звонят практически всегда внезапно, но в нужный по задумке автора момент. Не знаю так это или нет. Но раздался он вовремя.
– Татьяна Александровна?
– Да, Владимир Юрьевич.
– Ну, что, дело я бегло просмотрел. Хотя тут и смотреть – то еще нечего. И готов вместе с Вами допрашивать Мухова.
– Отлично! Мы уже выезжаем. Вы будете в изоляторе?
– Конечно. Приезжайте.
Отключив телефон, Суворова скомандовала Березовской:
– Все. По коням! И в путь. Он нас ожидает.
***
Оказавшись в изоляторе временного содержания (сокращенно ИВС) Борисовглебского РУВД, Суворова от дежурного по изолятору узнала, что ее ожидают в одном из кабинетов для допросов. Туда он ее и проводил.
Действительно в кабинете находились двое мужчин.
За небольшим письменным столом сидел, как поняла Татьяна Александровна, следователь, которого она видела впервые, а на скамейке справа от него – Мухов.
Помещение было ну уж очень маленьким! Строители, выполнявшие заказ МВД, сэкономили на площади. А может, так и было задумано с самого начала тем самым руководством министерства. Наверняка для того, чтобы посетители долго не задерживались в нем.
Хотя и при таком положении вещей так частенько возникала очередь из желающих попасть в кабинеты. Их катастрофически не хватало, особенно в конце месяца.
Сам кабинет был обустроен примитивно: напротив входа у стены с даже не окном, а небольшой двойной форточкой стояли обыкновенный письменный стол и стул для сотрудников милиции и следствия.
Слева и справа вдоль стен стояли небольшие скамейки для посетителей, то есть для сидельцев изолятора, адвокатов и приглашенных.
И все. Как говорится, и дешево, и сердито.
Да. Забыл указать, что вся мебель была прибита надежными креплениями к полу.
Для чего нужна была такая предосторожность объяснять, надеюсь, нет необходимости. Все дело в сидельцах изолятора и их довольно часто буйном поведении. Никогда не знаешь, что выкинет задержанный или арестованный человек.
Как только Суворова открыла дверь кабинета, оба мужчины уставились на нее.
А Мухов даже встал со скамейки.
– Здравствуйте! – Поздоровалась одновременно с обоими мужчинами адвокатесса. – Я не заставила Вас долго ожидать?
Станин пожал плечами и спокойным голосом ответил:
– Нет. Я сам только что пришел. Проходите. Присаживайтесь.
При этом он кивком головы указал на свободную скамейку напротив той, где сидел Николай Валерьевич.
После того, как адвокат уселась на предложенное место, он спросил:
– Насколько я понимаю, Вы знакомы между собой?
– Да. А это, что имеет какое – то значение в данном случае? – Удивилась Суворова.
Мухов в этот момент нервно потер руки. И постарался выдавить на лице подобие улыбки.
– Конечно, нет, – Станин пожал плечами.
И, обращаясь к задержанному, спросил:
– Вы не возражаете против того, чтобы Татьяна Александровна по просьбе Вашей жены защищала Вас?
– Не возражаю, конечно, – встрепенулся тот.
– Ну, что начнем? – Это следователь обратился уже к Суворовой и приготовился составлять протокол допроса.
– Погодите. Я хотела бы воспользоваться своим правом и переговорить с подзащитным еще до допроса наедине.
– Как скажете, – согласился Станин. – Это Ваше законное право. Не смею ограничивать Вас по времени. Но, желательно все – таки, чтобы Ваша беседа не очень затягивалась. И у меня, да, и у Вас тоже, наверняка есть другие дела.
– Мы постараемся ускориться, как это будет возможно.
Собрав со стола все документы, следователь вышел из кабинета.
Обращаясь к подзащитному, Суворова сказала:
– Ольга Федоровна заключила со мной договор на оказание Вам юридической помощи по делу. Они с Ксенией ожидают меня на улице.
– Как она там? – Промямлил Мухов. – Я имею в виду Оленьку.
– Держится молодцом. Хотя Вы же понимаете, что это дается ей нелегко. Передает Вам, чтобы не падали духом. Она сделает все, что сможет, чтобы помочь Вам выпутаться из этой неприятной истории.
– Я понял. Что я должен делать для этого, что говорить?
– Прежде всего, я прошу слушать меня и не предпринимать ничего, что противоречило бы моим указаниям и советам. И обязательно доверять мне. Иначе у нас ничего не получится.
– Я понимаю. И слушаю Вас.
– При всем при этом Вы должны быть со мной абсолютно правдивы. Если Вы скроете что – либо от меня, или скажете неправду, а позже все это вылезет наружу, а оно все равно станет известным, я не смогу Вам ничем помочь. Как говорили еще умные наши предки, адвокату, как и врачу, нужно говорить всё и только правду. Как врач с солидным опытом, Вы должны понимать это, как ни кто другой. Это, надеюсь, ясно?
– Да, да! – Воскликнул Николай Валерьевич. – Ясно и понятно. Я Вам расскажу все, как было. А Вы уже решайте, что и как делать дальше.
– Только не сейчас, – перебила его Суворова. – И не кричите, пожалуйста. Здесь такое не принято. Я не очень – то доверяю этим стенам и дверям. И не уверена, что все то, что Вы сообщите мне конфиденциально, не станет известно следователю. Вы понимаете, о чем я сейчас говорю?
При этом она многозначительно приложила палец к губам и обвела взглядом помещение.
Мухов внимательно смотрел на нее. По его несколько растерянному виду защитник догадалась, что он ничего не понял, о чем она хотела его предупредить.
Наблюдая реакцию Николая Валерьевича на её слова и жесты, Татьяна Александровна, вдруг подумала:
«Неужели ты не понимаешь того, что, если палец приложен к губам, то это означает: «Молчи! Будь умным!». Это знают даже дети. А, если к тому же при этом этого показать на дверь, окно и потолок, то это означает: «Нас слушают. Будь осторожен! Особенно в кабинете в ИВС или СИЗО. Да, тупоголовый ты какой-то. И доходит до тебя на третьи сутки. А с виду, вроде, нормальный, здравомыслящий человек».
Но вслух сказала другое:
– Если у Вас появиться какая – либо секретная информация, то не надо об этом говорить вслух. Лучше напишите ее на бумаге. Договорились?
Некоторое время Николай Валерьевич обескураженно смотрел на Суворову.
«Ну, давай, соображай скорее. Как я еще более прозрачно могу намекнуть тебе, что нас попросту могут слушать?», – мысленно подбодрила его адвокат.
Наконец он кивнул и тихо сказал:
– Понял.
– Обо всем подробно поговорим позже и в другой обстановке. А пока я предлагаю Вам отказаться давать показания. Это Ваше право предусмотрено уголовно – процессуальным законодательством. Вот и воспользуйтесь им. Ведь не известно, что будет позже. Показания, в том числе, возможно, и признательные успеете еще дать по ходу следствия. Договорились?
– А хуже мне от этого не будет?
– Нет, конечно. Повторюсь, что это Ваше законное право. Нужно им воспользоваться. И нет необходимости объяснять такую Вашу позицию.
– Тогда я согласен. Скажу, что пока отказываюсь давать показания. И все.
– Вот и правильно. Еще раз повторю: не надо вдаваться в детали, объяснять, что и как. И еще. Вас могут уговаривать признаться в получении взятки. Могут даже запугивать, угрожать не только Вам, но и Вашей семье. Не поддавайтесь на провокацию. Ничего они ни с Вами, ни тем более с Вашими близкими не сделают. Это только тактика их такая. Вам это понятно?
– Да, – как – то совсем уже уныло сказал Мухов.
Он явственно представил, как его кто – то там заставляет признаваться.
И от этого ему стало не по себе.
– Значит, я зову следователя?
– Давайте.
Суворова приоткрыла дверь кабинета и выглянула в коридор.
Станин стоял рядом с дежурным по изолятору метрах в пяти от нее.
– Владимирович Юрьевич! Мы готовы.
– Иду, иду, – сказал тот, направляясь к кабинету.
Усевшись на свое место за столом, он спросил, обращаясь к Мухову:
– Ну, что приступим к допросу?
Тот мельком взглянул на защитника и ответил скороговоркой, как будто боялся, что его остановят:
– Не. Я отказываюсь от дачи показаний.
И вновь взглянул на Суворову.
Было заметно, что Станин не удивился заявлению Мухова. Только заметил:
– Вы хорошенько все обдумали? Ведь возможно мы предъявим Вам обвинение и без Ваших показаний. А потом придется избирать меру пресечения в отношении Вас. И это может быть арест. Поэтому…
Не дослушав его до конца, Татьяна Александровна спросила:
– Я могу это расценивать как давление на моего подзащитного со всеми вытекающими отсюда последствиями?
Станин, скорее всего, не ожидал такого напора со стороны адвоката. По выражению его взгляда было ясно, что он даже несколько растерялся от этого. Потому, что быстренько пробормотал:
– Нет, нет, что Вы! Я только хотел уточнить и разъяснить задержанному кое – что о последствиях отказа от дачи показаний. И все.
– Уверяю Вас, ему есть, кому разъяснять последствия его поведения. Мой подзащитный определенно и твердо высказал свою позицию. Тем более что никто и ничего не помешает ему дать показания по существу в любой момент предварительного расследования или даже в суде. Это в случае, если дело дойдет до суда. В чем я очень даже сомневаюсь. Замечу, что он не обязан по закону объяснять причину временного отказа от дачи показаний.
– Хорошо. Сейчас я оформлю протокол допроса, и мы на время расстанемся. Вот, ознакомьтесь пока – он протянул Мухову и Суворовой бланки протоколов задержания, разъяснения прав задержанного и постановления о задержании.
– Так Вы его задерживаете по подозрению в получении взятки? – Уточнила Суворова, прочитав документы.
– Да. Там все написано. Сейчас я закончу оформление в протоколе допроса, что подозреваемый отказывается давать показания. Это Ваша окончательная позиция на сегодня?
Последний вопрос был задан конкретно Николаю Валерьевичу.
Тот молча беспомощно посмотрел на защитника.
– Да, мы отказываемся давать показания, – твердо ответила вместо него Татьяна Александровна.
– Тогда остается подписать то, что я сейчас оформлю.
После того, как следователь, выполнив формальности, вышел из кабинета, Суворова спросила у подзащитного:
– Может, Вам нужно что – то передать в камеру?
– Мне ничего не надо. Надеюсь, что я недолго пробуду здесь.
– Не могу Вам точно сказать пока. Я ухожу. А Вы думайте, как выйти из этой ситуации. И поменьше говорите в камере с посторонними людьми о своем деле. Всякое бывает в этой жизни. Поверьте мне.
– Хорошо, – Мухов попытался изобразить на своем лице улыбку.
Но лучше бы он этого не делал. Тем более с его несколько искаженным после травмы лицом.
– Тогда я ухожу. До свидания!
– До свидания!
На этом они расстались. Но, как выяснится, ненадолго.
***
Выйдя из ИВС, Суворова попала под перекрестный допрос Ольги Федоровны и Ксении. Вопросы посыпались еще в тот момент, как она только оказалась на крыльце РУВД.
Предвидя такое поведение женщин, Татьяна Александровна остановила поток вопросов одним махом:
– Предлагаю поговорить обо всем в машине.
Обе взволнованные женщины замолчали и направились к автомашине.
Уже в ее салоне Суворова рассказала им обо всем, что произошло в ИВС. И при этом добавила:
– Поймите меня правильно. Мои возможности ограничены. Ведь я не знаю пока всех подробностей того, что произошло в поликлинике. Как не знаю и того, что известно следователям, какими доказательствами они располагают. С учетом моего опыта, могу предположить, что, скорее всего, оперативники подставили Николаю Валерьевичу своего человека. Такое практикуется повсеместно. И тот, конечно же, можно не сомневаться в этом, даст нужные для оперативников и следователей показания против него. Но это только мое предположение, основанное на опыте работы по другим делам этой категории. И не только моим. А это серьезно. Уверена, что при всем при этом проводилась ауди – или, что еще хуже, видеозапись. Обычно так поступают оперативники, чтобы зафиксировать факт получения взятки.
